А ведь Владимиру Буковскому еще только 70!
Владимиру Буковскому - 70 лет
30.12.2012
Ксения Голубович
Сегодня - 30 декабря - день рождения Владимира Буковского, всемирно известного советского диссидента, автора книг-бестесллеров, переведенных на множество языков. «У меня с Советской властью биологическая несовместимость», говорит он во многих интервью. И правда, от многих диссидентов Буковский отличается именно не социальной, не культурной, а какой-то народной, почти физической нелюбовью к тоталитаризму, к приказам, к заигрыванию с властью. Может ли отдельно взятый человек свернуть шею целой системе? Солженицын – один из примеров того, как прозвучавшее вовремя и точно рассчитанное слово способно пошатнуть всеобщее благодушие, изменить представление о стране, заставить многие поколения, выращенные на вполне определенных идеалах, расставаться с иллюзиями. Буковский – второй такой пример. Он пришел тогда, когда сталинский террор был уже объявлен вне закона, когда, казалось бы, «тоталитаризм» не за что ухватить. СССР уже торгует с западом, успешно борется за мир и способен разговаривать с любой европейской страной на языке «прав человека» и «общечеловеческих ценностей». Никаких повальных арестов, никакой кровавой драмы. Как показать и доказать, что на деле этот строй не поменялся, что изнутри он остался таким же? Как изобразить те круги ада, которые готовы открыться перед каждым, кто хоть сколько-то отступит от начертанной ему траектории компромисса? Ответ все тот же – надо стать тем, кто пойдет в ад. И Буковский делает это. Именно он становится тем, кто расскажет о новом способе борьбы с инакомыслием – о карательной психиатрии, причем расскажет об этом так, что Советский Союз не сможет отделаться общими фразами и будет исключен из всех международных психиатрических организаций. Именно его судьба, его страшная плата за непокорность – аресты, тюрьмы, допросы, психиатрические лечебницы, снова тюрьмы - станет той «Большой историей», за которой будет следить мир. Один человек с нуля разовьет огромную «международную известность», станет «министром иностранных дел», спикером диссидентского движения – харизматическим молодым героем, человеком, способным говорить с миром на понятном ему языке. И при этом Буковский ни на секунду не позволит себе стать жертвой системы. «Мое образование – Лефортовская библиотека». В тюрьме он будет много читать и учить языки, а кроме того он научится перевербовывать охранников, организовывать тюремные бунты, спасать людей на воле, не выходя из камеры, спасать людей в тюрьме, находясь на воле. Он научится говорить с уголовниками так, что те начнут помогать политическим. Это про него скажут воры в законе знаменитую фразу: «Отстань от него. Мы все тут сидим за свое, а он – за общее», поворотная фраза в истории отношений уголовного мира и мира инакомыслия. Быть может нет того социального слоя, того социального диалекта, того социального типа нашей страны, который бы Буковский не изучил внимательно и целенаправленно (чему, как он сам говорит, очень способствует российская тюрьма – место встречи всех со всеми).
Буковский бился с системой и знал ее хорошо, даже на отлично, - настолько хорошо, что система никогда не смогла убедить его в своей «реальности». Задолго до всяких футурологических романов, а может, и параллельно с ними, Буковский уже знал, что система создает убедительный фасад и требует веры у зависимого населения, отдающего свободу за хоть какие-то гарантии безопасности. А на самом деле, все по-другому. И никто не воспретит свободному человеку искать и проходить свои пути и выводить на свободу других. А Буковский буквально выводил – спасал тех, кого спасти, казалось бы, уже невозможно, отстаивал то, что, казалось бы, невозможно было отстоять. Чего стоит одна детективная история его участия в судьбе евреев-отказников в СССР. Он всякий раз бил в самую болезненную точку системы, которая вновь и вновь оказывалась бессильной что-либо сделать с ним – ибо даже его смерть была бы доказательством его правоты. Убили - значит прав. После откровений XXсъезда, убедившего его, что здесь все врут, Буковский построил всю свою жизнь как один судебный процесс, процесс, который он вершил сам, и в котором он сам был и прокурором и свидетелем. «Мы будем делать все открыто, и вы больше никогда не сможете сказать, что вы чего-то не знали», - говорил он и системе и населению. И наконец, подобно какому-то компьютеру, просчитавшему все варианты, система дала ответ – Буковского надо «отпустить». В ставших всемирно известными мемуарах «И возвращается ветер» Буковский рассказывает историю одного дня - пожалуй, и самого безумного и самого невероятного в своей жизни - дня обмена его на председателя компартии Чили Луиса Карвалана. Когда Буковский прямо из камеры Владимирской тюрьмы попадает в Цюрих. На тот момент ему было тридцать четыре года. «Обменяли хулигана на Луиса Корвалана» - пела знаменитая частушка, обошедшая тогда весь Союз, и сочиненная в Париже другим «непокорным» – Вадимом Делоне.
Несомненно, одна из великих заслуг Владимира Буковского – это то, что он смог посредством слова донести правду о системе – донести ее через границы, через рубежи. Чтобы свой колымский опыт донести до читателя,вечно споривший с Солженицыным Варлам Шаламов изучал американскую прозу, считая, что в просовеченной насквозь русской прозе нет художественных средств, чтобы передать то, что творилось в сталинских лагерях на Колыме. Буковскому точно так же удается найти художественные средства - создать убедительнейшее свидетельство о жизни в СССР, и делает он это настолько жестко и настолько умело, что его книги одинаково интересуют читателя и дома и за границей. Он знал систему настолько, что мог лишь несколькими штрихами описать, каким образом она продает себя своему населению, а пожив на Западе, он еще и понял, почему эти благодушные социалистические образы так востребованы и во всем остальном мире. Еще один блестящий мировой бест-селлер «Письма русского путешественника» - о жизни после, о жизни «там». Ведь там он вновь вступил в борьбу, хирургически точно находя те болезненные точки уже мировой системы вещей, куда надо бить, организовывая кампании, спасая людей на родине, делая известным то, что не подлежит разглашению, что замалчивается. Он встречается и консультирует Рейгана, становится собеседником Маргарет Тэтчер – мальчик из коммунальных арбатских переулков. «По Вашей выучке и опыту – организации, подполья, работы с людьми, - смеется он, - вы вполне квалифицированы для того, чтобы быть шефом тайной полиции» - говорит ему один из журналистов. Или мастером идеологии и контр-идеологии. А Александр Литвиненко (почему-то, смеется Буковский, бывшие кгбешники все приходят ко мне на поклон, чтобы я им простил что-то) так и говорил, что случай Буковского проходится в «тайной полиции» особо. Буковский - человек, которого система не смогла расколоть ни на одном из уровней, не смогла зацепить ни за одну слабость. Он был тем самым страшным Врагом, которого она боялась, - он был тем, кто взялся за нее всерьез. «Я и есть самая страшная сила империализма», - пародировал он советские лозунги. И именно в силу развитой им скорости Буковский и обгоняет всех нас (или почти всех) в деле осмысления того, что же с нами произошло после «развала системы» и что с нами будет. «Многие предсказания сбылись», - печально замечает он, утверждая в книге «Московский процесс», посвященной 80-ым и началу 90-х, самым важным поворотным годам выбора и решений пост-советской России, что по своей сути система не изменилась. Что шанс изменения был (и Буковский даже говорит когда и в чем), но в итоге (несмотря на внешние «радикальные изменения», которые на самом деле давно готовились в недрах КГБ и «иностранного отдела ЦК») все продолжилось, как было. И возможно, события 2012 года - вышедшие на демонстрации «белые ленточки», протестные группы, новые имена и голоса (которые звучат во многом уже иначе, чем раньше) - это люди, постепенно достигающие тех берегов, где они могут, наконец, встретиться с Владимиром Буковским. С отшельником, живущим в Кембридже, который и сегодня продолжает оставаться в самой гуще событий. С человеком, чье имя безусловно авторитетно даже для его критиков. 70 лет – это не подведение итогов прошлого, это обещание грядущей встречи. Потому что когда она состоится, мы вновь сможем протянуть руку тем, кто был гражданином этой страны до нас, их живому протесту, их стремлению к переменам, их терпению, их удивительной способности жить. Мы восстановим связь времен с теми, кто говорил лишь одно и говорил всегда (не только чехам в 1968 году, но и нам – тогдашним и нынешним): «За вашу и нашу свободу!».
**
Виктор Шедерович: Письмо счастья
Дорогой Владимир Константинович!
Если бы мы жили не в надувшейся от собственного дурного «величия» России, на
глазах съезжающей с глузду, а в России нормальной, то есть, в первую очередь,
умеющей ценить собственное достоинство, — ваш сегодняшний юбилей был бы главным
событием для страны.
Но стране не повезло.
Поэтому рабочий класс страны, его крестьянство и творческая интеллигенция,
дружно забив на эту дату, пьют сегодня не за ваше здоровье, а просто так. И
ваши друзья поздравляют вас не из Останкино, а приватно и через мировую
паутинку. Может быть, впрочем, так даже лучше — как минимум, для вас.
Что вам следует сегодня помнить, Владимир Константинович? Не гордости, ей-богу,
но — но справедливости ради… Вам следует помнить, что вы — человек с говорящим
отчеством, символизирующим постоянство, — самим своим существованием много
десятилетий напролет даете нам настоящую систему координат.
Мы мало ей соответствуем, но это уже наши проблемы. А вы сделали для Родины
все, что могли, и немного больше того, что может сделать человек.
По одной из версий мироздания, все мы вышли из праха, хотя, по моим
наблюдениям, многие так и не определились, и так в прахе и живут, чтобы два
раза не вставать. Зато некоторые — вроде вас, Владимир Константинович! — с
ранней молодости твердо решили быть людьми, и у них получилось.
Вы потрясающий образец исполненного предназначения, и дай вам бог здоровья и
счастья! А что для счастья, по Толстому, нужно столько же счастья, сколько
несчастья, — вы, кажется, знаете давно и эту пропорцию соблюдаете.
Обнимаю вас и благодарю за надежду.
Ваш Виктор Шендерович
**
Владимир Кара-Мурза мл.: Биография честности...
Владимир Буковский не любит, когда его называют политиком. Нейрофизиолог, писатель, в крайнем случае общественный деятель – так он говорит о себе сам. Да он и вправду никогда не занимался политикой, просто уже в ранней молодости понял, что несовместим с лживой и преступной системой, заставлявшей миллионы людей быть молчаливыми соучастниками. Протест Буковского и его единомышленников был нравственным. «Мы не играли в политику, не сочиняли программ “освобождения народа”, не создавали союзов “меча и орала”, – вспоминает он в своей книге “И возвращается ветер…” (обязательное чтение для всех, кто интересуется российской историей). – Нашим единственным оружием была гласность. Не пропаганда, а гласность, чтобы никто не мог сказать потом “я не знал”. Остальное – дело совести каждого».
«Я не знал» – так чаще всего отвечали представители старшего поколения на пытливые вопросы молодежи 1950-х о сталинских временах. Разоблачение преступлений сталинизма на XX съезде и – сразу же – жестокое подавление Венгерской революции (показавшее, что суть режима не изменилась) стали формативными событиями для Буковского. Его протестная биография начинается буквально со школьной скамьи: участие в подпольной антисоветской организации, издание сатирического журнала, затем исключение из школы, «проработка» в Московском горкоме КПСС, запрет на учебу в университете (хотя в МГУ Буковский все равно поступил – спохватились и исключили только через год).
Владимир Буковский – один из основателей демократического движения в СССР, зародившегося осенью 1960 года на площади Маяковского, где тогда еще никому не известные молодые активисты, поэты, актеры (Юрий Галансков, Эдуард Кузнецов, Владимир Осипов, Илья Бокштейн, Всеволод Абдулов) проводили публичные чтениязапрещенной поэзии: Ахматовой, Пастернака, Мандельштама, Цветаевой, собственных произведений и произведений современных им поэтов, которые тут же расходились в самиздате (он тоже зародился на Маяковке). Власти отвечали в свойственной им манере: разгоном (бульдозерами и снегоочистительными машинами), провокациями «комсюков» (комсомольские оперотряды), избиениями, арестами. И все же крамольные собрания в самом центре столицы СССР продолжались почти два года. «Зарождалось то удивительное содружество, впоследствии названное “движением”, где не было руководителей и руководимых… Каждый из нас, подобно нервной клетке, участвовал в этом удивительном оркестре без дирижера, понуждаемый лишь чувством собственного достоинства и личной ответственности за происходящее» (В. Буковский. «И возвращается ветер…»).
Маяковка была только началом. По биографии Владимира Буковского можно изучать историю инакомыслия в Советском Союзе: с его именем связаны и знаменитый «митинг гласности» на Пушкинской площади в декабре 1965 года (первая за четыре десятилетия оппозиционная демонстрация в Москве), и митинг против политических арестов (тоже на Пушкинской) в январе 1967-го, и – пожалуй, самое важное его дело – общественная кампания против «карательной психиатрии», которую КГБ использовал против инакомыслящих. После первого ареста (в 1963 году) за «хранение антисоветской литературы» 20-летнего Буковского привели в кабинет начальника УКГБ по Москве и Московской области генерал-лейтенанта Михаила Светличного. «Светличный сказал очень простую вещь, – рассказывает Буковский в фильме “Они выбирали свободу”. – “Ордер на арест. Если вы нам сейчас все честно расскажете, где вы взяли эту книгу, у кого, кому давали, я его не подпишу и вы пойдете домой. Если вы откажетесь, я его подпишу и вы пойдете в тюрьму…” (…) Мне как-то показалась оскорбительной такая постановка вопроса, я его обматерил. Он ничего не сказал, только покачал головой, подписал ордер на арест и сказал: “Уводите”».
За право жить не по лжи Владимир Буковский заплатил 12 годами в тюрьмах, лагерях, «специальных психиатрических больницах» – и ни разу не признал вину, не попросил о помиловании, не отказался ни от одного слова, не предал ни одного товарища. «Мы воевали отчаянно с этой властью подонков. Мы были горсткой безоружных людей перед лицом мощного государства, располагающего самой чудовищной в мире машиной подавления. И мы выиграли. Она вынуждена была уступить. И даже в тюрьмах мы оказались для нее слишком опасными» (В. Буковский. «И возвращается ветер…»). 18 декабря 1976 года заключенного Буковского в наручниках привезли на Чкаловский военный аэродром, откуда спецрейсом в сопровождении сотрудников подразделения КГБ СССР «Альфа» (это была их первая операция) доставили в международный аэропорт Цюриха. В документах ЦК КПСС это называлось «мероприятиями в связи с освобождением тов. Л. Корвалана». Победить своего врага внутри страны Система так и не смогла.
Вновь приехать в Россию Владимир Буковский смог только в 1991-м – сначала до августовского путча (по приглашению Бориса Ельцина), а потом сразу после, когда у Белого дома еще разбирали баррикады, а на опустевшем постаменте «железного Феликса» на Лубянке чьей-то рукой были нарисованы свастика и серп и молот со знаком равенства. «Не надо обольщаться: дракон еще не сдох. Он смертельно ранен, у него переломан хребет, но он все еще держит в своих цепких лапах человеческие души, – говорил Буковский на митинге на площади Маяковского в сентябре 1991 года. – В архивах Лубянки, арестованных российским правительством, хранятся тайны о страшных преступлениях. Только предав их гласности, передав их международной объективной комиссии, сможем мы очиститься от этой скверны». Увы, к его голосу не прислушались. Не желая «раскачивать лодку», новые российские власти не пошли ни на полноценное открытие архивов, ни на официальное осуждение преступлений ВКП(б)-КПСС и ВЧК-НКВД-КГБ, ни на люстрации тех, кто в этих преступлениях участвовал. Подлинного нравственного обновления общества так и не произошло, а молодая российская демократия оказалась не защищена от реванша идейных последователей Андропова и Крючкова. Реванш наступил всего через восемь лет после августовской победы 1991-го. Как и предупреждал Буковский, «это как с раненым зверем – если вы его не добили, он бросится на вас».
Россию в ближайшие годы вновь ждут серьезные перемены. И слово Владимира Буковского в это переломное время будет очень важным.
Уйти на пенсию и отойти от общественной деятельности у Владимира Буковского никак не получается, и предстоящий юбилей в этом смысле ничего не изменит – слишком актуален сегодня его опыт противостояния с чекистской системой, слишком ценен его совет, слишком высок его авторитет среди лидеров и сторонников сегодняшней российской оппозиции. Морозной во всех смыслах зимой 2007-го, на пике всевластия путинской системы, именно Буковского – как символ нравственного протеста – выдвинула в президенты демократическая оппозиция. Очередь желающих поставить свои подписи под его выдвижением не иссякала семь часов: Сахаровский центр не мог вместить всех собравшихся, и люди терпеливо ждали на морозе.
«Оппозиции нужен свой кандидат в президенты. Сильный, бескомпромиссный, решительный. С безупречным политическим и – что важнее – нравственным авторитетом, – говорилось в заявлении инициативной группы по выдвижению Буковского. – России сегодня нужен свой Вацлав Гавел, а не очередной преемник с Лубянки».
Таких как Владимир Буковский мало в любом обществе. В российском, искореженном десятилетиями советской диктатуры, а теперь еще и 13 годами циничного путинского авторитаризма, они и вовсе на вес золота. Похоже, что Россию в ближайшие годы вновь ждут серьезные перемены. И слово Владимира Буковского в это переломное время будет очень важным. Главное, чтобы на этот раз оно было услышано.
Владимир Кара-Мурза мл., член политсовета РПР-ПАРНАС, историк, публицист