А. Алексеев, А. Кетегат. Про «Серегу-штрейкбрехера» и не только о нем
См. ранее на Когита.ру: Познание действием. От автора – сегодня, 30 лет спустя
Том 1, с. 351-364:
5.5. Как Серега был «штрейкбрехером»
[Нижеследующий текст (1982) описывает одну из характерных — моделирующих — ситуаций в рамках эксперимента социолога-рабочего. Такое же название он имел и в оригинале.
Публикуется с небольшими сокращениями. — А. А.]
= Из производственного дневника (сентябрь 1982)
Серега З-в — слесарь 4-го разряда, работает в бригаде Анатолия С-ча [А. В. Сыцевич. — А. А.]. Ему около 30 лет, он представитель молодого поколения кадрового ядра цеха. На заводе работает в общей сложности около десяти лет. Из цеха уходил служить в армию и вернулся в цех. Его жена — медсестра в заводском здравпункте. Живет Серега в 10 мин. ходьбы от завода.
В своей бригаде, да и вообще на слесарном участке Серега принадлежит к числу высокооплачиваемых рабочих. Его дневное производственное задание — 9,8 руб., почти такое же, как у бригадира (у того — 10 руб.). С учетом прогрессивки, получается, что Серега зарабатывает в день 13 рублей (что соответствует месячному заработку до 300 руб.).
Серега — член партии (как и его друг и бригадир Анатолий С-ч).
Когда администрация цеха, обеспокоенная вынужденной «монополией» Алексеева в обслуживании координатно-револьверного пресса (ПКР), затеяла, наконец, подготовку ему «дублера», Серега сам вызвался на это дело. После двухмесячного ученичества ему, в июне 1982 г., присвоен 2-й разряд штамповщика. Учеником он оказался в общем способным. С тех пор работать на ПКР Сереге не приходилось.
Нижеследующие события конца августа — начала сентября 1982 г. будут излагаться в манере, несколько отличной от «Хроники…». А именно — не то чтобы от имени Сереги, но держа его за главное действующее лицо. В некотором смысле, этот текст — протокол включенного наблюдения, со строго фиксированным объектом наблюдения. Объект этот (разумеется, сам по себе — субъект!) — мой бывший ученик Серега З-в.
[«Включенное наблюдение» здесь, пожалуй, играет все же подчиненную роль в контексте «наблюдающего участия». — А. А.]
Дело в том, что, сидя за верстаком на расстоянии 10–15 м от координат-но-револьверного пресса и занимаясь немудрящей деятельностью снятия «градов» [грата. — А. А.], т. е. зачистки напильником заусениц, остающихся на деталях после токарных и фрезерных операций, я имел возможность дистанционного (все-таки 15 м!), абсолютно естественного (сидел лицом в ту сторону) и всепонимающего (мне ли не понимать!) наблюдения за ситуацией, в которой сам до тех пор был постоянно действующим «субъективным фактором» и из которой, счастливым социологическим наитием, вдруг сумел этот фактор изъять.
И ситуация стала развиваться естественно — без «возмущающего» влияния инструмента наблюдения!
Любое производственное и не производственное телодвижение Сереги; любой его социальный контакт; мигание лампочки на пульте управления моего станка; жестикуляция начальника цеха, что-то объясняющего Сереге, и появление у пресса мастера инструментальной группы; присутствие рядом с Серегой цехового технолога Аллы П-ной и ее отсутствие, — все было мне понятно и означало ту или иную фазу, поворот в развитии ситуации.
Общий рисунок ситуации я мог бы воспроизвести, не обмениваясь с Се-регой ни единым словом на протяжении недели. Но мы, понятно, обменивались, чаще по Серегиной инициативе, т. к. у него была в этом не только человеческая потребность, но и деловая необходимость. А бывало, и я прогуливался его навестить. И не столько для разговоров, а чтобы запечатлеть в памяти обозначение изготавливаемой им детали или номера используемых гнезд револьверной головки (чего за 15 м не углядишь).
Всю эту неделю Серега выступал в оригинальной (для социалистического производства) социальной роли штрейкбрехера (слово, может быть, и слышанное им, но, уж во всяком случае, не из его повседневного лексикона).
Вот о том, как это разворачивалось, что делал сам Серега и что делалось с ним, без претензии на глубокое проникновение во внутренний мир человека, но с исчерпывающим отчетом о его социально-производственном поведении (впрочем, дающем пищу и для психологических интерпретаций и предположений), — этот «протокол».
***
25 августа 1982 г., в среду, Серега, по договоренности с мастером, ушел
с обеда (ездил с родственниками на кладбище). Решение начальника цеха немедленно поставить Серегу на ПКР вместо «отказавшегося от работы» Алексеева состоялось после обеда, когда Сереги уже не было. Друг и бригадир (а ныне замещающий мастера) Анатолий С-ч вечером не позвонил.
Так что, когда утром 26 августа Серега вдруг оказался объектом заинтересованного внимания сразу всех уровней цеховой администрации, это было для него полной неожиданностью.
Он знал только, что ПКР не работает уже около месяца. Алексеев настоял на ремонте. Сначала старший механик Ш-в, а потом Керим К-в (зам. механика и пред. цехкома) со станком возились. А Алексеева начальник цеха Д-н [А. Данилушкин. — А. А.] посадил на это время «грады» чистить.
Зря начальник так сделал, ведь эти ремонтники ничего в станке не рубят… Уже и Серегу спрашивали: «Откуда эта рукоятка?». Уж им неловко по пять раз на дню к Алексееву обращаться.
Обидело начальство Серегиного учителя… Сидит спиной к станку в 3 м от него и прочищает вращающимся сверлышком уже которую тысячу медных контактов. Глаза у него, небось, и на спине есть. Видит, что ремонтники в запарке… Но больше со своими советами не лезет. Отбили мужику охоту советовать! Впрочем и он с начальством особо не церемонился…
Вроде кончили ремонт. И тут оказалось: палец фиксатора в новые втулки револьверной головки не лезет. Алексеев это обнаружил, станок не принял. Его уже от «градов» освободили, они с Керимом вдвоем возились. Втулки выколачивали, обратно ставили. Потом Люся К-на (она сейчас временно зам. нач. цеха) все у станка паслась. Заставил их Алексеев какие-то «испытания» проводить. Что-то не так опять…
Алексеев говорит — у листодержателей подпятники гнутся и заготовка приподымается. Люся, похоже, считает, что он им очки вкручивает. Подходила к Сереге, спрашивала — было ли такое раньше.
— Было, конечно! — ответил.
— Так ведь работали?
— Понятно, неудобно, заготовка за матрицы цепляла…
— А он говорит, что теперь вообще в щель не лезет!.. Ну, тут Серега не в курсе дела.
Алексеев рассказывал потом, что добился-таки изготовления новых подпятников, на миллиметр толще, из хорошей стали. Не так гнутся.
Дает он им прикурить, однако! Как-то на днях Люся от него чуть не ревела. Спросил у учителя, а он объясняет, что те его в «саботаже» обвинили. Ну, он им и врезал обратно…
Потом какой-то мужик из РМЦ приходил. Контрольный мастер, кажется. Так и сяк индикаторы с магнитной присоской устанавливал. Вроде, геометрией учитель теперь доволен, а револьверная головка чему-то не перпендикулярна… Ну, это уж «дебри»!
Кажется, Алексеев и после смены оставался, проверял станок, когда мужик из РМЦ уже ушел. Собрались после этого ПКР запустить, но что-то опять заело.
Алексеев при Сереге отдал С-чу (тот сейчас за мастера) бумажку, сказал: «Вот объяснительная, ты просил». С-ч прочитал, сунул в карман. Сереге не показал… Он и в бригадирах-то строит из себя начальника, а тут и
подавно. Было это 25 августа, еще до обеда. А что его, Серегу, поставят на станок вместо «отказавшегося от работы» (или «отстраненного от работы» — кто как говорит!) Алексеева, Серега, ввиду своего послеобеденного отсутствия, узнал только на следующее утро, 26 августа.
…Как саранча на Серегу все налетели: и С-ч, и Алла П-на, и Люся К-на, и сам начальник цеха Анатолий Д-н. Скорей, скорей, врубай ПКР, гони программу! А Алексеев сидит за свободным верстаком, напротив Серегиного, и снова «грады» чистит… Ну и дела!
— Е-л я эти стрессы поутру! — сказал учителю Серега. — Станок-то хоть пашет?
— Межцентровые расстояния плохо держит. Если станешь работать, следи за расстояниями между отверстиями, пробитыми из разных гнезд». [Имеются в виду разные гнезда револьверной головки. — А. А.].
— Так, а Вы что?
— А ты мою объяснительную разве не читал?
— Нет!
— Станок осталось совсем немного до ума довести. Не дают! А как сейчас — я работать отказался.
Нехотя, но покладисто пошел Серега налаживать первую партию.
Ну, хозяйство у учителя в порядке. Ключ от шкафа — в условленном месте. Подручный инструмент — в коробке; от того, который постоянно не нужен, отделен. Съемники по типоразмерам в ящиках разложены. Пуансонодержатели из револьверной головки почему-то повынуты, а матрицы, те — стоят. Ну, загрузить верхний диск недолго — у Алексеева всегда все записано, что в каком гнезде. А где же запас вырубных пакетов, который держали в шкафу?
«Все, что не в станке, возвращено в кладовую. Фаина потребовала, еще пару месяцев назад», — сказал Алексеев. Это Серегу огорчило. Его в кладовую, как Алексеева, вряд ли пустят. Хочешь взять железку — давай марку [жетон для получения инструмента. — А. А.]. А у Сереги и марок-то свободных ни одной!
«Ничего, Фаина в отпуске», — заметил учитель. И ушел чистить свои «грады». Вся-то «передача дел» пяти минут не заняла.
«Е-л я эти стрессы поутру!» — повторил уже про себя Серега.
Алла, Люся, начальник цеха Д-н, то порознь, то вместе, стоят над душой. Ободряют и командуют. Костерят Алексеева, надеются на Серегу. Давай Серега! Ждем от тебя трудовых подвигов. А «Бугор» [шутливое прозвище бригадира. — А. А.] как-то в стороне. Друг, называется! Алексеев, небось, переживает, но молчит. Ну, этот знает, что делает…
Так началась Серегина штрейкбрехерская деятельность. В ней были взлеты и падения, «обалдения» и апатия, радость творческого труда и горькое похмелье. Всего хватило за неделю. Не соскучишься!
Начальник цеха напирал на четыре «аварийных» партии. Программа горит! В первый день (26 августа, четверг) Серега управился с одной из них. Панель «Ф-…» в общем-то не сложная. 5 гнезд, 23 удара. Штамповка с переворотом заготовки. Часть пробивного инструмента — уже в станке. Остальное взял в кладовой, без марок (Фаины нет, а младшая кладовщица в хозяйстве ПКР не разбирается).
В отличие от Алексеева, который все сначала продумает, потом делает, Серега физический труд с умственным совмещает: делает и думает одновременно. Думает о том, что делает сейчас, а не о том, что будет делать затем. Загрузил штампы, потом поставил шаблон… Оказывается, при таком положении шаблона лучше бы штампы иначе разместить. Что ж, перезагрузим. Лишняя работа для Сереги не столь обременительна, как лишние мысли.
А отрегулирован станок у учителя будьте-нате! Новые пакеты инструмента у Сереги в револьверной головке сразу спарились. Ни одного матрицедержателя смещать не пришлось. Ударил, без пробы, сразу по заготовке детали — размер в нулях! Ни бокового упора, ни искателя пантографа подвигать не надо.
В общем, везло Сереге в этот день. Начальство вокруг табуном ходит. А Алексеев только раз и подошел, сам (а не по Серегиной просьбе). Уже когда Серега десяток панелек отстукал.
— Померяй-ка этот размер! — говорит.
— Почему этот?
— Два отверстия из разных гнезд пробиты. Вряд ли размер выдерживается…
Померил. Две десятки отклонения! А в чертеже? Две десятки и разрешены. В допуске. Нас это не е-т! Хмыкнул учитель. И пожелал Сереге удачи.
Работалось Сереге споро. Вся партия — 25 деталей. Лишний раз штангенциркуля в руки не брал. К концу дня успел даже загрузить часть инструмента для следующей детали.
С разверткой для кронштейна «Ф-…» наутро 27 августа (пятница) вышло не так все гладко. Алексеев раньше ее не штамповал и съемника нужной конфигурации не нашлось. Понадобилось в инструментальную группу обращаться, чтобы съемник расфрезеровали. Да и паз 5,8×46,2 какой-то нехороший выходит… Сразу пуансон затупился, х-й его знает почему. 2-мм заготовку не то чтобы мнет, а искривляет. Вытащишь ее из щели между дисками револьверной головки — второй раз не засунешь.
(А ведь щель-то после ремонта увеличена — Алексеев говорил, что заставил со всех подкладок матрицедержателей целый миллиметр снять!)
Правда, все эти неполадки встречают у той же Люси (и. о. зам. нач. цеха) полное понимание, и даже предупредительность. Ей и начальнику сейчас — «лишь бы бЕло». Программу закрыть и, похоже, Алексеева уесть!
— Ведь можно же на ПКР работать?
— Чего ж нельзя, — говорит Серега, — раз Родина требует!.. Первую деталь («Ф-…») носили в ОТК, чтобы акт составлять. Согласно акту — все в допуске! А следующая («Ф-…») — и на глаз видно: пара отверстий — на одном расстоянии друг от друга, а другая (таких же) — на пару миллиметров большем. Ну, тут не в станке дело… Шаблон подкачал! Алексеев же этот шаблон не проверял. Значит, инструментальщики напортачили. А в карте штамповки? Там — правильно!
Выход сам Серега предложил. Заготовка рассчитана на две детали. И шаблон задуман как симметричный. Штамповать — в два захода: сначала одну половину заготовки, потом другую. По той половине шаблона, которая без ошибки. В два захода — тяжелее, конечно… Особенно с этой искривившейся заготовкой. Но можно. Алексеев на партизанских деталях так давно делает, чтобы в «мертвую зону» войти. Даже, кажется, рацию писал. Ну, ему отклонили…
А что размеры в чертеже заданы от 4-х баз — это нас не е-т!
Пожалуй, от той, что противоположна базе пробивки, размеры в минус уйдут. Но это всех, кроме учителя, устраивает. Начальство знает, значит, нас не е-т!
Отстукал Серега «Ф-…» (50 шт., по 16 ударов) к обеду и за следующую принялся. Привычка к станку восстановилась. Искателем в дырочки шаблона попадает с ходу. Плохо, что автоматическим поворотом револьверной головки теперь нельзя пользоваться. Алексеев предупредил, что тот иногда проскакивает нужные гнезда. Мол, это можно устранить, да нужно чуть повозиться. Ладно, обойдемся без автоматики, будем запоминать позиции…
По мере развития всех этих обстоятельств росла у Сереги потребность поделиться. С тем, кто понимает. «Бугор» понимать не хочет… Алексеев иногда от градов спину разогнет, подойдет запросто, но помалкивает. Стал Серега учителю «докладывать». Про общий нормальный ход событий, при отдельных мелких неурядицах. Все, правда, не смертельно…
И станок пашет! Кернер до заготовки теперь почему-то не достает — подложил под матрицу.
«Это хорошо, что здесь не надо револьверную головку поворачивать, а было бы несколько позиций — стало бы цеплять!» — сказал Алексеев.
Верно, конечно… Но ведь здесь поворачивать не надо! А и надо было бы — ну, вытащил заготовку из щели между дисками, обратно запихнул.
«Ф-…» (25 шт., по 14 ударов, только керны) Серега отстукал спокойно. А на следующий день — шум! По кернам отверстия просверлили, под фрезу (там большой паз предполагался). И оказалось, что отверстия эти не на месте. Технологи хотели их по центру будущего паза разместить, а посадили на краю. Да еще диаметры отверстий не учли, совсем ерунда вышла.
К Сереге было прие-сь и сразу отстали. Он — по шаблону делал! А карты штамповки проверять Серега, как штамповщик, не обязан…
Побежали к конструкторам договариваться. Ну, это Люся умеет.
Главное — станок пашет. А что там у вас не так рассчитано — это нас не е-т!
За два дня Серега выдал на-гора три партии. Заработал, если по расценкам, 3 руб. Лишний раз не перекурил: и на голове висят, да и самому интересно выкручиваться. Вот только — как платить будут?
«Бугор» (С-ч) словно и не друг: «Сколько нарубишь, столько и заплатят!..» И лыбится.
Начальник цеха успокоил: «По среднему заплатим!». Это - другой разговор!
В понедельник, 30 августа, Серега приступил к четвертой партии. Просил нач. цеха все четыре за два дня сделать. Но вы же сами видите, сколько заморочек!
«Ф-…» (с переворотом, 50 деталей, по 28 ударов) - новая каверза. Там отверстия фигурные и усик в них должен вверх торчать. А в матрице нет нужного фиксирующего пазика. Ее можно только так установить, чтобы усик смотрел вниз или влево…
Помнит Серега эту деталь. С Алексеевым вместе делали, в период ученичества. Тот раскопал где-то старую матрицу с усиком, какую-то сборную, с насаженным кольцом. Зато в ней четыре фиксирующих пазика под шпонки - как хочешь ставь! Выставили тогда как надо. А когда отштамповали, стали из матрицедержателя вытаскивать - насадка там и осталась. Алексеев обычно, пока чего откуда не вытащит, не успокоится. А тут плюнул. У него тогда тоже на голове висели…
А потом, когда Серега неделю один на ПКР работал, в свободную минуту он эту насадку и вышиб. Да сломал. Алексеев, помнится, спрашивал - куда девал сломанную? Выбросил. (Сейчас-то и сломанная пригодилась бы!) Теперь и новую матрицу не поставишь, и старую без насадки не употребишь.
Люся приводит В-ва, мастера инструментальной группы. Оснастка -по его части. Тому оказалось проще на старую, не кондиционную матрицу другое кольцо насадить, чем с новой матрицей возиться. Так вот и тут выпутались. А станок пашет! Пашет, стерва… Начальству только этого и надо. Ведь Алексеев массовый брак на ПКР предсказывал!..
Перед обедом (30 августа) подходит к Алексееву табельщица с книгой распоряжений. (Серега случайно оказался рядом.) Предлагает тому расписаться.
Написано в книге (точной формулировки, понятно, Серега не запомнил):
Распоряжение № 320 от 25.08.82 (т. е. задним числом! — А. А.).
За отказ от работы на станке ПКР КО-120 после ремонта и невыполнение указаний мастера и зам. нач. цеха, что привело к простою оборудования 25.08.82 и поставило под угрозу срыва программу цеха в августе-месяце, объявить выговор наладчику Алексееву А. Н., раб. № 03445, и депремировать за август на 50%.
Начальник цеха А. Данилушкин.
Алексеев говорит: «Я это должен переписать, тогда распишусь». Табельщица говорит: «Ну, тогда потом сами придете».
(Алексеев потом рассказывал: начальник цеха табельщице наказал -чтоб не давала переписывать! Мда, круто! Ну, учитель знает, что делает.)
Все же забеспокоился Серега, что мало заработал, пусть и обещали ему - по среднему. А «Бугру» (бригадиру и, так сказать, другу) нужен от Сереги и свой навар. Раз ты попал на ПКР - давай, делай, что можно, без технологии. А мы - как слесарную или фрезерную [операцию. - А. А.] закроем!
Дело обычное. Называется — партизанщина. По техпроцессу числится, например, как сверловочная, а штампуется! Быстро и доходно. Наряды закрываются на бригаду. Алексеев говорит, что с полсотни обозначений так выпустил.
В период обучения они с Серегой вместе партизанили. Потом к Алексееву уже и мастер стал с такими заданиями обращаться. А тот сказал: пока главный технолог на мои «Предложения» не ответит, не стану партизанить, ни для мастера, ни для бригад.
(Помнит Серега эти предложения, даже хотел вместе с учителем их подписать. Но, поскольку бригадиры тогда уклонились, тот ему отсоветовал, чтобы не выглядело, как будто он ученика подговорил.)
Ну, шаблоны-то нелегальные у учителя остались. В том числе и на ту лицевую панель, которая два куска (200 руб.) потянет. Алексеев тогда отказался партизанить. А Сереге сказал — хочешь, делай по моим шаблонам. Тут-то Серега за пару недель весь свой срок ученичества бригаде и оправдал. Потом Алексеев, видать, на ОГТ рукой махнул, снова стал партизанить. Но уже только для бригады Игоря В-ва [И. В. Виноградов. — А. А.]. Ну и правильно! Для бригады С-ча ведь Серега есть…
На третий день своего «штрейкбрехерства» затеял Серега «аферу» с «Ф-…» (25 шт., по 25 отверстий, сложных пазов нет, и весь пробивной инструмент подходящий имеется).
Ну, Алексеев свои шаблоны на самом станке пробивал. Есть там микроскопы, ни х-я в них не видно, правда, но он как-то приспособился: левым очком для правого глаза как лупой пользуется (у него вроде глаза разные). Один раз и ученика заставил шаблон на станке сделать. Не понравилось это Сереге… Он же слесарь!
Сереге проще стальной лист разметить, накернить и потом просверлить те же 6-мм отверстия. Точность, может, и не та, что должна быть с микроскопами, но для той детали, которую Серега задумал сейчас штамповать, достаточна.
Во второй половине дня 30 августа добыл Серега у Стаса П-ва, наладчика штампов (у которого всегда все есть!), кусок 3-мм стального листа. Выбрал для баз угол получше, напильником края подправил, разметил 25 отверстий, просверлил. Вот и готов шаблон! Не хуже алексеевских.
Только хотел свою партизанскую акцию развернуть — тут к нему Люся с Аллой: нет, ты еще на нас поработай!
Заглянул Серега в ихний техпроцесс и пришел в тупик. «Ф-…» не имеет шаблона! И написано временное п/и [производственное извещение об изменении технологии. — А. А.] — пробивать без шаблона, «по координатным линейкам», каждую деталь! Каждый удар — по микроскопам выставлять, выходит. А сколько штук? 25! Ударов — по 34! Для каждого удара — две координаты. Стало быть (Серега не считал, но почувствовал): 34×2×25 =1 700 раз в линзу заглядывать, в которой ни х-я не видно! Да тут и с хорошей линзой неделю провозишься.
И что-то раньше ласковые были… А теперь — металл в голосе! Аппетит у этих баб, знать, во время е-и приходит.
Учитель объяснил: на пушку берут! К нему, оказывается, тоже с этим подлезали. Смотри, каким числом это п/и датировано: 25 авг. 82 г. То есть — теперь специально для Сереги возобновили! На этой оптике и 34 дырки для шаблона пробить не просто. А уж 850 — и вообще издевательство!
Был там в станке, согласно тех. паспорту, блок цифровой индексации… Для автоматической установки координат при пробивке шаблонов. С его помощью можно было бы и уникальные детали, по 3–5 штук, делать (каждую деталь — как шаблон). Но этот блок еще при перевозке станка кокнули… А теперь делают вид, что не знают. Да, похоже, и не вполне понимают, что записана — нелепость.
Прерванный в выполнении своей партизанской затеи провокационным начальственным требованием, Серега совсем увял. В таких случаях он тупо смотрит в чертеж и меланхолично курит.
— Ну, что, Серега? — спрашивает Алексеев.
— Откажусь, и … …!!
Ну, зачем так уж! Чем каждую из 34-х позиций в детали по микроскопам выставлять, лучше Сереге и тут свой шаблон сделать! И по нему — все 25 деталей отштамповать. Серега это и предпринимает, на следующий день 31 августа (вторник). Люсю, Аллу, начальника цеха его инициатива вполне устроила, все тут были… Не хочешь раком становиться — стань передом. А оформим, как если бы стоял раком!..
Пришлось Сереге заделаться технологом, уже не добровольно, а вынужденно!
Есть чертеж, где каждое отверстие имеет свои координаты, если не от базы, то от другого отверстия (которое уже от базы, значит можно пересчитать). Есть и карта штамповки, где все это уже пересчитано. Но проще иметь дело с чертежом, где все наглядно. Берет Серега чертеж и сразу воспроизводит указанные там (или пересчитанные им на бумажке) координаты в металле. Кернит, потом просверливает…
Рука у Сереги верная. В допуск 0,2 мм уложится, а больше и не надо (для этой детали).
Контроль у Сереги один — готовая деталь. Совпали отверстия после пробивки по этому самодельному шаблону с чертежом — хорошо! Нет — поправим шаблон. Поправлять-то нежелательно… Дырку заваривать! А по заваренному — новую дырку при сверлении может повести в сторону. Но уж тут — судьба, и отчасти искусство. В карту штамповки Серега не смотрит. И уж их ошибок не повторит! Вот разве свои внесет… И внес.
Ведь все разрешили из идиотского положения выкручиваться собственными силами. Он и выкрутился. А в одном размере, при расчетах, на 1,5 мм ошибся, х-й знает как (бумажку-то выкинул!).
Отштамповал все 25 штук. И — в брак! Конечно, опять с конструкторами и сборщиками договорятся. На что же у нас технологи-то? Серега чувствует себя и не правым, и правым: вы нас «за ноги подвесили», мы вам — «козу заделали». Переморщитесь!
Выяснилось все это уже на следующий день, когда Серега успел не только административную («Ф-…»), но и свою, партизанскую, для бригады («Ю-…») отстукать. Там, по счастью, все в порядке.
Так или иначе, настроение у Сереги совсем упало. Учитель сочувствует, а может и радуется… Нет, не похоже на него: что ни присоветует, все по делу! Ему, небось, тоже несладко сейчас приходится… А тут «эта дура» (иначе Серега технолога не называет!) подкинула:
— Это Вы Алексееву выговор схлопотали! У него со станком не получается, а у вас получается.
Вспыхнули тут у Сереги угрызения совести. Поделился с учителем. Еще раньше ему говорил:
— Если начнут прия-ся, — пошлю на х-й!
А тот: — На х-й надо посылать своевременно, не слишком рано и не слишком поздно!
Серега: — Они же нахрапом взяли! Мне-то зачем все это?
Алексеев: — Конечно. Я на тебя не в обиде. Ты — орудие, и невольное!
Серега растроган: — А х-я ж поделаешь. Жить-то надо!
Вроде администрация со своей партизанщиной отстала… А у «Бугра» всегда найдется.
«Ф-…» — другая панель. Тут и расточные, и фрезерные операции, фигурные пазы и отверстия. Фигурные — значит комбинировать, один паз или окно — несколькими штампами пробивать. Какой брать, из чего выбирать — у учителя на то картотека есть… Это — понадежнее той спецификации, которую принесла Алла, когда понадобилось искать подходящий вырубной пакет 8,2 мм. (Алексеев сказал, что ему эту спецификацию никогда не показывали, не хотели, наверное…)
Свою картотеку учитель держит не в шкафу у станка, а в своем закутке, где прежде отсиживался на простоях, рядом с цеховым художником.
— Дайте посмотреть…
— Пожалуйста! Достает ключ.
— Только карточки не вынимай, а запиши, что тебе надо. Серега и сам знает, где там что лежит.
Эх, не получается всю деталь пробить! Нет подходящего инструмента! Учитель проверил, тоже не нашел. Но половину детали пробить все-таки можно…
Стал Серега изделывать еще один партизанский шаблон. Игра тут всяко стоит свеч. За день бригаде 100 руб. подкинуть можно. «Бугор», понятно, согласен. А начальство, тем временем, уже смекнуло, что платить Сереге по среднему, когда тот на ПКР вкалывает, невыгодно. Алексеев то же са-
Глава 5. Человек и его работа: вид изнутри 361
мое за свои повременные 150 руб. в месяц сделает, не за 300! Стали Серегу торопить: хватит, ты свое уже показал. Алексеева — обратно на станок!
Серега уж и рад. В гробу он видел эти стрессы! Пошел делиться радостью с учителем. Но и тот не прост:
— Нет, Серега, пока ПКР в полный порядок не приведут, я за него не встану.
— Кто ж его приведет?
— А хоть бы и я. Только уж пускай переводят меня на это время в ремонтники!
Интересный мужик, этот Алексеев!.. А еще его заботит, что приказ о выговоре до сих пор не вывешен. И не хотят вывешивать! Смеется: секретный выговор!
— А если серьезно, согласись я сейчас, представляешь, какой канкан они на мне спляшут, после твоих трудовых подвигов?
Пошел Серега готовить свою партизанщину. Начальство не мешает… Как-никак, удружил он им.
Тут у Сереги привалили домашние события. 31 августа уехала жена в отпуск. Дочка с тещей — на даче. Жену проводил и «поддал». Да перебрал. 1 сентября (среда) вышел на час позже. Вроде никто не заметил (или — промолчали). С похмелья — рассчитывал, размечал и высверливал Серега свой партизанский шаблон.
Штампы подобрал согласно алексеевской картотеке. Пробил первую деталь. И понес «Бугру» (другу, бригадиру, а сейчас еще и мастеру) Анатолию С-чу:
— Проверяй!
Тот: — Сам, что ли, не можешь?
— Ты начальник, ты и проверяй!
Проверил «Бугор» и углядел: два отверстия на пару миллиметров раздвинуты больше, чем надо. Расстроился Серега вконец. Алексеев вроде на станок возвращаться не собирается… От начальства спасиба не дождешься… От друга-бригадира — втык… Только учитель — с пониманием. Так ведь и тот себе на уме.
Голова болит — спасу нет! Разве что поправиться? Так денег нет! Обычно у Алексеева можно попросить… Сейчас неудобно.
Спросил у «Колпака» (кличка одного из членов бригады). У того, оказывается, лежат в тумбочке целых два рубля двухкопеечными монетами (какие иногда выдают впридачу к бумажкам в получку). Отсыпал «Колпак» этих монет Сереге… И отпросился бы Серега по-хорошему, так, как нарочно, и «Бугор», и все — на диспетчерской.
Гори все огнем, ушел без спросу. И простоял ПКР все послеобеденное время 1 сентября.
Утром 2 сентября (четверг) вышел Серега свою партизанщину штамповать. Там еще срочных официальных деталей воз. Но их начальство уже Алексееву сватает. Еще, оказывается, с ним не говорили (Серега интересовался). С тяжелым сердцем Серега штамповал эту «Ф-…». Предварительно шаблон исправил. Пошло вроде как по маслу… Партия-то, в отличие от предыдущих, 125 штук (29 ударов). Стоила игра свеч!
Тут подходит Алексеев. Точнее, подошел, когда Серега отошел от станка, по нужде, что ли. Стоит, ждет.
«Померяй-ка этот размер!» — говорит.
Меряет Серега — в допуске!
Алексеев: «Так ведь, если от базы считать, то должно быть не 118, а 115!»
Как так? В самом деле: размер, от которого Серега в своих расчетах плясал, вовсе не от края коробки, а — от другого отверстия. Так нарисована эта е-я стрелка, что можно подумать, будто она от края.
В общем, половина всех отверстий пробита правильно, а половина — смещена на 3 мм влево. Оказывается, Алексеев подошел беспокоящие его межцентровые расстояния проверить. Он свои «десятки» [десятые миллиметра. — А. А.] искал, а налетел на Серегино 3-мм отклонение.
Добрых 80 штук уже готовых деталей в стопке. Назад не вернешься и дальше не поедешь! Доконала Серегу эта информация так, что даже матерных слов нет. И сказал он меланхолично, что пора на бюллетень…
А бюллетень — стало, с некоторых пор, для него просто. Это как он в больницу-то недавно попал? Ехал на велосипеде, сшибла его машина. Вырос под глазом такой фингал, как после крупной потасовки. Ну, стал его залечивать, амбулаторно. А тут заодно и обнаружилось, что кровяное давление высокое.
Серега полноват, может и впрямь сердце неважное. Стали повторно кардиограмму снимать, а он — с глубокого перепоя. И установили… ишемию! В июле уложили его по этому поводу в больницу. Ну, а Серега с тех пор усвоил: как поддашь — давление подскочит. И можно на бюллетень… Эту-то перспективу Серега тут себе и усмотрел.
Но что же все-таки делать с этой партией?
— ЧтЛ бы мне пораньше померить! — говорит Алексеев. Серега: — ЧтЛ бы Вам померить, когда уже вся партия готова!
— Тоже верно: меньше знаешь — лучше спишь!
Час Серега размышлял, как быть. И надумал: «Вы никому не говорите! Я их отштампую, как есть, все. И пусть «Бугор» выкручивается. Он же первую деталь проверял — не заметил. А ему не привыкать на сборку бегать… Когда одна деталь два с полтиной стоит, такое не бракуют! «Ладно! — сказал Алексеев. — Мне-то что. Я вообще неделю к станку не подходил…».
Но, конечно, лучше Сереге не присутствовать при том, как брак всплывет. (Всплыть может и на сборке, и раньше — уж и неизвестно, что для него лучше.)
В общем, если идея бюллетеня была еще смутной, то тут уж размышление совпало с поступком. С обеда вернулся Серега со здравпункта с законным бюллетенем, по причине давления 160×90. Партию можно и с бюллетенем в кармане доделать. Вчера-то полдня прогулял, а теперь как бы за прогул отработает.
Глава 5. Человек и его работа: вид изнутри 363
А на учителя, оказывается, еще с утра 2 сентября давили…
Коля Я-ш [Н. Ярош. — А. А.] после увольнения старшего мастера Т-ва занял его место. Вот этот Коля и был заслан к Алексееву, чтобы возвращался на станок. Тот — наотрез! Что же, Сереге так и оставаться навсегда на ПКР?
Да ведь прав Алексеев, встал на своем и стоит, рассуждает Серега. Так или иначе, учитель не продаст, партию «в брак» я доделаю, уйду на бюллетень, а там видно будет.
Но что-то толкнуло его пока не признаваться, что бюллетень уже в кармане. Только учителю и сказал… И когда того после обеда вызвали к начальнику цеха и, в присутствии секретаря партбюро, продолжали давить, он-то знал, что у Сереги бюллетень. А они еще не знали…
Рассказывал сам Алексеев. Между прочим, и о том, что распоряжение о выговоре так и не вывесили (как сказал секретарь партбюро Новиков, «чтобы сохранить престиж коммуниста»). И еще Алексееву сказали, что от «подписи в ознакомлении» он якобы отказался, причем в присутствии свидетелей. А в качестве свидетеля ссылаются… на Серегу!
«Ну, если спросят, я скажу, как было», — замечает Серега.
Хоть бы поскорее закончить эту злополучную «Ф-…»! Серега еще чувствует начальственную поддержку и расположенность, но все больше понимает, что это не надолго. Скоро с него и «Бугор», и Люся, и даже начальник цеха семь шкур спустят.
Тут Серега вспомнил, что сегодня (2 сентября) надо дежурить в народной дружине. А он уже несколько дежурств подряд пропустил. Того и гляди, в следующий отпуск положенных три дня не дадут. И, со всей непоследовательностью, предъявив мастеру Коле бюллетень (перед самым концом смены; тот аж с лица спал!), отправился Серега в дружину — этот свой бюллетень «компрометировать».
Там с ним друг и «Бугор» Анатолий С-ч (тоже дружинник) стал проводить воспитательную работу. Уже ясно, что Алексеев на своем настоит. Значит надежда вся опять на него, Серегу. И если ты, Серега, пусть с бюллетенем, в пятницу на работу не выйдешь, то будешь самое, что ни на есть г-о! Разозлился Серега, послал друга на х-й и ушел за два часа до окончания дежурства.
Утром 3 сентября (пятница) Сереге телефон оборвали и мастер Я-ш, и друг С-ч. Чтобы вышел на работу! Не дают поболеть спокойно… Что же вам надо? «Ф-…» — коробка, 25 штук, по 29 ударов. Деталь не хитрая. Учитель их отшил. Продолжает исправно чистить свои грады.
После обеда вышел-таки Серега со своим бюллетенем на работу.
Отстукал требуемое. Загнанные им в брак партизанские «Ф-…» лежат в стопке (никто про их порок пока не знает). Хватит с Сереги «трудовых подвигов»! Бригада вроде и в субботу будет вкалывать, но уж тут — дудки.
Вдруг подходит Алексеев и говорит Сереге: «Знаешь, я вроде тоже заболел, без дураков. Похоже, температура!..». И подумалось тогда Сереге, что горек хлеб штрейкбрехера. Впрочем слово это не из его лексикона…
В субботу 4 сентября я вызвал врача на дом, действительно с температурой. И что было (будет) дальше с Серегой, с цеховой программой, с моим станком, да и со мной самим, — узнаю не раньше, чем через неделю.
[Окончание этой истории см. ниже: раздел «Как Серега был “штрейкбрехером” (окончание)». — А. А.]
***
Перечитав этот отчет, нахожу, что, раскрывая взятую тему, я далеко не
обнажил всех пружин сложившейся ситуации. Показаны лишь те, которые, так или иначе, видны самому Сереге. Остались за кадром мотивы и поступки иных, второстепенных действующих лиц (не исключая и меня самого, хотя перейти полностью во «второстепенные» мне все же не удалось).
Сама по себе правомерность индивидуальной забастовки Алексеева вовсе не очевидна из этого текста. Не буду здесь ее дополнительно обосновывать. Тут речь шла прежде всего о социальной роли «штрейкбрехера», которую пришлось сыграть Сереге З-ву. В частности, о том, как эта роль может реализоваться в условиях нашего производства.
6.09.82
Ремарка: лиха беда начало.
А 10.09.82 в заводской газете «Трибуна машиностроителя» неожиданно появилась статья «Лиха беда начало»/
Подготовленная корреспондентом этой газеты В. Белашевым еще в июне, но три месяца проходившая всяческие согласования, эта статья была посвящена проблемам освоения ПКР.
Конфликт с цеховой администрацией в ней не затрагивался, но сам факт публикации как бы реабилитировал строптивого наладчика.
…Не буду сегодня комментировать эту историю. Ибо уже тогда это прекрасно сделал другой социолог-рабочий *). См. ниже. (Сентябрь 1999).
* «…другой социолог-рабочий», а именно – Анри Кетегат, работавший в это же время на Вильнюсском заводе счетных машин. Его текст см. в следующей публикации. А. А. Март 2013.
(Продолжение следует)