Получил письмо от Андрея Чернова:

«Андрей, вот мои новости

Пушкин. Портретная галерея X главы «Онегина»: http://nestoriana.wordpress.com/2013/04/05/xglava/

Поскольку в той зале  все гости не уместились, продолжение галереи (а с ней и пира) вот в этом флигеле:
http://nestoriana.wordpress.com/2013/04/12/neverbalniy-pushkin/

Ниже представлена небольшая часть огромного собрания невербального Пушкина. Перед нами не просто рисунки на полях рукописей, но корпус полноценных текстов, обладающих всей информативностью художественного высказывания. 

Уверен, что будущие поколения исследователей не станут смотреть на рисунки поэта только как на феномен машинального рисования и попытки самоиллюстраций (увы, таков до сих пор традиционный подход).

Эти бессловесные тексты заговорят, если мы поймем устройство их языка». 

Понятно, что все это пушкинское невербальное наследие на Когите не разместишь. Поэтому отсылаю к указанным выше адресам «Несторианы» (древнерусские и др. новости от Андрея Чернова).

А вот сопровождающий эту изобразительную (по преимуществу) публикацию текст реконструкции X главы «Евгения Онегина» с авторским комментарием здесь воспроизведу. Андрей Алексеев. 14.04.2013.

Андрей Чернов

Александр Пушкин. «Евгений Онегин». X глава

СОЖЖЕННАЯ ГЛАВА

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОЙ ПУБЛИКАЦИИ

Всем известно, что Х главу “Евгения Онегина” Пушкин уничтожил, оставив только зашифрованные четверостишия. Видимо, для памяти. Эта глава считается безвозвратно утерянной, и пока не найдено никаких свидетельств о том, что она существует в каком-нибудь списке. В 50-е годы появилась публикация Х главы, якобы обнаруженной историком Д.Альшицем, довольно правдоподобно объяснявшем обстоятельства гибели будто бы найденного им оригинала. Ни один серьезный литературовед не поверил в подлинность текста. Даже формальный анализ лексического материала, рифм и ритма явно показывал, что параметры их резко отличаются от пушкинских. Не говоря уже о художественном уровне строк, принадлежащих фальсификатору.

Предлагаемая ниже публикация текста Х главы не фальсификация, а попытка реставрации. Об этом открыто заявляет поэт Андрей Чернов.

Когда дело касается Пушкина, у нас появляется естественное желание восстановить утраченное в его текстах, в его общении, в его биографии. Такого рода реставрацией с большим или меньшим успехом занимались многие наши литературоведы и романисты. Естественно поэтому намерение поэта и пушкиниста Андрея Чернова представить себе ход пушкинской мысли в Х главе и провести линию там, где сохранились одни точки. Автор реконструкции много лет серьезно изучал сохранившиеся тексты Х главы, структуру стиха поры ее создания, исторические обстоятельства, лежащие в ее основе, свидетельства, относящиеся к истории онегинского текста, и многое другое, включая биографии тех, кто упомянут в пушкинских строчках, и взгляд Пушкина на них.

Я наблюдал разные этапы работы Андрея Чернова, ее постепенное совершенствование. Эта работа кажется мне глубоко обоснованной, интересной, работой высокого поэтического качества. Автор реконструкции успешно доказывает, что сохранившиеся фрагменты являются частью единого художественного целого. Он, возможно, верно угадывает ход поэтической мысли Пушкина.

Приведу примеры новых убедительных прочтений. Читалось “Ты, Александровский холоп”, то есть Аракчеев. Исследователь предлагает “Ты, Аркачеевский холоп” – народ. Читалось “И рать Волконский набирал…” или ниже “И полон дерзости и сил…”, предлагается “И рать Раевский набирал…”, “Напором дерзости и сил…” Это ближе к пушкинской манере выражения.

Уверен, что современному читателю будет интересна эта талантливая и содержательная работа. Она открывает путь для дальнейших попыток разгадать поэтическую тайну Х главы.

Давид Самойлов
«Знамя», № 1, 1987

I

Властитель слабый и лукавый,
Плешивый щёголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой,
Над нами царствовал тогда.
К противочувствию привычен,
В правах удавкой ограничен,
Лозой отеческой крещён
И барабаном просвещён,
Не поощряя изуверства,
Не одобрял он произвол
И перестройку произвёл –
Ввёл эполеты, министерства,
Тьму комитетов учредил,
А фран-масонов запретил.

  II

Его мы очень смирным знали,
Когда не наши повара
Орла двуглавого щипали
У Бонапартова шатра,
И чашу бранного позора
При окропленьи договора
Царь за своих учителей
Пил на глазах Европы всей.
Бесславья мутная година,
Бессильной злости пелена –
Тильзит! – тобой затенена
Громов полтавских годовщина.
Ужель француз неуязвим,
И мы спасуем перед ним?

 III

Гроза Двенадцатого года
Настала. Кто тут нам помог?
Остервенение народа,
Барклай, зима, иль Русский Бог?
Ревнивый ропот ополченья
(Пример общественного мненья)?
Моления монастырей?
Пожар Москвы? Ennui* степей?
Иль неуступчивый Кутузов,
Стерпевший при Бородине,
Чтоб наконец к Березине
По-свойски проводить французов,
Хотя казалось им – вот-вот
Колосс качнувшийся падёт.

———————————————————————

* тоска (фр.)

  IV

Но Бог помог. Стал ропот ниже.
И скоро силою вещей
Мы очутилися в Париже,
А русский царь – главой царей.
Однако падшая столица
Не почернела, как вдовица.
Не сокрушили алтари
Российские богатыри.
Обозов не обременяя,
Чредою триумфальных врат
Несли натруженный булат,
Освобожденье предвкушая.
И милость царскую потом
Заели барским пирогом.  

V

И чем жирнее, тем тяжеле.
О русский глупый наш народ,
Скажи, зачем ты в самом деле
И впрямь свободен без свобод?
Где были русские палатки,
Там будут русские порядки.
Куда ж влачишь ты свой ярем
От бунта к бунту? И зачем?
Ответь, каким ещё кумирам
Незнаемым – под плеть и нож
Приплод обильный принесёшь?
Что движет православным миром,
Вертя несмазанную ось?
И точно эхо донеслось:

  VI

Авось!.. О Шиболет народный,
Тебе б я оду посвятил,
Но стихоплёт великородный
Меня уже предупредил.
Вернулась Франция к Бурбону.
Моря достались Албиону,
Свобода – ляху. Ну а нам –
Восторг провинциальных дам
Да дидактические оды.
Авось, когда-нибудь потом
Вослед иным и мы войдём
Под свод пленительной свободы,
И просвещения венец
На нас натянут, наконец.

  VII

Авось, аренды забывая,
Ханжа запрётся в монастырь;
Авось, по манью Николая
Семействам возвратит Сибирь
Кого к прощению представят;
Авось, дороги нам исправят;
Авось, цензуре надоест
Охота к перемене мест;
Авось, раба возлюбит барин;
Авось, газетный патриот
Сам за собою подотрёт;
Булгарин будет невульгарен…
Авось, – про то слыхали вы –
Не тронет матушки-Москвы

  VIII

Сей муж судьбы, сей странник бранный,
Пред кем унизились цари,
Сей всадник, Папою венчанный,
Исчезнувший как тень зари,
Осмеян прозвищем героя,
Измучен казнию покоя,
Встречая пенные валы
Рукоплесканий и хулы,
Не будучи питомцем Феба,
Угас, прикованный к скале,
Как тот, кто даровал земле
Огонь, похищенный у неба.
Грядущих браней Робинзон,
Он слушал гул иных времён.

  IX

Тряслися грозно Пиренеи,
Волкан Неаполя пылал,
Безрукий князь друзьям Мореи
Из Кишинева уж мигал.
Бурбон сменил обивку трона.
Кинжал Лувеля, тень Бертона,
Кортесов каверзных картечь –
Могли б его и остеречь…
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  

 
X

– Я всех уйму с моим народом! –
Наш царь в Конгрессе говорил,
И на Европу мимоходом
Лорнет ревнивый наводил**.
Дивись, народ! Монарх кочует,
А про тебя и в ус не дует.
Ты, Аракчеевский холоп,
Стал попечителем Европ.
В Литве, Эстляндии и Польше
Ты чуткий страж чужих свобод,
Законодатель зимних мод…
А зимы русские всё дольше.
Уймёшь Варшаву и Париж,
Но Царство Божие проспишь.

———————————————————————
** Вариант:
Но был обижен мимоходом,
И восвояси укатил.

  XI

Потешный полк Петра Титана,
Дружина старых усачей,
Предавших некогда тирана
Свирепой шайке палачей,
Жестокосердного паяца
Изгнав с Семёновского плаца,
Не погуляли от души –
Вложили в ножны палаши.
В молчании – за ротой рота –
Сойдя отхлынувшей волной,
Серошинельною рекой
Втекли в тюремные ворота.
И приказали запирать.
Своих Бастилий нам не брать.

  XII

Россия присмирела снова,
И пуще царь пошёл кутить,
Но искра пламени инова
Уже издавна, может быть,
Под пеплом вольности роптала,
Воображенье распаляла,
Выстреливая угольком –
То каламбуром, то стихом.
Заря гражданского пожара,
Ты всходишь с запада не вдруг –
Тиран забудет свой испуг,
Гонимых публицистов пара
В срок растолкают школяра,
Тот – воина… Et cetera.

  XIII

У них свои бывали сходки.
Они за чашею вина,
Они за рюмкой русской водки
Судили труд Карамзина
С патриотических позиций.
Славянский Брут румянолицый
Залог спасения страны
Искал в преданьях старины.
И находя немало смысла
В устройстве древнем, вечевом,
Он славил Новгород, а в нём
Не Рюрика, но Гостомысла.
А боле прочих был любим
Поборник вольности Вадим.

  XIV

Витийством резким знамениты
Сбирались члены сей семьи
У беспокойного Никиты,
У осторожного Ильи,
Но в рассуждении свободном
Об управлении народном
Они ценили выше слов
Резон отточенных штыков,
И Робеспьерово наследство
Их не смущало потому,
Что просвещённому уму
Дано ж избрать и цель, и средство…
И русских правд неверный рой
Уже кружился над Невой.

  XV

Друг Марса, Вакха и Венеры
Им дерзко Лунин предлагал
Свои решительные меры
И вдохновенно бормотал.
Читал свои Ноэли Пушкин.
Меланхолический Якушкин,
Казалось, молча обнажал
Цареубийственный кинжал.
Одну Россию в мире видя,
Преследуя свой идеал,
Хромой Тургенев им внимал,
И цепи рабства ненавидя,
Предвидел в сей толпе дворян
Освободителей крестьян.

  
XVI

Так было над Невою льдистой,
Но там, где ранее весна
Блестит над Каменкой тенистой
И над холмами Тульчина,
Где Витгенштейновы дружины
Днепром подмытые равнины
И степи Буга облегли,
Дела иные уж пошли.
Там Пестель медлил, выжидая,
И рать Раевский набирал,
Холоднокровный генерал,
И Муравьев, его склоняя,
Напором дерзости и сил
Минуту вспышки торопил.

XVII

Сначала эти заговоры
Между Лафитом и Клико,
Лишь были дружеские споры,
И не входила глубоко
В сердца мятежная наука.
Все это было только скука,
Безделье молодых умов,
Забавы взрослых шалунов.
Но рок над ветряной Украйной,
Казалось, в пику шалунам
Уже вязал узлы к узлам,
И постепенно сетью тайной
Мятеж Россию оплетал.
Наш царь дремал…

1829 (?) – 1830
1980 – 2013

ОПЫТ «КОММЕНТАРИЯ ОТ МИСТИФИКАТОРА»

Предлагаемый читателю текст сожженной главы «Евгения Онегина» обнаружен нами в тайнике одного из петербургских особняков (так называемом «Доме Лукини») в 1980 году.

Начальная его расшифровка была опубликована в первой книжке журнала «Знамя» за 1987 год. Предисловие к этой публикации написал Давид Самойлов. Следующий, несколько уточненный вариант главы, появился в одном из номеров полуподпольной демократической газеты «Невский курьер» (Ленинград, 19 марта 1990 г.). Третий, существенно отличающийся от предыдущих, издан уже в Петербурге (№ 4 журнала «Русская виза», осень 1994 г.). Четвертый – в московской «Новой газете» (№ 22) летом 1998 г. Пятая (я наивно полагал, что окончательная) редакция вышла отдельной книжкой в Иркутске в 1999 г.

Строки и слова, выделенные полужирным прямым шрифтом, дошли в виде пушкинского шифра или в черновых записях, и известны российскому читателю уже около века. Полужирным курсивом выделены стихи, заимствованные из других стихотворных произведений Пушкина.

Седьмой и восьмой стихи IV строфы в прочтены по моей просьбе Давидом Самойловым, пятый и шестой стихи V строфы Александром Анно, а седьмой стих XI строфы Олегом Хлебниковым.

Седьмой стих Х строфы «Ты, А. холоп» традиционно расшифровывается «Ты, Александровский холоп», но если речь здесь о народе, то, очевидно, читать надо «Ты, Аракчеевский холоп».

Четвертый стих XIII строфы был угадан историком Д.Н.Альшицем еще в середине ХХ века.

В строфе XVI третье слово десятого стиха и первое слово тринадцатого стиха разобраны по ранее известному черновику Пушкина.

Еще справка: «Дом Лукини» – Институт русской литературы РАН (Пушкинский Дом). Тайник в нем – комната-сейф, бывшая золотая кладовая таможни, для которой архитектор И.Ф.Лукини в пушкинское еще время и возвел это здание на Малой Неве у стрелки Васильевского острова. Здесь до недавнего времени хранились пушкинские рукописи (теперь они переведены в отдельный флигель во дворе Пушкинского Дома).

В этой комнате в советское время рифмы сами лезли на ум.

А. Ч.

P.S. Таким могло быть послесловие, если б мы поставили себе целью изготовить подделку, или, как говорили в позапрошлом веке, – пастиш Х главы «Евгения Онегина».

ПАРАДОКСЫ «СЛАВНОЙ ХРОНИКИ»

  
*     *     *

Зачем онегинской строфою
Его тетрадку заполнять,
Пугать читателя собою
И пушкиниста искушать?
Зрачок зелёный или карий
(См. об этом комментарий) –
Не суть… Не видел – не спеши,
У Лотмана перепиши.
Там, где Цявловский сопоставил,
Или Дубровский уточнил,
Поверх орешковых чернил
Лить воду надо в рамках правил.
Ах, наше всё.. Глагол времён —
Пушкиноведенья канон.
  
На рубеже тысячелетий мистифицировать читателя было и скучно, и глупо. И, значит, теперь надо рассказать, как появилась эта странная (для меня самого) и кощунственная (как оказалось после, – для многих) идея реконструкции формы Десятой, сожженной главы «Евгения Онегина».

Вопрос, а зачем потребовалось шифровать текст и сжигать его беловик, первым в пушкинистике поставил С.А.Фомичев. (Произошло это только в 2003 г.) И сам же на него убедительно ответил. Десятая глава писалась в окруженном холерными карантинами Болдине, а по опыту кавказской поездки Пушкин знал, что почту у господ проезжающих в таких случаях изымают, прокалывают и обкуривают (значит, могут вскрыть и в целях профилактики прочитать). Болдинские рукописи не проколоты, а, следовательно, и не обкурены. Но поэт предпочел перестраховаться – накормить тайными листами деревенский камин, а неудобочитаемую шифровку спрятать среди черновиков.

О Десятой главе мы знаем и много, и мало….

См. далее на портале «Несториана»: http://nestoriana.wordpress.com/2013/04/05/xglava/