Из рассылки «Kinote»

Журнал «Комп&ньон», ноябрь 2012, № 47

Кино без симуляции

28 ноября 2012

Виталий Ченский

Российский режиссер неигрового кино Александр Расторгуев считает главным вопросом в искусстве «Ради чего?». Очевидно, он может быть полезен и в других сферах деятельности.

Одно из основных эстетичес­ких достижений прошедшего недавно кино­фестиваля «Молодость» – украинская премьера фильма «Я тебя не люблю» Расторгуева и Костомарова. Эта картина – важное дополнение или, если угодно, расширение (но отнюдь не банальное продолжение) фильма «Я тебя люблю». Когда в 2011 г. состоялся показ окончательной версии первого фильма, он был объявлен самой радикальной российской лентой последних лет. Необычный способ, которым она создана, целиком оправдывает данное определение. Но это с одной стороны. Возможно, главный радикализм состоит в предельно честном отношении к собственному творчеству самих создателей фильма. По крайней мере, такое впечатление сложилось после беседы с одним из его авторов Александром Расторгуевым.

Почему вы решили заняться документальным, а не игровым кино?

Я работал на телевидении в Ростове. Когда мне стало тесно, занялся документальным кино. Это обычный путь. Но, разумеется, дело было не в том, чтобы просто найти какое-то новое применение своим знаниям. Начало 1990-х, всем интересно то, что происходит на улице. И мне это тоже было интересно. Я понял, что быстроменяющаяся жизнь, которая лезет во все щели, двери и форточки, игровым постсоветским кинематографом не ухватывается. Он стал снимать глупые комедии и загнулся, причем не потому что не было денег, а потому, что все время опаздывал.

Интересно. Ведь, самая популярная версия об упадке кино в 1990-х – отсутствие финансирования.

Если бы игровое кино отвечало на запросы общества, деньги пришли бы. А на его запросы пыталось отвечать документальное кино. Но стагнация, может быть, еще более ужасная там тоже была. Если бы не великие художественные подвиги, которые делали Косаковский, ранний Манский, то это кино тоже, наверное, проползло бы мимо времени.
Какую цель вы себе ставили как режиссер-документалист?

Понимаете, документалисты имеют дело с реальностью. Но, чтобы получилось кино, с этой реальностью нужно проделать какой-то трюк, эстетизировать ее. Документалистика другого рода возникает там, где есть акция, когда ты что-то делаешь с самой реальностью. Не с фильмом, не с историей, которую ты рассказываешь! К таковым относятся два последних наши фильма: «Я тебя люблю» и «Я тебя не люблю».
В картине «Жар нежных», где показано несколько недель из жизни дикого русского пляжа, вы еще не вмешивались в реальность?

Там был опыт соучастия. Мне казалось, что надо целиком погрузиться туда. Я завел себе палатку. Я завел себе там любовницу. Я завел себе там друзей. То есть это было моментом честного проживания той же жизни.

Не могу не спросить вот о чем: что случилось с тем молодым человеком, без пяти минут депутатом, который позволил снять себя во время занятий импровизированным групповым сексом?
Я вам могу рассказать. Это пример того, что на самом деле кино не влияет на жизнь. Мне казалось, что, если фильм выйдет, этот человек станет фигурой нон грата в своей партии, в своем городе. Однако он стал депутатом, возглавил крупный бизнес. В общем, у него все хорошо.
Фильм он видел?
Да.
Следующий проект «Я тебя люблю» снимался совсем по-другому. Вы отдали камеру в руки своим героям.
Фактически мы взяли людей, которые пришли с улицы, и предложили им сыграть в кино самих себя. И это были люди самые неискушенные. То есть не Прусты никакие, а обычные жители Ростова. Мне кажется, это была очень мощная акция.
При этом вы в ходе кастинга просмотрели более 1,5 тыс. человек.
Да, мы хотели найти людей, с одной стороны, неискушенных, с другой – стихийно талантливых. И нам повезло.

Этот метод, когда герои сами себя снимают, – ваше изобретение?
Мы с Павлом Костомаровым придумали эту историю в 2009 г. Где-то в это же время (мы не знали об этом) один израильский канал начал работу над проектом под названием «Connected» (очень рейтинговый и окупаемый). Они раздали камеры нескольким женщинам, но доснимали их съемку со стороны, снимали, как ведут себя их мужья, бойфренды… Есть еще пример фильма – «Земля за один день» Ридли Скотта. В его основе – мощная антропологическая идея, но он, мне кажется, как фильм не состоялся.
Хочу спросить у вас про героев «Я тебя люблю». Честно говоря, у меня как человека, скажем так, ботанического склада они поначалу вызвали отторжение и даже страх. Это же гопники по сути. У вас такого неприятия не было?
Нет. Это мой мир. В нем нет маркера «это плохие ребята с района». Мне они кажутся более продуктивными и талантливыми. Они ярче проживают сами себя, чем люди ботанического склада. Ведь, что такое искусство на самом деле? Это способ демонстрации проживания своей жизни. И чем оно более мясистое, горячее, терпкое, вещественное, тактильное, честное, тем искусство невероятнее и радикальнее. «Подсолнухи» Ван Гога – они же результат его яростного проживания. Герои моего фильма – такие же «подсолнухи» для меня.
А что случается с человеком, которому дают камеру и говорят: «Сними фильм о себе»?
В этот момент он начинает заниматься публичным самоисследованием, фрейдизмом.
Это что, в каком-то смысле терапевтическая практика?
Да. Главные участники «Я тебя люблю» очень изменились. Съемки заставили их думать о жизни. Например, каждый из них после этого опыта переехал из провинции в Москву. Некоторые завели свой бизнес. Один парень стал востребованным актером. Правда, в анде­граундной среде.
А с вами что-то произошло в ходе работы над фильмом? Вы сами, к примеру, что-то новое узнали про любовь?
Это очень сложный вопрос. Самый страшный, который мне когда-либо задавали (берет паузу, размышляя). Мы снимали этот фильм три года, и это было очень сложное в моей личной жизни время. У меня происходила личная история, которая к концу съемок еще более запуталась. Стала еще больнее. Открыл ли я что-то для себя? Не уверен. Мне кажется, я такой же человек  – порочный, не цельный, способный предать, как герои этой картины.
Может, надо про себя таким же способом снять кино?
Может быть. Но для этого, мне кажется, надо иметь большую смелость. У меня ее нет.
Зачем вам понадобилось снимать «Я тебя не люблю»?
Первый фильм – это мужская история. Нам казалось, что будет естественно и правильно сделать женский ответ. Тем более что у нас была героиня Виктория Шевцова с потенциалом настоящей звезды. Было бы глупо, имея на руках все предпосылки, не сделать этого кино. Таким образом, мы были пешками в диктате жизни.

Сейчас вы снимаете документальный проект «Срок» о лидерах российской оппозиции. Снятые фрагменты когда-нибудь будут собраны в фильм?
Мы в ближайшее время запустим сайт, на котором будут лежать все эпизоды. И это будет новая среда, внутри которой каждый участник может стать равноправным автором и делать свой «Срок». Выкладывать свои куски, монтировать их с теми, которые выложены другими. Это будет такая бесконечная реальность с элементами квеста, кинотворчества, социальной активности.
У вас никогда не было желания перейти в игровое кино? Взять актера и заставить его делать то, что вы хотите по какому-то определенному сценарию?
Ради чего? Это же самый главный вопрос в искусстве. У нас с Костомаровым пока не было истории, которая требует такого актера. А поскольку нет истории, зачем делать? Чтобы презентовать себя, показать «мускулы», «длину рук»? Это глупо. Для честного художника кино – это инструмент выговаривания того, что у тебя внутри. Иначе ты просто хочешь тусить с актрисами и командовать группой из 120 человек. Для многих кино – это такой способ публичного проживания. Многие в него играются. К сожалению, очень мало фильмов, сделанных в последнее время, можно назвать подвигом в искусстве.
Ну а меня, например, из последних российских фильмов очень впечатлили работы Вырыпаева и Сигарева, и, конечно, «Шапито-шоу» Лобана.
Вы назвали примеры абсолютно уникальные, которые выделяются из контекста. Действительно, это художественные подвиги. В меньшей степени я могу сказать такое про кино Сигарева. Потому что, мне кажется, он очень традиционен. Более того, я воспринимаю его вообще голливудским режиссером. Это режиссер, который очень хочет нравиться. Что касается Вырыпаева или Лобана, то их поиск весьма интересен. Я думаю, это редкие исключения, когда искусство оправдано. Они как бы с индульгенциями в кино пришли.