Что такое счастье?
Из портала nplus1.ru:
Венера Халикова
11.08.2017
Правда ли, что каждый человек хочет быть счастливым? И если да, то что такое счастье? И как его можно оценить? Эти, казалось бы, наивные и простые вопросы на самом деле не так уж и просты. Современная экономика оперирует индексами счастья, чтобы ранжировать разные страны по уровню благополучия, но антропологи считают, что разные народы бывают счастливы по-своему и сравнению это подчас не поддается. О том, как антропология изучает счастье людей, что такое счастье и как счастье «работает» в разных культурах, читайте в нашей статье.
В последние лет десять-пятнадцать появилось столько исследований и книг о счастье, что ими можно было бы наполнить целую библиотеку. Большинство этих работ написано экономистами и психологами, которые соревнуются в разработке формул и индексов счастья, опираясь на количественный анализ. В таких исследованиях счастье воспринимается как некая переменная, с помощью которой можно сравнить страны по качеству жизни населения и выстроить приоритеты государственной политики. Рейтинг национального счастья даже стал дополнением к оценке стран по валовому внутреннему продукту (ВВП), когда политики осознали, что экономический доход не отражает благополучие людей в целом.
Количественные индексы счастья — это, как правило, среднестатистические оценки субъективного ощущения, полученные путем опросов населения. Например, в опроснике Всемирного доклада о счастье (World Happiness Report) респондентов просят представить себе лестницу со ступенями от 0 до 10, где 0 — это едва выносимые условия жизни, а 10 — наиболее желаемые. Затем им предлагают оценить свою жизнь в соответствии с этой лестницей.
Так, по уровню счастья Россия стоит на 59 месте в мире, а, для сравнения, по показателю ВВП на душу населения — между 48 и 52 местами (в зависимости от методики). Кстати, идея использовать уровень счастья в качестве показателя развития страны появилась благодаря примеру Бутана — азиатского королевства, чья государственная стратегия развития официально ориентируется на «валовое национальное счастье».
Конечно, сравнение стран по индексу счастья довольно занимательное дело, однако антропологи относятся к нему с большим сомнением и вот почему.
Определение счастья
Во-первых, антропологи настаивают, что универсального определения счастья не существует, а следовательно, как его измерять и сравнивать, если в разных культурах оно осознается и выражается по-разному? Порой даже найти подходящий перевод этого слова с одного языка на другой очень сложно.
Например, кросс-лингвистические исследования показывают, что английское существительное happiness и особенно прилагательное happy передают довольно поверхностное чувство, скорее даже настроение, доступное каждому, тогда как в русском, польском и французских языках слово «счастье» обозначает экзистенциальное состояние. А вот на языке народа гамо из Эфиопии термина «счастье» в принципе нет, а есть схожие по значению слова «радость», «улыбка», «мир» и «примирение».
В связи с трудностями перевода и расплывчатостью понятий антропологи используют совершенно отличные от психологии и экономики подходы. Вместо того, чтобы задавать людям из разных стран вопросы о том, насколько они счастливы, антропологи стараются распознать, в каких терминах и понятиях люди рассуждают о своей жизни, о ее смысле и о жизненных ценностях. Вместо исследования «счастья» в его современном западном понимании как «чувства, когда все хорошо» (feeling good), антропологи больше заинтересованы в кросс-культурном анализе представлений о том, что значит «жить хорошо» (living well), что такое «благополучие» (wellbeing) и «хорошая жизнь» (good life).
Ключевой момент здесь — это разделение между «чувствовать» и «быть»: стремимся ли мы «чувствовать себя счастливыми» или «быть счастливыми»?
Говорят ли люди правду?
Во-вторых, экономические и психологические методики очень часто опираются на субъективные оценки переживания счастья, полученные с помощью социологических опросов с более или менее прямой постановкой вопросов вроде «Насколько вы сейчас счастливы?». Но встает вопрос, достоверны ли ответы на такие прямые вопросы, понимают ли люди, о чем их спрашивают и насколько искренне они отвечают?
Как объясняют социокультурные антропологи, во многих странах считается дурным тоном, если человек напрямую говорит о своих чувствах, особенно если речь идет о чем-то положительном, что может выделить человека из общества и дать повод для зависти. Например, если спросить японцев, счастливы ли они, то скорее всего они просто скажут, что все в порядке. Как пишет японист Иза Каведжия в своем исследовании о пожилых японцах и их представлениях о хорошей жизни, позиционирование себя в качестве счастливого человека будет восприниматься как хвастовство и поэтому японцы часто говорят о себе и близких в самообличительной манере.
Возможно, именно из-за нежелания людей напрямую говорить о своем счастье, Япония часто занимает низкие места по показателям уровня счастья в социологических опросах. Более того, Каведжия пишет, что счастье в Японии связано не с индивидуальным чувством, а с хорошими взаимоотношениями с людьми, даже если такие отношения требуют компромиссов и усилий. Японцы считают, что счастье достигается тогда, когда ты заботишься о своих близких, исполняешь свой долг и когда, в свою очередь, другие заботятся о тебе. То есть счастье для японцев — это не абсолютное чувство радости и удовлетворения жизнью, а некий акт балансирования между разными жизненными ориентациями: на независимость и зависимость, социальность и автономность, заботу о других и получении поддержки.
Счастье как цель и ценность
В-третьих, большинство западных исследователей исходят из молчаливого предположения, что все люди и народы желают быть счастливыми и что счастье — это самоцель для всех. Но тут антропологи опять качают головой, утверждая, что счастье само по себе не является ценностью во всех без исключения культурах. Нередко оно воспринимается как побочный эффект от других стремлений.
В американской Декларации независимости «стремление к счастью» (the pursuit of happiness) возведено на уровень политического права, но кто сказал, что люди всего мира разделяют это мнение, что все должны стремиться к счастью, особенно как к чему-то позитивному? В рамках доминирующего западного мировоззрения счастье обозначает преобладание хорошего над плохим и в целом чувство удовлетворения жизнью, но не все народы поощряют это желание к преобладанию хорошего. Для многих счастье — это нейтральное состояние между наслаждением и страданием.
Например, исследования Джэйсона Фрупа на острове Яп в Микронезии показывают: главной ценностью человеческой жизни островитяне считают социальную поддержку, ответственность за других и сопереживание. Они полагают, что если постоянно стремиться к счастью (falfalaen’), как это делают некоторые молодые мужчины на острове, то это не позволит сердцу получить опыт страдания, без которого сочувствие и забота о близких невозможны. Поэтому к счастью надо подходить с большой осторожностью, чтобы оно не увело человека с хорошего и правильного пути.
Племя в Эфиопии
Rod Waddington / flickr
Исторические перемены
И в-четвертых, сравнительные модели измерения уровня счастья не учитывают тот факт, что представления о счастье меняются не только от культуры к культуре, но и со сменой исторических периодов. Счастье — динамическая категория: понимание счастья в любой стране в настоящее время и то понимание, которое существовало там же в прошлом, будут различными.
Например, не задумывались ли вы, есть ли разница между счастьем в России XXI века, счастьем советского периода и счастьем дореволюционного времени? Несомненно, такая разница есть. В статье «Счастье по праздникам» Альберт Байбурин и Александра Пиир рассказывают о становлении сталинского канона счастья как всеобщего, где личные переживания человека отходили на второй план перед идеей народного счастья. Авторы также анализируют воспоминания современных людей о советских праздниках, где как бы соединялись официальный и личный виды счастья. (Подробнее о счастье советских людей можно почитать в сборнике Марины Балиной и Евгения Добренко.)
Политическая и экономическая обстановка оказывает колоссальное влияние на представления о счастье. Как показывают этнографические исследования представлений о счастье у народа гамо в горных районах южной Эфиопии, в середине 1990-х годов хорошей считалась жизнь, основанная на социальной гармонии и отсутствии поводов для рефлексии (в духе призыва «жить здесь и сейчас»). Человек в таком сообществе практически никогда не был один: люди вместе работали на полях, вместе стоили дома, постоянно шутили и по несколько раз за день собирались пить кофе и беседовать.
Как рассказывает исследовательница Дина Фриман, поначалу, когда она только приехала жить среди этого народа, ей иногда хотелось побыть одной, но ее не оставляли даже на десять минут. Когда она пыталась объяснить, что ей просто нужно подумать, жители ее не понимали, потому что само слово «думать» у этого народа сопряжено со значением «беспокоиться». То есть если кто-то говорит, что он хочет посидеть и подумать, то это звучит так, как будто у него что-то не в порядке. Таким образом, в 1990-х годах, представления о счастливой жизни у гамо связывались с постоянным общением, шутками и совместным распитием кофе.
Через двадцать лет, когда народ гамо перешел к рыночной экономике и у него появились такие проблемы, как воровство и экономическое неравенство, культура солидарности стала уступать место соревновательности и даже отчужденности. Но благодаря распространению учения пятидесятников и обращению в новую веру народ гамо сформировал новую модель счастья, связанную с духовностью, внутренней любовью и благодарностью. Этот пример наглядно демонстрирует, как идеи о счастье и его переживание способны кардинально изменится всего за 15-20 лет.
Если же взять более отдаленные исторические эпохи, то отличным примером является сама Европа. В современном западном обществе счастье воспринимается как субъективное чувство удовлетворения жизнью, которое доступно каждому и ответственность за достижения которого лежит на самом человеке. Но согласно историческим исследованиям, такое представление сложилось лишь в эпоху Возрождения. В античном мире счастье считалось большой удачей, чудом и благословением, ниспосланным богами и недоступным человеческому контролю. Лишь в трудах Платона и Аристотеля можно заметить формирование идеи об индивидуальной ответственности за счастье.
Однако эта идея не стала всеобщей, а в средние века даже оказалась забытой. Например, как показывает исследовательница Сара Ахмед, лексема английского слова happiness восходит к среднеанглийскому «hap» (ок. 1200), что обозначало «случай» (сродни английским словам to happen — случаться и happenstance — случайное совпадение). В самых ранних текстах на английском языке слово happy обозначало «удачный», то есть счастье явно лежало вне сферы человеческого контроля, оставаясь просто удачным стечением обстоятельств.
Лишь постепенно этот элемент случайности исчез, превратив happiness в состояние, определяемое человеческими действиями, усилиями, выбором. Именно поэтому, указывает Ахмед, несчастье в современном мире воспринимается как личный провал, как ситуация, в которой человек не приложил достаточных усилий, чтобы быть счастливым. Исследовательница даже предлагает вернуться к исходному толкованию счастья как удачи — и перестать за ним гнаться.
Очень похожа и этимология русского слова «счастье». По словам философа Александра Михайловского из ВШЭ, оно состоит из приставки «съ» (которая, скорее всего, восходит к санскритской приставке «су», обозначающей что-то благое) и корня «часть». Таким образом, исконный смысл слова «счастье» — это «благая доля» или «хороший удел». Возможно также, что в позднецерковнославянском «счастье» понималось как «совместное участие» — по аналогии с «причастием». И лишь к ХХ веку сформировалось представление о том, что счастье — это состояние, к которому должны стремиться все люди, прилагая усилия для его осуществления. Так что если сегодня кто-нибудь вам скажет, что человек — кузнец своего счастья, то имейте в виду, что это не универсальная правда, а исторически новая идея.
Антропологический подход
В связи с вышеперечисленной критикой количественных исследований современная антропология отдает предпочтение качественному анализу, основанному на этнографическом материале. Изучая счастье, антропологи никогда не формулируют вопросы о нем напрямую. Вместо этого они отправляются в длительные экспедиции, в ходе которых живут среди людей иной культуры по нескольку месяцев и даже лет, разговаривают с ними и наблюдают за их поведением в самых разных ситуациях.
Так, исследователь Гарри Уокер, проживший много лет в амазонском племени урарина в Перу, пишет, что у этого народа существуют два понятия, которые можно связать со счастьем. Первое — это rachojoiano, чувство радости и предвкушения чего-то хорошего. Например, в ситуации, когда голод является постоянно нависающей угрозой, вид охотника, возвращающегося домой с добычей, вызывает счастье от предвкушения еды, которую можно будет разделить с родными и близкими. Второе слово — это raotojoeein, означающее «спокойствие», «безмятежность» — то есть свободу от страхов и переживаний. Это состояние, когда все идет своим чередом и «ничего не происходит», т.е. не происходит ничего плохого. Уокер объясняет, что племена Амазонии часто сталкиваются в кровопролитных конфликтах, поэтому отсутствие каких-либо событий считается счастливым временем.
С точки зрения Уокера, эти два вида счастья несколько похожи на древнегреческое разделение между гедонией (субъективным кратковременным чувством радости и наслаждения) и эвдемонией (скорее объективным состоянием процветания и успеха, основанного на добродетели). Однако отличие представлений о счастье у урарина заключается в том, что безмятежность и радость направлены не на индивидуальное счастье, а на коллективное. Такое счастье связано с эмоциональным комфортом и поддержанием гармоничных межличностных отношений. Но что особенно примечательно, у урарина, как и у многих других народов, счастливая жизнь связана с гармоничными отношениями не только между людьми, но и между людьми и природой, животными. Счастье невозможно, если нарушены интересы окружающего мира.
Антропологические исследования позволяют также учитывать глобализационные процессы, которые влияют на ценности, представления и стремления людей. Например, антропологи отмечают следующую ситуацию, достаточно характерную для нашего времени: бизнесвумен из индийского Мумбаи читает пособие по достижению счастливой жизни, написанное американским автором, в то время как ее нью-йоркская коллега ищет путь к счастью через изучение древнеиндийского эпоса «Бхагаватгита».
Итак, если подходить к определению счастья и его субъективному переживанию с антропологической точки зрения, то становится ясно, что все сильно варьируется в зависимости от социального и культурного контекста. Где-то счастье — это возможность самореализации и достижения индивидуальных целей; в другой месте — это поддержание баланса между индивидуальной автономией и зависимостью от близких и заботой о них; в третьем — возможность вести жизнь в соответствии с моралью и общественными ценностями; где-то еще — это безмятежное и гармоничное существование с обществом и природой. «Жить хорошо» или «быть счастливым» также может быть связано с отсутствием болезней, продуктивностью, экономическим успехом, стойкостью к неожиданным ударам судьбы (resilience).
Такие антропологические исследования рассказывают нам не только о том, что «есть» счастье (what happiness is), но и как счастье «работает» и что оно «делает» (what happiness does). Изучения счастья качественными, этнографическими методами, особенно в рамках долгих полевых исследований, позволяет понять, как народы из разных уголков мира отвечают на фундаментальные вопросы о том, как прожить жизнь, как ее закончить и что значит быть человеком.
**
Из книги: Алексеев А.Н. Драматическая социология и социологическая ауторефлексия. Том 1. 2012
(См. также: Алексеев А.Н. Драматическая социология и социологическая ауторефлексия. СПб.: Норма, 2003)
ЧТО ТАКОЕ СЧАСТЬЕ
- А на что счастье? - невольно совсем из меня вырвалось.
И вот я думаю: а верно - на кой оно? - пустота и безжизние, безмыслие блаженства. Фу! - жирно, сыто, тяжко счастье - статично.
Страдание - динамично; лучше жизнь как есть: с тем и тем и их энергетическими перепадами.
Счастье - заливное; бланманже блаженства. Кисель. Недаром оно как молочные реки в кисельных берегах представляется...
Г. Гачев. Семейная комедия. Лета в Щитово (исповести). М., 1994, с. 32-33 (Текст датирован - 1969)
...Счастье не в том, чтобы делать всегда, что хочешь, а в том, чтобы всегда хотеть того, что делаешь...
Л. Толстой (цит. по: Энциклопедия мысли. Сборник мыслей, изречений, афоризмов, максимов, парадоксов, эпиграмм. Симферополь, 1996, с. 552)
Если хочешь быть счастливым, будь им.
Сочинения Козьмы Пруткова. «Плоды раздумья»
= Способ быть счастливым (социально-психологический этюд)
[Ниже - одноименная статья, написанная в соавторстве с С. Минаковой и опубликованная в журнале «Нева» (1982, № 3). - А. А.]
- СЧАСТЛИВЫ ЛИ ВЫ СЕГОДНЯ?
Такой вопрос был задан в одной из социологических анкет выпускникам вечернего факультета Ленинградского горного института в заполярном городе Кировске. При этом нас интересовало не только то, стал ли каждый окончивший институт хоть чуточку счастливее. Хотелось углубить наши профессиональные представления о человеческом счастье, об истоках удовлетворенности жизнью.
Невозможно, изучая личность, обойти этот вечный вопрос. Вечный потому, что каждый человек по-своему решает его, и еще потому, что счастье всегда было в дефиците на нашей планете.
Обыденное сознание чаще всего связывает радость жизни с целями и достижениями. Мать скажет вам, что счастье в том, чтобы вырастить детей и она испытает удовлетворение только тогда, когда поставит их на ноги. Человек, увлеченный работой, возразит, что лишь тогда, когда он что-то там внедрит, улучшит, выполнит, он сможет вздохнуть свободно и почувствует себя удовлетворенным. Изобретатель будет уверять, что счастье в том, чтобы решить наконец-то головоломную техническую проблему. Потребитель скажет, что он будет счастлив тогда, когда приобретет вещи, о которых давно и страстно мечтает. Влюбленный скажет, что счастье в любви. Студент-вечерник заметит, что сейчас о счастье некогда и задуматься, а по-настоящему все начнется только с получением диплома.
И каждому кажется, что лишь достигнув определенных целей, он, владеющий всем, о чем мечтал, к чему стремился, чего добивался, сможет зажить особой жизнью, наконец-то «заняться собой» и делать что-то такое, «до чего раньше руки не доходили».
Загадка халифа
Если бы счастье и впрямь состояло в обладании, то кто бы был счастливее халифа Абдурахмана III Победителя, которому в X веке удалось объединить мусульман в Испании и основать Кордовский халифат? Халиф был не только прекрасным организатором, но и самобытным социальным психологом: объектом исследования он сделал собственную жизнь и вечную проблему человеческого счастья. Перед смертью его волновали не столько блистательно разрешенные им политические проблемы, сколько проблема парадоксальной неуловимости счастья, которое невозможно «овеществить» и удержать в руках. А поскольку халиф не был склонен писать философские трактаты, он ограничился тем, что велел начертать на своей гробнице следующую надпись:
«Я наслаждался всем - почетом, богатством, высшей властью. Государи, мои современники, завидовали моему счастью и моей славе: они искали дружбы моей. Я отмечал в течение всей своей жизни все те дни, когда я испытывал чистое и настоящее удовольствие, и за 50 лет царствования я насчитал их только 14».
Халиф не справился с решением проблемы, но еще тысячу лет назад он поставил интересный эксперимент и получил убедительный результат: счастье и удовлетворенность жизнью вовсе не обязательно сопутствуют достижению высокого социального статуса, влияния на ход дел, признания, материальной обеспеченности... Халиф, правда, не упоминает так называемого «счастья в личной жизни», но можно предположить, что в то время у восточных владык не возникало семейных осложнений.
А теперь представим на миг, что в одно прекрасное утро добрый волшебник разрешил все проблемы, стоящие перед людьми. Мать вдруг обнаружила, что ее дети выросли и в ее опеке больше не нуждаются, на производстве все улучшено, внедрено и выполнено, изобретение сделано, волновавшие воображение вещи приобретены, а новенький диплом вместе с нагрудным знаком лежит на письменном столе, на том самом месте, где только что громоздились чертежи к дипломному проекту. Мир и благополучие многих из этих людей разрушатся. С иными случится примерно то же, что происходит с железнодорожным составом, который вдруг попытались остановить вместо того, чтобы перевести на другой путь.
Человек окажется вырванным из привычной ему сферы вовлеченности, исчезнут напряжения и заботы, расшатаются внутренние скрепы личности, окажутся парализованными ее динамизирующие силы. Этого не будет, если только человек сумеет найти себя в новой сфере деятельности, забот и тревог. А это уже новая жизнь, новая история.
Ведь если сказка кончается словами: «И стали они жить-поживать и добра наживать», - то дальше уже рассказать нечего, да и самим героям сказки жить скучновато. Разве что вздохнет иногда Василиса Прекрасная: «А помнишь, Иван-Царевич, как ты Змея-Горыныча победил?». Теперь-то Иванушка и не совладал бы с окаянным при своей полноте... «Твоя правда, Василисушка! Блинов у нас много, а забот никаких!».
Есть ли у счастья слагаемые
Нам тоже многие секреты человеческого счастья стали известны не сразу. Один из авторов этой статьи был удивлен не меньше, чем халиф-психолог, когда в 1969 году опросил выпускников вечернего факультета, оправдались ли их надежды в связи с окончанием вуза, и получил следующее соотношение ответов: оправдались полностью - 45 процентов, частично - 40 процентов, совсем не оправдались - 5 процентов. (Не ответили - 10 процентов). Как! С таким трудом добытый диплом радует далеко не каждого? С тех пор проблема удовлетворенности людей собственными достижениями стала предметом специального исследования.
Одно за другим шли анкетирования, углубленные интервью, экспресс-интервью, фотографии бюджета времени... Сопоставлялись образы жизни, жизненные тонусы, мотивы деятельности студентов-вечерников и инженеров - выпускников того же вуза. Когда десять лет спустя авторы, объединившие свои усилия, не только получили очередное подтверждение устойчивости приведенного выше соотношения, но и обнаружили некоторое, пусть небольшое смещение в минус по шкале ответов, они готовы были именно к такому результату.
В 1979 году ответы на вопрос об удовлетворенности после окончания вуза распределились так: надежды оправдались полностью - 35 процентов, частично - 50 процентов, совсем не оправдались - 10 процентов. (Не ответили - 5 процентов).
Сейчас не будем останавливаться на том, о чем именно мечтали студенты, когда они самоотверженно, совмещая работу с учебой, сражались за диплом, и какие именно обстоятельства помешали их мечтам сбыться. Заметим только, что сам по себе факт достижения поставленной цели не сделал этих людей счастливее. Особенно трудно пришлось тем из наших героев, кто рассматривал диплом как счастливый конец к сказке своей жизни. Серьезных «поломок» при резком торможении избежали те, кто сумел сразу переключить высвободившуюся энергию в новую сферу деятельности.
В одной из анкет мы предложили нашим инженерам оценить степень их удовлетворенности восемнадцатью различными «сторонами жизни» и жизнью в целом - в годы учебы и теперь, то есть после окончания вуза. Динамика жизнеощущения, по данным исследования, проведенного в небольшой группе из ста двадцати девяти выпускников вечернего факультета Ленинградского горного института, ныне работающих в производственном объединении «Апатит» (люди по преимуществу сорокапятилетнего возраста, из них двадцать девять женщин), дает повод для размышлений.
Нет такого аспекта, обстоятельства жизни (кроме, разве что, состояния здоровья, редко улучшающегося с годами), для которого не наблюдалось бы хотя бы небольшого роста удовлетворенности опрошенных, от периода обучения в вузе к настоящему времени. Для некоторых же сторон жизни этот рост просто разителен.
Примечание.. Стоит подчеркнуть, что речь идет не о росте удовлетворенности той или иной стороной жизни или жизнью в целом у отдельных людей, а о росте удовлетворенности группы, т. е. о более высоком проценте удовлетворенных лиц в составе группы. С этой точки зрения некоторые высказывания авторов статьи (о росте удовлетворенности и т. п.) являются не вполне точными. – А. А. Июль 2012.
Например, своим нынешним материальным положением, обеспеченностью вещами, жилищными условиями довольны около 80 процентов опрошенных против 40 процентов довольных этим же раньше. Существенно возросли также удовлетворенность занимаемым общественным положением и возможностью участия в общественной жизни (тоже в 1,5-2 раза). Несколько более умеренным предстает прогресс удовлетворенности своей основной профессиональной деятельностью.
Эти субъективные самооценки вполне согласуются с наблюдаемым у наших героев ростом благосостояния, приобретенным социальным статусом - со всем тем, что принято относить к жизненным достижениям.
С другой стороны, более чем скромным оказывается нарастание удовлетворенности некоторыми иными сторонами жизни - такими, например, как возможности расширения культурного кругозора или содержание досуга. Мера удовлетворенности кругом повседневного общения для нынешнего момента не выше, чем для прошлого.
Исходя из расхожего представления о счастье, естественно было ожидать, что итоговые самооценки удовлетворенности жизнью и «ощущения счастья» в целом все же взлетят вверх. Но нет! Правда, наши инженеры несколько чаще, чем говоря о времени обучения в вузе (впрочем, ненамного чаще!), характеризуют обстоятельства своей жизни как благоприятные. Что же касается счастья... Выясняется, что признающих себя счастливыми ныне среди опрошенных не больше, чем счастливых тогда, когда они работали и учились.
Показательна следующая пропорция, выявленная специальным анализом. Свыше тридцати пяти процентов инженеров, судя по их ответам, теперь чувствуют себя «менее счастливыми» чем раньше. Около сорока процентов сегодня счастливы «не более», чем в годы учебы. И лишь у четверти опрошенных счастья как будто «прибавилось».
Вот лишнее подтверждение тому, что счастье - не в достижении и обладании. Его нельзя выводить как сумму нескольких благополучно изменяющихся социальных переменных. Все отмеченные признаки жизненного благоустройства - в лучшем случае более или менее важные условия для счастья, но не его слагаемые, ибо слагаемых у счастья нет, потому что счастье - это не сумма достижений, а состояние. Счастье - это... Но погодите, секрет счастья пока еще не раскрыт и до рецептов дело не дошло.
Не владеть, а овладевать
Говорят, что дети - прирожденные гедонисты, они умеют быть счастливыми, здоровый инстинкт им подсказывает, что счастье не в том, чтобы владеть, а в том, чтобы овладевать новым предметом, постигать его устройство, узнавать, что у него внутри, что он может и чего «не умеет» делать. В процессе познания и овладения эти маленькие счастливцы буквально снимают сливки удовольствия, ломая новую игрушку. Страсть к овладению настолько велика, что она преодолевает страх перед наказанием.
Не эта ли страсть к овладению (не к обладанию!) выделила человека из мира животных? Не в том ли первое человеческое стремление, чтобы понять и подчинить себе силы природы вместо того, чтобы приспособиться к ним?
По-видимому, психология стремления к «достижению» и обладанию начала развиваться с появлением частной собственности. В капиталистическом обществе она стала господствующей. «Достижения», фиксированные в материальном достатке, богатстве, стали поистине всеобщим мерилом преуспевания. Однако теперь уже не надо долго доказывать, что преуспевание и успех не то же самое, что счастье и удовлетворенность жизнью. Иначе американские кинодивы никогда не кончали бы самоубийством, а миллионеры были бы самыми счастливыми жителями планеты (как и некоторые халифы).
Именно поэтому люди, ориентированные на «достижения», в итоге нередко оказываются разочарованными и чувствуют себя обманутыми.
Ошибочно думать, что личность взрослого человека есть нечто неизменное, не требующее развития, так что зрелому человеку ничего более уже не остается, как нести свою раз навсегда сформировавшуюся личность через изменяющиеся жизненные обстоятельства. Личность нельзя представлять также как сосуд, который можно непрестанно наполнять знаниями и опытом, обеспечивая тем самым ее (личности) «углубление» и «обогащение».
Наши наблюдения показывают, что на протяжении жизни человека личность нуждается в многократных структурных преобразованиях. По-видимому, в каждый этап или период жизни (характеризующиеся своими конкретными жизненными целями, кругом занятий, направленностью интересов) личность проходит три фазы развития.
Первая фаза - «ОВЛАДЕНИЕ». Это пора подчинения себе внешних обстоятельств. Сама новизна объекта (новая работа, учеба, хобби, семья, любовь и т.д.) требует постоянного принятия решений. Каждый шаг сопряжен с выбором, подлежит осмыслению, превращается в Поступок.
Вторая фаза - «ПЛАТО». Здесь наступает относительное равновесие и включаются инерционные механизмы. Навыки усвоены, знания получены, новая сфера деятельности обжита, взаимное узнавание закончилось, все меньше шероховатостей в отношениях, в мелочах достигнут удобный автоматизм. Все меньше элементов риска, эксперимента, усилий.
Третья фаза - «ПРИСПОСОБЛЕНИЕ» либо «ВЗРЫВ». Человек начинает ощущать психологический и именно поведенческий «недогруз» (творческий, познавательный и т. д.). Действия, ранее требовавшие решений, риска, выбора, становятся рутинными, поступки вытесняются «текучкой», собственно деятельность сменяется функционированием. Она утомляет, не принося радости.
Далеко не всегда человек рискует сменить сферу преимущественной вовлеченности. Зачастую он, увы, боится расстаться с миром внешнего благополучия, пренебрегая благополучием внутренним. А иные решаются на жизненную перемену, уходят на новую работу или поступают в вуз, аспирантуру, находят себе новую область творчества, отваживаются полюбить или перейти в отстающую бригаду. Тогда прежняя структура личности «взрывается», на ее месте возникает новая - личность как бы обновляется.
Не каждый может «бросить все» и уехать на целину, на БАМ, перейти в отстающую бригаду или заняться творчеством, это не так просто сделать. Но каждый может решить насущную проблему развития своей личности, например, продолжить образование. Учеба - один из наиболее благородных и престижных способов выхода из кризисного состояния личности.
Учеба дает ощущение перспективы, устремленности в будущее. Это как бы овладение будущим. Учеба тонизирует, навязывает напряженный ритм жизнедеятельности, способствует росту самоуважения. Конечно, учиться и работать трудно, но кто сказал, что счастье - это легко?
Как самое радостное и светлое в памяти обследованных нами инженеров-выпускников, бывших заочников и вечерников, сохранилось именно то, что связано с напряжением, познавательными нагрузками, овладением. Дадим им слово:
«Прекрасная пора! В жизни есть цель! Стремишься ее достичь. Это делает тебя более организованным и собранным». «Постоянная загруженность, нехватка времени, увлеченность начатым делом»... «Состояние занятости, целеустремленности, широкий круг общения»... «Было трудно, но интересно познавать новые науки»... «Постоянное насыщение новым, цейтнот, бессонные ночи, желание знания свои применить на практике»... «Напряжение жизни»... «Постоянная нехватка времени, а вместе с тем всюду успевали»... «Самое интересное, что на все хватало времени».
Тут все психологические компоненты счастья: ощущение перспективы, увлеченность, интерес, целеустремленность, собранность, загруженность, нехватка времени и победа над временем - овладение ситуацией. Именно отсюда - «чувство молодости, энергии, дружбы, товарищества, стремительный бег времени, быстрый водоворот жизни».
Но счастье - это не вещь, которую можно всегда хранить при себе. Окончен институт, получен диплом, достигнута заветная цель, преодолен очередной рубеж, но впереди еще целая жизнь, и счастлив в ней тот, кто сумел найти новое увлечение, новую цель, новую перспективу, загруженность, собранность, новую нехватку времени и новые победы над временем...
«Не то» счастье
А если ничего этого найти не удалось? Прежняя работа перестала увлекать, никаких существенных жизненных перемен не предвидится, кажется, что и учиться уже больше «нечему», а главное «незачем». Структура личности стареет. Возникает психологическое напряжение, которое разные люди снимают по-разному. Чаще всего напряжение снимается, точнее - снижается - за счет снижения претензий. Происходят и другие социально-психологические метаморфозы.
Здесь уместно рассказать о результатах сопоставления «внутренних структур» жизнеощущения обследованных нами инженеров в разные периоды их жизни. Одни и те же вопросы задавались каждому в прошедшем, настоящем и будущем времени.
Вопросы такие (для минувшего периода обучения без отрыва от производства):
«Считаете ли Вы, что...
...обстоятельства жизни в этот период складывались для Вас благоприятно?
...в эти годы Вам удавалось удовлетворять свои материальные потребности?
...в эти годы Вам удавалось удовлетворять свои культурные потребности?
...в этот период жизни Вам удалось развить свои способности?
...в этот период жизни Вам удавалось свои способности
реализовать?
...в это время Вы были счастливы?»
Аналогичный блок вопросов - применительно к современному периоду жизни, и почти такой же - по поводу жизненных ожиданий...
Справка
Использовалась стандартная 7-пунктовая шкала: 1 - «это совсем не так»... 4 - «нечто среднее (трудно сказать)... 7 - «это так и есть». Для будущего времени: 1 - «уверен, что будет не так»... 4 - «нечто среднее (трудно сказать)»... 7 - «уверен, что так и будет».
(Эта методика, позволяющая получить комплексную характеристику жизнеощущения - ретроспективного, актуального и прожективного - является оригинальной и впервые применена авторами настоящей статьи).
Читателю уже известно, что сегодняшняя жизненная ситуация оценивается нашими инженерами позитивно («обстоятельства складываются благоприятно») несколько чаще, чем прежняя, а счастливых сегодня не больше, чем счастливых вчера. Добавим к этому: число считающих, что им сегодня удается удовлетворять свои материальные потребности, вдвое больше, чем число удовлетворявших их раньше, а для культурных потребностей рост показателя удовлетворенности оказывается куда менее значительным. А как же развитие и реализация способностей? Тут просто удивительная стабильность массовой самооценки (разумеется, при том, что у кого-то эта самооценка от прошлого к настоящему возрастает, у кого-то снижается, и лишь у 35-40 процентов остается неизменной).
Итак, жизнь наших героев, бывших студентов-вечерников, а ныне инженеров, в целом «улучшилась», их потребности удовлетворяются все полнее; правда, их способности развиваются и реализуются как будто «не больше», чем прежде. А счастливых поубавилось... Судите сами, чего людям не хватает для счастья.
Но главный интерес представляют все же качественные, структурные изменения, происходящие в жизнеощущении личности. Эти качественные изменения видны со всей отчетливостью, если проанализировать, как сопрягаются друг с другом ответы наших героев на уже известные читателю вопросы.
(В математической статистике это называется корреляционным анализом. Вычисляемые при этом коэффициенты связи показывают, часто или редко, случайно или закономерно позитивные ответы на один вопрос сочетаются с позитивными же ответами на другой, соответственно, негативные ответы - с негативными).
Жизнеощущение человека в период учебы без отрыва от производства, как правило, отличается целостностью. Все компоненты этого жизнеощущения тесно связаны между собой. «Ощущение счастья» предстает производным из благоприятных жизненных перспектив, реализации способностей, их саморазвития, «на службе» у которого стоит удовлетворение материальных потребностей.
Немало людей, которые были счастливы вопреки тому, что их материальные потребности удовлетворялись не в полной мере. Развитие и реализация способностей - вот чем обусловлено «тогдашнее» счастье.
Жизнеощущение того же человека пять-десять лет спустя приобретает своеобразную «разорванную» структуру. В ее графическом изображении (имеется в виду граф структуры корреляционных связей между переменными) . усматриваются две автономные части. В одной - по-прежнему тесно связанные друг с другом реализация и развитие способностей. В другой - не менее тесно связанные друг с другом удовлетворенность жизненной ситуацией в целом и «мера счастья», с которой теснейшим образом связано удовлетворение материальных потребностей.
Счастливым здесь оказывается скорее тот, кто наиболее полно удовлетворяет свои материальные потребности. Развитие и реализация способностей отходят на второй план, они как бы на периферии интересов человека. Это уже в буквальном смысле «не то» счастье».
Из чисто методических соображений мы не рискнули спросить, ожидают ли наши герои счастья впереди. Но все остальные вопросы о будущем были заданы. И здесь выяснилось принципиальное и, в известном смысле, обнадеживающая особенность «прожективного» жизнеощущения.
Для будущего благоприятность жизненной ситуации теснейшим образом связывается уже не с удовлетворенностью материальных и даже культурных потребностей, а - вновь - с развитием способностей и их реализацией. Вот, оказывается, какого счастья хотелось бы!
Сказанное, разумеется, не следует понимать буквально, в том смысле, что каждый ждет своего «звездного часа». Многие как раз уже и не ждут, и их низкая самооценка перспектив развития и реализации способностей обеспечивает низкую же итоговую самооценку жизненных перспектив в целом. Но нас сейчас интересовало не то, ожидают ли для себя «лучшего» или «худшего», а то, с чем связывается очередное ожидание.
Подведем краткий итог. В воспоминаниях наших инженеров-выпускников удовлетворенность жизнью (равно как и связанное с нею «ощущение счастья») тем выше, чем больше развивались и реализовались способности; в их оценке настоящего она оказывается обусловленной главным образом удовлетворением личных потребностей (прежде всего - материальных); в их жизненных ожиданиях - удовлетворенность тем ниже, чем менее вероятна новая жизненная самоактуализация личности.
Но у иных она наверняка состоится.
Человек, решившийся на ту или иную жизненную перемену (и тем самым обеспечивший вступление своей личности в очередную фазу «овладения») становится в значительной мере хозяином своей судьбы. Человек, не сумевший быстро выйти на новый жизненный рубеж, становится целиком зависимым от внешних обстоятельств.
***
О людях, которые умеют «ловко устраиваться», говорят, что они умеют жить. Это неверно. Умеет жить тот, кто умеет жить так, как живут, например, многие студенты - вечерники и заочники. Но можно ли так прожить всю жизнь?
Чтобы разобраться в этом, мы берем углубленные интервью у наших выпускников, совершенно счастливых и не очень счастливых. Кропотливо сравнивая разные периоды в жизни каждого, мы надеемся понять, почему одни счастливы, а другие нет. Итоги этого исследования подводить еще рано. Но уже ясно, что счастье - это всегда подъем в гору, это усилие, напряжение, победа над собой и над обстоятельствами, это преодоление и овладение.
Разумеется, продолжение образования - далеко не единственный «рецепт» счастья. Но сейчас, когда широко дискутируются проблемы так называемого «непрерывного образования» - образования на протяжении жизни, этот избранный нами пример («оселок» для оттачивания определенного взгляда!) приобретает особую актуальность.
Итак, БУДЬТЕ СЧАСТЛИВЫ ИМЕННО СЕГОДНЯ!
Не откладывайте свое счастье до той поры, когда окончательно, бесповоротно добьетесь своего, достигнете цели, результата, успеха, финиша. Когда, наконец, получите диплом, защитите диссертацию, женитесь на любимой, изобретете новое устройство, купите заветный автомобиль. Будьте счастливы сегодня.
Не торопитесь наживать
Того, с чем жаль расстаться.
Не бойтесь вовремя бросать,
Не бойтесь заново начать,
Не бойтесь начинаться!
Примечание. Стихи С.Ф. Минаковой.
Потому что счастье - это даже не только овладение внешними обстоятельствами, это прежде всего преодоление пределов, которые нам ставит собственная стареющая структура личности. Потому что только ОВЛАДЕВАЯ действительностью, человек создает себя.
Ремарка: «В тяжести возрастает пальма!»
Если бы авторы этой статьи были знакомы с тогда еще не опубликованным эпистолярным наследием А.А. Ухтомского, они, пожалуй, процитировали бы в ней рассуждение Ухтомского из письма к В.А. Платоновой (1940):
«...Подчас именно среди... тяжкого труда находим мы впервые червонное золото, которым живем и питаемся всю жизнь. А еще чаще состояние так называемого «счастия» превращает человека в существо глухое и слепое, тупое сердцем и разумением ко всему, что вне его собственного существования...
...Древнеримская пословица говорила: in pondere crescit palma. Это значит: в тяжести возрастает пальма. Мысль та, что именно борьба с тяжестью, с отягощением дает пальме так прямо и высоко подниматься в своем росте все вверх!..» (Ухтомский А. Интуиция совести. Письма. Записные книжки. Заметки на полях. СПб.: Петербургский писатель, 1996, с. 192-193).
(Ср.: счастье как «преодоление пределов», а не «достигнутый предел»...).
А вот фрагмент «заметок на полях книг» А.А. Ухтомского, который, даже если бы был известен, вряд ли решились бы полностью процитировать в 1982 г.:
«...Люди привыкли думать в терминах, выработавшихся для твердых тел. Когда социалисты говорят о «счастии», которое они будто бы вырабатывают для человечества, о «счастии, творцом которого должен быть сам человек» и т. под., они мыслят это счастие тоже как своего рода твердое состояние. «Превратить счастие в ТВЕРДОЕ СОСТОЯНИЕ», - вот так приходится формулировать задачу, поставленную перед человечеством у социалистов...
...В наших глазах счастие и счастливый человек (поскольку дело идет не об абстракции, а о конкретной действительности) - вещи не чрезвычайно ценные! Справедливо говорили, что исключительно счастливым человеком, беспримерно счастливым человеком был князь Платон Зубов. И не надо сбиваться в речах о счастии и счастливых на абстракции, - надо всякий раз вспомнить конкретный образ действительно счастливого человека. Ну, вот, - вспоминайте же всякий раз о князе Платоне Зубове! Тут ведь и счастие и всего ближе к устойчивости и «твердому состоянию».
Для нас же и князь Платон Зубов, и счастие его - это дрянь, пакость, которые хочется обойти как загаженное место!
Вот, пожалуй, и не удивительно, что находя общее и согласное для себя в социализме, пока дело идет о примате ОБЩЕСТВЕННОГО над ИНДИВИДУАЛИСТИЧЕСКИМ, мы - христиане - решительно уходим от социализма с того момента, как речь заходит о создании СЧАСТЛИВЫХ людей, о превращении всех в князей Платонов Зубовых!..» (Ухтомский А. Заслуженный собеседник. Этика. Религия. Наука. Рыбинск, 1997, с. 408).
(Ср.: счастье как «процесс», а не «состояние»...).
Примечание. Вышеприведенная статья — «Способ быть счастливым» — была одной из трех работ «тандема» С. Минакова — А. Алексеев на эти темы, опубликованных в массовой печати в начале 80-х. См. также: Алексеев А., Минакова С. «Скажи мне, чем ты увлечен?» (проблема с острым сюжетом) // Литературное обозрение, 1980, № 9; Минакова С., Алексеев А. Овладение специальностью и овладение собой // Молодой коммунист, 1982, № 10.
= Преодолевать пределы (Призыв к себе самому)
[Ниже — извлечения из романа Г. Гессе «Игра в бисер». Выписки сделаны в марте 1983 г. — А. А.]
<…> Когда-то, еще будучи студентом он заполнил эти листки стихотворными строчками. <…> Он написал их в один из тех особенных дней, когда его посетило душевное состояние, называемое им пробуждением.
Четко на самом верху был написан заголовок: «TRANSCENDERE!» [преодолевать пределы — лат. — А. А.]. Впоследствии, в другое время и в другом расположении духа появился другой заголовок, гласивший: «Ступени». <…>
(Г. Гессе. Игра в бисер. М., 1969, с. 365–366)
Ступени
Любой цветок неотвратимо вянет
В свой срок и новым место уступает:
Так и для каждой мудрости достанет
Час, отменяющий ее значенье.
И снова жизнь душе повелевает
Себя перебороть, переродиться,
Для неизвестного еще служенья
Привычные святыни покидая, —
И в каждом начинании таится
Отрада благостная и живая.
Все круче поднимаются ступени,
Ни на одной нам не найти покоя,
Мы вылеплены божьею рукою
Для долгих странствий, не для косной лени.
Опасно через меру пристраститься
К дано налаженному обиходу:
Лишь тот, кто вечно в путь готов пуститься,
Выигрывает бодрость и свободу.
Как знать, быть может, смерть, и гроб, и тленье —
Лишь новая ступень к иной отчизне.
Не может кончиться работа жизни…
Так в путь — и все отдай за обновленье!
(Там же, с. 428–429)
Ремарка: прочтения разных лет.
В более распространенном сегодня переводе С. Апта это стихотворение звучит иначе:
«Цветок сникает, юность быстротечна, / И на веку людском ступень любая, / Любая мудрость временна, конечна, / Любому благу срок отмерен точно. / Так пусть же, зову жизни отвечая, / Душа легко и весело простится / С тем, с чем связать себя посмела прочно, / Пускай не сохнет в косности монашьей! / В любом начале волшебство таится, / Оно нам в помощь, в нем защита наша. / Пристанищ не искать, не приживаться, / Ступенька за ступенькой, без печали, / Шагать вперед, идти от дали к дали, / Все шире быть, все выше подниматься! / Засасывает круг привычек милых, / Уют покоя полон искушенья. / Но только тот, кто с места сняться в силах, / Спасет свой дух живой от разложенья. / И даже возле входа гробового / Жизнь вновь. глядишь, нам крикнет клич призывный, / И путь опять начнется непрерывный… / Простись же, сердце, и окрепни снова». (Г. Гессе. Игра в бисер. СПб.: Азбука, 2000, с. 385–386).
Однако именно в первом варианте перевода «услышал» я, в свое время, Германа Гессе.
Сегодня стоит добавить к этим выпискам, тогда «не замеченное», обсуждение этих стихов героями «Игры в бисер» — самим Магистром музыки Кнехтом и его другом Тегуляриусом. См. ниже. (Сентябрь 2000).
[Тегуляриус. — А. А.]:
<…> Стихотворение это никогда, в общем-то, не нравилось мне, потому что в нем есть какая-то властная нравоучительность и назидательность. <…> Заглавие «Ступени» неплохо передает его суть; но с таким же и даже с бОльшим правом вы могли бы назвать его «Музыка» или «Сущность музыки». Ведь, если убрать тот резонерский, назидательный тон, останется, собственно, размышление о сущности музыки, или, пожалуй, хвалебная песнь музыке, ее постоянной сиюминутности, ее веселости и решительности, ее подвижности, ее неутомимой решимости и готовности спешить дальше, покинуть пространство или отрезок пространства, куда она только что вступила. <…> В том виде, в каком оно [это стихотворение. — А. А.] существует, оно, по-моему, не только слишком нравоучительно и назидательно, но и уязвимо из-за одной логической ошибки. Оно, только ради нравственного воздействия, отождествляет музыку и жизнь, что по меньшей мере сомнительно и спорно, делая из естественного и свободного от нравственности порыва — а это и есть движущая сила музыки — «жизнь», стремящуюся воспитывать и развивать нас призывами, приказами и напутствиями. <…>
[Кнехт. — А. А.]:
<…> Может быть, ты прав! — сказал он полушутливо. — Во всяком случае, ты прав насчет отношения этого стихотворения к музыке. Образ «от дали к дали» и главная мысль моих стихов идут и правда от музыки, а я этого не знал и не замечал. Загубил ли я эту мысль и исказил ли этот образ, не знаю; возможно, ты прав. Когда я сочинял эти стихи, речь ведь в них шла уже не о музыке, а об одном ощущении, что эта прекрасная музыкальная метафора показала мне свою нравственную сторону и стала во мне призывным кличем, зовом жизни. Повелительная форма этого стихотворения, которая тебе особенно не нравится, не говорит о желании приказывать и поучать, ибо приказ, призыв обращен к себе самому [здесь и далее выделено мною. — А. А.]. Даже если бы ты и так не знал это, дорогой мой, ты мог бы вычитать это из последнего стиха. Итак, я что-то понял, узнал, открыл для себя и хочу втолковать, втемяшить смысл и мораль своего открытия себе самому. Поэтому-то стихотворение и застряло у меня в памяти — хоть и без моего ведома. Хороши эти стихи или плохи, цели своей они, стало быть, достигли, их призыв продолжал жить во мне и не был забыт. Сегодня он опять звучит для меня как бы по-новому; это прекрасное ощущение, твоя насмешка его не испортит. <…>
(Г. Гессе. Игра в бисер. СПб.: Азбука, 2000, с. 331–332).
= Счастье — дар, который сумели принять
...Счастье нечто совсем-совсем иное, чем представляют себе
те, кто его не знает... Я никогда не считал счастье чем-то
веселым и легким, а всегда чем-то таким же серьезным, трудным и
строгим, как сама жизнь, - и, может быть, я ПОДРАЗУМЕВАЮ ПОД НИМ
саму жизнь. Я его не "выиграл", оно мне не "выпало" - я его ВЗЯЛ
НА СЕБЯ, повинуясь некоему чувству долга, некоей морали, некоему
врожденному императиву...
"Счастье" - это СЛУЖЕНИЕ... Я ничего себе не облегчил.
Счастье, МОЕ счастье, МОЕ счастье - это слишком в высокой степени
переживание, волнение, познание, мука, оно слишком чуждо покою и
слишком родственно страданию...
Томас Манн. Из письма брату Генриху. 1904.
...Состояние счастья - самое глухое, глубокое состояние
человека. Это состояние наибольшей глухоты ко всему, что делается
в жизни кроме тебя...
...Непрестанно ищущему, непрестанно страждущему, непрестанно
проступающему вперед человеку объясняют, что подлинный его смысл
и удовлетворение в том, что он живет в трехмерном пространстве,
что он должен быть здоров и экономически обеспечен, это поистине
предлагать камень вместо яйца и абстракции вместо действительности
в ее живой полноте. И смысл, и цель, и полнота, и живое содержание
человеческой жизни - в обществе, в общем деле, с такими же
другими, в способности раствориться в жизни других, то есть в
любви...
А.А. Ухтомский. Из писем к Ф.Г. Гинзбург. 1927-1931
(цит. по: Ухтомский А. Доминанта души. Из гуманитарного наследия. Рыбинск,2000, с. 400-401)
...Настоящее, подлинное, на всю жизнь незабываемое счастье
человек переживает лишь в эти напряженные и мучительные моменты
подъема и труда, когда он хоть временно выходил из себя и видел
то, что выше его!..
А.А. Ухтомский. Из письма к И.И.Каплан. 1923 (цит. по:
Ухтомский А. Интуиция совести. Письма. Записные книжки.
Заметки на полях. СПб., 1996, с. 222)
Ремарка: не «стать», а «быть».
Как читатель уже мог заметить, наше толкование «счастья», в контексте всего изложенного, довольно далеко от обыденных и даже большинства философских трактовок.
Примечание. Как отмечал Размик Месропович Айдинян (1940-2002), с которым автор имел радость дружить, «…среди общего разноголосия мнений можно выделить две устойчивые ноты: 1) счастье – это покой и беззаботность; 2) счастье – удовлетворение от обладания благами в результате деятельной жизни» (Айдинян Р.М. Трактат о счастье. СПб.: Алетейя, 2008, с. 13). Р. А. обобщил свой обзор философской мысли на эту тему названием соответствующей главы своего «Трактата…»: «Счастье как цель человеческой жизни» (Там же).
…Итак, счастье - не состояние, а процесс. Это жизненное напряжение, а не ублаготворенность. Это – преодоление пределов.
Вспоминается забавный эпизод из истории опубликования нашего со Светланой Минаковой очерка. Редакция ленинградского журнала «Нева» (1982) , проявившая к нему безусловный интерес, вдруг, в последнюю минуту, вздумала «усовершенствовать» название и переименовала «Способ быть счастливым» - в «Способ стать счастливым». В точности противоположно смыслу статьи. Понадобился авторский ультиматум отказа от публикации, чтобы такое переименование не состоялось.
…А и сказанным не исчерпывается содержание понятия «счастье». Ниже — одна из заметок моего коллеги и друга Романа Ленчовского, обнаруженных мною в своем архиве, вместе с его письмами первой половины 1980-х гг. (Август 2012).
= Р. Ленчовский. Из «Письма к дочери, когда она вырастет» (1984)
<…> Недоговариваем в себе, про себя, берем истины нравственные как бы взаймы, будто пущены они были «в оборот», а не сказаны опять-таки «про себя» — о себе, хотя бы и с надеждой быть услышанными…
Федор Михайлович Достоевский: «…Счастье личности есть вольное и желательное отрешение ее, лишь бы другим было лучше».
Почему бы не возникнуть «соблазну» стать безусловным «творцом своего счастье» (как это ни банально звучит), «осчастливив» или, по меньшей мере, «одарив» собою ближнего? Но не все так просто с этой максимой, положенной в основу тысячелетних идеалов… Решаешь суверенно: «сниму с себя рубашку». Это можно. А вот чтобы отдать — нужно, чтобы приняли. Что же — о душе говорить! Если же «отдавать» себя «всему человечеству», то и вовсе не понятно, как можно надеяться на «счастье»: совершенно очевидно, что такая самоотдача очень мало связана с понятием тебя как Лица.
Счастье — это НЕ ЦЕЛЬ для лица, ибо не может оно быть [только. — А. А.] результатом личной деятельности. Счастье — дар, который сумели принять, взаимодарение и взаимопринятие.
На «самоотдаче» как принципе, «законе счастья» останавливаться в своем нравственном развитии нельзя. Это монизм, парадоксально игнорирующий «другого», хотя и хлопочет о нем. «Отдавать» себя, — но только без всякого самообнадеживания насчет собственного и всех «осчастливливаемых» лиц счастья. Отдавать — как быть.
Целью же может быть только достойная жизнь, выполнение долга как реализация собственного понятия о жизни, о своем «предназначении». <…>
Р. Л. [начало 1984 г. — А. А.]
Ремарка: интегральное представление о счастье.
…Глубоко и точно сказано Романом Ленчовским: «Счастье — дар, который сумели принять»!
Интересно, что в моих собственных рассуждениях тех лет на эту тему, включая вышеприведенный опыт социально-психологического рассмотрения «проблемы счастья», последнее трактуется довольно эгоцентрично. В полемике с «потребительской», «достижительной», «целевой» трактовкой («счастье — сумма достижений» и т. п.) выдвигалась «деятельностная», «экзистенциальная», «процессная» трактовка счастья как апофеоза духовно-практического овладения миром, «преодоления пределов», подчинения себе (опять же — себе!) как внешних, так и внутренних («внутри-себя»…) обстоятельств, и т. д.
Между тем, пожалуй, не менее значимо и перспективно представление о счастье как процессе жизненной самоотдачи, выходе за пределы эгоистического «я»; можно сказать — «альтруистическая трактовка» счастья, или «доминанта на Лицо другого», по А. А. Ухтомскому.
При таком переструктурировании «пространства» счастья оказывается, что: и «достижительная» стратегия — не так уж ущербна (возможно достижение, которого ждет от тебя другой…); и «деятельностная» — не бесспорна (тут ведь можно и другого «осчастливить», против его желания…); и даже самоотдача для другого (других) имеет смысл лишь тогда, когда… «дар принят» (как справедливо замечает мой друг).
Тогда приходим к интегральному представлению о счастье, которое, как нам кажется, близко к швейцеровскому «благоговению перед жизнью»:
«Я есть жизнь, которая хочет жить среди жизни, которая также хочет жить»
…А дочь моего друга — Анна Ленчовская — выросла. Сейчас она — студентка психологического факультета Киевского университета.
(Май-декабрь 2000).
= Счастье, или как я был хорошим (8 марта 1943 г.)
[Ниже — один из цикла рассказов «Про меня маленького (рассказы для Саши)» моего друга и коллеги Анри Кетегата. — А. А.]
Когда я был маленький, я очень боялся оказаться плохим. Потому что, если я не слушался, мама сердилась и говорила: «Ты не мой сын. Мой сын хороший мальчик». Я пугался, что меня подменили, и, вцепившись в маму, кричал: «Я твой! Мама, я твой сын!». И со страху начинал слушаться.
Жили мы втроем: мама, я и совсем большая сестра Неля, которая уже ходила в школу. А папы не было. Плохие люди посадили его в тюрьму и там мучили, хотя он ни в чем не был виноват. Но это я узнал, когда подрос, а пока думал, что папа в длительной командировке.
Потом эти люди забрали и маму, и мы стали жить с тетей Любой, маминой сестрой. Тетя Люба работала в мужской парикмахерской. Она там стригла и брила почти одних только солдат и офицеров, потому что шла война и почти все дяди были солдатами или офицерами. Я очень гордился тем, что тетя Люба помогает военным. Когда идет война, все военные герои, и щетина на их мужественных лицах отрастает потому, что им некогда бриться, надо стрелять.
Целыми днями тетя Люба делала героев красивыми. Неля полдня училась в школе и еще полдня что-то шила в швейной мастерской. За это ей давали рабочую карточку, по которой в магазине хлеба отрезали больше, чем по детской.
Они работали, а я их ждал. Я их ждал и хотел есть. Я так хотел есть, что даже не играл, да и не во что было играть. По карточкам игрушек не давали, а купить было не на что. Я хотел есть и прилипал носом к оконному стеклу, высматривая ближе к вечеру тетю Любу и Нелю.
Но однажды я отлип от окна. Я решил быть хорошим и встретить моих кормилиц не только голодными глазами. Это было в женский праздник, 8 марта 1943 года.
Я надумал вымыть пол. Как моют пол, я, правда, не очень знал, но дело-то, в общем, нехитрое. Ну вот стоит на столе кувшин с кипяченой водой. Для питья. Но если эта вода годится для питья, то уж для пола-то тем более…
Я вылил весь кувшин на пол и принялся тряпкой гонять воду по комнате. Что дальше надо делать, я не знал. «Высохнет», — решил я, лег на диван и стал смотреть, как сохнет пол.
…Проснулся я от лязга ведра. Босая тетя Люба шлепала по лужам, собирая тряпкой воду. Я обмер: вот-те на! Не высохло! Но тетя Люба почему-то не выглядела сердитой. Похоже, даже наоборот. Она увидела, что я проснулся, и совсем не страшно замахнулась на меня тряпкой: «Что, труженик? Устроил наводнение и дрыхнуть завалился?».
Тут пришла и обомлела Неля. Я рассказал им, как мыл пол. И тогда они стали хохотать. Они так хохотали, что в глазах появились слезы. Тетя Люба забыла, что у нее в руке, и вытерла слезы грязной тряпкой. Тут уж и я расхохотался.
Мы смеялись — и забыли про войну и про хлебные карточки. Про то, что у меня нет игрушек, у Нели теплых ботинок, а у тети Любы мужа, который пропал на фронте. Мы смеялись, и нам было хорошо. Так хорошо, что я даже почувствовал, как где-то у меня внутри, на свободном от хлеба месте появилось что-то такое, что, наверно, называется счастьем.
Потому что я почувствовал себя хорошим. Как мама хотела.
А. Кетегат, 1995
**
