Первоисточник: журнал-газета «Мастерская» (13.08.2013)

Содержание

1. Памяти Леонида Евсеевича Кесельмана (1944-2013)

2. Человек в обществе и общество в человеке

- А. Алексеев: О книге «Галина Старовойтова —  продолжение жизни» (2003)

- Л. Кесельман: Несколько слов о том, кому и зачем нужна социология

- Мой комментарий к текстам Л. Кесельмана (2003)

- Б. Докторов: Заочное выступление на Методологическом семинаре  Социологического института РАН (декабрь 2003)

- Б. Миронов: из рецензии на книгу «Галина Старовойтова — продолжение жизни» (2003)

3. «Пусть каждый будет сам себе методолог и сам себе теоретик…» (заветы Ч. Р. Миллса)

(1)

= Из петербургского журнала «Телескоп: журнал социологических и маркетинговых исследований» (2013, № 4):

ПАМЯТИ ЛЕОНИДА ЕВСЕЕВИЧА КЕСЕЛЬМАНА (1)

(19 февраля 1944  - 29 июля 2013)

Редакционный совет «Телескопа» с прискорбием сообщает о смерти нашего друга и коллеги, автора журнала Леонида Кесельмана. Им многое сделано для познания сложных переходных процессов, происходивших в СССР / России на рубеже прошлого - начале нового века. Особенно значим его вклад в изучение массового сознания россиян. Он был исследователем, преданным своему делу, и гражданином, остро реагировавшим на все, происходившее в стране. Несмотря на тяжелую болезнь, долгие годы преследовавшую его, он всегда заражал коллег и друзей своей неиссякаемой энергией и оптимизмом  

Леонид Евсеевич Кесельман родился 19 февраля 1944 года в Казахстане. В 1973 году окончил экономический факультет Ленинградского государственного университета. В 1969 - 1975 годах работал в Институте социологических исследований АН СССР. В 1975 - 1989 годах - в  Институте социально-экономических проблем АН СССР. С 1989-го - сотрудник петербургского филиала Института социологии РАН. С 1989 года - руководитель неформальной исследовательской группы «Центр изучения и прогнозирования социальных процессов». С 2004 г. жил в Германии.

Круг научных интересов Кесельмана на протяжении более чем 40-летней научной деятельности: социология труда, исследования ценностных ориентаций и саморегуляции личности, социология театра, исследования массового сознания, девиантология, электоральная социология. Он - автор многих сотен публикаций, в том числе – нескольких книг.

В среде профессионалов и не только Леонид Кесельман известен как разработчик методологии и технологии уличного опроса, или делегированного наблюдения. На рубеже 1980-90-х гг. ученый и группа его сотрудников впервые в России выявили и зафиксировали отношение населения Ленинграда – Петербурга к важнейшим политическим событиям тех лет. В марте 1989 года, в преддверии выборов народных депутатов СССР он организовал первый в городе (да и в России) уличный опрос избирателей, зафиксировавший неизбежность проигрыша выборов тогдашней ленинградской номенклатуры. Впоследствии уличный опрос по методике Кесельмана вошел в массовую социологическую и полстерскую практику.   

Подробнее см.: Кесельман Л.Е.: «...Случайно у меня оказался блокнот “в клеточку”»” // Телескоп: наблюдения за повседневной жизнью петербуржцев. 2005. № 5. С. 2-13 (2).

Небольшая галерея фотографий Л. Кесельмана, присланных его коллегами и друзьями, расположена на сайте Санкт-Петербургской ассоциации социологов.

На смерть Леонида Кесельмана откликнулись многие его коллеги. Считаем своим долгом назвать здесь их имена:

Андрей Алексеев – к. филос. н., независимый исследователь, СПб; Михаил Борщевский – к. филос. н., издатель, Англия; Георгий Васюточкин – к. т. н., общественный деятель и публицист, СПб; Александр Винников, к. ф.-м. наук, общественный деятель и публицист, СПб; Владимир Гельман – к.  полит. н., проректор по научной работе Европейского универ. в СПб; Яков Гилинский – д. ю. н., зав. каф. РГПУ им. А.И. Герцена, СПб; Александра Дмитриева – председатель правления СПАС, к. социол. н., ф-т социологии СпбГУ; Наталья Дадали – социолог, СПб;  Борис Докторов – д. филос. н., независимый исследователь, США; Ирина Елисеева – д. э. н., чл.-корр. РАН, директор СИ РАН, СПб; Владимир Звоновский – к. социол. н., Председатель правления Фонда социальных исследований, зав. каф. Самарского гос.  экономического университета; Ольга Здравомыслова – д. филос. н., исполнительный директор Горбачев-Фонда,  Москва; Михаил Илле – издатель, редактор «Телескопа», СПб; Владимир Ильин – д. социол. н., ф-т. социологии, СПбГУ; Антон Казун – студент, ВШЭ, СПб; Анри Кетегат – социолог, литератор, Литва; Владимир Костюшев – к. филос. н., Национальный исследов. универ. «Высшая школа экономики – СПб»; Татьяна Кутковец – социолог, Москва; Алексей Левинсон – к. искусствоведения, Левада-Центр, Москва; Роман Ленчовский – Киевский междунар. институт социологии, Украина; Мария Мацкевич – к. социол. н., СИ РАН, СПб; Владимир Паниотто – д. филос. н., Киевский междунар. институт социологии Украина; Дмитрий Рогозин – к. социол. н., ИС РАН, Москва; Елена Рождественская - д. социолог. н., ИС РАН, Москва; Ирина Ронкина – общественный деятель, СПб; Галина Саганенко – д. социол. н., СИ РАН, СПб; Аркадий Соснов – журналист, СПб; Ольга Старовойтова - общественный деятель, журналист, СПб; Александр Тихонов – д. социол. н., ИС РАН, Москва; Дмитрий Травин – к. э. н, журналист, Европейский универ. в СПб; Маргарита Филиппова – издатель, СПб; Валерий Хмелько – д. филос. н., Киевский междунар. институт социологии, Украина; Владимир Ядов – д. филос. н., декан факультета социологии Гос. академического универ. гуманитарных наук. Москва

Полные тексты откликов в оперативном режиме публиковались Андреем Алексеевым на портале Когита.Ру  (3) и Александрой Дмитриевой на сайте Санкт-Петербургской ассоциации социологов. Мы благодарим их за возможность использования собранной ими информации.

Ниже приводятся фрагменты некоторых из текстов, написанных в память о Леониде Кесельмане. К сожалению, пространство журнала резко ограничивает наши возможности передать все сказанное о нем...

***

Леонид Евсеевич Кесельман, социолог милостью Божьей, давний и необходимый друг – мой и практически всех моих друзей, человек ярчайшего таланта и бешеного темперамента, порой уходящий в тень, порой становящийся самым известным социологом не то что Петербурга, но – России, скончался 29 июля 2013 года, в Аахене.

Андрей  Алексеев 

Леонид Кесельман был для СИ РАН не просто другом и бывшим сотрудником. Он был символом Социологического института. В конце 80-х- начале 90-х Леонид Кесельман поднял петербургскую социологию, сделав ее инструментом публичного обсуждения самых острых проблем. Он запомнился веселым, энергичным, не боящимся трудностей. Все, кто с ним дружил, встречался, сотрудничал, получали частицу его жизненной энергии. В России надо жить долго... Это известное выражение Леня , к сожалению, не смог воплотить в жизнь. <…>

Ирина Елисеева

Л.Е. Кесельман - один из немногих в плеяде советских социологов определил полевую рутинную работу в качестве основного звена для аккумуляции социального знания. Он одним из первых обратил внимание на дуальность знания, получаемого в коммуникации. То, что многих до сих пор страшит в качестве систематических смещений, что апологеты количественного подхода требуют избегать как эффекта интервьюера, Л.Е. Кесельман определял в качестве необходимого элемента коммуникации. У Л.Е. Кесельмана мы находим взвешенный и весьма критический подход к выборочному исследованию. Обкатывая методологию уличных опросов на электоральных зондажах, он показал, что критерии устойчивости, соответственно, надежности и валидности данных, могут достигаться не только на случайных выборках. <…> И, пожалуй, самое важное, Л.Е. Кесельман показал место социологии в социальной стратификации. Его брезгливость к власти, ироничность и насмешливость над интерпретативными играми в обслуживании тех или иных интересов, действительно, демонстрируют высокие стандарты научного этоса, без прикрас и излишних вычурностей, так свойственных утопающему в ветвистой метафорике языку обществоведов.

Дмитрий Рогозин 

Умер Леонид Кесельман. Мало сказать, что ушел блестящий социолог, — он один из самых талантливых ученых Петербурга. Не стало человека, с именем которого для многих ленинградцев ассоциировалась перестройка. Он стал первым, кто показал нам, что действительно думает город о политических процессах, происходящих в стране. <…> то, что он делал, воспринималось не как будничная социологическая деятельность, а как наша борьба за ту свободу, которая на рубеже 1980 — 90-х казалась столь близкой.

Дмитрий Травин

Леонид Кесельман давно болел, возвращался к жизни после нескольких клинических смертей, последние месяцы (возможно, годы) был готов к смерти... и вот это произошло... <…> Леня явно был не как все, и уж точно – не как многие... он десятилетиями проработал в академической социологии, но его сознание не могло, не хотело ограничиться лишь познанием окружающего социума, он все время пытался сделать мир таким, каким он виделся ему... он болезненно чувствовал сопротивление среды, но не хотел этого принять...  его человеческий и социальный темперамент протестовали против покоя, «он с детства угол рисовал...». . <…> Я знал Леню сорок лет, с начала 1970-х, и могу с уверенностью разделить его жизнь на три этапа: до перестройки, годы перестройки и постперестроечный период. Можно и иначе: «поздний шестидесятник», «пророк перестройки», «человек, оставшийся в конце 80-х – начале 90-х».

Борис Докторов

Леня был самый чувствительный инструмент, слышащий / диагностирующий приближение перемен. Так было в начале 80-х - казалось, что тот  век никогда не кончится, но  Леня  уверенно заявлял  -  да  куда  же  они денутся, мол, дни их сочтены. И  опять  два  дня  назад  я  спрашивала  Леня - слышит ли он поступь перемен, как они там из его далёка смотрятся...  Он был оптимистом,   в   том   плане,  что он уверенно считал, что плохое и плохие люди так или иначе уйдут, обязательно уйдут...

Галина Саганенко

Лёня был изобретателем не только знаменитой своей методики уличных опросов. Он был страстным изобретателем вин (от слова винА, а не винО). Не перед ним вин. К себе он относился вполне беззаботно. Уже не раз побывавший в коме, похохатывал над своей болезнью, и так – в общении по скайпу – до самого конца. Лёня изобретал вины перед наукой и перед историей: кто и что делает не так. Отсюда его заносило в планы спасения страждущих и заблудших, не ведающих истинных путей, ведомых ему.

Анри Кетегат

В сложных условиях государственного и общественного прессинга всего, что связано с наркотиками и их потреблением, Леонид Кесельман один из немногих российских ученых на большом эмпирическом материале показывал объективную картину, выступая за разумную антинаркотическую политику без репрессий в отношении наркоманов. Своими трудами Л. Е. Кесельман внес существенный вклад в развитие отечественной девиантологии. Леонид Евсеевич был патриотом в хорошем, не искаженном смысле этого слова. Он искренне переживал за происходящее в России и верил в ее будущее.

Яков  Гилинский  

Высочайший жизненный тонус Леонида, воочию зримый и на самых больших расстояниях, на различнейших поворотах наших индивидуальных судеб, а главное, насколько я мог и могу судить, максимальная его вовлечённость в наши общие социальные и профессионально-общинные судьбы, предельная его коммуникативная открытость и всеохватность, - всё это и многое-многое, что можно было бы добавить, не позволяют смириться с горчайшей вестью... Трудно представимое физическое отсутствие Лёни (в "наших рядах" и просто - "по-домашнему") - и, теперь уже очевидное, его с нами личностное всеприсутствие... Вечная память...

Роман Ленчовский

Шестидесятники. Снаряды, как говорится, ложатся все ближе.
Вот 29 июля 2013 г. в Германии умер Леня Кесельман. После первого инфаркта 10 лет назад он жил, будучи готовым умереть в любой момент. И это не мешало ему жить в планах и смеяться над жизнью и смертью. Периодически он повторял диагноз: "Я давно должен был умереть, но..." Уже не один год я, прощаясь с ним, был уверен, что шансов на вторую встречу нет. Но Леня являлся вновь и вновь в виде регулярных рассылок сносок на материалы, достойные ознакомления и обсуждения, прилетая в Санкт-Петербург в качестве вихря, будоражащего окружающих.

Владимир  Ильин

К началу 1990-х Леонид Кесельман - уже имя нарицательное… Когда в эти годы при знакомстве приходилось говорить о профессии, собеседник нередко отвечал: "Да, знаю про социологию! То, что делает Кесельман?"… Думаю, к концу 1990-х треть населения Петербурга слышали о социологе Кесельмане. "Утром в анкете - вечером в газете!" - так Леня шутил по поводу своих искрометных опросов - за все время работы небольшой научной группы - или очень большой! интервьюерами у Кесельмана работали сотни людей - и многие известные в городе люди считали за честь работать бескорыстно у Кесельмана..

Владимир  Костюшев

***

Леонид Евсеевич не просто увлекался новыми идеями и проектами, он жил ими: мог работать почти без сна, находя новые решения старым проблемам. Работать с ним было тяжело, и, наверное, мне, жившему в другом городе, было легче, чем тем, кто работал рядом с ним. Но его энергетика действовала и на расстоянии, заражая оптимизмом и упорством в достижении целей.

В. Звоновский

По поводу уличных опросов мы много спорили с Лёней, у меня их репрезентативность вызывала большие подозрения. <…>. И только позже я понял, что это совсем иной тип опросов, чем те научные или коммерческие опросы, к которым я привык и которые используют профессиональных интервьюеров, зарабатывающих на жизнь этой деятельностью.   Тут сложилась личность Лени и уникальность времени, когда это происходило.  

Владимир Паниотто

Леонид Кесельман был настоящим «шестидесятником» - со всеми присущими поколению надеждами, иллюзиями, жаждой знания и верой в него. Но без них он никогда бы не сделал всего, что успел и что останется в истории общественной жизни и истории российской социологии. Уличный опрос (делегированное наблюдение) – это его авторский метод исследования. «Весна 1989 г., Ленинград, первые альтернативные выборы депутатов Верховного Совета СССР. Первые отчеты еще нельзя было представить опубликованными, первые прогнозы итогов выборов, сбывавшиеся с точностью до процента… Потом мало было газет в Петербурге и Москве, в которых бы не появлялись «таблицы Кесельмана».

В последние годы из-за болезни он не мог работать как прежде, в своей стихии, в опросах. Но жил только Россией, тем, что происходит здесь.

Мария Мацкевич

Он всегда высказывал смелые идеи, которые зачастую противоречили тому, о чем можно было услышать в стенах университета. Это заставляло задуматься о том, как же обстоят дела на самом деле, и итог часто был не в пользу академической науки. Одной из последних идей Леонида Евсеевича, которую он видел и в творчестве Ю. Левады, была необходимость интеграции наук, создания нового, динамичного источника знания и соответствующих инструментов для его поиска. По мнению Леонида Евсеевича, подобная интеграция является не просто следствием внутренней логики развития наук, но и предметом огромного спроса со стороны общества, лишившегося четкого понимания своего развития.

Антон Казун

В Ленинграде предстояли первые свободные выборы, и на этих выборах должны были встретиться кандидат от демократов и старый ленинградский партийный босс. На основании разработанной им методики Кесельман вывел в поле, то есть сделал интервьюерами примерно полторы сотни волонтеров, которые получили инструкции, и с их помощью провел очень короткое, но очень значительное по охвату исследование. Результаты этого исследования он не обнародовал, они были запечатаны в конверт, и под телекамерами этот конверт с прогнозом исхода выборов был передан на хранение ответственным лицам. Прогноз говорил о том, что выиграет демократический кандидат. Когда выборы состоялись, и действительно выиграл этот кандидат, вскрыли этот конверт, и оказалось, что прогноз точен до единиц процентов!

Алексей Левинсон

***

Есть люди – Леонид Кесельман  был из них, – о которых говорить и думать в прошедшем времени очень затруднительно. Такой витальный он был, широкий, яркий....

Татьяна Кутковец

(2)

= Из книги: Алексеев А.Н. Драматическая социология и социологическая ауторефлексия. Том 4. СПб.: Норма, 2005

Глава 24. Человек в обществе и общество в человеке

24.1.    Что же является предметом  социологического изучения?

От автора — сегодня

Автору этих строк уже приходилось заявлять о своей позиции в известном споре между приверженцами социологии социоцентричной, «структурирующей», «дискурсивной», использующей преимущественно «жесткие» и количественные методы, и социологии антропоцентричной, «интерпретативной», «гуманистической», использующей в основном «мягкие» и качественные методы. Буду (вслед за моим покойным другом и коллегой Сергеем Розетом) называть первую — субъект-объектной, а вторую — субъект-субъектной социологией (4).  

Разные теоретико-познавательные подходы, реализуемые той и другой, как мне представляется, вовсе не исключают друг друга. А говоря метафорически — оба эти «альтернативных» подхода суть разные «русла» единого научного потока, или, если угодно, разные «ветви», равно необходимые для цветения и плодоношения «древа социального познания». 

Здесь напомню и о третьем «русле». Это — социальная философия философская социология?), сосредотачивающаяся на мировоззренческих и смысложизненных вопросах социального бытия и его познания. 

Будучи соотнесены между собой, «субъект-объектная» социология, «субъект-субъектная» социология и социальная философия составляют системную триаду науки о человеке и обществе (5).

Мне не импонирует ставшая уже привычной трактовка «не классической» (включающей в себя феноменологические, акционистские, интуитивистские, конструктивистские и некоторые иные социологические подходы) и «классической» («стандартно-научной», по выражению В.В. Ильина) социологий как разных социологических парадигм. Ибо само по себе понятие «парадигма», по крайней мере у Т. Куна, связано с «научными революциями», предполагающими смену парадигмы; при этом новая отрицает старую, обычно включая ее в себя как «частный случай» для граничных условий (что бывало в истории естествознания).

Думаю, речь здесь должна идти скорее о взаимодополнительности разных парадигмальных (уж воспользуюсь этим термином!) подходов, при их принципиальном равноправии (и, кстати сказать, равно глубоких корнях в истории мировой культуры).

Пожалуй, можно говорить также об их (этих парадигмальных подходов) пульсирующем развитии: в разных социокультурных и общенаучных контекстах один (на данном историческом этапе — именно «субъект-субъектная» социология) «наверстывает» свое отставание от другого (в данном случае — от социологии «субъект-объектной»). Эта последняя успела — в минувшем столетии — занять господствующее положение (что и привело к тому, что иногда называют «парадигмальным кризисом» в социологии).

Итак, автор настоящей книги не принадлежит к числу ни адептов «субъект-субъектной» (гуманистической и т. п.), ни противников «субъект-объектной» (структурирующей и т. д.) социологии (6).

Вот почему для меня равно ценны, скажем: круг научных идей ныне покойной Тамары Дридзе, развернутый ею в цикле работ середины 90-х гг. (7), и… казалось бы, полярный этим идеям (при ближайшем рассмотрении — не совсем так!) теоретико-методологический подход, разрабатываемый Леонидом Кесельманом в серии работ последнего времени.  Приглашаю читателя раскрыть только что появившуюся книгу: Галина Старовойтова — продолжение жизни / Под ред. Л. Е. Кесельмана. СПб.: Норма, 2003. (Ноябрь 2003).

А. Алексеев: О книге «Галина Старовойтова —  продолжение жизни» (2003)

Эта замечательная книга, вышедшая в свет ровно в день 5-летней годовщины со дня гибели Галины, включает в себя:

а) тексты развернутых ответов свыше 80 лиц, чей жизненный путь так или иначе пересекался с Галиной Старовойтовой (среди них — российские и зарубежные политики, ученые, деятели культуры, просто друзья), на своего рода анкету (8) ;

б) описание и анализ репрезентативных опросов жителей Петербурга (выборка свыше 10 тыс. единиц наблюдения) и Самары (выборка до 3 тыс. единиц), проведенных во второй половине октября 2003 г.  

(Использовался метод делегированного наблюдения, или уличного опроса. Жители названных городов реагировали на вопросы:

— Известно ли Вам что-нибудь о Галине Старовойтовой? / Если хоть что-нибудь слышали о ней, как бы Вы оценили ее и ее деятельность?).

Эти данные были получены по специально разработанной программе общественного Центра изучения и прогнозирования социальных процессов (рук. — Л.Е. Кесельман) совместно с сотрудниками Самарского фонда социальных исследований (рук. — В.Б. Звоновский).

В своей «Попытке предисловия» к книге, Ольга Старовойтова, президент «Фонда Галины Старовойтовой» и Леонид Кесельман, руководитель вышеупомянутого Центра, пишут:

«…В социальной жизни, судя по данным наших замеров, Галя, безусловно, присутствует. Более того, никогда при своей жизни она не имела столь высокого, скажем так, авторитета, который есть у нее сейчас. Воистину “смертью смерть поправ”, она превратилась в мощное силовое поле, активно участвующее в формировании миропонимания, а значит и поведения людей, всего нашего общества. Этот вывод и является основным содержанием социологической части, а может и всей книги. Надеемся, что эта книга станет заметным событием не только в обозначении памяти о Гале, но и в нашем понимании логики социального пространства, исследованием которого, мы, собственно, и занимаемся…» (Галина Старовойтова — продолжение жизни…, с. 5).

Да, важным событием и в обозначении памяти о Галине, и в нашем понимании общества, в котором мы живем, эта книга, несомненно, является. 

Стоит еще отметить, что весь исследовательский цикл проведенного изыскания, от разработки программы до издания книги занял… один месяц.  Случай — беспрецедентный в нашей социологической практике. 

Здесь ограничусь этой краткой аннотацией, ибо тема предстоящего разговора — все же другая. Речь пойдет… о предмете социологии!

А. А., ноябрь 2003

[В своем предисловии к аналитическому обзору материалов исследования на тему «Феномен Галины Старовойтовой в трансформирующемся социальном пространстве» Леонид Кесельман — в предельно заостренной, полемической форме — выражает свою научно-гражданственную позицию.  Ниже — извлечения из этого предисловия. Иногда буду дополнять их извлечениями из другой работы Л. Кесельмана — «Уличный опрос в социологическом исследовании» (СПб.— Самара, 2001). — А. А.]

Из книги «Галина Старовойтова — продолжение жизни» (2003)

Л. Кесельман: Несколько слов о том, кому и зачем нужна социология

В последнее время «социологические данные» все чаще и чаще предъявляются обществу не столько как характеристики наблюдаемого социального пространства, сколько как одно из средств современной PR-технологии, или, что более привычно для заставших наше недавнее советское прошлое, коммунистической (несколько раньше и в других местах — беспардонной геббельсовской) пропаганды. Разнобой цифр, предъявляемых различными производителями такого «продукта» никого особенно не смущает, ибо аудитория уже давно привыкла, что социология такая же продажная служанка своих заказчиков, как и некоторые другие социальные институты нашего общества. Казалось бы, у желающих сохранить свое профессиональное реноме должна периодически возникать потребность объяснить свои прошлые «ошибки» и как-то оправдаться.  Но не тут-то было. Гораздо проще сделать вид, что этих ошибок просто не было (что называется, «по умолчанию»). Тем более, что на смену одной избирательной кампании, активно прибегавшей к PR-возможностям «продажной служанки», накатывает следующая, не менее затратная, а для этих служителей истины и не менее доходная (9).

Но главное — для профессиональных социологов по-прежнему остается открытым вопрос: как можно отличить профессионально выполненную работу, направленную на выявление реальных характеристик наблюдаемого общества, от, скажем так, менее профессиональной, да и просто от заведомой халтуры, даже не пытающейся «оправдываться» по поводу своей откровенной лжи. Проблема эта стоит не только перед собственно профессиональным цехом, но и перед  всем обществом, явно утратившим способность видеть и понимать указанные различия.

<…> В конце 1980-х — начале 1990-х гг. в какой-то момент, когда собственно социология, как наука о социальных детерминантах или своеобразных, внешне не наблюдаемых социальных полях, обладающих принудительной силой по отношению к каждому отдельному человеку и всему обществу в целом (в зоне действия которых, хотим мы того или нет, проживает свою социальную судьбу не только каждый отдельный человек, но вся наличная на данный момент совокупность людей), освободилась от всякого внешнего политического контроля и получила возможность обеспечивать общество информацией о реальных параметрах этих внешне не наблюдаемых силовых полей, в которых оно существует. Казалось, что времена отсутствия надежной и качественной информации о наиболее значимых характеристиках нашего социального пространства окончательно канули в лету, и мы станем, наконец, жить в условиях естественной и остро необходимой всему обществу и каждому из нас прозрачности основных социальных институтов.

Но не тут-то было. Очень скоро в стране стали возникать службы, поставляющие статистические данные об отношении людей к тем или иным социальным и политическим явлениям, событиям и персонажам. Эти усредненные и легко запоминаемые данные поначалу воспринимались как «одно из» проявлений, а вскоре — как единственно возможное проявление социологической деятельности. Сегодня не только рядовой обыватель, но и самые первые лица нашего государства искренне убеждены, что измерение всяческих рейтингов — это и есть социология, а все остальное «от лукавого» и не заслуживает никакого внимания. <…>

Вкратце

Обозревая современное положение дел, Л. Кесельман настаивает на решительном размежевании профессионально-научных исследований и бурно размножившихся в последние годы «имитаций социологии».

Л. К. пишет:

«…Сейчас в стране почти мирно сосуществуют два несколько разных, но, по своему вполне профессиональных сообщества:

а) собственно социологи, занятые наблюдением не людей или их усредненных характеристик, а собственно социума, то есть того внешне не наблюдаемого социального пространства, в котором и действуют различные социальные группы и сообщества, а также отдельные люди;

б) различные исследователи «общественного мнения», или так называемые “полстеры”, одним из наиболее известных продуктов которых и являются более или менее профессионально выявленные “рейтинги” известных политических персонажей…» (с. 179-180).

Конъюнктурно-заказным опросам (в частности, подавляющему большинству электоральных) Л. Кесельман в праве называться социологическими отказывает. И далее:

«…Публикация собственно социологических данных просто тонет в море имитирующих их “рейтингов”, а то и блокируется различными наместниками продолжающего процветать “министерства правды”, либо всячески искажается с помощью… вольного журналистского… пересказа (“своими словами”») основного смысла плохо понятых рассказчиком результатов профессиональной социологической деятельности. С такой же легкостью эти ни в чем не сомневающиеся… представители еще одного древнейшего профессионального цеха, пересказывают и результаты многочисленных жуликов… промышляющих на ниве незамысловатой PR-деятельности…» (с. 180).11

Ремарка: продолжение следует.

Моя поддержка заявленной здесь Леонидом Кесельманом профессионально-гражданственной позиции является безусловной.

Далее, вместе с автором, сосредоточусь на его собственно-научных идеях, относящихся к природе социального пространства и предмету социологии.

Заранее скажу, что теоретико-методологический поиск моего друга и коллеги приветствуется мною, при том, что он представляется заслуживающим также и критического комментария. (Ноябрь 2003).

(Ноябрем 2003 года датируются также и все последующие ремарки — «заметки на полях» текстов. Л. Кесельмана. Поэтому в дальнейшем обозначать датировку своих ремарок не буду. – А. А.).

<…> Основным объектом внимания социологии являются социальные институты и группы, обладающие свойствами своеобразного социального силового поля; тогда как объектом внимания «полстеров» являются сами люди и их мнения по тому или иному вопросу…

Ремарка 1: в чем разница между социологом и «полстером». 

Здесь трудно не заметить, что альтернативное выдвижение «социальных институтов и групп…», с одной стороны, и «самих людей…», с другой, в качестве основных объектов внимания социолога либо «полстера» — как будто симметрично различению социоцентричного и антропоцентричного подходов («парадигм») в социологии. 

Следует, однако, иметь в виду, что главное отличие «полстеров» от социологов не в том, что первых интересуют «люди и их мнения», а вторых — «социальные детерминанты и т. д.», а в том, что первые, в отличие от последних, преследуют, как правило, вненаучные цели.

Современные, скажем, электоральные или маркетинговые опросы, не говоря уж о пиаровских «фальшь-рейтингах», ни к од ной из названных «парадигм» отношения не имеют.

Ремарка 2: метафора «социальное силовое поле».

Метафоричные (по крайней мере, по происхождению) рабочие термины — дело обычное в дискурсе социальных наук. Но «работает», понятно, не любая метафора, а та, которая помогает приблизиться к постижению реальности.

Что такое «силовое поле» в физике? Это — «часть пространства, в каждой точке которого на помещенную туда материальную частицу действует определенная по величине и направлению сила, зависящая от координат этой точки, а иногда и от времени. В первом случае С. п. наз. стационарным, во втором — нестационарным» (Советский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1990, с. 1219).

В науках о человеке метафора поле применялась К. Левиным, разработавшим в начале 30-х гг. концепцию личности, в основе которой — понятие «поля» («психополя») как единства личности и ее окружения. Это поле оказывается под напряжением, в частности, когда нарушается равновесие между субъектом и средой.

В современной социологии эту метафору использует П. Бурдье. В частности, понятие «социальное поле», наряду с «хабитусом», является одним из центральных в его структурно-конструктивистской концепции, а введение указанных понятий направлено на преодоление разрыва между макро- и микроанализом социальных реалий.

(См., например, определение этого термина в Учебном социологическом словаре (М.: Экзамен, 1999, с. 209 ): «…Поле социальное — в теории структуралистского конструктивизма — социальное пространство, в котором существуют объективные связи между различными позициями, интересами задействованных в нем агентов, их вступление в противоборство или сотрудничество друг с другом, целью завоевания там доминирующих позиций… П. С. всегда предстает перед агентом уже существующим, заданным, а конкретная индивидуальная практика может лишь воспроизводить и преобразовывать П. С. …»).

Та же метафора в контексте рассуждения Л. Кесельмана не сводима к упомянутым прецедентам и, на мой взгляд, вполне оригинальна и эвристична. 

<…> Социология, как таковая, по нашему убеждению, как правило, не занимается [здесь и далее — скорее в нормативном смысле: не должна заниматься… — А. А.] мнением людей, обычно выдаваемым за «общественное мнение», и вообще не занимается «рейтингами». Социология занимается изучением тех социальных детерминант, которые определяют предпочтения, ценностные ориентации, социальное поведение людей и т. д. 

<…> К сожалению, то, что прозрачно для представителей нашего профессионального цеха, почти неведомо большинству других людей. «Жить в обществе и быть свободным от него, к сожалению (а может, и к счастью) невозможно». И несмотря на то, что эта формула многократно изжевана и опошлена <…> марксистскими начетчиками <…>, [она — А. А.] абсолютно верна. Собственно, на этой формуле и зиждется все здание социологии.

Обыденным сознанием параметры социального пространства не улавливаются, а социология — это наука не о людях, а о социуме. (Здесь и далее, при цитировании данной работы, выделено мною. — А. А.). И точно так же, как строителя, занятого возведением прочного, теплого, уютного для жизни (человека) дома в первую очередь должны интересовать технологические параметры объекта его деятельности, а не текст молитвы «Все для человека, все во имя человека», так и социолога должны волновать не слова этой молитвы <…>, а качество информации о тех социальных полях, в пространстве которых вынуждены жить эти самые люди.

Только обеспечив их качественной информацией об этих не поддающихся не вооруженному специальной профессиональной технологией наблюдениях, социолог может помочь человеку сделать эти условия вначале понятными, а затем и более приемлемыми. <…>

Следует еще раз жестко обозначить непривычное для обыденного сознания обстоятельство: социология вообще не занимается людьми [в смысле: не должна заниматься!.. — А. А.]. Объектом ее изучения люди не являются. Обратное — один из мифов, который по-прежнему господствует в обыденном сознании…

Ремарка: «социология вообще не занимается людьми…»

Конечно, максималистское заявление! И, пожалуй, эта ригористическая формула диаметрально противоположна той позиции, которая выражена в дискурсе гуманистической (интерпретативной) социологии.

Но удержусь здесь от спора с моим другом и коллегой — «о словах». Свою точку зрения по существу вопроса сформулирую отдельно, ниже. 

…[Вот так же… — А. А.] когда-то все люди были убеждены, что Солнце вращается вокруг Земли, потому что утром оно поднимается на востоке, а вечером садится на западе. Основываясь на этой очевидности, обыденное сознание указывало на то, что Солнце вращается вокруг Земли.  Потребовались какие-то профессиональные усилия, чтобы доказать, что Вселенная устроена иначе, и все наоборот. Сегодня уже и малые дети об этом знают.

Но главное, новое представление о том, как устроена наша Вселенная, позволило реализовать огромное количество тех проектов и технологий (от больших географических открытий до современного спутникового телевидения), без которых немыслима наша нынешняя повседневность. Без этих технологий невозможен тот «физический комфорт», который худо-бедно научились создавать себе люди, существующие в условиях современной цивилизации. Но ведь вследствие нашей неспособности обеспечить людям «социальный комфорт» этот «физический комфорт» грозит превратиться в ничто.

Убежденные в том, что социум состоит в основном из таких же людей, как и они сами <…>, они [носители обыденного сознания. — А. А.] полагают, что собственных целей можно достичь за счет ущемления интересов этих «других», и не видят, что их возможности ограничивают не «другие» люди <…>, которых они пытаются тем или иным способом принудить к нужному для себя поведению, а безличные социальные силовые поля, над которыми человек, по крайней мере, один человек, совершенно не властен.

Ремарка: «…человек совершенно не властен»?

Пожалуй, слишком сильно сказано… От давления «безличных социальных силовых полей» (в терминах Л. К.) людям, разумеется, некуда деться («жить в обществе и быть свободным от общества нельзя»); но человек (и даже один!) способен — в большей или меньшей степени — преодолевать это давление, за счет силы своего разума, чувств и воли. Хотя бы отчасти противостоять этим «непреложным» социальным детерминациям… Если бы было иначе, всякое социальное изменение, да и просто неординарный поступок оказались бы невозможными.

(Говоря в наших собственных (почти обыденных!) терминах, речь идет о соотношении того, что обстоятельства могут сделать с человеком и что человек может сделать с обстоятельствами. Это соотношение есть величина переменная во времени и в пространстве (как для человека, так и для социума). (10).

Вообще говоря, социальное поведение человека зависит от двух групп факторов (отвлекаясь от природных и биологических):

(а) от взаимоналожения («сюрдетерминации») разных социальных влияний (внешняя регуляция);

(б) от собственного его, человека, выбора (опирающегося на внутреннюю, или саморегуляцию личности, по В. Ядову).

Разумеется, хорошо понимает это и Л. Кесельман. Продолжу цитирование его работы…

…Влияние этих полей можно учитывать, как учитывает опытный яхтсмен влияние встречного ветра, ведя свой корабль навстречу ему; но его нельзя игнорировать, а значит, нельзя не знать. Именно это незнание и приводит нас к тому опаснейшему социальному дискомфорту, в котором оказалось человечество в начале третьего тысячелетия. Тотальная борьба с «другими», в которую втянуты сейчас люди, не осознающие реальных обстоятельств того социального пространства, в котором они существуют, грозит им всеобщей катастрофой. Осознание же своего «бессилия» перед неподвластными им «социальными силовыми полями» откроет им реальные возможности достижения разумно поставленных целей. И здесь без социологии не обойтись.

Социологи занимаются социумом. Что такое социум? Нет, это не сумма людей, и даже не все люди, живущие в данный момент на нашей планете. Все люди, живущие в данный момент, находятся в некотором пространстве силовых полей, существующих вне этих людей. Ну, скажем, миф об Иисусе Христе существует уже две тысячи лет. И он детерминирует миропонимание, предпочтения и поведение нынешних людей гораздо больше, чем скажем, намерения больших начальников, министров, Путина, Буша…

Ремарка: «силовые поля существуют вне этих людей…» (вспоминая Дюркгейма).

В другой своей работе -  Кесельман Л. Уличный опрос в социологическом исследовании (СПб. — Самара, 2001)  - Л. К. цитирует Э. Дюркгейма, который писал в своем «Методе социологии»:

«…Когда я действую как брат, супруг или гражданин, когда я выполняю заключенные мною обязательства, я исполняю обязанности, установленные вне меня и моих действий правом и обычаями. Даже когда они согласны с моими собственными чувствами и когда я признаю в душе их реальность, последняя остается все-таки объективной, так как я не сам создал их, а усвоил благодаря воспитанию.

…Эти способы мышления, деятельности и чувствования обладают тем примечательным свойством, что существуют вне индивидуального сознания. 

Эти типы поведения или мышления не только находятся вне индивида, но и наделены принудительной силой, вследствие которой они навязываются ему независимо от его желания…» (Конец цитаты). (11)

Здесь уместно обратиться к историко-социологическому комментарию.  В работе, посвященной социологии Дюркгейма, Александр Гофман показывает, как происходило становление дюркгеймовых принципов «социологизма», а именно —  в контроверзе с умозрительными спекуляциями в социальной науке, с одной стороны, и с психологическим редукционизмом в социологии (равно как и в зарождавшейся тогда социальной психологии), с другой. 

«…Трактовка социопсихических сущностей, таких как “коллективное сознание”, “коллективные представления”, “коллективные чувства”, “коллективное внимание” и т. п., была сугубо “социологистской”: последние рассматривались как надындивидуальные сущности, не сводимые к соответствующим фактам и состояниям индивидуальной психики (Гофман А. Б.  Социология Эмиля Дюркгейма / Дюркгейм Э. Социология. Ее предмет, метод, предназначение. М.,1995, с. 322).

Следует, однако, учитывать также и эволюцию воззрений Дюркгейма. А. Гофман пишет:

«…Под влиянием трудностей методологического характера и критики со стороны других направлений он (Э. Дюркгейм. — А. А.) со временем смягчил ригоризм своих первоначальных “социологистских” и антипсихологических формулировок. Вообще эволюция его мысли… явилась результатом изменения методологической ситуации в социальной науке и постепенного осознания недостаточности и неадекватности механистического детерминизма в подходе к проблемам человеческого поведения.  Вначале Дюркгейм подчеркивал внешний и принудительный характер социальных фактов. При объяснении социальных явлений он часто апеллировал к демографическим и социально-экологическим факторам (объем и плотность населения, структура и степень сложности социальных групп и т. д.), к “социальной среде” и “социальным условиям” (не очень ясно определяемым). Впоследствии он все чаще обращается к понятиям “чувства долга”, “морального авторитета общества”, и другим психологическим посредникам между обществом и индивидом.

Эта смена понятийных приоритетов выражает частичное осознание Дюркгеймом того факта, что социальные нормы (и, шире, социальные факторы в целом) влияют на индивидуальное поведение не непосредственно, а через определенные механизмы их интериоризации, что внешняя детерминация осуществляется через ценностные ориентации индивидов, что действенность социальных регуляторов определяется не только их принудительностью, но и желательностью для индивидов. Отсюда рост интереса Дюркгейма к собственно ценностной проблематике в конце жизни…» (Там же, с.  322).

Но вернемся к тексту Л. Кесельмана «о том, кому и зачем нужна социология».

(Продолжение следует)