П.7–10.4. Памяти друга (Анатолий Базникин)

Несколько вступительных слов

Анатолий Кузьмич Базникин (1928–1990), по образованию — филолог, учительствовал в средней школе под Ленинградом, а последние 12 лет своей жизни отдал делу охраны и защиты природы.

Работал лесником в Кавказском государственном биосферном заповеднике (кордоны Лаура, Пслух), потом — помощником лесничего в Северном лесничестве (кордон Гузерипль) этого же заповедника. (Сентябрь 1999).

П.7-10.4.1. «Драку я затеял… Надеюсь выиграть!»

[Это письмо я получил от А. К. Базникина 15 лет назад, вскоре после его переезда с кордона Пслух (район Красной Поляны) на кордон Гузерипль (Адыгея). — А. А.]

А. Базникин — А. Алексееву (июнь 1985)

Здравствуйте, дорогой Андрей Николаевич!

Письма от Вас я, к сожалению, до сих пор не получил, но не обижаюсь, т. к. чуть-чуть представляю Ваше состояние. Поскольку о Вас ничего не знаю, пишу только о себе и своих проблемах.

Итак, я в Гузерипле. Встретили меня в штыки, причем еще до того, как я начал действовать. Это было даже к лучшему, т. к. мне не пришлось испытывать угрызений совести даже по мелочам.

Изложил я им [своим подчиненным, лесникам-браконьерам. — А. А.] свое кредо. Был бурный разговор: они отстаивали свое право ничего не делать, ссылаясь на объективные трудности, нехватку того, другого. Я повернул вопрос по-иному: во-первых, никто их удерживать не будет: хотите уходить — уходите; во-вторых, почему вы так держитесь за такую «плохую» работу; в-третьих, почему Вы так несерьезно относитесь к своему хозяйству: не держите птицу, свиней; в-четвертых, почему вы не делаете то, что в силах: грязь, все рушится.

Разговор был очень дипломатичным, т. к. присутствовал пред. профкома и зам. секр. парт. орг-ции — две местные <…>, чье поведение мне не нравилось. Т.к. леснички горячились и вели себя не очень воспитанно, то они проиграли по всем статьям. Я еще ничего им не сделал, обвинить меня в предвзятости или придирчивости они не смогли. Короче, я выиграл первый раунд. А потом просто не давал им опомниться. Распоряжения короткие, простые, обсуждать не даю, проверяю. Они сникли, но я-то понимаю, что все это «затишье перед бурей».

Троим поставил ультиматум: двое должны уйти, третий — в трактористы. Когда они взъерепенились, я одного услал в обход, другой ушел в отпуск, а третьему я предъявил доказательства о возможности возбуждения уголовного дела. И он написал заявление. Это лидер. С 8 июня он уже не работает, хотя уедет только 3-4 июля. Второго, усланного в обход, встретил в горах, проверил сумы и составил акт на браконьерский лов 250 форелей, кроме того — сфотографировал медведя в петле, поставленной им, и изъял еще у одного (на него у меня не было «компромата») 35 патронов калибра 7,62. Сегодня это дело будет разбираться. Мною вызваны представители.

Так что драку я затеял. Надеюсь выиграть. Но стоит она мне нервишек. Хозяйство только на Зине [З. Г. Вахарловская. — А. А.], огорода нет, коровы тоже. Но настроение бодрое.

Люди, люди нужны… Я же разогнал (надеюсь!) почти всех. Сейчас у меня по 2 человека на кордоне, а здесь, в Гузерипле, только один. Я даже работы ему не могу придумать, т. к. некому придержать бревнышко, пока он будет прибивать, а он к тому же старый сачок! Конечно, я утрирую, но самую малость.

Андрей Николаевич! Бросайте все и давайте ко мне. А? Жду писем.

Привет Вашей жене и всем знакомым.

А. Кузьмич, 11.06.85

***

А. Алексеев — А. Базникину и З. Вахарловской (июль 1985)

<…> Мне, конечно, нет прощения за мое безмолвие на такие любезные мне Ваши письма. Кузьмичом — восхищен. Мне бы такую «лихость»! Мне уже неловко расспрашивать Кузьмича — что же дальше было? У меня — «городской», у Вас — «лесной» детектив…

А вот «бросить все» — не могу. Пока не разберусь со своими «браконьерами». Этого — за меня — никто не сделает. <…> Андр. Ал., июль 1985

П.7-10.4.2. «Заговоренная» тема

[В газете «Советская Кубань» (1988) это письмо-заметка было опубликовано под названием «Заговорная» тема». — А. А.]

Проблемы экологии все чаще и чаще становятся предметом обсуждения на самых разных уровнях. Как ни парадоксально, но меня тревожит именно частота появления таких публикаций. Ведь это свидетельствует о неизменности ситуации. Все привычнее и обычнее становятся статьи, стирается острота вопроса, перестают пугать новые факты и… ничто не меняется. Мы начинаем «заговаривать» тему, привыкать к тревожной ситуации.

Вот конкретный пример. В «Советской Кубани» была опубликована статья «След на голой земле», в которой упоминается Гузерипльский леспромхоз. Его работа — пример того, как нельзя обращаться с нашими лесами. Но ведь, наверное, мало констатировать факты. Надо принимать и какие-то меры. А этого, главного-то, и нет! Ведь леспромхоз не просто рубит лес сверх всякой меры, губит наш климат, наши реки, наши ресурсы. Он подрывает основы нашего будущего. Я пишу о Гузерипльском леспромхозе не потому, что он хуже Хадыженского, Адлерского или другого леспромхоза края, а потому, что знаю его работу.

В 1986 году леспромхоз в нарушение «Положения об охранной зоне Кавказского заповедника» начал вести рубки в охранной зоне. В 1987 году мы составили акты о нарушениях в квартале ¹ 90. В этом году под видом санрубок уничтожаются семенные буки в охранной зоне (квартал ¹ 85). В чем же причина? Ведь не является же вредителем директор леспромхоза А. Комок? Не злодеи же лесорубы? Надо разобраться в причинах. Они типичны для нашего времени, нашего мышления. В первую очередь, конечно, виновен «знаменитый» ведомственный подход. Леспромхоз получает деньги за «кубики». Вот он их и берет: поближе, побольше, подешевле. А завтра придет еще не скоро. Рабочие тоже должны взять побольше и побыстрее, от этого зависят их заработок и премии. Вот и получается, что сама организация работы не стимулирует ни руководство леспромхоза, ни коллектив на заботу о «зеленом друге», на размышления о нашем будущем.

Никаких открытий я не делаю. Басня «Кот и повар» знакома нам с детства, пора бы и научиться. Не пора ли провести всенародный опрос: как нам жить дальше? А на очередной сессии краевого Совета народных депутатов принять решительные меры? Честное слово, надоела полугласность. Говорят, что наконец-то закроют для вольного выпаса Лагонаки. Говорят! Но сколько лет? А почему Бамбаки не закрывают? А что будет потом? В Кавказский государственный заповедник никаких официальных сведений об этом не поступало.

Мы никак не можем поверить, что экологический кризис уже наступил. Более того, началась экологическая катастрофа, и нам уже не отпущено два-три года на раскачку. Есть группа ученых, которые считают, что уже вообще бесполезно что-либо делать. Так это или нет, ясно, что начинать надо. Сегодня, ибо завтра может оказаться поздно.

А. Базникин, помощник лесничего Северного лесничества Кавказского государственного биосферного заповедника п. Гузерипль

(Советская Кубань, 26.07.88)

П.7-10.4.3. «Да, это эмоции… Но можно и без них!»

[А это — письмо А. Базникина в партийные органы Краснодарского края (1989). — А. А.]

Председателю КПК при Краснодарском крайкоме КПСС

от Базникина А. К., члена КПСС с 1961 г., проживающего: 352797, Майкопский р-н, п. Гузерипль,

Кавказский биосферный заповедник

<…> Кто меня защитит, если одни из товарищей по партии меня предали, а другие не дали возможности меня выслушать? Да, это эмоции. Но без них нет жизни, нет добра, нет справедливости. Но можно и без эмоций! Пожалуйста!

Я работаю в Кавказском государственно биосферном заповеднике с 1978 г., все это время состоял в парторганизации при управлении КГБЗ; вторая наша партийная организация, находящаяся в Майкопе, играет малую роль в жизни заповедника.

С момента прихода в заповедник я пошел «против течения», против насаждавшегося тогда казнокрадства, взяточничества, холуйства. Трижды мне пришлось обращаться в КПК при ЦК КПСС, мне давали выговоры, увольняли, «шили» уголовные дела. В то же время я занимал 1-е место, был лучшим лесником. И всегда я знал, что найду поддержку, пусть немногих, в своей парторганизации.

В 1984 г. удалось изгнать прежнего директора (об этом писала «ЛГ» от 20.05.85, статья «Кордон»), пришел новый, Тимухин Н. Т., на собраниях зазвучали критические и даже оппозиционные речи. Казалось, что перестройка пришла и к нам. Я был избран председателем комиссии по контролю за действиями администрации, заместителем председателя группы народного контроля, по рекомендации партийной организации переведен из лесников в помощники лесничего Северного лесничества, награжден медалью «Ветеран труда», но… На самом деле все стало хуже.

Просто действия Тимухина Н. Т. изощреннее, тоньше. Убирая скомпрометированных, он постепенно подбирал покорных, но незапятнанных, а затем начал наступление. Когда в нашем лесничестве это поняли, последовал протест. Мы выступили против нарушений при выборе в совет трудового коллектива, в котором из-за манипуляций не оказалось ни одного лесника; против бесправия нашего лесничества как в административной, так и в общественной сфере. Предложили по-новому проводить соц. соревнование, расширить на деле, а не на словах, права коллектива, стали привлекать в помощь общественность.

К этому времени в лесничестве уже сложился коллектив, мы уже имели общественный авторитет: в 1987 г. заняли 1-е место и завоевали «Переходящее знамя». Я тоже занял 1-е место и был награжден грамотами и ценными подарками.

28.04.88 на партийном собрании я предложил выступить с докладом «Негативные тенденции в руководстве КГБЗ». Собрание единогласно меня поддержало, поскольку Тимухина Н. Т. на собрании не было. И он воспринял это как «объявление войны». Санкции последовали незамедлительно. В мае комиссия, созданная директором, проверяла у нас наличие приписок — нашла; в июне и в июле комиссии народного контроля и ОБХСС приписок не нашли. С июня нам стали срывать хозяйственную работу и т. д. Но надо было изолировать меня от парторганизации. Путем махинаций мне не дали выступить с моим докладом ни в мае, ни в июне. А 29.07.88 мне сообщили, что я и Салтыков В. Г. сняты с партучета при управлении КГБЗ и переведены в Майкоп. Ни я, ни Салтыков не просили об этом, и мы послали протест. Казалось, что, поскольку нарушены наши права членов КПСС и грубо нарушены инструкции ЦК, то все разъяснится быстро. Но… методы стали тоньше, а безразличие к людям осталось прежним.

И тут я перестал что-либо понимать. Если я понимал секретаря парторганизации при Майкопском отделении Немцова А. С., который, желая угодить Тимухину, солгал в Майкопском горкоме КПСС, что я и Салтыков просят перевести нас в Майкопскую организацию, то я не понимаю тов. Машковского В. В., зав. организационным отделом ГК КПСС. Мало того, что он послал письмо в Хостинский РК КПСС, чтобы оформить наш перевод, не имея права это делать без наших заявлений, так он, в разговоре со мной, защищал действия Немцова. Лживость не является для него порочащей чертой. На два моих письма он не ответил, уверяя меня, что имеет право не отвечать письменно. Но ведь это подло, т. к. он лишает меня права подтвердить факт беседы, сохраняя за собой возможность в любой момент изменить свою точку зрения.

Я не понимаю действия Хостинского РК КПСС, зав. орг. отделом тов. Якушева С., который выслал наши документы, опять-таки не имея права это делать без наших заявлений. Но более всего меня удивили действия т. Голубева С. Г. из орготдела Краснодарского крайкома КПСС, который вместо того, чтобы сразу решить мое дело, имея на руках все документы, показывающие нарушения, до сих пор не нашел возможности мне ответить. Неужели мне опять придется обращаться в ЦК КПСС?

Надо сказать, что тов. Тимухин Н. Т. оперативно использовал бюрократическую неповоротливость партийного аппарата. За это время он успел «убрать» меня на пенсию по сфальсифицированным основаниям, отказать в приеме на работу людям, поддерживающим нашу линию, довести лесничего Салтыкова до депрессии, в результате чего тот уволился, быстро назначить вместо нас человека, не имеющего опыта охраны, но имеющего другой, «более важный» опыт.

Очень важный опыт приобрел и коллектив заповедника. Он получил урок «не высовываться». Ведь моя история происходит у всех на глазах. А парторгом у нас сейчас Солнцева М.И. Это она в разговоре с корреспондентом «ЛГ» Подгородниковым М.И. уверяла его, что я сам «снял» свое выступление. Это она вместе с директором «приняла решение» перевести меня на партучет в Майкоп, а затем в справке для ГК КПСС фактически подделала протокол собрания от 28.04.88, забыв, что председателем собрания был я, а моей подписи на протоколе нет. Это она же, тогда еще председатель месткома, мне, и.о. председателя группы народного контроля КГБЗ, отказала в праве выступить на профконференции.

И вот 12.10.88 на профсоюзной конференции серьезных критических выступлений уже не было. А что будет дальше?

Кто поможет тем, кто хочет работать по-новому, искать новые пути, не соглашаться с общепринятым? Кто, если не партия большевиков? Кто защитит меня, если я не хочу быть винтиком… И наконец, последнее: с каких пор членам КПСС разрешено применять для борьбы с неугодными методы иезуитов? С каких пор членам КПСС разрешено лгать?

Прошу разобраться в сложившейся ситуации. Требую наказать людей, запятнавших честь моей партии или наказать меня, если мои обвинения не подтвердятся.

С уважением, Базникин А. К., 24.01.89.

Приложения на 5 листах <…>

[Тогдашнее руководство Кавказского заповедника в 1989 г. «спровадило» А. Базникина на пенсию и не дало ему возможности продолжать лесоохрану даже на общественных началах, как он хотел.

В июле 1990 г. Анатолий Кузьмич безвременно скончался. — А. А.]

П.7-10.4.4. «Дальше — зона покоя…»

[Ниже — извлечения из воспоминаний Зинаиды Глебовны Вахарловской «О моей матери, о моих родственниках и о себе самой» (1998). — А. А.]

<…> Проработав инженером в судостроении около пятнадцати лет, я, неожиданно для себя, рассталась с этой работой. Вот как это случилось.

В 1980 г. Владимир и Ирина (мо1 двоюродный брат В.В. Абрашкеыич и его жена И.М. Яковлева; он – физик, онженер, лга – культпросетработник.  - А. А.),  путешествуя на мопедах по Кавказу, побывали на кордоне Пслух Кавказского биосферного заповедника. Это — высоко в горах, на южном склоне Главного Кавказского хребта, в 20 км от Красной Поляны. Там они познакомились с семьей Салтыковых.

Виктор Салтыков, по образованию физик (позднее закончивший высшие экологические курсы), работал на этом кордоне лесником. С ним была его жена Наталья (в прошлом — культпросветработник и киноактриса). До переезда на Кавказ они жили в Одессе. А еще там работал лесником Анатолий Кузьмич Базникин, в прошлом — учитель литературы, из Ленинграда. <…> Вообще, это был необыкновенный кордон, с необычными лесниками.

Владимир и Ирина, подружившись с тогдашними обитателями кордона Пслух, посоветовали мне съездить туда. И я отправилась на Кавказ в зимний отпуск. По возвращении из отпуска в Ленинград, я сразу уволилась из ЦКБ «Малахит» и уехала на кордон к «Кузьмичу» (как все там звали А. К. Базникина). В 1981 г. мы с Анатолием Кузьмичом образовали семью. Мне тогда было 36, ему — 52 года.

<…> Анатолий Кузьмич — родом с Кавказа (его родительская семья жила в Тбилиси). После окончания педагогического института в Ленинграде (примерно в 1950 г.) он больше 25 лет учительствовал (в Кронштадте, какое-то время в Тбилиси, потом в г. Сосновый Бор, Ленинградской обл., потом в Ленинграде, где стал директором вечерней школы, и, наконец, в Берлине, где преподавал русский язык в немецкой школе). В середине 70-х гг. он обменял свою квартиру в Ленинграде на квартиру в Сочи.

<…> Анатолий Кузьмич хотел работать в Кавказском биосферном заповеднике и, не без труда, добился того, чтобы его приняли лесником (в 1978 г.). Сначала он трудился на кордоне Лаура, где в 1979 г. перенес инфаркт. Однако продолжал работать лесником. На кордон Пслух А. К. переехал в 1980 г.

Вскоре после моего переселения на Пслух туда же переехали из Ленинграда и Владимир с Ириной (1981 г.). Владимир Абрашкевич устроился работать лесником, как и Виктор Салтыков и мой супруг Анатолий Кузьмич.

<…> Когда я уехала на Кавказ, моей дочери Любе было 16 лет. Люба заканчивала школу в Ленинграде, живя у деда с бабушкой, т. е. у моих родителей Ольги Константиновны и Глеба Анатольевича.⁹

У моего супруга Анатолия Кузьмича Базникина на кордоне Пслух была однокомнатная ведомственная квартира. Мы с ним жили в этой квартире сначала вдвоем. Потом А. К. перевез к себе из Тбилиси своего престарелого отца. Кузьма Григорьевич тяжело болел и требовал постоянного ухода. Он скончался в 1983 г.

Мой муж Анатолий Кузьмич ходил в обходы по горам, был грозой браконьеров. Я — вела хозяйство. Держали домашнюю скотину: корову, свиней, птицу. Еще — собаки, кошки. Одно время на кордоне жил даже медвежонок, оставшийся от застреленной браконьерами медведицы (потом его отдали в цирк).

<…> Зимой добраться на кордон Пслух можно было только верхом на лошади или пешком — 20 км в гору, от Красной Поляны. Пришлось и мне овладеть «искусством верховой езды». Правда, были и неудачи. В 1984 г. лошадь подо мной споткнулась, я упала, лошадь — на меня. Пришлось лежать два месяца. По счастью, окончилось благополучно.

<…> Жизнь на кордоне была трудной, но она была мне интересна. Как явствует из уже сказанного, на Пслухе почти все лесники (и их жены) были с высшим образованием, выходцами из города. Круто сменив свой образ жизни, они целиком посвятили себя делу защиты природы.

Мой супруг Анатолий Кузьмич Базникин, по выражению одного из наших друзей, был «горнистом экологического движения». Это было небезопасно. Однажды я обнаружила на чердаке нашего дома подброшенную винтовку с глушителем рядом с давно пропавшим у Кузьмича охотничьим ножом, а в квартире — подброшенный комплект патронов. То была провокация против А. К. Базникина.

<…> О легендарном кордоне Пслух, с его командой лесников-интеллигентов, экологистов, в свое время писалось в «Литературной газете», в журнале «Знание-сила». В 1984 г. на нашем кордоне побывал знаменитый зоолог и писатель Дж. Даррэл, снимавший там фильм.

<…> В 1985 г. Анатолий Кузьмич Базникин получил должность помощника лесничего в Северном лесничестве Кавказского заповедника, и мы переехали на кордон Гузерипль, расположенный по другую сторону Главного Кавказского хребта, на территории Республики Адыгея (в 100 км от Майкопа). Поселились там в отдельном ведомственном доме.

Вслед за Анатолием Кузьмичом на кордон Гузерипль переехала и семья Салтыковых. Семья Абрашкевичей осталась на Пслухе.

<…> Жизнь на кордоне Гузерипль была не легкой, но иначе, чем на Пслухе. Команды лесников-экологистов здесь не было. Анатолию Кузьмичу пришлось начинать с «отлова» собственных подчиненных, лесников-браконьеров. Те, в свою очередь, пытались ему всячески отомстить. Постепенно, зачастую при противодействии начальства, Анатолию Кузьмичу Базникину удалось набрать молодых лесников, которые разделяли его экологические убеждения.

Еще когда мы жили на Пслухе, возникла проблема с моей пропиской. До регистрации нашего брака с Анатолием Кузьмичом (в 1984 г.) я формально не могла там прописаться. Приезжала милиция, штрафовали. Чтобы прописаться, надо было (в ту пору) сначала съездить в Ленинград, за штампом о выписке. Только в 1987 г. состоялась моя прописка в Гузерипле.

<…> Скотину, как на Пслухе, мы с мужем здесь уже не держали. Но был огород. Анатолий Кузьмич иногда брал меня с собой в дальние обходы, в горы. Я много фотографировала, вела фотолетопись кордона.

<…> Анатолий Кузьмич помог мне найти работу. Около года я заведовала местным музеем природы на кордоне Гузерипль. Потом стала работать в заповеднике фенонаблюдателем (регистрация сезонных изменений в природе). Надо было еженедельно, в любую погоду, подниматься от лесных подножий гор в альпику, чтобы снимать показания метеоприборов и вести фенонаблюдения. Эта работа мне очень нравилась.

Моему супругу приходилось (еще на Пслухе, а здесь — особенно) много конфликтовать с главными в заповеднике браконьерами — директором заповедника и другим начальством. В 1988 г. они уволили его, в связи с достижением пенсионного возраста, и воспрепятствовали даже тому, чтобы он продолжал заниматься охраной природы на общественных началах. Анатолий Кузьмич глубоко переживал эту «отставку».

В 1990 г. Анатолий Кузьмич тяжело заболел. В Майкопской больнице не смогли поставить правильный диагноз. После выписки из больницы, уже в Гузерипле, ему стало совсем плохо. На вертолете его доставили в Краснодар. Там 12 июня 1990 г., в возрасте 61 года, Анатолий Кузьмич cкончался. (Оказалось — позднее последствие инфаркта, перенесенного им на кордоне Лаура.) Он похоронен на кладбище в пос. Гузерипль (на берегу реки Белой).

АНАТОЛИЙ КУЗЬМИЧ БАЗНИКИН БЫЛ САМООТВЕРЖЕННЫМ И НЕУКРОТИМЫМ ЗАЩИТНИКОМ ПРИРОДЫ.

Вокруг Анатолия Кузьмича группировалась молодежь, любители и самодеятельные защитники природы. На кордон к «Кузьмичу» приезжали студенческие экологические отряды. А. К. Базникин был одним из учредителей Социально-экологического союза России. (Само учредительное собрание Социально-экологического союза осенью 1987 г. происходило на кордоне Гузерипль Кавказского биосферного заповедника.)¹⁰

Примечание. «История Социально-экологического союза начинается 6 августа 1987 года, когда на 3-м совещании выпускников студенческих дружин по охране природы, состоявшемся в Кавказском государственном биосферном заповеднике, было объявлено о создании Социально-экологического союза и была образована инициативная группа по его учреждению». (Социально-экологический союз: история и реальность. Сборник материалов. М., 1994, с. 1).

В газетах «Труд», «Комсомолец Кубани», «Адыгейская правда» печатались статьи о Кузьмиче и его собственные публикации по проблемам охраны природы. На Ростовской студии кинохроники был снят фильм «Дальше — зона покоя…» (кинорежиссер В. Тимощенко), который посвящен Базникину. Соратники Анатолия Кузьмича сегодня продолжают борьбу за спасение природы Западного Кавказа.

<…> После смерти супруга я осталась жить на кордоне Гузерипль одна. Продолжала работать в заповеднике. Друзья и сподвижники Кузьмича всячески помогали мне. <…>

З. Вахарловская, январь 1998

П.7-10.4.5. Дон Кузьмич Ламанческий

[Ниже — извлечения из очерка краснодарского журналиста и кинорежиссера Валерия Тимощенко «Заповедник», опубликованного в газете «Комсомолец Кубани» (1989). — А. А.]

<…> Таким он и остался в памяти: шустрый, с трехдюймовыми седыми усами, с живыми глазами, мальчишеской фигурой и лысиной, блестящей в лучах закатного солнца. Такой, знаете ли, Дон Кузьмич Ламанчес-кий. Отнюдь не печального образа, с боевым пистолетом, разъясняющий двадцатилетним балбесам благородную миссию заповедника.

Я не удивился, узнав, что он бывший директор школы, в которой к тому же еще и преподавал литературу. Там он оставил спокойствие, налаженную работу, признание. Но гребенской казак по рождению, он, видно, с кровью воспринял не только бойцовские качества, но и потребность жить «на краю», в атмосфере конфликтов. Всю жизнь он искал главную линию фронта. И тогда, десять лет назад понял, что она проходит по границе заповедника.

В те годы на кордоне Пслух их было трое. Он [Анатолий Кузьмич Базникин. — А. А.], Виктор Салтыков, физик по образованию, философ по складу души, и бывший физик-электронщик Владимир Абрашкевич. Они пришли в монастырь со своим уставом. Делали все, что могли, держали глухую оборону, сами ни в какую не охотились, хотя интеллигентам пришлось туго, без крестьянских навыков. Лишь хранили чистоту рук, идеи и отчаянную надежду переломить ситуацию заповедника. Виктор Салтыков был более мягок, более склонен к разумному компромиссу. Он обладал исключительной способностью притягивать людей. Ведущие архитекторы страны проникались его идеей «экокордона», гармоничного, экологически чистого дома. Внушительного роста, самый молодой и самый сильный физически Салтыков — в самых дальних обходах, на самых тяжелых работах. Идеи Владимира Абрашкевича о комплексном исследовании заповедника получили признание многих высоких ученых нашей страны.

Ну, а что Кузьмич?

— Ты знаешь, — как-то сказал мне в сокровенном разговоре Салтыков, — долгие годы я как бы паразитировал на Кузьмиче. Мы с ним были как манежная пара. Я — большой и добродушный, бежал я быстрее, но если с моей помощью он дотягивался до лацкана браконьерского пиджака, то уж снимал его, как говорится вместе с трусами. Быть до конца принципиальным очень трудно так что, случалось, я ловил на чем-то знакомого по поселку браконьера и на его просьбы говорил, дескать я хороший, я бы тебя отпустил, но Кузьмич знаешь, какой вредный… Так что извини, приятель.

Бывает, что излишняя строгость вредна и глупа. Но есть граница, за которую в уступках нельзя переходить. Эту самую границу все для себя и метили Кузьмичом. А он тащил на себе этот груз, все эти десять лет продолжал «читать лекции, как вести себя в заповеднике». Читал ее браконьерам, постреливая при этом для убедительности. И очень часто — руководству заповедника, выступая на партийных, профсоюзных собраниях. Причем свои права, нормы внутрипартийной демократии, методы убеждения он знал не хуже, чем устройство своего «ТТ». И пользовался ими не менее уверенно.

<…> Но перестройка победила пока лишь «на отдельно взятом кордоне». Он, кстати, стал центром, где собирались ученые, деятели культуры. Не случайно о нем писал «Огонек», «Литературная газета». Как раз в это время уж совсем нетерпим был развал в Северном лесничестве, одном из трех в заповеднике и самом крупном. Коммунистов Салтыкова и Базни-кина направили туда.

Очень скоро оказалось, что в районе много браконьеров. На самом деле их просто начали активнее и профессиональнее ловить, невзирая на лица и чины. Те же лесники, что ориентировались на благословенные времена «царской охоты», с появлением Кузьмича начали почесывать затылки. Не зря, потому что вскоре он задержал двоих из них с мешком форели, они заплатили довольно крупную сумму и были уволены. Если остались подобные, то они сочли благоразумным затаиться. <…> В лесничество стала приходить на работу совсем другая молодежь. Кроме того, оно стало центром общественного движения. Помощь в охране и благоустройстве заповедника начали оказывать студенческие дружины охраны природы со всей страны.

Только бы и радоваться…

<…> Стало ли ему легче теперь, когда молодежь помогает не только в погонях, но и в строительстве, расчистке троп?

— Сейчас намного труднее, — сказал он. — Мы стали больше значить в этом мире, больше пытаемся сделать, а значит, и сопротивление нам возросло.

<…> Представители Северного лесничества все чаще стали выходить на общие вопросы жизни заповедника в целом, и очень многое их в этой жизни не устраивало. Как всегда, Базникин заявлял об этом, не взирая на лица, на партийных и профсоюзных собраниях. Всем, в том числе и директору заповедника. А такому, как Кузьмич, уже нельзя было сказать, что это не ваше дело, нам сверху видней. Да и присутствие на кордоне Гузерипль молодежных дружин вызвало немало хлопот. Студенты ведь с юношеским максимализмом (в чем-то похожим на ортодоксальность Кузьмича) задерживали всех подряд. Они по молодости лет не вникали в тонкости заповедной политики, им все равно, кто ловит здесь форель: милиционер ли, зубной техник или заслуженный работник заповедника, который, по мнению директора, заслужил право делать то, что другим запрещено законом. Это, сами понимаете, лишь укрепляет обывательское мнение, что лесник — браконьер в законе. Силясь понять, почему же все-таки это происходит, я не нашел другого предположения, кроме того, что лесниками, которые постреливают в заповеднике, куда как легче руководить, чем не в меру активными и принципиальными энтузиастами. Они-то никого не станут критиковать, у самих рыльце в пушку.

<…> Ну что ж, всякое революционное действие вызывает соответствующую реакцию. Кузьмич понимал это и продолжал работать и бороться, умея не только действовать, но еще и не подставляться при этом. Это очень важно — ведь у этого отчетливого человека были такими же и друзья, и враги. И все же однажды он подставился. И дал своим «доброжелателям шанс», о котором они и не мечтали.

…Не стоит гадать, все очень просто — ему исполнилось 60 лет. Это был единственный изъян в его служебной деятельности. Если бы вы знали, какие страсти разыгрались вокруг этого события! Потеряв надежду отправить Кузьмича на пенсию с почетом, дирекция развернулась на 360 градусов, заявив, что он не справляется со своими служебными обязанностями.

В горячке как-то забылось, что за неделю до этого ему вручили грамоту за первое место в соцсоревновании. Это же самое произошло и в прошлом году. Я помню год, когда Кузьмич поймал больше браконьеров, конфисковал ружей, составил актов, чем все лесники соседнего лесничества вместе взятые.

Появилась и трогательная забота о здоровье ветерана. Даже запросы в столичные клиники посылали. Вдруг да найдется у Базникина какой-нибудь серьезный недуг, не позволяющий ему работать в заповеднике. Никакой производственной необходимости в его увольнении не было — наоборот, были вакансии. <…>. И все же приказ о его увольнении появился на свет. Понимая, что спорить бессмысленно, Кузьмич сделал единственное, что было возможно.

За два дня до увольнения вдвоем с безоружным (милиция никак не могла оформить разрешение на карабин) лесником Дарвиным, он отправился в обход на самый дальний край лесничества. Вновь два всадника выехали скрытно и ночью. Зная примерно, где возможен проход «гостей», они оставили лошадей в долине и еще до рассвета поднялись пешком на господствующую горку. Часа четыре тихо и старательно прислушивались, вглядывались в склон, по которому шла конная тропа. Пока, наконец, чуть заметные точки не мелькнули на горизонте. Еще через час ветер донес почти неразличимое ржание уже с другой стороны, снизу. И лишь много позже услышали то, что ждали — хлопок выстрела.

Прикинув, откуда он донесся, как огибает гору долина, насколько она проходима, каким образом могут загонять зверя браконьеры, они определили главное: где привязаны браконьерские лошади. По крутому склону, цепляясь за ветки, они спустились вниз и в просвет между деревьями увидели, наконец, то, что искали. Лошади с вьюками мирно помахивали хвостами в укромном месте за скалой. Тут же было и мясо убитой серны.

Теперь главное было не спугнуть браконьеров. С Дарвиным, напоминаю, безоружным, они разошлись в разные стороны. Судьба распорядилась так, что трое вооруженных мужчин вышли на Кузьмича. У него был единственный способ их задержать: дождавшись, когда они приблизились вплотную, он прыгнул из укрытия с пистолетом у бедра, ну прямо как в старых добрых вестернах.

— Бросить оружие и руки за голову! Охрана заповедника.

Способ, скажем, прямо не самый безопасный. Расчет был на шок. Но, к сожалению, у всех он проявляется по-разному. Двое бросили ружья. А один, что-то промычав непонятное, крепко сжимая ружье, отступал назад.

Базникин, честно сказать, тоже несколько струхнувший, сделал опять единственно правильное:

— Да бросай ружье, дурак! Я — Кузьмич!

Дескать, неужели не знаешь, тот самый. Как ни странно, сработало — бросил.

<…> Разумеется, несмотря на все эти ковбойские эпизоды, Кузьмича не замедлили уволить и как можно скорее отобрать пистолет, а то, не дай господь, еще кого-нибудь поймает. Хотя лесотехник Сергеев, временно назначенный лесничим, в радиограммах слезно просил директора оставить пистолет Базни-кину и разрешить ему хотя бы на общественных началах заниматься лесной охраной в очень тяжелый для лесничества момент. Но тот был непреклонен.

<…> Вот, пожалуй, и все, что я хотел рассказать о человеке, который живет и воюет на границе заповедного. Я, конечно, надеюсь, что и четвертая погоня состоится, а вместе с ней и пятая, и десятая. Кузьмич против увольнения протестует. Но юристам решать, законно оно или нет.

Главная грусть моя не в этом, а в том, что единственному полностью состоятельному политическому бойцу оказалось шестьдесят лет. Я не вижу никого помоложе, кто мог бы его заменить. После его увольнения перемены в лесничестве были разительными. Как ни крути, получается, что он был единственным гарантом заповедной демократии.

<…> Но, знаете, некоторая грусть, которая неизбежно приходит вместе с подобными размышлениями, полностью исчезла во время моей последней встречи с Кузьмичом. Не оставляя попыток вернуться на работу, он тем не менее был в прекрасном расположении духа. В ответ на мой удивленный взгляд усмехнулся:

— Я не вчера родился, кое-что за это время удалось сделать. Но горечи поражения было, пожалуй, больше. Только она никогда не мешала мне радоваться жизни, бороться. Не переходя при этом на позиции крайнего экстремизма и злобствования. Надо быть взрослее, уметь жить с горечью и надеждой одновременно. Вот только жаль, что время идет. Если вы, молодые, можете подождать еще двадцать-тридцать лет, то мне этого не дано. Мы слишком долго ждали эту перестройку. Если она не удастся, тогда, как говорится, только в партизаны. А если без шуток, я всегда надеюсь на то, что я все-таки не одинок.

Надеюсь на это и я. В. Тимощенко

Кордон Пслух — Хоста — Гузерипль — Краснодар. 1979–1989 (Комсомолец Кубани, 3.03.89)

П.7-10.4.6. Беречь бумаги тех, кто ушел (архив Кузьмича)

[Ниже — аннотация к собранию документов, составляющих архив А. К. Баз-никина (1991).

 Публикуется в сокращении. — А. А.]

Год спустя после безвременной кончины Анатолия Кузьмича Базникина, последовавшей 12 июня 1990 г., мною совместно с его вдовой З. Г. Вахарловской, была предпринята первая попытка упорядочить сохранившиеся документы его жизни и борьбы в защиту природы. Ценность этих документов (не только для близких и дальних, знавших этого замечательного человека, но и в качестве историко-культурных свидетельств) — представляется несомненной. Мы постарались облегчить положение тех, кто когда-либо заинтересованно возьмет в руки эти уже сейчас пожелтевшие листки.

По счастью, средства массовой информации не только «перестроечных», но даже и «застойных» 80-х гг. — не совсем обошли вниманием А. К. Базникина. Его собственные (не частые) выступления в прессе, ряд газетных публикаций о нем в местной и центральной печати, документальная кинолента (законченная производством уже после его смерти) — позволяют судить о масштабе личности этого человека.

Кузьмич (как его привыкли называть друзья и даже незнакомые люди) сам о своем личном архиве не очень заботился. Но, слава Богу, не забывал подложить копирку при написании деловых бумаг, а иногда даже обеспечивал перепечатку наиболее важных из рукописных текстов. Кроме того, А. К. Базникин на протяжении всех лет работы в Кавказском заповеднике вел «дневник лесника».

<…> При первичном упорядочении и организации архива Кузьмича нами соблюдались следующие правила:

1) Все документы, независимо от их содержания и жанра (типа) разложены в хронологическом порядке (за исключениями, которые будут оговорены ниже).

2) Выделены папки, имеющие названия типа: «Архив Кузьмича. 1985 (1986, 1987 и т. д.) год».

3) Внутри всякой данной папки сначала лежат документы, время возникновения которых не удалось определить точнее, чем просто годом. Далее — документы, относящиеся к январю соответствующего года (без числа). Далее — в последовательности хронологии — точно датированные январские документы. Затем — февральские документы. И так далее.

4) В тех случаях, когда документ не имеет точной датировки, запись о предполагаемом времени его возникновения сделана карандашом, в квадратных скобках, рукой З. Вахарловской или моей.

5) Копии одного и того же документа лежат вместе, независимо от их количества. Рукописный оригинал или черновик (если есть) предпослан пачке копий.

6) В случаях, когда казалось важным сохранить тематические подборки, сделанные самим Кузьмичом, документы в них разложены в хронологическом порядке. Сама же подборка размещена в архиве в соответствии с датой, стоящей на первом из материалов на эту тему.

7)  Наряду с документами, историко-культурная ценность которых очевидна, в нашей систематизации нашли свое место также случайные и, как будто, незначимые. Не исключено, что в общем контексте архива некоторые из них окажутся весьма информативными.

При невозможности оперативно сделать полное описание архива А. К. Базникина, следует бережно относиться к тому порядку, в котором ныне разложены документы внутри папок. Извлекая любой из материалов, для каких бы то ни было нужд, необходимо отмечать место, где он лежал, и возвращать его на то же место, строго руководствуясь изложенными выше правилами.

На данный момент комплектования архива мы располагаем только теми документами, которые хранились в доме Кузьмича, на кордоне Гу-зерипль Северного лесничества Кавказского заповедника. Не исключено, что этот архив удастся пополнить за счет документов, сохранившихся у его коллег, друзей, единомышленников.

Работа по собирательству архива А. К. Базникина может продолжаться неограниченное время. Есть основания рассчитывать на помощь людей, желающих сохранить память об этом человеке.

Надеемся, что уже в недалеком будущем найдется и доброволец-энтузиаст, который отважится на труд обозрения и осмысления нравственного и гражданственного урока, который (сам на то нисколько не претендуя) преподал нам экологист, правозащитник, учитель — Анатолий Кузьмич Базникин.

Андрей Алексеев, 31.07.91

Гузерипль, Адыгея

[Архив Анатолия Кузьмича Базникина в настоящее время помещен в Санкт-Петербургский архив-коллекцию «Россия на изломе». Кроме того, материалы, связанные с историей борьбы общественности за сохранение природы на территории Кавказского биосферного заповедника, сосредотачиваются ныне в информационном центре Социально-экологического союза Западного Кавказа (г. Майкоп).

Перечислю здесь известные мне газетные публикации А. К. Базникина:

— Луг¿ без хозяина // Черноморская здравница, 25.11.84; Вступи в дружину, комсомолец // Адыгейская правда, 22.01.86; Дальний обход // Советская Россия, 9.07.86; Сохранить эталон чистоты // Комсомолец Кубани, 5.11.86; «Заговорная» тема // Советская Кубань, 22.07.89.

Публикации об А. К. Базникине и его сподвижниках:

—  М. Подгородников. Кордон: природа и мы // Литературная газета, 20.03.85; А. Арманд. Земля заповедная // Знание-сила, 1985, ¹ 12; И. Авра-менко. На пороге заповедного // Советская Кубань, 31.12.85; Н. Шпак. Непримиримость // Адыгейская правда, 26, 29, 30.04.86; Н. Шпак. Заповедник: год спустя // Адыгейская правда, 16.05.87; В. Тимощенко. Заповедник // Комсомолец Кубани, 3.03.89.; П. Пэнэжко. Охота… на лесничего // Труд, 24.09.89.

В последующие годы продолжались и даже усугубились злоупотребления и преступления против природы на территории Кавказского биосферного заповедника. (См., например: Ю. Львов. Стрельба по мишени «бегущий лесник». — Новая ежедневная газета, 13.07.94; Н. Семененко. Пикник на обочине. — Сочи, 14.10.94; О. Галицких. «Царская» охота. — Сочи, 29.09-5.10.95.) Не прекращается и борьба общественности за спасение Кавказского заповедника.

В первых рядах спасателей — друзья и единомышленники Анатолия Кузьмича Базникина, лидеры Социально-экологического союза Западного Кавказа Андрей Рудомаха и Владимир Каратаев. — А. А.]

Цит по: Алексеев А.Н. Драматическая социология и социологическая ауторефлексия. Том 2. СПб.: Норма, 2003. В Интернете см.:  http://www.socioprognoz.ru/publ.html?id=216

**

Из гостевой книги сайта Ирины Яковлевой «Капризы памяти»

07.02.10 | Альфия

Об Анатолии Кузьмиче Базникине

Здравствуйте, Ирина!

Извините, что обращаюсь к Вам с просьбой ответить на мой вопрос.Я выпускница Анатолия Кузьмича Базникина. Лет 7 назад я прочитала о том, что АнКузБаз (это мы его так звали за глаза) умер в 1990 году. Правда ли это? Я писала в Гузерилльский заповедник с просьбой написать мне об А.К. Базникине.Но ответа не дождалась.У нас скоро 40-летие окончания школы, мы вспоминаем своих учителей. Анатолий Кузьмич заставлял нас думать своей головой,а не произносить готовые фразы. Буду очень рада, если Вы ответите на мой адрес: <…>. С уважением: Альфия Поботаева.

10.02.10 | Ирина Михайловна Яковлева

Ответ: Об Анатолии Кузьмиче Базникине

Дорогая Альфия!
Анатолий Кузьмич Базникин был нашим другом с начала 80-х и до самой его смерти 12 июня 1990 года. Если Вы прочитали мои заметки о жизни и работе нашей в заповеднике, многое вам понятно. Личностью он был исключительной, бескомпромиссной, грозой браконьеров и прочих нарушителей режима заповедника. Светлая ему память. Привожу цитату из заметок его последней жены, моей подруги Зинаиды Глебовны Вахарловской/

 <…> (См. выше. – А. А.)
Так что Вам, как и всем ученикам Базникина, повезло - у вас был прекрасный учитель.
Земля ему пухом!