Волков Владислав Павлович (12.04.1934—15.12.2012.), доктор геолого-минералогических наук, действительный член РАЕН, Главный научный сотрудник Института геохимии им. В.И. Вернадского РАН. Автор трудов по химии атмосферы и поверхности Венеры, расшифровщик, комментатор и публикатор публицистики и дневников В.И. Вернадского за 1904-45 гг.

Яницкий Олег Николаевич, доктор философских наук, профессор, заведующим сектором социально-экологических исследований. С 1992 года работает в Институте социологии РАН. См. этого автора ранее на Когита.ру: ККК-модернизация; Проблемы активистской социологии в России.

Письмо О.Н. Яницкого В.П. Волкову

Дорогой Владислав,

       Ты тяжело болеешь, но я надеюсь, что как всегда, твоя стойкость и сила духа возьмут верх, и ты поправишься. Ты последнее время не раз говорил мне, что «надо еще дожить». Речь шла не о твоем тяжелом заболевании, с которым ты жил уже много лет. Плюс потеря зрения одного глаза  –  ты об этом не любил говорить. Речь, как обычно, шла о твоем многолетнем труде по расшифровке и комментариях к дневникам В.И. Вернадского, который уже ты завершал, но который все же требовал много времени и сил. Но я был уверен, что ты справишься со своей болезнью и на этот раз. Говорю это с уверенностью и без всякой выспренности, просто я знаю тебя со школьной скамьи, знаю твой характер и меру ответственности за то дело, которое ты делаешь, и которое теперь уже не может быть сделано кем-то другим. Это – твой замысел, твоя работа и ее результат.

      Ты знал себе цену, хотя никогда об этом не говорил. Но жизнь наша действительно идет к естественному концу, и пора подводить итоги. О себе я говорить не буду, а вот про тебя сказать надо, потому что то, что ты уже сделал, хочешь—не хочешь, это уже часть российской истории, истории нашей науки и культуры. Я не раз пытался заговаривать с тобой на эту тему, но ты или отмалчивался, или кивал в сторону акад. А.Л. Яншина, замыслившего полное издание трудов Вернадского. Спасибо ему, его вдове и, наверное, многим другим, имен которых я не знаю. Но расшифровка, комментарии и подготовка Дневников Вернадского к печати –  это было твое дело. Я плохо знаком с тем, что ты делал и сделал как геохимик, хотя ты сам об этом написал (как всегда в твоей сжатой и отстраненной манере), а меня попросил написать рецензию на сборник воспоминаний студентов вашего курса Геологического факультета МГУ, куда ты поступил в 1951 году (Арсанова, 2006). 

     Так вот о цене или, если хочешь, о самооценке. Мы с тобой не раз уже говорили, что тут придется начинать издалека, а именно с того, что  мы с тобой, как и весь наш класс, были «детьми Арбата». Не сегодняшнего, муляжного и мертвого, а Арбата 1940-50-х гг. Арбата трагических судеб и, вместе с тем, среды высочайшей концентрации интеллектуальных сил города и страны. И мы оба в ней жили с малолетства и еще очень много лет после. Тогда наша школа № 59, что в Староконюшенном переулке, в которой мы с тобой оба учились, была, как тогда полагали, с «техническим уклоном». Но если посмотреть, как сложилась наши с тобой судьбы, и всех тех, кто учился в параллельных классах «Б» и «В», получается совсем иная картина: многие из выпускников стали гуманитариями. Ты раньше не соглашался с такой моей оценкой. Но теперь, когда уже ничего серьезно изменить нельзя, видимо я оказался прав. Твои успехи в геохимии оценят твои коллеги, но то, что ты сделал, работая над дневниками Вернадского, позволь оценить мне: просто со стороны видней. К тому, же я, как и ты, начав с архитектуры и градостроительства, вот уже более полувека, работаю в совсем иной, вполне гуманитарной области. И год за годом, все более «сползаю» в область исторических знаний (наверное, не без твоего влияния). Вообще твое влияние на меня было довольно странным. Ведь школа была для меня  обязательным, но все же вторым делом. На первом месте тогда, в старших классах стояла другая – художественная школа, куда я бежал со всех ног, только забежав домой, чтобы бросить портфель, взять этюдник и перекусить. И, тем не менее, тем не менее, ты выделялся из всех самостоятельностью своих взглядов и суждений, и вообще был «стойким оловянным солдатиком» в лучшем смысле этого слова. И к тому же чрезвычайно любознательным. Лишь совсем недавно, на одной из наших встреч (Ты, Володя Гольдман, Илья Шмурак, Сережа Зик, Леня Бабиченко и я), я с удивлением узнал, что вы, вдвоем, втроем или все вместе, совершали долгие пешие походы по Москве с единственной целью: узнать свой город. Насколько я понял, тогда у вас не было какого-то определенного плана, но тяга к познанию всего того, что лежит за пределами семьи и школы, была вполне определенная. Много позже, когда ты уже стал студентом геологического факультета МГУ (и после его окончания), ты прошел много сотен километров, ведомый уже своим профессиональным интересом.

      Но, Владислав,  вообще-то говоря, далеко можно было бы и не ходить. Уже сама наша школа, бывшая Медведниковская гимназия, огромное здание с парадными лестницами, двухсветный актовый зал (а еще и знаменитый на всю Москву спортзал), просторные классы – эти стены, в которых мы учились каждый день, уже создавали атмосферу «особости».  Сам Старый Арбат, маленький по нынешним меркам, но чрезвычайно насыщенный музеями и домами, где жили или останавливались А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь и Л.Н. Толстой, и вплоть до огромного Музея изящных искусств, куда нас водил на уроки истории Д.Н. Никифоров, был музейной средой. Мы тогда этого не замечали, просто считая это «своей территорией». А еще масса маленьких магазинчиков, книжных, антикварных, и церквей и маленьких двориков, теперь известных лишь по картинам В. Поленова.

      Вернемся, однако, в школу, в наш класс. Диалог с тобой выдерживали далеко не все потому, что держать заданную тобой планку было не каждому под силу. К тому же, ты, кажется в восьмом классе, изобрел формулу для вычисления «коэффициента мозговой способности» (нечто подобное современному IQ).  В пору тех страшных лет (1948-51 гг.), на которую пришлось наше формирование как личностей, это могло даже показаться бравадой, если бы не твой, всегда спокойный отстраненный взгляд, как бы говоривший: «на том стою, и не могу иначе». То, что за этим спокойствием скрывался вулкан энергии, я узнал лишь много позже, из кадров кинохроники, запечатлевших твое выступление на знаменитом собрании творческой молодежи в Политехническом музее где-то на рубеже 1950-60-х гг.

      Но, Владислав, согласись: без того влияния, которое оказали  на нас с тобой наши замечательные учителя, историк Дмитрий Николаевич Никифоров, преподаватель литературы Мария Александровна Шильникова и даже математик Иван Васильевич Морозкин, мы не были бы тем, чем стали потом. Все они, естественники и  гуманитарии, нас не учили. Они приобщали нас к великой русской культуре, ее слову, строю, к логике мышления и поступков. Дисциплина ума и мышления – вот к чему они нас приобщали. А эти вещи, как мы с тобой не раз говорили, осознаются не сразу. Они уже были в нас, но тогда нам, юным, казалось, что это происходит само собой.

      О влиянии твоей семьи на твое взросление и выбор профессии я сказать ничего не могу. Я бывал у тебя дома всего несколько раз, но по моим воспоминаниям, это был не профессорский дом в смысле книг, разговоров и обстановки. Там царствовал аскетизм. Да и ты сам, сколько я тебя знаю, был типичным аскетом во всем, что касалось одежды, еды и домашнего быта. Более того, я сказал бы, что ты всю жизнь был аскетом в науке. Вспоминаю знаменитый ответ Огюста Родена на вопрос о методе, каким он работает. Роден сказал «Беру камень и отсекаю все лишнее». Целеустремленность, собранность – обратная сторона аскетизма, и здесь я от  тебя далеко отстал. Здесь, конечно, я могу только гадать, потому что эту тему мы с тобой никогда не обсуждали. А жаль, потому что расшифрованные тобой дневники Вернадского дают богатую пищу для этого. Хотя, для него, как и для тебя, наука была главным делом всей жизни, которому следовало отдавать максимум времени и сил, ты, как и он, «никогда не жил одной наукой». Это его собственные слова.

      Да, снова вернусь на минуту к периоду нашего становления как личностей. Мне почему-то кажется, что в твоем переходе из геохимии к источниковедению и архивному делу (уже в весьма зрелом возрасте, тебе было уже за пятьдесят) во многом «виноваты» как наш удивительный учитель истории Д.Н. Никифоров, так и В.И. Вернадский и его любимый ученик, твой непосредственный начальник акад. А.П. Виноградов.  А также вся та интеллектуальная среда, которая тебя окружала в Институте геохимии АН СССР. Конечно, ты уже давно был тесно связан с мемориальным музеем В.И. Вернадского, который находился внутри Института геохимии АН СССР, но так или иначе линия Вернадский—Волков именно как историков науки и советского общества со временем становилась все яснее. Собственно говоря, ты проявил себя как историк естествознания, пронизанного политикой и культурой своего времени, когда подготовил и опубликовал в 1995 г. том «В.И. Вернадский. Публицистические статьи». Думаю, что это был твой сознательный выбор: нельзя было понять цели и смысл деятельности любого ученого, не изучив его «этоса», то есть  системы моральных норм и правил, которыми он руководствовался всегда: в научном исследовании, в отношениях с власть предержащими и с простыми людьми.

      Но уйдем от темы школьных лет, вспомним август 1968 г., вторжение наших войск в Чехословакию. Но еще до этих событий у тебя был доступ к «Белому ТАССу», журналу еженедельного обозрения зарубежной печати (с грифом «секретно»), который рассылался по списку членам «номенклатуры». Ты свободно читал “Morning Star”, по твоим же собственным словам, ты «назубок знал стенографический отчет о процессе “правотроцкистской банды преступников и убийц”, о борьбе с менделизмом-морганизмом, в общем, следил за политической жизнью  и хорошо знал историю ее советского периода. Вот почему я считаю, что стандартная фраза «политически грамотен» (да еще как грамотен!) из характеристики, обязательной для каждого, выезжавшего за рубеж, относится к тебе в первую очередь. Да, ты самый до сих пор цитируемый автор книги «Геохимия Ловозерского массива» (М.: Наука, 1966).  Однако полученный тобой после событий августа 1968 г. статус «невыездного» блокировал твои научные контакты с зарубежными коллегами и возможный отъезд на работу в США. Но кто знает, смог бы ли ты там войти в историю  естественных наук так, как это сделал ты после 20 лет работы над дневниками Вернадского? Ты не хуже меня знаешь, что Вернадского, работавшего за границей в 1922-26 гг., потребовали вернуться в Москву. Но кто, знает, останься он там, это был бы еще один Сикорский, Бердяев или Струве? Когда вернешься из больницы, я хотел бы обсудить с тобой этот тревожный для меня вопрос. Что важнее для страны и для конкретного ученого, особенно такого масштаба как Вернадский: «свобода» там, но с неизбежной утерей корней здесь, как ты видишь по судьбе многих наших одноклассников. Или же ограниченная свобода здесь, то есть та модель жизни, которую прожил здесь В.И. Вернадский? А ведь это – один из самых жгучих вопросов современности, в том числе и в отношении наших детей и внуков.

      Не знаю, какую часть номенклатуры представлял ты, но твои слова, сказанные 21 августа 1968 г. о том, что явления, подобные тем, что произошли в Чехословакии, «нужно оценивать только с классовых позиций, поскольку “третий путь”, понятия абстрактной свободы, абстрактной демократии суть иллюзии… К несчастью, иногда забывается простая истина о том что понятия абстрактного гуманизма и прочие выросли на почве буржуазной идеологии и выгодны только ей» (Волков, 2006, С. 195). Как ни неприятны мне слышать эти прописи марксизма-ленинизма из твоих уст, ты, очевидно, оказался прав. Но то, что ты сделал при подготовке только что цитированного сборника статей выпускников геологического факультета МГУ 1956 г., означало, что просто сборника воспоминаний бывших твоих сокурсников тебе было явно мало, и ты (явно по собственному желанию) затеял социологический опрос на тему «О смене исторических эпох». Опрос был анонимным, поэтому я не знаю, есть ли среди ответов и твое мнение. Поэтому приведу только одно, показавшееся мне соответствовавшим твоему образу мыслей:

     «Смену эпох в нашей стране я воспринимаю, как величайшую подлость…Она привела к крушению почти всего созданного до этого тяжкими трудами, ограблению простых людей, оторвала лично меня от региона, которому я посвятил 50 лет своей работы, а там  осталось еще очень много»;

    «смена общественного строя отразилась на моей работе и жизненном уровне самым негативным образом, равно как и на геологической отрасли…в целом»;

    «смена исторических эпох обернулась гражданской войной в Таджикистане и «выдавливанием» русского населения»;

    «считаю, что при советской власти жилось значительно лучше и отношения между людьми были более человечными»;

     «смена эпох отразилась на мне, как и на всех. Недаром желают своему врагу: «Чтоб тебе жить в эпоху великих перемен»;

      «из другой страны… смена так называемых эпох смотрится совсем по-другому и вызывает только отрицание. Заводы закрыты, флот распался, геологии нет вообще. Осталось 5-6 человек плюс руководство»;

     «везде (при социализме) были друзья, соратники и единомышленники. Мы жили весело и напряженно. Нет зависти по поводу лучшей жизни на Западе, где бывала туристом, и в командировке. Больше того, я чувствовала себя представителем большой страны, и они ко мне относились с уважением. К реформаторам я отношусь отрицательно: они умеют говорить и воровать, а строить и создавать что-то у них не получается. Дорогие мои однокашники, мы с вами неплохо поработали. За нашими плечами открытые месторождения, разгаданные тайны природы. Нам есть чем гордиться, и мы не рабы, и пусть все реформаторы у послевоенного поколения поучатся еще работать!» (цит. по: Волков, 2006, С. 232-233).

     И все же, дорогой мой Владислав, как мне представляется, твой вклад в историю советской науки и культуры куда более весом. Почему? Здесь необходимо маленькое отступление на тему: сколько специальностей нужно сменить, чтобы стать настоящим ученым? Мы не раз с тобой начинали разговор на эту тему, но каждый раз не приходили к какому-то определенному выводу. А жаль, тема эта сегодня, стала более чем актуальной. Ну, конечно же, есть прямая дорога: вуз—аспирантура—дальше по ступенькам научной карьеры (или по ее горизонтали). Но, как мы знаем, далеко не все наши великие и совсем не великие ученые шли этой дорогой. А что сам Вернадский? Сначала земец, гласный от Моршанского уезда Тамбовской губернии, потом член Государственного совета, затем член ЦК кадетской партии, еще позже—преподавательская и научно-организационная работа. И только потом появляется тот Вернадский, которого мы знаем как великого русского ученого. Но, ученого, тем не менее, настаивавшего, что обязательно надо быть «в гуще жизни», потому что без нее наука не может развиваться. А что же ты сам, Владислав? Ты начинал как геолог-полевик (прости, если употребляю привычные для меня термины), потом – взлет до космических исследований (изучение химии атмосферы и поверхности Венеры, до сих пор для меня не очень понятный поворот), и только потом, постепенно  поворот к истории науки и прицельно – к дневникам Вернадского. Ты называешь его твоим «последним научным интересом». А с моей точки зрения, это – закономерный поворот и итог твоей научной карьеры. Ну и, наконец, твой покорный слуга. Сначала живописец и  архитектор, потом историк искусства, затем социолог-урбанист и, в конце концов, социолог. 

      Конечно, твой характер определил многое. Но без тех ступеней твоей научной биографии, ты вряд ли мог бы сделать то, что способен был сделать любой другой. Ну, посуди сам: ты обладал великолепной общей (школа) и профессиональной подготовкой, ты всегда был «политическим человеком» и в широком, и в профессиональном смысле. Наконец, ты обладаешь такой целеустремленностью и напористостью, которой вряд ли обладает каждый сотый ученый. Я верю, что был счастливый случай, когда акад. А.Л. Яншин предложил тебе эту работу с дневниками. Но, во-первых, если не было бы твоего доклада на тему, совершенно по-новому освещавшую жизнь Вернадского, не было бы и предложения от академика. Во-вторых, я сильно подозреваю, что он предварительно поинтересовался, можно ли поручить тебе столь долговременную и изнурительную работу. Посмотри, сколько людей до тебя писали о Вернадском и про его работы. Но это все были части, аспекты, разрезы. А ты, я не побоюсь этого слова, через дневники Вернадского как через нить Ариадны вытянул на свет Божий целую эпоху, причем эпоху одновременно в фактах и лицах. Ты знаешь, я сторонник Школы Анналов. Поэтому мне чуждо понимание человеческой истории как череды биографий царей и фараонов, пусть даже от науки. Или, напротив, войн и мирных передышек. Ты, пользуясь дневниками Вернадского как путеводителем, поднял из глубин самых разных, в том числе частных, архивов на всеобщее обозрение целый пласт российской и советской науки и культуры. Вот в чем, по моему мнению, первая непреходящая ценность твоей работы, которую ты, надеюсь, закончишь в самое ближайшее время. Вторая же заключается в том, что ты, хотя бы на время, серьезно подорвал череду вне-научных спекуляций на тему «Вернадский и биосфера» и «Вернадский и ноосфера», «Ноосфера – будущее человечества» и т.п. В-третьих, ты, расшифровав записи ученого и дав к ним комментарий, показал, что (по крайней мере, в России) ученый не может быть только ученым. Он должен быть еще гражданином своей страны. Такими же были Д.И. Менделеев, И.П. Павлов и многие другие.

      Следующую тему мы с тобой обсуждали неоднократно, но все же повторюсь: фактически, ты вытянул три пласта. Первый, это сам расшифрованный дневник Вернадского, что уже само по себе является величайшей ценностью для истории нашей науки как социального сообщества. Второй – это твой обширный комментарий к нему, который иногда превосходит по объему информации сам дневник в несколько раз. А главное – он дает сеть научных и культурных связей за более чем полувековой период. Без твоих комментариев сам по себе дневник – «слепой». И, наконец, третий слой, сделанный самим Вернадским и приведенный тобою в систему, это его размышления о ходе российской истории. Не удивлюсь, что если бы ты встретился с ним, весьма вероятно, что вы бы написали вместе фундаментальный труд по истории СССР/России….

…Смерть все же сделала свое черное дело – тебя не стало 15 декабря прошлого года. Что говорить, для нас и твоих близких это – невосполнимая потеря. Все же, после долгих раздумий, я решил закончить это письмо и опубликовать его. Надеюсь, что ты был бы не против, тем более что недавно на Украине вышла книга «Наука как призвание», где есть и твоя статья о тебе самом. Но ты в ней, как всегда, был скромен и немногословен. Почему? Разве людям не надо знать, что есть такие человеческие особи, для которых занятие наукой есть призвание? Что не будь их, человеческая история покатится вспять, а сама наука просто отомрет или снова превратится в тотальное заимствование европейских образцов, которые сегодня тоже сильно побледнели?

       Владислав, после твоего ухода нас осталось очень мало, учеников 10А класса 59-й школы г. Москвы. Еще меньше тех, кто радеет за дело науки, кто работал до последнего дня жизни, как работал ты, Владислав. Пусть они расскажут о тебе своим детям и внукам. Пусть поколения, которые придут вслед за нами, осознают, что есть высокие материи, а не только гаджеты, интернет-сети и гламурные журналы. Есть у науковедов (но не только у них) такое понятие, как «право на имя». Ты заслужил это право безусловно как историк науки и как гражданин.

    Но вернусь к нашим общим делам, которые мы обсуждали с тобой, но не успели реализовать. Я хотел бы, прежде всего, чтобы ты услышал, что издание последнего тома дневников Вернадского, в котором болезнь помешала тебе доделать всего несколько страниц, будет завершено в ближайшее время. Ты сам знаешь, что это можно было сделать и  без тебя, потому что эти последние дни жизни Вернадского не требуют того массива комментариев, которыми ты оснастил предыдущие тома его дневников. Во-вторых, я рад, что твоя и моя статьи к 150-летию со дня рождения Вернадского будут опубликованы во втором номере журнала «Наука и жизнь» за этот год. В-третьих, 13 февраля 2013 г. я сделал доклад о Вернадском на заседании Ученого Совета Института социологии РАН. Ведь, как планировалось, этот доклад должен был делать ты. И он был бы совсем иного уровня. Но я сделал то, что смог, тем более что на протяжении многих лет каждый выпущенный в свет том дневников Вернадского я прорабатывал с карандашом в руках. И вообще эти дневники и твои комментарии к ним дали мне массу материала для размышлений о судьбах людей науки и ее самой в нашем обществе.

        Наконец, о главном. Дневники выходили мизерными тиражами и уже давно стали библиографической редкостью. Я обещал тебе, что, когда выйдет последний том, я напишу рецензию на все шесть томов. Нет, не рецензию, здесь это слово совершенно неуместно, а размышления о том, что сделано вами обоими, потому что, повторюсь, без твоих комментариев дневник был бы «слепой». Собственно говоря, эти размышления уже на бумаге. И, уверен, это будет не единственная публикация такого рода.

      Я заканчиваю это неотправленное письмо к тебе словами, обращенными к другим: берегите таких ученых как Владислав Павлович Волков, помогайте им, берите с них пример. Тем самым вы приобщитесь к великому делу научного труда потому, что личности, подобные Волкову, суть подвижники от науки. Их было немало в России ХХ века, но сегодня их число катастрофически сокращается. А это уже угроза существованию российскому обществу как таковому.

     Мир тебе, великий подвижник и аскет от науки. 

Литература

     Арсанова Г.И., ред. 2006. Маршрут длиною в жизнь. Геологи МГУ (1951-56) о времени и о себе. М.: «ЭЛИА АРТ-О».

     Волков В.П. 2006. Нечто вроде мемуаров, в сб.: Арсанова Г.И., ред. Маршрут длиною в жизнь…, с.179-196.    

     Волков В.П. 2006. О смене исторических эпох (обзор), в сб.: Арсанова Г.И., ред. Маршрут длиною в жизнь…, с. 232-241.    

**

Из сайта Института социологии РАН:

Владислав Павлович Волков. In memoriam

Ушел из жизни Владислав Волков (12/06/1934-15/12/2012), ученый, геолог-полевик, биограф В.И. Вернадского и ученик продолжателя его дела, акад. А.П. Виноградова. Мы были с Владиславом одноклассниками, и наша дружба с ним не прерывалась до последних дней его жизни. В.П. Волков был ученым старого закала: высокообразованный, преданный своему делу, абсолютно честный, принципиальный даже в мелочах. Окончив в 1956 г. геологический факультет МГУ по специальности геохимия, он долго работал в геологических экспедициях, а затем всю оставшуюся жизнь  - в Институте геохимии АН СССР (РАН) имени В.И. Вернадского. Там, сначала занимаясь изучением геохимического состава атмосферы и поверхности планеты Венеры, он посвятил последующие 20 лет жизни расшифровке и комментированию дневников и публицистических работ В.И. Вернадского. За эти годы под его редакцией вышли 5 томов дневников Вернадского, от 29 до 60 а.л. каждый. Шестой, подготовленный Волковым к печати незадолго до смерти, ждет своей очереди. Я не могу оценивать его вклад в геохимическую науку. Но его вклад в изучение истории российской и советской науки трудно переоценить. Тому, кто не работал в архивах, трудно понять ту меру терпения и настойчивости, которую нужно было каждодневно проявлять в течение десятилетий, чтобы получить нужный результат, или…честно заявить, что искомая историческая нить так и не была им найдена.

Благодаря усилиям Волкова, его работе в государственных и частных архивах, библиотеках, его каждодневному поиску тех людей, которые могли бы восполнить недостающие звенья его исторического труда,  мы получили не просто блестящий комментарий к биографии нашего великого соотечественника (150-летие со дня рождения В.И. Вернадского будет отмечаться в марте 2013 года). Расшифрованные Волковым дневники Вернадского и обширные комментарии к ним представляют собой в совокупности фундаментальный, основательно документированный труд по истории российской и советской науки. Без многолетних усилий Владислава Волкова этот пласт науки и культуры не всплыл бы на поверхность никогда. Волков, как и Вернадский, своими комментариями и историческими изысканиями, внес неоценимый вклад во «всеобщую историю науки». Владислав Павлович работал на пределе сил, понимая, что ученые и простые люди старшего поколения, которые могли бы сообщить необходимые ему факты о жизни Вернадского и его окружения, скоро уйдут из жизни, а документы исчезнут в частных архивах. Вместе с тем, сделанная Волковым работа представляет непосредственную ценность для нас, социологов, потому что она выявила всю многослойную и многоуровневую систему коммуникаций В.И. Вернадского, ученого, общественного деятеля и публициста, которая была «информационным каркасом» его повседневного труда.

О.Н. Яницкий. 17/12/2012

Примечания автора письма

     Всего, за период 1994-2013 гг., было издано 9 томов дневников В.И. Вернадского. Первые два (дневники за 1917-21 гг. в 2-х книгах) были изданы в Киеве. В первом из них «Слово к читателю» было написано В.П. Волковым. Затем, уже в Москве издательством Наука было выпущено 7 книг, 6 из которых составляют собственно дневники В.И. Вернадского (последний том готовится в печати), и один том «В.И. Вернадский. Публицистические статьи». Главным редактором серии «Библиотека трудов академика В.И Вернадского» был академик А.Л. Яншин. Ниже дается библиографическое описание упомянутых источников в хронологическом порядке.

1.       Вернадский В.И. Дневники 1917-21 гг. (октябрь 1917 – январь 1920 гг.)  Отв. ред. К.М. Сытник и Б.В. Левшин. Киев: Наукова думка, 1994. – 270 стр., илл. ISBN 5-12-004641-X.

2.      Вернадский В.И. Дневники 1917-21 гг. (январь 1920 – март 1921 гг.)  Отв. ред. К.М. Сытник и Б.В. Левшин. Киев: Наукова думка, 1997. – 327 стр., илл. ISBN 966-00-0113-4.

3.      Вернадский В.И. Публицистические статьи. Отв. ред. и составитель,  введение, примечания Волков В.П. М.: Наука. 1995. – 313 стр., илл. ISBN 5-02-004780-5.

4.      Вернадский В.И. Дневники (март 1921 – август 1925 гг.). Отв. ред., составитель, примечания В.П. Волков. М.: Наука, 1998. – 213 стр., илл. ISBN 5-02-004422-9.

5.      Вернадский В.И. Дневники (1926 –1934 гг.). Отв. ред., составитель, примечания В.П. Волков. М.: Наука, 2001. – 455 стр., илл. ISBN 5-02-004409-1.

6.      Вернадский В.И. Дневники (1935 –1941 гг. в 2-х книгах). Книга 1: 1935-1938 гг. Отв. ред., составитель, примечания В.П. Волков. М.: Наука, 2006. – 444 стр., илл. ISBN 5-02-033831-1 (кн. 1).

7.      Вернадский В.И. Дневники (1935 –1941 гг. в 2-х книгах). Книга 2: 1939-1941гг. Отв. ред., составитель, примечания В.П. Волков. М.: Наука, 2006. – 295 стр., илл. ISBN 5-02-033832-Х (кн. 2).

8.      Вернадский В.И. Дневники. Июль 1941—август 1943 гг. Отв. ред., составитель, примечания В.П. Волков. М.: РОССПЭН, 2010. – 542 стр., илл. ISBN 978-5-8243-1369-7

9.      Вернадский В.И. Дневники. Сентябрь 1943 – март 1945 гг. Отв. ред., составитель, примечания В.П. Волков, 2012  (рукопись, подготовлена к печати).