«Новая газета» - «Золотое перо свободы»
ДМИТРИЙ МУРАТОВ И «НОВАЯ ГАЗЕТА» СТАЛИ ЛАУРЕАТАМИ МЕЖДУНАРОДНОЙ ПРЕМИИ «ЗОЛОТОЕ ПЕРО СВОБОДЫ»
15.06.2016
Премия Golden Pen Freedom («Золотое перо свободы») вручается ежегодно Всемирной ассоциацией издателей газет (WAN-IFRA) с 1961 года за выдающийся вклад, личный или коллективный, в дело свободы печати.
Премия традиционно вручается во время Всемирного конгресса прессы, который проходит каждый год в разных точках планеты. В прошлом году конгресс был в Вашингтоне, в 2006-м издателей печатной прессы принимала Москва. В этом году конгресс проходит в городе Картахена, Колумбия.
Всемирная ассоциация издателей газет — международная некоммерческая организация, которая объединила 76 национальных ассоциаций прессы, 12 новостных агентств и представителей отдельных газет из более чем 100 стран мира.
«В знак признания заслуг Дмитрия Муратова как главного редактора «Новой газеты», в знак благодарности за мужество, решительность и профессионализм тех, кто ценой собственной жизни сохраняет это пламя свободы и независимость прессы в России, мы высоко ценим работу «Новой газеты» и вручаем наш приз», — сказал на церемонии вручения Марчело Реч, президент Всемирной ассоциации издателей газет в Латинской Америке.
«Несмотря на трудности, несмотря на обострение ситуации в независимых СМИ и давление на прессу на каждом шагу, к счастью, «Новая газета» остается с нами», — отметил господин Реч.
От имени «Новой газеты» почетную премию Всемирной ассоциации издателей газет получил заместитель главного редактора Сергей Соколов. Главный редактор не смог присутствовать лично и передал видеообращение участникам конгресса.
Премия Golden Pen Freedom символизирует поддержку и солидарность журналистов всего мира и не подразумевает никакого денежного содержания.
В прошлом году лауреатами премии стали журналисты, погибшие при исполнении профессиональных обязанностей, в 2014-м — эфиопский журналист Эскиндер Нега, находящийся в тюрьме. Многие из лауреатов прошлых лет находятся в тюрьме или подвергаются гонениям и репрессиям в своих странах. В 2003 году лауреатом была названа Ассоциация журналистов Беларуси. До сих пор единственным победителем из России был Сергей Григорянц из фонда «Гласность», награжденный в 1989 году. Самым первым лауреатом премии был известный турецкий журналист и писатель Ахмет Эмин Ялман, издатель газеты «Ватан», он получил премию в 1961 году. В этом году премия вручается 55-й раз.
**
(1)
Вера Челищева
Общественная организация, занимающаяся профилактикой ВИЧ, «принимает участие в гибридной войне с целью смены политического режима в России»; фраза «Убей в себе раба» — «призыв к насилию над собой и смене существующего строя»; а лозунг «Бей хача!», оказывается, «не разжигает межнациональную рознь», — все это выдержки из экспертных заключений, сделанных по заказу следствия. Способов создать видимость объективности расследования того или иного уголовного дела сегодня предостаточно, но особое место занимают как раз такие вот экспертизы, которые как бы придают делу солидность, а обвинениям — обоснованность. Даже в том случае, когда они абсурдны, суд воспринимает эти экспертизы как истину в последней инстанции. При этом независимые экспертизы, предоставленные адвокатами, как правило, в расчет не берут, независимых экспертов допрашивать отказываются, а особо настойчивых самих пытаются привлечь к уголовной ответственности. Исключения бывают очень редко.
«Новая газета» собрала самые феерические экспертизы последних лет и обсудила с адвокатами и экспертами-профессионалами основные проблемы, связанные с этой сферой уголовного права.
«Культурное наследие ФСБ»
В топе абсурдности — экспертиза по делу о «поджоге двери ФСБ» на Лубянке, совершенном художником-акционистом Петром Павленским, приговор которому недавно огласил суд. Следствие квалифицировало его действия как «Уничтожение объектов культурного наследия», а ущерб оценило в 480 тысяч рублей. Как рассказала «Новой газете» адвокат художника Ольга Динзе, заключение культурологической судебной экспертизы по просьбе следствия подготовили сотрудники Федерального государственного унитарного предприятия «Центральные научно-реставрационные проектные мастерские». Заключение гласит, что здание ФСБ России из «ансамбля административных зданий ОГПУ—НКВД—КГБ СССР является «объектом исторического и культурного наследия, поскольку в 1930-е годы в здании содержались под арестом выдающиеся деятели культуры». И вот какой-то Павленский покусился на это «культурное наследие», «намеренно» испортил дверь здания, «осознавая», «что она утратит первоначальный внешний вид». Эта экспертиза легла в основу обвинительного заключения, которое, шокировав публику, огласил в суде прокурор. (Кстати, на самом деле дверь из акции Павленского все-таки была новоделом.)
Эксперт-сталинист
В крайнем замешательстве оказались адвокаты директора Библиотеки украинской литературы Натальи Шариной, благодаря доносу некоего районного депутата ставшей обвиняемой в «возбуждении национальной ненависти и вражды». У адвоката Ивана Павлова оказалась на руках экспертиза книг, изъятых в ходе обыска в библиотеке. Ее провел заведующий отделом психолингвистики Института языковедения РАН Евгений Тарасов, опыт работы которого по специальности (как им самим указано) аж… 57 лет — с 1953 года.
По мнению эксперта, авторы изъятых книг — «противники России», «неустанно проводящие мысль об опасности влияния русской культуры на украинскую», а их произведения «могут быть использованы для изменения массового сознания».
Особо не понравилась пожилому эксперту «отрицательная характеристика СССР», содержащаяся во многих изданиях. Как рассказал «Новой газете» Иван Павлов, во время допроса следователем эксперт прямо сказал, что современное правительство РФ является наследником советской власти. Разозлили эксперта и такие выражения: «Сталинско-большевистский империализм», «советская оккупация», «коммунистический геноцид в СССР».
Единственная из 24 исследованных книг, к которой у эксперта нет особых претензий, принадлежит перу Джорджа Сороса. Впрочем, Евгений Федорович оценил ее как «посредственный анализ политической ситуации в начале 90-х годов», отметив, что написана она «несколько недоброжелательно по отношению к России».
Зато в детском журнале «Барвiнок» экстремизм нашелся.
Про «гибридную войну»
В конце апреля известность получил профессор кафедры истории, социологии, политики и сервиса Саратовской государственной юридической академии Иван Коновалов. По просьбе прокуратуры Энгельса, пытавшейся признать «иностранным агентом» саратовскую организацию «Социум» (занималась профилактикой ВИЧ), господин Коновалов сделал экспертизу. Согласно ей, «Социум», проводя на иностранные гранты опросы населения и бесплатно раздавая шприцы и презервативы, «принимает участие в гибридной войне с целью смены политического режима в России», а также «разрушает наши традиции и наши национальные ценности». Пояснить «Новой газете», как он пришел к таким выводам, господин Коновалов отказался. Суд в итоге признал «Социум» «иноагентом», и представители НКО сказали мне, что вынуждены приостановить свою деятельность.
«Этакая быдлятина»
В 2015 году самарская прокуратура отказалась возбуждать дело в отношении депутата областной думы Дмитрия Сивиркина. Депутат вместе с другими чиновниками сразу после выхода фильма «Левиафан» написал письмо областному министру культуры, усмотрев «циничную и грязную пародию на русский православный епископат» и «фиглярское издевательство» над властью и церковью в лице двуличного Архиерея, которого сыграл главный режиссер Самарского театра драмы им. М. Горького Валерий Гришко. Отдельно депутат Сивиркин на губернском портале «Самара.ру» разместил статью, где в нелицеприятных выражениях высказался о самом Гришко, а именно: «жиденько обкакает», «не шибко грамотный», «беспринципный», «не очень любящий свою родину совок», «этакая быдлятина».
Валерий Гришко обратился в прокуратуру с заявлением об оскорблении чести и достоинства. Однако самарские прокуроры этого не усмотрели и написали в постановлении об отказе следующее: «Анализ текста статьи показал, что он не содержит каких-либо неприличных выражений, то есть выражений в циничной форме, глубоко противоречащих правилам поведения, принятым в обществе, противоречащих установленным нормам общения между людьми (например, в виде ругательств или нецензурных прозвищ). Весь текст статьи исполнен словами литературными».
Причем вывод о «приличном» характере высказываний депутата прокуратура сделала без привлечения какой-либо лингвистической экспертизы. Но в конце 2015 года Гришко все же удалось отсудить у депутата 50 тысяч рублей в качестве моральной компенсации. Гришко требовал опровержения сказанного в статье. Суд ему отказал.
«Эксперт из Греко-латинского кабинета»
Весь 2014 год Пресненский суд Москвы рассматривал иск лидера ЛДПР Владимира Жириновского к журналисту Александру Минкину и «Московскому комсомольцу». Депутату не понравилась статья «Государственная Дума о деньгах», в которой говорилось о возможной, по мнению автора, причастности ЛДПР к торговле депутатскими местами в Госдуме. Оспаривая заметку, адвокаты Жириновского принесли в суд лингвистическую экспертизу, ставившую газете в вину не только то, что она клевещет, но и то, что она «не восхваляет» депутата. Цитирую: «Текст не содержит сообщения о факте нормальной, соответствующей действующему законодательству и нормам морали партийно-политической деятельности лидера политической партии ЛДПР. Текст не содержит сообщения о факте достойной подражания и всемерного восхваления партийно-политической деятельности лидера ЛДПР».
Как рассказал «Новой» сам Минкин, лингвист Егикян, написавший эти строки, приложил к заключению свидетельство о том, что он окончил двухгодичный курс некоего Греко-латинского кабинета Шичалина. Больше об образовании — ни слова. Минкин выяснил, что мужчина подрабатывает в нотариальной конторе в Дубне переводчиком с армянского, является доцентом Международного университета природы, общества и человека «Дубна» (оказывается, есть и такой), а также учредителем организации «Церковь Христа в Дубне».
Минкин обратился к эксперту-филологу, доктору наук Анатолию Баранову, который, проанализировав заключение Егикяна, пришел к выводу: тот не «не имеет базового лингвистического образования» и «не знаком с методами работы лингвистов-экспертов». Суд в итоге отказал лидеру ЛДПР в иске против журналиста.
Эксперт по выставкам не ходит
Организаторам выставок «Запретное искусство» и «Осторожно, религия» повезло гораздо меньше. Уголовное дело за разжигание религиозной розни для Андрея Ерофеева и Юрия Самодурова закончилось обвинительным приговором. Как напомнила «Новой газете» адвокат Анна Ставицкая, представлявшая интересы обвиняемых, следствием заказывались искусствоведческая и религиоведческая экспертизы, обнаружившие признаки разжигания, однако все эксперты имели к современному искусству весьма отдаленное отношение.
— Независимые искусствоведы, наблюдавшие за нашими процессами, были в ужасе от этих экспертиз, — вспоминает Ставицкая. — Люди, которые их проводили, совершенно не разбирались в современном искусстве. Одна из экспертов в суде призналась, что современное искусство не любит, последний раз была на выставке в 1993 году. Но судья все равно принял во внимание ее экспертизу. А когда мы привели настоящих специалистов по современному искусству, суд их не слушал.
«Христос, Путин и Пушкин — значимые религиозные деятели»
В марте 2015-го Роскомнадзор вынес предупреждение сетевому изданию «Интернет-журнал Сиб.фм» за размещение экстремистских материалов. Таким ведомство посчитало изображение Христа, Путина и Пушкина, которым была проиллюстрирована новость о прошедшем в правительстве Новосибирской области круглом столе. В рамках круглого стола выступал священнослужитель на тему моральных и нравственных ценностей современной молодежи, во время его выступления на экране демонстрировался как пример падения ценностной планки спорный коллаж. Ни к священнику, ни к правительству региона, ни к арт-группе «Синие носы» (которая и была автором коллажа) никаких претензий не предъявлялось. Стрелочником оказалась редакция интернет-СМИ «Сиб.фм».
В обоснование того, что коллаж оскорбляет чувства верующих, Роскомнадзор принес в суд экспертизу, сделанную недавним выпускником-культурологом. Главное в экспертизе, пожалуй, это: «карикатура оскорбляет и унижает достоинство представителя христианской религии Иисуса Христа, умершего почти две тысячи лет назад»; «…в представленном на изучение скриншоте (Христос, Пушкин и Путин) содержится в карикатурной форме изображение значимых религиозных деятелей…».
— На основе этой экспертизы суд признал коллаж экстремистским, — сказала «Новой газете» глава Центра защиты прав СМИ Галина Арапова, представлявшая интересы журнала.
«Убей в себе раба» — призыв к насилию
Арапова рассказала про еще одну экспертизу. В 2011 году Бабушкинский суд Москвы, признавая виновным в участии в деятельности экстремистской организации тогдашнего руководителя московского отделения оппозиционной партии «Другая Россия» Николая Авдюшенкова (приговорили к году условно), положил в основу приговора лингвистическую экспертизу листовки «Убей в себе раба», изъятой на квартире молодого человека. Привлеченные следствием сотрудники Института культурологии РАН Виталий Батов и Наталья Крюкова в своей экспертизе назвали лозунг «Убей в себе раба» экстремистским, усмотрев в нем «призыв к насилию над самим собой», т.е. призыв к самоубийству. При этом эксперты не имели профильного образования: Батов — психолог, Крюкова — учитель математики.
Еще Батов объяснял, что лозунг «Убей в себе раба!» «подталкивает людей к мысли о том, что в России рабство» и призывает «на борьбу с рабством — то есть с государственным строем».
«Фраза «Убей в себе раба!» сама по себе бессмысленная, и главное в ней выделенное слово «Убей», — добавляла математик Крюкова. — Вся смысловая нагрузка плаката — в призыве к насилию (убийству)».
Вот такая «дефомация»
В 2010 году тогда еще не осужденный на 9,5 года колонии за получение взятки губернатор Тульской области Вячеслав Дудка подал два иска о защите чести, достоинства и деловой репутации к местному депутату и публицисту Владимиру Тимакову. Поводом послужили публикации в местной прессе, где Тимаков дал оценку уровню коррупции в регионе. В одной статье Тимаков среди прочего заметил: «…никогда ещё я не видел в Тульской области такого разгула коррупции и такого проникновения криминала во власть, как в годы правления В.Д. Дудки». Юристы Дудки привлекли уже известных нам экспертов Батова и Крюкову. Центр защиты прав СМИ, защищавший ответчика, обнаружил в их экспертизе по клевете полторы страницы копипаста (плагиата) из чужой экспертизы, причем по делу об экстремизме.
— И Крюкова в суде признала, что в исследовательскую часть заключения поместила фрагмент чужой статьи, включая примеры из нее, — рассказывает Галина Арапова. — А отсутствие кавычек и ссылок на чужой текст, относящийся совсем к другой проблематике, она признала «некоторой недоработкой заключения», сказав, что экстремизм и клевета суть одно и то же. Еще в суде математик Крюкова уверенно заявила, что «математика и лингвистика — одна и та же гуманитарная наука». При этом авторы экспертизы умудрились слово «диффамация» написать с тремя орфографическими ошибками — «дефомация». Но суд экспертиза удовлетворила, и с редакции, и с Тимакова было взыскано по 500 тысяч.
Во второй публикации Тимаков дал комментарий журналисту местной газеты к публикации, посвященной 49-летию губернатора. Депутат отметил, что как администратор губернатор неплохой — «на четверку», но посетовал, что за годы его правления вырос уровень коррупции в регионе. Журналистка слова переиначила, в результате получилось: «администратор Дудка на четверочку, а вот коррупционер — на пятерку». И, несмотря на то что Тимаков заявлял, что не он автор такой формулировки, суд все равно взыскал с него 1 миллион рублей, положившись на мнение все тех же экспертов Батова и Крюковой. Общие выплаты компенсации морального вреда по двум решениям составили 1,5 млн рублей. Так как сумму ответчик выплатить сразу не мог (трое детей), приставы описали все его имущество, включая детские игрушки. К слову, Дудка госпошлину за подачу иска оплатил из бюджета области.
Фраза «Бей хача!» ничего не разжигает
Известный специалист по судебной лингвистической экспертизе, научный сотрудник ИРЯ РАН им. Виноградова Ирина Левонтина рассказала «Новой газете», как в сентябре 2009 года Центр судебных экспертиз Северо-Западного округа (в лице эксперта Елены Кирюхиной) пришел к выводу о том, что клич «Россия для русских» не направлен на разжигание межнациональной розни. Также, согласно эксперту Кирюхиной, направленность публичных призывов «Убивай хача, мочи хача», «Бей черных», «Бей чурбанов», которые выкрикивали юноши, избившие в феврале 2009 года девятиклассника Тагира Керимова (он долго находился в коме, но, к счастью, выжил), «не представляется возможным однозначно определить». «Данные фразы могли как иметь, так и не иметь ксенофобской направленности, что зависит от мотивов, которыми руководствовались произносившие их», — писала Кирюхина.
Анализируя в своем заключении выкрики «Мочи хача!» и «Россия для русских», эксперт Кирюхина проявила изобретательность: с одной стороны, написала, что слова «бей», «мочи» — это призывы к агрессивным действиям, с другой — что, возможно, эти слова «шутливые» и «несерьезные»: мало ли, как люди шутят. И надо еще разобраться, рассуждала эксперт, потому ли бьют выходца с Кавказа, что он инородец, или обозначения «хач», «черный» нужны в целях идентификации (как, скажем: «Бей мужика с авоськой» или «Мочи бородатого»). В таком случае, заключала эксперт, никакой ксенофобии нет.
— Насколько я помню, Кирюхину в конце концов уволили. Потому что это не единственный ее прокол был, — рассказывает Левонтина. По ее словам, в экспертизах по делам о разжигании межнациональной розни вообще царит поразительный разнобой. То на эксперта нападает невероятное благодушие, то маниакальная придирчивость. Та же Елена Кирюхина, не увидевшая ксенофобии в призывах «Бить хачей» и «Россия для русских», в другом своем заключении — по поводу статьи журналиста Андрущенко «Почему я иду на Марш несогласных» — оказалась более строга и признаки экстремизма определила сразу.
Следствию не понравилась экспертиза следствия
В уголовном деле участниц панк-группы Pussy Riot, обвинявшихся в злостном хулиганстве, совершенном по мотивам ненависти и вражды, экспертам пришлось попотеть. По делу провели три психолого-лингвистические экспертизы. Две по просьбе следствия сделал Центр судебных экспертиз при Минюсте. Однако ни первая, ни вторая экспертиза следствие не устроила. Специалисты не усматривали в песне Pussy Riot мотивов ненависти и вражды. Дело кончилось тем, что следствие привлекло для третьей экспертизы сторонних людей, без лингвистического образования, и только один из них был психологом. И мотив наконец-то был обнаружен. Ознакомившиеся с третьей экспертизой, известные доктора и кандидаты психологических наук — около сотни людей — возмутились уровнем некомпетентности ее авторов и написали открытое обращение, в котором подчеркивали, что эта работа «ни психологической, ни психолого-лингвистической экспертизой считаться не может». «Авторы экспертизы не сделали ничего! Мы вынуждены констатировать, что упоминание психологии в названии экспертизы совершенно безосновательно и дискредитирует нашу профессию».
В деле Савченко следствие тоже не устраивала их же собственная экспертиза. Речь о документах, которые, как считало следствие, написаны почерком Савченко. В них среди прочего содержался рисунок, похожий на карту снайпера. Сотрудники Института криминалистики пришли к выводу, что это не почерк Савченко. Для того чтобы аннулировать эту экспертизу, следствие прибегло к помощи потерпевшей — вдовы журналиста Антона Волошина. По словам адвоката Савченко Ильи Новикова, потерпевшая написала жалобу на экспертизу, следователь ее удовлетворил и провел повторную. Однако и повторная показала, что записи сделаны не Савченко. Тем не менее обвинение принесло эти записи в суд и выдавало их как записи обвиняемой.
Маковые дела и преследования экспертов защиты
Несмотря на то что существует методика, четко оговаривающая, что пищевой мак нельзя называть наркотической смесью, в так называемых маковых делах эксперты ФСКН пишут именно про наркотическую смесь. Так, в частности, было в деле предпринимателей Полухиных (осужденных за сбыт наркотиков на сроки от 8,5 до 9 лет): 4,5 тонны мака, хранившиеся в их гараже, эксперты превратили 4,5 тонны наркотиков.
А в деле предпринимателя Шилова (обвиняется во ввозе в Россию крупных партий пищевого мака, «загрязненного» маковой соломой) эксперт ФСКН в своей экспертизе сделал вывод о наличии в маке опия. Но повторная экспертиза ничего не нашла. Третья — тоже. Дело закрыли. Но ФСКН не успокоилась и снова завела дело против Шилова: повторные экспертизы при этом выбросили, а первичную признали правильной.
Одновременно стали преследовать пензенского ученого, сотрудника НИИ сельского хозяйства, кандидата наук Ольгу Зеленину, которая по просьбе руководства готовила научный ответ на запрос защиты Шилова, написав, что кондитерский мак не может расцениваться в качестве наркотика. Раздражение ФСКН Зеленина вызвала и по другим маковым делам.
— Я пыталась обратить внимание на нарушение методик при производстве маковых экспертиз. Один из пунктов обвинения против меня — то, что я осмелилась критиковать заключения экспертов ФСКН, — говорит «Новой газете» сама Зеленина. Сейчас она на свободе, но является одним из фигурантов дела бизнесмена Шилова — суд над ними должен начаться в ближайшее время.
Экспертов защиты в суды не пускают
Наибольшая сложность для защиты сегодня — это допросить экспертов в присутствии присяжных заседателей. По словам Ставицкой, на счету которой десятки процессов с участием присяжных, защитнику практически никогда не удается опровергнуть экспертизу следствия перед присяжными. Суд просто отказывает в допросе специалистов, говоря о том, что это «процессуальный момент» и он в присутствии присяжных не может обсуждаться. «Суд с обвинением передергивают закон в свою пользу, лишь бы только не допустить специалиста. Как правило, специалистов допрашивают в суде без присутствия присяжных, в ходе допроса обвинение и суд понимают, что это разбивает обвинение, — и человека не допускают для допроса перед жюри. В одном моем деле мотивировка суда была такая: «Нельзя подвергать сомнению это доказательство (экспертизу следствия)». Звучит дико. А что еще должны делать адвокаты, как не подвергать сомнению доказательства обвинения?!
Бывший начальник Главного следственного управления Следственного комитета при прокуратуре РФ Дмитрий Довгий, в 2009 году осужденный за взятку и превышение должностных полномочий на 9 лет, рассказал «Новой», как на процесс над ним, проходивший с участием присяжных, не пустили специалиста, причем штатного эксперта МВД, который опровергал экспертизу следствия.
— Следователь Никандров назначил психолого-лингвистическую судебную экспертизу не в Москве, где множество профессиональных специалистов в данной сфере и куча экспертных учреждений — МВД, ФСБ, а в Волгограде, откуда родом сам Никандров. Экспертизу проводила лингвист Желтухина, доцент волгоградского пединститута. Никандров был с ней знаком: она раньше делала заключения по делам, которые он вел в Волгограде. И эти эксперты, анализируя прослушку разговора, «пришли к выводу» о том, что я «косвенно подтверждаю получение 750 тысяч евро от Валитова (бизнесмена, потерпевшего в деле. — В. Ч.) за содействие в принятии постановления об отказе в возбуждении уголовного дела».
Адвокаты подсудимых вызывали эксперта Желтухину в суд, и та призналась, что ее заключение неполное, поскольку следователь предоставил ей только допросы потерпевшего и расшифровку его разговоров с другим фигурантом дела — Андреем Сагурой. Протоколы допросов Довгия она не исследовала. Если бы это было сделано, сказала она, то выводы экспертизы были бы иные.
— Эти ее слова закреплены в протоколе суда, — вспоминает Довгий. — Мой защитник ходатайствовал об исключении ее заключения из материалов дела. Однако судья отказался, оставив ее экспертизу как одно из важнейших доказательств.
Защита добилась проведения альтернативной экспертизы — специалистом в области теории судебной экспертизы, лингвистики и психологии с общим стажем работы 27 лет Еленой Галяшиной, являвшейся также штатным экспертом МВД. Галяшина в своем заключении и при допросе в суде (без присутствия присяжных) показала, что выводы экспертов «носят характер догадки и являются их собственным домыслом».
— Естественно, к присяжным профессора Галяшину не допустили — она бы все развалила, — подытоживает Довгий. — А судья отказался приобщить ее заключение к делу.
— К присяжным по делу Довгия меня действительно не пустили. Потом я услышала, как прокуроры после моего допроса говорили: «Слава богу, что мы ее в присяжные не выпустили. Правильно сделали. Не надо было», — рассказала «Новой» сама Елена Галяшина, по общим оценкам юридического сообщества являющаяся крупным специалистом в области криминалистики и судебной экспертизы, известным ученым и педагогом, автором более чем 140 научных и учебно-методических работ.
Впрочем, по словам Галяшиной, очень редко специалистам защиты все же удается выступить перед присяжными: «У меня 2—3 года назад был процесс в Мособлсуде. Человек, занимавшийся кадастровой деятельностью, обвинялся в получении взятки. И якобы эта взятка обозначалась им словом «шоколадка». Мужчина в разговоре с собеседником имел в виду, что надо девушкам-секретарям из какой-то фирмы подарить шоколадки в знак благодарности за то, что они быстро оформили документы. Следствие интерпретировало это по-своему, хотя никаких оснований, чтобы соотнести слово «шоколадка» с конкретными денежными средствами, не было. Когда я начала объяснять это перед присяжными, суд по требованию прокуратуры сразу меня удалил. Но сам факт того, что присяжные услышали, что я как специалист оспаривала заключение эксперта следствия, послужил вынесению оправдательного вердикта. Причем их оправдательный вердикт устоял в Верховном суде. Что большая редкость».
**
(2)
ВЕРНУТЬ РЯДОВОГО КРАСНОВА
Наталья Фомина
Елене 53 года, она живет в Тольятти, у нее четвертая стадия рака, множественные метастазы в костях (правая бедренная кость, позвоночник) и легких. Последний месяц она не встает. Лежит дома одна, потому что из всех родственников у Елены — только сын, состоящий на срочной службе в армии. С редакцией связалась соседка Елены (78 лет и болезнь Паркинсона).
Тамара Александровна ухаживает за Еленой — по мере сил, которых немного. Отвечает на звонок, объясняет, как найти их дом в городе: «Площадь Свободы, кинотеатр «Буревестник», кругом трехэтажки, а наш — девятиэтажка, легко отыскать».
Дверь в квартиру Елены открыта. Прямо от порога видна узкая постель, костыли. Только вставать Елена больше не может. Еще недавно передвигалась по квартире. Теперь — нет.
Заболела Елена в 2014 году, «рак правой молочной железы рТ2N2М0», окончательный диагноз был поставлен после мастэктомии, делали в Самарском областном онкологическом диспансере. Шесть курсов химиотерапии, шесть курсов лучевой терапии. Продолжала трудиться, брала больничный, только 17 мая 2016 года официально уволилась.
«Какой из меня работник теперь», — говорит Елена, чуть приподнимаясь на подушке. Худые руки, синяки в местах уколов: сегодня приходила медицинская сестра из местной поликлиники (ГБУЗ СО «Тольяттинская поликлиника № 2», участковый врач Коцубенко Г.А.), так еле попала в вену, нужна была кровь для анализа. Сказала, что больше приходить на дом к неудобной пациентке не будет, пусть та сама, как хочет, добирается до процедурного кабинета, номер 113, и сдает кровь хоть до посинения.
Как хочет Елена, так не получается, а получается так, что ее бывший начальник своей волей направляет к ней шофера с автомобилем и носилками. Завтра вот поедет в Самару, 90 километров и 2 часа пути.
На прикроватном столике — блюдце, первая ампула дня с трамадолом. Вечером будет еще одна; опийсодержащие обезболивающие относятся к лекарствам класса А, их получают строго регламентированным образом: рецепт от участкового врача с личными штампом, подпись заведующего отделением или его заместителя, печать лечебного учреждения.
«Приходится побегать по этажам», — говорит лежащая Елена. Рецепт действителен 10 дней. Каждые полторы недели кто-то из соседей Елены идет в поликлинику, потом в аптеку (не во всякую, а на углу Мира и Советской, довольно далеко), где получает заветные ампулы. Без них жизнь человека с метастазами в костях превращается в ад. Ад как вечное умирание, кокон дикой боли.
На стене — ковер, на ковре — большой портрет сына, Михаила Краснова в военной форме. «Это еще в Сызрани делали», — говорит Елена. Рассказывает, чуть задыхаясь, что сын — отличник боевой и политической подготовки, его фотографировали на фоне знамени, и недавно она получила благодарственное письмо от командующего частью.
Мишу призвали в начале декабря 2015 года, на самом деле — 2-го, но в часть прибыл он 8-го, поэтому считается, что демобилизоваться он должен 7 декабря, в этом году. Не дали доучиться в колледже каких-то полгода. Исполнилось 20, и призвали, сказали: кончилась отсрочка, а инвалидность у Елены на ту пору была 2-й группы, не дающей права солдату ухаживать за матерью. Марширует сейчас с отмашкой, Кировская область, поселок Мирный, в/ч 12689, химические войска.
8 декабря Миша приступил к несению воинской службы; 8 февраля Елена обратилась к врачу с жалобами на сильную боль в ноге и спине. Сначала зачем-то лечили от остеохондроза, но в начале апреля все-таки обнаружили метастазы в костях и компрессионный перелом «тела позвонка L2», это поясничный отдел. Метастазы в левом легком, два образования.
Забрать из дому, отвезти в больницу, помочь раздеться, помочь влезть на стол для процедуры. Помочь одеться, отвезти домой, третий этаж, узкая кровать, подушка.
«Вот горшок теперь за мной выносят, — говорит Елена. — Разве я думала, что буду так жить?!» Рядом звякает телефон, разряжаясь. Телефон нужно поставить на зарядку. Елена плачет. Жизнь человека, не встающего с постели, трудна каждую минуту и представляет собой бесконечную цепь унижений. Беспомощность перед любым простейшим действом — ну вот поставить телефон на зарядку. Или съесть любимое блюдо. Елена не решается попросить салат оливье, например, потому что и так ее кормят добрые люди, не до жиру.
«Я могла бы лечь на диван, рядом с розеткой, но оттуда меня вообще невозможно будет поднять», — говорит Елена. Завтра ехать в Самару. Новое вливание. Химиотерапия — матери, химические войска — сыну.
10 мая на очередной комиссии медико-социальной экспертизы (ФКУ ГБ МСЭ по Самарской области, Тольятти, ул. Победы, 44, и.о. руководителя Чилякова В.В., врач по МСЭ Олейник Н.П.) Елене Красновой отказали в присвоении первой степени инвалидности. «Первую группу в Тольятти дают только мертвым», — комментирует она. Отказали, ладно, Елена сосредоточилась на получении хотя бы справки, официально заверенной, о тяжести своего состояния, статусе лежачего больного и необходимости ухода.
Справку Елене Красновой не дает никто — ни вышеупомянутая поликлиника № 2, ни тольяттинский онкодиспансер (в составе клинической больницы ГБУЗ СО ТГКБ № 5). Почему не дают? Елена не знает. Наверное, говорит, такое указание сверху получили. Королева-справка нужна для военкомата, военкомат на ее основании отправит запрос в воинскую часть № 12689, и вот тогда Елениного сына демобилизуют, и он приедет домой. Чтобы быть рядом с мамой.
Балкон закрыт. Не открывали с зимы. В углу пылится компьютер — иногда приходит однокурсник сына, подсоединяется к интернету, читает Елене новости по теме армейской службы. Сама она до компьютера добраться не может, а ноутбука в семье нет. В коридоре штабеля картонных коробок, на кухонном столе скучает без внимания аквариум и составлены все комнатные цветы и пустые стеклянные банки. Елена не может больше кормить рыб и пестовать растения. Просит прощения за беспорядок. Девчонки с работы приходили, хоть в квартире немного прибрались. Хорошо, посуда не скапливается грязная: Елена на кухню не ходок, ест, что принесут соседи. Добрые люди, дай им Бог здоровья. Вчера Тамара Александровна полдня в поликлинике провела, все хотела порадовать Елену и раздобыть искомую справку (почему? почему не дать человеку с метастазами в костях документ надлежащего вида?), но не раздобыла, а вернулась с давлением 170, перенервничала.
Тамара Александровна звонила в фонд «Право матери», в региональный штаб «Единой России». Фонд соединил с редакцией «Новой газеты». В партийном штабе ей очень, очень посочувствовали, но сказали, что возможностей помочь нет, и денег нет — для Елены. Это и понятно: откуда у «Единой России» деньги? У Елены вот тоже плоховато с наличными, особенно теперь, когда отпала зарплата и осталась одна пенсия по инвалидности (2-я группа).
Тамара Александровна просит записать открытое письмо жителей дома № 29А на улице Горького, город Тольятти. Вот такое: «У нас 50 квартир, и все жильцы обращаются к министру обороны Шойгу, губернатору Николаю Меркушкину и президенту Владимиру Путину. Мы просим вернуть домой солдата срочной службы Михаила Борисовича Краснова, так как его мать очень тяжело больна и нуждается в ежедневном и ежеминутном уходе и присмотре. Наш Миша — очень хороший мальчик. Он с честью бы отслужил весь необходимый Родине срок, но что поделать, если в нем нуждается мать, у которой он один родственник, а сейчас и кормилец».
«Верните матери сына!» — повторяет соседка Тамара Александровна. Голос ее дрожит от волнения и осознания ответственности за ситуацию, а пальцы — от болезни Паркинсона.
Она не говорит: верните матери сына, и поскорее, она ведь скоро умрет, ей будет только хуже, каждый день будет хуже предыдущего, ей нужен близкий человек рядом, и речь не о стакане воды, а о праве каждого на достойную смерть, сухую постель, отсутствие боли и страха. Конечно, этого она не говорит в Еленином присутствии, провожает меня до порога. На полпути спохватывается, что забыла включить Елене телевизор, — а что делать, лежит целыми днями, в венах трамадол, в эфире бодрые новости Первого канала, в костях метастазы, в ушах шум, в сердце страх. Умирание — сложная штука. Верните, кто уполномочен, рядового Краснова матери, он ей сейчас нужнее, чем Родине...
**
(3)
РАЗВАЛ «ПРОСВЕЩЕННОГО ВЕРТИКАЛИЗМА»
Дмитрий Травин
То, что государственные структуры вошли на третьем президентском сроке Путина в острый кризис, связанный с нехваткой коррупционных доходов, видно по целому ряду конфликтов в высших эшелонах власти. Различные кланы схлестываются между собой, и те, кто послабее, вынуждены отступать.
Самый яркий пример – дело Сердюкова. Сейчас уже очевидно, что серьезной борьбой с коррупцией в рамках этого громкого дела никто не занимался. Проштрафившегося министра вообще вывели из-под удара, приняв версию, будто подчиненные вводили его в заблуждение, а основная фигурантка Евгения Васильева лишь сделала вид, будто отсидела положенный ей срок.
Главным здесь было, судя по всему, не посадить виновников, а оттеснить Сердюкова с его «девочками» от огромной военно-промышленной кормушки. И это удалось сделать в полной мере. Минобороны возглавил человек со стороны – Сергей Шойгу, привел туда свою собственную команду, и финансовые потоки пошли в ином направлении. Ничего подобного ни при Путине, ни при Медведеве раньше не случалось. Когда нефтяные доходы были высокими, с госслужбы кормились самые разные ставленники системы, и всем денег хватало. Теперь же приходится кормить одни группы за счет отстранения других.
Второй пример – дело Евтушенкова. Этот олигарх приватизировал хитрым образом компанию Башнефть и полагал, видимо, что никто ее у него не отберет. Однако политический вес Евтушенкова, тесно связанного с Юрием Лужковым, оказался не тот, что ранее. Сильных заступников у него нынче нет, а капиталы сами по себе в системе силового предпринимательства немного значат. На олигарха жестко наехали, и Башнефть отобрали, продемонстрировав, что прихватизировал он имущество не по чину. Как человек, не имеющий непосредственного «доступа к телу». Евтушенков должен ныне находиться в дальнем эшелоне лиц, отщипывающих кусочки от государственной собственности.
Не столь яркий пример отставка Владимира Якунина. На первый взгляд, кажется, что ничего общего с делами Сердюкова и Евтушенкова здесь нет. Никто не говорил в данном случае о коррупции (хотя масштабы неэффективного хозяйствования на железных дорогах поражают, наверное, каждого, кто по ним ездит). Якунина просто превратили в почетного отставника.
Но Якунина и нельзя было ни в чем замазать, поскольку его «доступ к телу» не вызывал сомнения. Человек, близкий к Путину, но утративший аппаратное влияние, должен был тихо уступить свою сферу влияния другим группам интересов – тем, которые сегодня на коне. Нанести личный вред своему старому другу президент, конечно, не хотел, однако общая нехватка ресурсов вынудила его пойти на суровое кадровое решение. Ведь поощрить одни кланы можно нынче только за счет других, менее важных и влиятельных.
Но как только мы переходим на несколько более низкий уровень государственного управления, где личных друзей Путина уже нет, так сразу выясняется, что на проштрафившегося чиновника можно наехать всерьез. Вплоть до заключения под стражу. В 2015 году было арестовано сразу два губернатора – Александр Хорошавин (Сахалин) и Вячеслав Гайзер (Коми).
Что сближает регионы, которыми руководили эти люди? Естественно, наличие нефти. Наезжают не на любых губернаторов, а на тех именно, которые контролируют большие ресурсы. Если во главе региона окажется вдруг иной начальник, то осваивать эти ресурсы будут, возможно, совсем другие компании.
В благоприятное для экономики время губернатор был практически фигурой неприкосновенной, а теперь, когда кланы сражаются между собой за раздел добычи, жертвами оказываются даже люди подобного масштаба.
В дальнейшем, скорее всего, интенсивность межклановых схваток будет возрастать. Ведь в экономике улучшений не предвидится, и разные группы интересов будут пихать друг друга локтями на сужающемся поле. Понятно, что до беспредела Путин эту борьбу довести не даст, чтобы не развалить всю политическую систему. Пихаться будут по понятиям, выясняя, кто прав, кто виноват не столько перед законом, сколько перед национальным лидером.
Однако происходящие ныне события все ярче демонстрируют, что, кроме личной воли этого лидера, никаких сдерживающих механизмов для разборок уже не существует. Иными словами, не существует принятых всеми правил игры, принятых всеми институтов развития, которые могли бы вводить схватки за ресурсы в правовое поле. А значит, к тому времени, когда будет происходить смена поколений правителей, то есть когда Путин в силу естественных причин утратит контроль над страной, борьба кланов пойдет с особой интенсивностью. И воспроизвести путинский «просвещенный вертикализм» без самого Путина в такой напряженной борьбе будет довольно сложно.