01.01.2014 | 00.00
Общественные новости Северо-Запада

Персональные инструменты

Блог А.Н.Алексеева

О. Крокинская. Глубинные смыслы социальной жизни. Статья 2: Массовое теневое поведение

Вы здесь: Главная / Блог А.Н.Алексеева / Тексты других авторов, впервые опубликованные А.Н.Алексеевым / О. Крокинская. Глубинные смыслы социальной жизни. Статья 2: Массовое теневое поведение

О. Крокинская. Глубинные смыслы социальной жизни. Статья 2: Массовое теневое поведение

Автор: О. Крокинская — Дата создания: 07.05.2013 — Последние изменение: 10.05.2013
Участники: А. Алексеев
Продолжаем публикацию фрагментов из книги доктора социологических наук, профессора РГПУ им. А.И. Герцена Ольги Константиновны Крокинской «Социобиотика и социокультура (Глубинные смыслы социальной жизни)».

 

 

См. ранее на Когита.ру:

О. Крокинская. Глубинные смыслы социальной жизни. Статья 1: Что такое социобиотика?

 

Ольга Крокинская. Социобиотика и социокультура (Глубинные смыслы социальной  жизни). LAP  LAMBERT Academic Publishing, 2012

О книге

 

Глава 2. Самоорганизация «в тени»


Социальная жизнь регулируется процессами двух типов: «естественными», в которых осуществляется самодвижение общества и идет спонтанная самоорганизация,  и «искусственными», в которых реализуются все виды целевого  управления. В ситуации общественной трансформации интенсифицируются и те, и другие. Более того, между ними  возникает род конкуренции за влияние на ожидаемый результат.

В начале 2000-х гг. в России с очевидностью возобладала вторая тенденция. Постперестроечная спонтанность времен президента Б.Н.Ельцина обеспечила стране заметное продвижение к демократии и модификации общественных институтов, но привела к потере управляемости и оставила впечатление хаоса, за что позже заслужила хлесткий ярлык «лихие 90-е». Укрощая эту «лихость» и вдохновляясь, очевидно, опытом авторитарных модернизаций других стран, новая формация политиков приняла иную стратегию – твердого властного управления не только государством, но также экономикой и социальными процессами общества. Управление такого рода неизбежно «технологично», то есть представляет собой искусственное конструирование среды. В числе самых  очевидных целевых проектов такого рода – «строительство» политических партий и послушного парламента, создание имитационных институтов гражданского общества, вроде Общественной палаты, широкая практика административного давления на результаты выборов всех уровней (в последние годы масштабные фальсификации), контроль информационного пространства. В общественной рефлексии это было воспринято как манипуляция, то есть искусственное воспрепятствование развитию событий по их внутренней логике.

Однако, «аплодисментов одной рукой» не бывает, всякое социальное действие есть взаимодействие. Общество не только «воспринимает» направленные в его адрес стимулы, но неизбежно отвечает на них, даже если этот ответ неочевиден. За внешней индифферентностью, как можно было понять реакцию общества в целом, скрывались ростки самых разных тенденций и будущих трендов.  Рассмотрим  в связи с этим некоторые эмпирические признаки латентных процессов, шедших в средине 2000-х годов под завесой самих манипуляций и, казалось бы,  согласия на манипуляции, которые демонстрировало массовое сознание. Данные получены в проектах Научно-исследовательского института Санкт-Петербургского государственного университета (НИИКСИ СПбГУ) «Динамика нормативных представлений в условиях культурного конфликта изменяющегося общества» и «Функционирование бессознательных механизмов в социальном поведении» (Санкт-Петербург, 2005 год, опрошено 500 чел., выборка квотная репрезентативная) (1).

 

Социальные смыслы манипуляции

В общественной жизни любая манипуляция представляет собой скрытую программу воздействия с целью вызвать поведение, не соответствующее реальным намерениям и интересам действующих лиц. Когда это касается отдельного человека, он, как считают психологи, низводится до уровня стимульно-реактивного механизма, что не может считаться приемлемым для нормальных человеческих отношений. А если то же самое проделывает со своим народом власть? Распознать манипуляцию нелегко, потому что она совершается с помощью неосознаваемых стимулов, в том числе на базе «социального бессознательного» (2). Однако и работа социальной критики не проходит даром, и общество приучается к мысли о широком распространении подобных явлений. Так, около 85% опрошенных в представленных выше проектах согласились с тем, что сознание и поведение людей подвергается разным видам манипуляции. Источниками манипулятивного воздействия  они посчитали, прежде всего, коммерческие структуры, действующие через рекламу потребления товаров  (58% ответов), и средства массовой информации  (56%). Заметим, что в обоих случаях содержание рекламной информации как главный стимул поведения и посредническая функция  СМИ, лишь распространяющих эту информацию, как правило, не различаются. По мнению опрошенных, также широко прибегают к манипуляции политические партии (47%) и органы центральной власти (45%), в меньшей степени – органы местной власти (27%).   

Вместе с тем в отношении себя лично результативность манипуляций респондентами оценивается невысоко: ответы типа по отношению ко мне манипуляция «определенно имеет» и «скорее имеет» результат дали 25% опрошенных, «определенно нет» и «скорее нет» – 50%, затруднились ответить 24% опрошенных. Это, на первый взгляд, критическое отношение к манипуляции может создавать иллюзию защищенности от ее воздействия, а значит, использоваться в качестве одного из ее продуктивных приемов. Уверенные, что на них это не действует, люди могут пренебрегать необходимыми в таких случаях рациональным отношением к ситуации, анализом  и контролем..  Но дело не только в этом. Вброшенная в массовое сознание идея действенной манипуляции сама работает как стимул, искажающий окружающее семиотическое пространство, рождая недоверие к другой, вполне добросовестной информации. Так, неожиданно перестают различаться «законные» средства предвыборных кампаний, каковой, например, является агитация (действие с объявленными целями и открытыми смыслами) и собственно манипуляция мнением, рассчитанная на власть неосознаваемых стимулов. Считают их одним и тем же типом воздействия 39% опрошенных.

Весьма недвусмысленным признаком эффективности прямой и косвенной манипуляции сознанием людей является массовое принятие установки на неучастие в общественной жизни, которая санкционирована мифологемой «от нас ничего не зависит».  Объясняя причины  неучастия более чем 70% населения Санкт-Петербурга в губернаторских выборах 2003 г., больше половины респондентов  нашего исследования дали именно такой ответ: «От людей ничего не зависит, власть все равно сделает то, что захочет». Весомым подкреплением этой позиции выглядит и фактическое согласие большинства опрошенных на отмену выборов губернатора: вопрос анкеты, заданный прожективно и опередивший соответствующие предложения 2004 года, выявил лишь треть несогласных  с такой перспективой (33%).

Иными словами, манипулирующим средством выступает здесь сама идея манипуляции – и люди не идут голосовать,  потому что чувствуют себя несамостоятельными в этом технологическом процессе. Фактически раскрутка идеологемы, будто жителями города манипулируют, привела к тому, что они остались дома, хотя именно факт массового голосования мог бы опровергнуть и пересилить скрытые воздействия.  

Зачем все это нужно власти, которая названа в числе главных источников манипуляции? Представляется, что для снижения политической активности людей. Создается впечатление, что именно для этого осуществляется некая программа по целенаправленному созданию неясности и нечеткости социальных смыслов сегодняшней реальности.

Что такое «социальные смыслы»? Будем полагать, что на уровне человеческого существования  это такие описания окружающего социального мира –  явные и неявные, обыденные и специализированные, простые и сложные, многообразные по формам и жанрам  –  которые позволяют достаточно уверенно ориентироваться в нем, понимать действия других людей, социальных сил и инстанций, правильно ставить цели и эффективно рефлексировать, то есть объяснять  и прояснять образ той части мира, в действительность которой человек вовлечен. На уровне системы это формы понимания ею самой себя в соотнесении с горизонтами своего движения, то есть  тоже средство самоопределения и самоподдержания (3) –  законы, идеологии, целевые установки. В обоих случаях это определенные тексты  семиосферы общества, которые создают возможность содержательных коммуникаций между всеми участниками социальных систем и тем самым формируют собственно общество как пространство мыслящих и чувствующих человеческих миров (4)  .

Надо ли говорить, что социальные смыслы должны быть достаточно адекватны реальности, чтобы не продуцировать патологических разрывов между тем, как полагается мыслить жизнь согласно официальным системам описания, например, законам, и тем, что она представляет собой на самом деле.  Самоописания системы, оторванные от реальности, были весьма характерны для позднего Советского Союза, когда зияющие пропасти между тем, что говорится, думается и делается, были заметны всем.  Устойчивость такой системы оказалась иллюзорной, и она рухнула  при первых же сотрясениях.  

И вот  теперь приходится сказать, что мы подозреваем нашу власть в осуществлении скрытой от общества программы формирования массовых социальных представлений, в которых необходимые для общественной рефлексии важнейшие социальные смыслы государства и общества, добра и зла, истины и лжи глубоко инверсированы и не совпадают с сутью вещей: и суд – не суд, и закон – не закон, и демократия – не демократия, и собственность – не собственность. Мы видим действие этой программы в том, что необходимая, упорная, специальная, централизованная, организованная работа по просвещению общественного сознания отсутствует, а вместо этого, наоборот, старательно затуманивается суть дела. Мы легко различаем устойчивую тенденцию  называть вещи не своими именами, поступать по одним правилам, а предлагать считать их другими, покрывать всепроникающее воровство, награждать преступников или тех, кто им попустительствует,  принуждать людей ко лжи и угодничеству в обмен на гарантии сохранения зарплаты, целенаправленно поддерживать оглупляющий контент телевидения  и многое другое. Все вместе это и указывает на присутствие в социальном пространстве  «информационного вируса», результат работы которого – отрыв общественного сознания от бытия, немыслие и недействие. Этим разрушается сама возможность рационального мышления и продолжается рыхление почвы для жесткой стереотипной массовой мифологии и социального инфантилизма вплоть до отказа от попыток что бы то ни было понимать, апатии и ухода в тошнотворный кисель телевизионной «развлекаловки», в наркоманию и алкоголизм.

Мудрые люди всегда знали это. Мераб Мамардашвили писал, что понятие – не просто обозначение предмета, оно есть средство движения мысли. И если понятие не имеет под собой реальности, мысль никуда не движется. Она вообще невозможна (5). Более чем полторы тысячи лет назад Конфуций заботился о «выправлении имен» и требовал достигать адекватности реального номинальному. В интересах упорядочения общества «Правитель должен быть правителем, сановник – сановником, отец – отцом, сын – сыном.   Когда имена неправильны, суждения несоответственны; когда суждения несоответственны, дела не исполняются» (6). 

В наши дни, идущие с «невыправленными именами»,  программа отрыва сознания от бытия, направленная  на придание общественному сознанию удобной для власти формы, ведет к обессмысливанию и обездвижению  социальной жизни. Так, несоответствующей практикой были опорочены и лишены созидающей силы понятия демократии, свободы, равенства людей перед законом, либеральные идеи, забыто понятие «свободный человек», искажена суть предпринимательства, утрачено различение добра и зла.   Понятно и то, к чему это ведет – к  отстранению граждан страны от общественной жизни и общественной активности вообще.  В этой стратегии власть вполне успешна: нечеткость социальных смыслов ведет к затруднениям в самоидентификации и далее к отказу от действия, ибо для совершения  социального действия нужна определившаяся, завершенная идентичность, а вместе с ней – и только вместе с ней – осмысленная цель и осознанная ценность.

В условиях высокого уровня неопределенности социальных смыслов, умноженной на всеобщее и взаимное недоверие, важнейшим ресурсом восприятий, интерпретаций  и мотивов социального поведения всех участников социальных взаимодействий в обществе – и народа, и власти, и других  сил  – становится  не рациональное отношение к явлениям и событиям социальной реальности, а интуиция, инстинкт опасности, стремление к упрощенному толкованию сложности окружающего мира. То есть общий уровень рациональности в обществе  не увеличивается, что, по идее, должно быть и следствием, и средством модернизации, а уменьшается. Там, где должен существовать диалог социальных сил – формируется система дурно понимаемой социальной «инженерии», которая дополнительно смещает и запутывает нормальную реакцию людей, порождая у них сомнение в самих себе и собственной способности рационального различения.

Выбрав свою, а не общественную, стратегическую цель и высвобождая пространство ничем не ограниченной свободы воли, власть сознательно или бессознательно купирует общественное самодвижение и формирование подлинной гражданственности. Затрудняя рациональное развитие личности, сегодняшняя политтехнология замедляет развитие общества.  Как стало понятно через несколько лет, то, что поначалу виделось как авторитарная модернизация, на деле привело к застою именно по ой причине, что общество в очередной раз в нашей истории было лишено самодвижения.

 

Взаимные выгоды от манипуляции

Практическая выгода властей от такого состояния общества очевидна, и ею не преминули воспользоваться, прекрасно понимая, что противодействия не будет. Вот этот интересный факт – отсутствие противодействия наряду с полным пониманием манипулятивности действий власти  –  заставляет предположить, что, на самом деле, происходит не столько обман, сколько размен интересов участников, и что произошедший размен выгоден не только власти, но и людям. Что они приобрели в результате этой сделки?

Люди тоже приобрели свободу – свободу от нормативных обязательств,  и это – скрытая программа общества по отношению к власти, отражение его участия в общем, фактически взаимном, манипулятивном процессе.

Свидетельствами всепроникающей, пронизавшей все поры социальных отношений нормативной деформации, не преодоленной, а лишь изменившей облик, общественной аномии буквально переполнены материалы  проведенных исследований (7). Для нашего рассуждения важно, что аномическая среда создает благоприятные условия для пробуждения и активизации всего «инструментария» социального бессознательного в его как негативных, так и позитивных, как разрушительных, так и созидательных проявлениях, ибо они базируются на расширении возможностей для интерпретаций и девиаций.  Именно в этой среде идет спонтанная самоорганизация поведения, о которой точно известно только одно: она базируется на слабо артикулированных или деформированных нормах.  Несколько эмпирических наблюдений в подтверждение этого тезиса.

Границы социального «неучастия» под лозунгом «от нас ничего не зависит» распространяются только на политическую сферу. Вопрос, поставленный неполитическим образом, показал, что в спектре ожиданий, связанных с общей изменчивостью жизни, определенно отрицательные ощущения отмечены только в 11 % ответов, а определенно положительные – в границах от  42 % до 61 %  по разным категориям чувств (интерес, оптимизм, ожидание лучшего). Возможность влиять на эти изменения респонденты  оценивают как весьма вероятную:

–                                считают, что можно влиять в довольно высокой степени, потому что «многое зависит от людей, в том числе, дела в городе и в стране» – 35% опрошенных; 

–                                можно влиять «на обстоятельства своей жизни, но не города и страны» –  35%;

–                                считают основной действующей силой судьбу  – 20%;

–                                и в данном контексте заявляют о том, что «от человека ничего не зависит, все решают власти» только 9% опрошенных, тогда как в политическом контексте – 52%.

Иными словами, право на активность в неполитической сфере и в индивидуальной стратегии люди оставляют за собой.

Активность в неполитической сфере и адаптация в аномической среде, в свою очередь, носят маргинальный характер. Они базируются на «народной теории» о плохом обществе и плохом законе, которые не только допускают, но и побуждают к несоблюдению правил, при этом не затрагивая высокую самооценку агента, то есть фактически утверждая его право на нарушения.

Так, отказ закону в способности эффективно регулировать жизнь в стране существует на фоне низкого уровня действительного знания конкретных норм и правил. Измеренная обычной 5-балльной шкалой, оценка респондентами своей осведомленности в этом отношении составила (среднее взвешенное, по возрастающей):

–                                знание священных книг (Библия, Евангелие, Талмуд, Коран) –  2,3 балла,

–                                уголовного кодекса  –  2,6

–                                конституции  –  2,7

–                                кодекса законов о  труде  –  2,8

–                                гражданских прав  –  2,9 

–                                положений контракта с работодателем  –  3,2

–                                прав и обязанностей взрослых детей по отношению к родителям  –  3,5

–                                прав и обязанностей родителей по отношению к детям  –  3,6

–                                служебных, должностных инструкций  –  3,7

–                                правил техники безопасности  –  3,8

–                                правил пользования бытовой техникой  –  4,2 балла.

Иными словами, всерьез можно рассчитывать только на знание правил обращения с электрической розеткой и вилкой.

Контент-анализ ответов на открытый вопрос о причинах небрежности и недобросовестности при исполнении служебных обязанностей, правил и инструкций, выявил широкий спектр обусловленности подобных явлений. Совокупность из 240 высказываний была сгруппирована в шкалу индикаторов из 25 рубрик, которые можно свести в три основных группы суждений, связывающих  аномию на рабочих местах

–                                с человеческими качествами (61% ответов), среди которых названы законы психики, менталитет, лень, плохое образование, безразличие, личная выгода – 28% ответов; и такие инфантильные фаталистические установки, как «не думают о последствиях, о будущем; вообще не думают, надеются на русский «авось», «пронесет», «и так сойдет» – 33% высказываний;

–                                с пороками социальной организации (тоже 61 % ответов), среди которых безответственность, безнаказанность, слабость контроля и дисциплины, нехватка средств, коррупция, отсутствие стимулов, изношенность ресурсов, непрофессионализм руководителей, плохая организация дела, отсутствие солидарности работников (49% ответов) и тоталитарное наследство: произвол начальства, привычка подчиняться, слабость личной позиции, сверхдисциплина, нерассуждающее исполнение, низкая цена человеческой жизни (12%)

–                                со случайным стечением обстоятельств, отсутствием выбора – 10% ответов.

Но дело даже не в многочисленности причин, показывающих, что массовое сознание довольно глубоко анализирует факты нарушения нормы и видит множество мотивов для него, а в том, что большая часть  высказываний – оправдательные, допускающие если не право на нарушение, то, по крайней мере, его неизбежность. По запечатленному в них смыслу формулировки ответов редко определяют невыполнение правил, даже губительное по своим последствиям,  как проступок или преступление. В этом отношении содержание нормативных представлений выглядит как свидетельство бессознательной неготовности или неспособности к норме, отказ от нормы.  Весьма устойчивым обоснованием отказа от нормы, выгодного для соответствующих моделей массового поведения, выступает неоднократно зафиксированная в эмпирических данных мифологема «как нам платят, так мы и работаем».

Анализ ответов на другой открытый вопрос, раскрывающий представления респондентов о современности как исторической эпохе, позволяет сформулировать гипотезу о некоторой неявной социальной функции, которую выполняют аномические установки массового сознания.

В общей системе этих представлений, где абсолютным большинством голосов (85%) определены главные символы современности (ими названы информатизация, компьютеризация, глобализация), где еще 50% опрошенных  акцентировали социальные и моральные проблемы современного мира, – нашлось лишь 3% респондентов, вспомнивших о законе в этом контексте. Причем половина их высказываний была сформулирована в негативном ключе (беззаконие, закон что дышло, профанация законов). Получается, что закон и право вообще не являются в глазах людей значимым структурным признаком современности. Они, как минимум, не ассоциируются с ней, а как максимум, вообще не различаются в семантике российской действительности (8).

Кроме того, считают, что неукоснительное соблюдение правил возможно, лишь 12% опрошенных,  что невозможно – 67%. В случаях, когда приходится обходить закон,

–                                испытывают страх   –  19% опрошенных

–                                испытывают стыд – 22%

–                                удовлетворение от результата – 14%

–                                удовольствие (азарт, радость, восторг) –  9%

–                                грусть от того, что в нашей стране выгоднее законы не соблюдать – 71%

–                                не испытывают  никаких эмоций, поскольку так делают все – 11%

Эти и другие данные проведенного исследования заставляют предположить, что «не-видение» закона, убеждение в том, что его  обходят все, а также что его можно и нужно обходить, потому что он несовершенен (мнение 42% респондентов), то есть отсутствие значимого места для закона в картине мира людей, – неслучайно (9).  Можно предположить, что не осознается в данном случае преднамеренность и целевая направленность такой конструкции внешнего мира, которая не включает действенности закона. Скрытый смысл таких представлений состоит в том, что  окружающая реальность конструируется массовым сознанием как выгодное ему пространство массового теневого поведения, толерантного к отказу от нормы.

Итак, если на ресурсе сознания вырабатывается представление об отсутствии порядка в стране как о главном пороке современной социальной ситуации (результат многих независимых опросов), то на ресурсе бессознательного конструируется массовое теневое поведение, принципиально не признающее никакого порядка и практикующее дисфункциональные для официальных институтов поведенческие модели.  На этом основании его следовало бы оценивать как иррациональное и аморальное (что тоже входит в классический набор признаков бессознательного), если бы не соображение о том, что ему, массовому сознанию, это «зачем-то нужно», что это не иррациональное, а напротив, весьма рациональное решение.

Известно, что девиация является одним из самых доступных и эффективных адаптивных средств (10), что она бывает как негативная, так и позитивная. Если считать при этом, что «бессознательное не врет», то окажется, что сегодня нарушение норм необходимо именно для адаптации и выживания, а также, возможно, для создания и предложения обществу новых, не исключено, что перспективных и продуктивных образцов поведения. Социальное бессознательное, функция которого по отношению к рациональной сфере – суть снятие контроля и бесконтрольное расширение возможностей, находит в социальной аномии питательную среду и открывает возможности для поисковой активности всех возможных типов. «Выгораживая» пространство свободы «от» чего-то, оно создает предпосылки созревания свободы «для» чего-то. А «для чего» – не его вопрос, так как целеполаганием и проектированием бессознательное  не занимается. Однако необходимые для этого системы рационального мышления и отношения к действительности формируются с трудом, потому что подавляются все той же слабостью закона, который, по идее, должен быть главным стражем рациональности социальной жизни.  

Вместе с тем в нормально идущих, «естественных» процессах общества, для которых характерна волновая траектория, на гребне волны нарастающей аномалии, в пределе ее роста, в точке бифуркации, могут формироваться явления, препятствующие дальнейшему расширению негативных тенденций. Особенно если общество оказывается способным  к осознанию проблемы, критике своих привычных установлений и мобилизации средств для противодействия опасности.  Признаки такой мобилизации, в 1990-е еще слабые, в средине 2000-х начали нарастать и потребность в ликвидации нормативного раскола в сознании обозначилась четко: и экспертами, и гражданами страны ситуация была оценена как кризис морали и нравственности. Крупнейшие социологические компании, ЛЕВАДА-Центр и ВЦИОМ, начали систематический мониторинг этого параметра.

Получаемые ими данные на протяжении лет были на удивление стабильны: около четверти опрошенных включали кризис морали в число наиболее важных проблем, и порядка 75-80% опрошенных указывали, что не удовлетворены положением с моралью и что ситуация постоянно ухудшается. Причем до половины опрошенных (46%) признавались, что это ухудшение происходит и в их ближайшем окружении (11), то есть оценка ситуации не была сугубо умозрительной.  К такому постоянству оценок и таким признаниям  следует присмотреться внимательно.

 

(1) Проекты поддержаны грантами РГНФ № 03-03-00396а и РФФИ № 03-06-80254-а

(2) Сикевич З.В., Крокинская О.К., Поссель Ю.А. Социальное бессознательное: социологический и социально-психологический аспекты. СПб.: Питер, 2005.

(3) Луман Н. Теория общества (вариант San Foca '89) // Теория общества. Сборник. — М.: КАНОН-пресс-Ц, Кучково поле, 1999. С. 196-235. Луман Н. Введение в системную теорию. –  М.: Логос,  2007. С. 229-256.

(4) Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров / Ю.М. Лотман.  Семиосфера. – СПб.: «Искусство-СПб», 2001.

(5) Мамардашвили М.К. Сознание-бытие; Язык осуществившееся утопии // Мамардашвили М.К. Необходимость себя / Лекции. Статьи. Философские заметки. – М.: Лабиринт, 1996. С.86-100, 303-317.

(6) ЧЖЭН МИН«выправление имен» // Китайская философия. Энциклопедический  словарь. –  http://www.galactic.org.ua/f_h/zh19.htm.

(7) Подробнее см.: Крокинская О.К. Народная теория нормативного нигилизма и проблема нравственности. – Доклад на  III Всероссийском социологическом конгрессе (Москва, 21-24 октября 2008 г.) –http://www.isras.ru/publications_bank/1228050590.pdf.

(8) Подробнее см.: Крокинская О.К. Общественная трансформация и сопротивление культуры // Сикевич З.В., Крокинская О.К., Поссель Ю.А. Петербуржцы 2004: культурный конфликт современности (социологические очерки). СПб., 2004, С. 12-47.

(9) Ср.: Вишневский Ю.Р., Трынов Д.В.,  Шапко В. Т. Гражданская культура студентов. тенденции и проблемы формирования // СоцИс, 2009, № 4. – http://www.isras.ru/files/File/Socis/2009-04/Wischnevsky.pdf. Опрос, проведенных почти в 20 городах России, показал типичность мнения молодых людей о необязательности исполнения законов (около 70-75%) при наличии рационального объяснения этой позиции.

(10) Афанасьев В., Гилинский Я. Девиантное поведение и социальный контроль в условиях кризиса российского общества. СПб: ИС РАН, 1995.

(11) Главные проблемы нашей страны // Пресс-выпуск ВЦИОМ № 552  за 12.10.2006 – http://wciom.ru/index.php?id=515&uid=3374; Кризис морали и нравственности  // http://www.levada.ru/20-12-2010/krizis-morali-i-nravstvennosti

 

 

 

(Продолжение следует)

 

Содержание

Введение 3

Глава 1. Эволюционная эвристика на сегодня и на каждый день 7

Общество как процесс…………………………………………………. 7

Реальность эволюции …………………………………………………. 11

Социобиотика или социальная Жизнь ……………………................. 13

Действующее лицо социобиотики – человек рефлексирующий ….. 19

Глава 2. Самоорганизация в тени ………………………………………. 24

Социальные смыслы манипуляции……………………………………. 25

Взаимные выгоды от манипуляции……………………………………. 29

Запрос на мораль. Но мы не знаем, что это такое... ............................ 35

Поле нравственных представлений …………………………………… 38

Поле нравственных практик …………………………………………… 42

Откуда ждать возвращения морали? ………………………………….. 47

Процесс дошел. Или пять лет спустя………………………………….. 51

Глава 3. Другие имена для русской дилеммы «Запад – Восток»…. 52

«Восток» и «запад» как познавательные установки………………….. 52

«Запад» и «восток» как «мужское» и «женское» ……………………. 57

«Восток» и «запад» как правое и левое ……………………………….. 60

«Восток» и «запад» как мифологическое и рациональное ………….. 62

«Запад» и «восток» как «открытое» и «закрытое»……………………. 66

«Восток» и «запад» как архаика и современность……………………. 69

Восстановить до целого ………………………………........................ 74

Глава 4. Культура и структура: институциализация мифа……….. 78

Символы влияют на реалии жизни ……………………………………. 78

Социокультурная реальность мифа …………………………………… 81

Институциализация мифа ……………………………………………… 86

Социальные практики институциализированного мифа:

кейс «300-летие Санкт-Петербурга» …………………………………... 93

Петербургская самоидентификация как факт социокультуры………. 97

Авторитарный синдром Петербурга как факт социокультуры ……… 102

Социальные смыслы современной мифологии ………………………. 105

Послесловие …………………………………………………………….. 108

Заключение………………………………………………………………….. 110

Литература…………………………………………………………………… 112

относится к: ,
comments powered by Disqus