9 сентября 2016

В день 75-летия начала ленинградской блокады, 8 сентября, в Соляном переулке после летнего ремонта открылся Музей обороны и блокады Ленинграда

Музей, созданный в 1944-м, был репрессирован и разгромлен во время «Ленинградского дела». Возрожден в 1989 году – в том же здании бывшего Кустарного музея, но, увы, совсем не в тех масштабах: в бывшее музейное пространство вселилось Минобороны.

За лето в музее отреставрировали огромные окна, вернув старинную расстекловку, но масштабного ремонта не делали. Хотя здание, построенное в 1903 году, ни разу не было на капремонте. «Проблемы у здания те же, что и у каждого старого петербургского дома: фундаменты, подвалы, перекрытия, крыша», – сетует директор музея Сергей Курносов.

В музее, создававшемся как народный, в который до сих пор горожане несут семейные блокадные реликвии, есть возможность показать публике лишь 3,7 процента от всех хранящихся в фондах экспонатов. Потому что нет места. Музейные фонды располагаются в подвалах, но постепенно сотрудники поднимают их вверх, тесня экспозицию. Коллекция растет, а места нет. Нет нормальных офисных помещений – сотрудники сидят буквально друг у друга на головах. Директор делит кабинет с замдиректора, тут же переговорная с низким столиком. Хорошо хоть этот кабинет просторный. Чего не скажешь про остальные.

Входная зона – то, чем ныне гордятся все современные музеи, их визитные карточки – в нашем практически отсутствует в современном понимании. За стеклом – закуток смотрительниц с кушеткой, будка кассы, крохотный, не разделенный на «М» и «Ж» туалет, лестница, ведущая в подвальный гардероб со спертым воздухом.

Лестница наверх, на экспозицию. На стенах портреты генералов и маршалов в парадных мундирах в полный рост. Прежде всего военный музей встречает нас, а не музей ленинградской трагедии.

Практически ни намека на современные экспозиционные технологии.

Музей обороны и блокады Ленинграда должен быть одним из главнейших музеев города – наряду с Эрмитажем и Русским музеем, Петропавловкой и Авророй. Таким же по значимости и посещаемости, как Музей холокоста в Вашингтоне или Еврейский музей в Берлине. Однако наш музей совсем не такой: у города нет ни денег, ни политической воли, чтобы изменить ситуацию.

Минобороны, занимающее помещения Соляного городка, находится с городскими властями в переписке. Военные согласны освободить помещения, если город предоставит под ключ соответствующие и подходящие военным помещения. Похоже, ни одна из сторон не готова ничем поступиться. Все разговоры – о Парке Победы с новым строительством, о территории Таврического сада – остаются только разговорами. Хотя продолжает звучать важное и пока еще не избитое и не забытое: Музей должен стать Институтом Памяти, аккумулировать в себе не только и не столько экспонаты, которых немало и в других городских музеях, а знания о блокаде. Стать центром для педагогов, которые могли бы объяснить молодым, что происходило в Ленинграде и вокруг него.

Как пояснил Сергей Курносов, к концу декабря в музее должно завершиться обследование, потому что прошедший ремонт – не последний. Получается, что музей будет шагать из ремонта в ремонт.

 …В первый день работы музея экскурсию для мальчишек, по виду шестиклассников, ведет методист музея Григорий Старовойтов. Мальчишкам интересно – как маскировали город, они впервые слышат слово «доминанта», рассматривают фото с аэростатом заграждения и узнают о бомбардировках и артобстрелах. Рассказ доступный и интересный, мальчишки слушают внимательно. Недавно Григорий выступал с лекцией о блокаде и судьбе музея перед молодежью в модном заведении – баре Dead Poets. Ему задавали вопросы по делу – как вела себя власть по отношению к горожанам, как проходила эвакуация, почему разгромили музей.

…8 сентября у Музея блокады гремела музыка, звучали торжественные речи, танцевали одетые «под сороковые роковые» пары, разливали чай, пели «Солнечный круг, небо вокруг». А за несколько часов до этого в Институте региональной прессы собрались историки и журналисты – Лев Лурье, Анатолий Разумов, замдиректора Музея обороны и блокады Ленинграда Милена Третьякова, замдиректора Музея истории города Юлия Демиденко, писатель, редактор «Блокадного дневника» Ольги Берггольц Наталия Соколовская и другие. Говорили о блокадной памяти, о том, что во Второй мировой войне ленинградскую блокаду как пример геноцида можно сравнить лишь с холокостом – по ужасу и числу жертв. Про то, что скорбный день 8 сентября должен стать общероссийским Днем Памяти. И о том, как надо и как не надо говорить о блокаде с теми, кто родился уже в новом веке.

Милена Третьякова привела пример. Она узнала от одной методистки, как в детском саду детям пытались объяснить детям «про блокаду»: посадили на стульчике одного ребеночка, а вокруг плотно выстроили детей: «Кругом фашисты, а ты сидишь на стульчике в блокаде». Вспоминали и «скидки блокадникам на аптечные и канцелярские товары», и полевую «праздничную» кухню с кашей, и то, как прямо у Музея блокады дают детям в руки пусть и учебное, но все же оружие – чтобы постреляли в импровизированном тире. Это не память и не воспитание и поддержание памяти.

По итогам встречи решено было сформировать общественный «Комитет 8 сентября», чтобы начать дискуссию с властью и найти решение – как отмечать эту трагическую дату и передавать блокадную память.

P. S. Вечером того же дня на Конной улице, 10, по инициативе петербуржца Юрия Вульфа, родившегося спустя год после войны в этом доме и написавшего книгу об истории своей семьи, собрались жители, чтобы почтить память 114 умерших в этом доме в блокаду.

Справка «Новой»

Музей обороны и блокады Ленинграда открылся двумя выставками, которые воспринимаются как единое целое: фотографий 14 блокадных фотографов из коллекции Михаила Карисалова и блокадными дневниками и документами из новых поступлений музея. Фотографии на белом фоне в строгих черных рамах. Подписи на двух языках – русском и английском. Город начала войны, город смертного времени, город прорыва и снятия блокады. Мы видели многие из этих известнейших фотографий, но здесь их черно-белая правда – первая тревога у Чернышева моста, убитые артобстрелом люди на углу проспекта им. 25 Октября и Лиговки, обессиленные горожане, пришедшие за водой, объявления о продаже гробов – обращаться на проспект Римского-Корсакова, дом такой-то, квартира такая-то, к Петухову. Но эти фото снабжены выдержками из блокадных дневников горожан – словами страшной, абсолютной правды.

Подлинные дневники рядом. Вот 17 тетрадей дневника Игоря Никитина – с июля 1941-го по октябрь 1942-го. На одной из развернутых тетрадок – кусочек звериной шкурки. 22 февраля 1942 года Игорь пишет, как ловили крысу или мышь и как готовили: «Вкусная, но ведь очень мало мяса, я съел ее с костями».

В этой же витрине – важные для понимания блокадных реалий документы. Блокада, стремительно становящаяся мифом, для многих молодых людей совершенно не ассоциируется с тем, что хлеб не выдавали по карточкам, а покупали по карточкам – деньги надо было заработать, что люди не могли прогуливать работу, а должны были брать больничный, что надо было платить за квартиру. Вот справка – об отсутствии задолженностей по квартплате: форма справки точно такая же, как полвека спустя, в 90-е, без справки тогда не давали пресловутую форму 9 о прописке. А в 1942 году без справки об отсутствии задолженности по квартплате нельзя было уехать в эвакуацию. На клочке желтой бумаги в музейной витрине указано, что гражданам, проживавшим по адресу проспект 25 Октября, дом 96/1, кв. 18, «домохозяйство в эвакуации не возражает» – исправно вносили квартплату. Справка дана в феврале 1942-го, в самое страшное время. Вот еще документ – штраф в 50 рублей, «расчет платежа за хождение во время артобстрела». А вот Решение административной комиссии о нарушении автомаскировки, также вынесенное в 1942 году. Свою вину гражданка Клавдия Попуткина, официантка с окладом в 485 рублей в месяц, проживающая по адресу Моховая, 31, квартира 2, признала: «Горела коптилка, и в окнах появились просветы»…

Милена Третьякова, заместитель директора Музея обороны и блокады Ленинграда, рассказала, что выставку музей готов сделать передвижной.