Из портала «Ежедневный журнал»:

АЛЕКСАНДРА БАУНОВА И СЕРГЕЯ ШЕЛИНА НАГРАДИЛИ ПРЕМИЕЙ «ЛИБМИССИЯ»

26.05.2016

25 мая в театральном центре на Страстном бульваре в Москве  состоялась официальная церемония награждения лауреатов публицистической премии «ЛибМиссия»-2016. Премия вручается авторам за самую удачную книгу о текущем общественно-политическом процессе (номинация «Аналитика») и за крупный цикл содержательных публикаций в СМИ (номинация «Публицистика»), выпущенных в течение премиального цикла. <…>

Имена двух лауреатов премии стали известны уже 18 мая после заседания жюри, в состав которого входят журналист и писатель Денис Драгунский, публицист и писатель Александр Архангельский, профессор факультета медиа, коммуникаций и дизайна НИУ ВШЭ Анна Качкаева и политолог и политгеограф Дмитрий Орешкин. <…>

В номинации «Публицистика» лауреатом стал обозреватель информагентства «Росбалт» Сергей Шелин за цикл публикаций на портале Rosbalt.ru.
Победителя представил Дмитрий Орешкин: «Для меня огромная честь и удовольствие представить Сергея Шелина, с которым я лично познакомился полчаса назад. Сегодня я узнал, что Сергей — химик по образованию. И тогда понял, что же мне так нравилось в его текстах. Он так четко подбирает ингредиенты, вроде как ниоткуда, а потом так смешивает, что текст в результате получается интересным, умным и либеральным. Поэтому он попал в эту номинацию и заслуженно получил премию. Более того, я думаю, что это тоже связано с химией, у него получается не текст, а один сухой остаток. Коротко и ясно. С литературной точки зрения, как читатель, я очень завидую огромному мастерству владения словом, которое не выпячивается, но чувствуется. Он вовремя умеет поставить точку. Его тексты короткие, емкие, химически чистые. Чтобы научиться мастерству у Шелина, я на этом ставлю точку. Теперь навсегда Сергей Шелин останется первым победителем премии “ЛибМиссия”».

Сергей Шелин: «Либерал — это поборник свободы. Свобода — это реализация прав. Я позволю себе процитировать известного священнослужителя, который сказал как-то, что права человека — это неотъемлемые права, они даны свыше, они сопротивляются малейшим попыткам умаления, отрицания, уничтожения. Именно поэтому настоящий либерализм всегда сильный, глубокий и жизнеспособный. Особенность либерализма именно в том, что он вечно уходит со сцены, но завтра возвращается».

В номинации «Аналитика» лауреатом стал Александр Баунов за книгу «Миф тесен» (издательство «Время», 2015). Александр Баунов — журналист, публицист, филолог-античник, главный редактор сайта Carnegie.ru.

Победителя представил Денис Драгунский: «”Миф тесен” — не просто научная книга, не научно-популярная книга, не историческая “объясняловка”. Это именно аналитика. Это редчайший случай, когда спрессованный, сконцентрированный, осмысленный аналитический текст, с началом и концом, тем не менее, представлен примерно на 400 страницах. Это совершенно замечательное произведение».

Александр Баунов: «Либерализм — это не только набор понятий, но и тот способ, которым этот набор получен, а именно — свободное исследование. Это не только «что», но и «как». Невозможно прийти к либеральным идеям нелиберальными методами. Догматическая доктрина может быть заучена, но заученный или навязанный либерализм сам превращается в догматическую доктрину. Либерализм предполагает высокую степень суверенитета разума, противостояние тоталитаризму или пропаганде».

Члены жюри также отметили журналиста Елену Климову за книгу «Дети-404. ЛГБТ-подростки: в стенах молчания» за «публицистику поступка» и Сергея Чапнина за доклад в Московском центре Карнеги в 2015 году о зарождении в России гражданской религии. <…>

Мероприятие посетили около 200 человек. Среди гостей были политики, журналисты, телеведущие, ученые, писатели, среди них Дмитрий Гудков, Леонид Гозман, Илья Яшин, Алексей Семихатов, Леонид Клейн, Владимир Сурдин и многие другие. <…>

**

Список статей С. Шелина на портале «РосБалт»

Сергей Шелин:

«Никакой экономики на самом деле нет. Никакой политики на самом деле нет. Есть человеческая деятельность, из которой комментатор извлекает и политику, и экономику, и коллективную психологию и еще много всего. Этим и интересна комментаторская профессия».

**

Ниже – тексты трех статей С. Шелина на портале «РосБалт» из числа майских-апрельских 2016 г.

(1)

ПОРОЧНЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК

27 мая 2016

Пока наша страна делится на начальство, агрессивно-послушное большинство и непонятно как обзываемое меньшинство, нормальной ей не быть.

27 мая — день рождения знаменитого словосочетания «агрессивно-послушное большинство». В 1989 году на Первом съезде народных депутатов СССР Юрий Афанасьев назвал так тех, кто шельмовал группу нардепов-оппозиционеров. Эти слова мгновенно зажили самостоятельной жизнью, потеряли свой первоначальный внутрипарламентский смысл и сегодня воспринимаются как ключ ко всей нашей действительности.

«Агрессивно-послушный, то есть проявляющий враждебность по отношению к инакомыслящим и всегда согласный с любыми начинаниями власти». Так написано в словаре. Характерно, что само это «большинство», которое для краткости буду называть АПБ, до сих пор не выдвинуло сравнимого по емкости и крылатости определения противостоящего ему «меньшинства». «Либерасты» — скорее ругательство, чем образ чего-то реального, «пятая колонна» — унылое заимствование из западноевропейского обихода первой половины прошлого века. А «печеньки Госдепа» стали дежурной шуткой именно в «меньшинстве». Людей из него, можно сказать, по ней опознают.

Но дело, в конце концов, не в качестве обзывалок. Впечатляет сама повторяемость раскола. В сегодняшней версии это «крымнашисты» и антизападники против западников и «некрымнашистов», но духовная преемственность с предыдущими вариантами размежевания прослеживается без всякого труда.

На первый взгляд, «большинство» как в сегодняшней, так и в прошлых своих реинкарнациях, — это воинственные державники, изоляционисты и консерваторы, а «меньшинство» — миролюбцы, интернационалисты и прогрессисты. Если бы дело обстояло именно так, то исторический конфликт между ними, раз за разом поверяемый суровой политической практикой, обогащал бы общественное сознание, увеличивал нашу коллективную мудрость и двигал бы страну вперед, пусть даже и зигзагами.

Но обогащения как раз и нет. Мудрости не прибавляется. Вместо этого не годами даже, а десятилетиями продолжается бесплодная обоюдная декламация несовместимых вещей, безоговорочно отторгаемых противоположной стороной.

В качестве главной причины того, что спор ходит кругами, обычно называют присущую нашим согражданам нетерпимость. Что не всегда верно. В быту люди «большинства» и люди «меньшинства» сплошь и рядом спокойно уживаются. Непримиримость вспыхивает только тогда, когда они выходят на общественное поле. А эти выходы у нас чаще всего сводятся к обсуждению россказней и эмоций, поставляемых казенным телевидением и другими подразделениями агитпропа.

Нудные декламации двух—трех несменяемых телеведущих, косноязычная болтовня невежественных студийных «экспертов», пляски женщины-дипломата — все это почти одинаково захватывает и лоялистов, и нелоялистов, снабжает их духовной пищей, формирует их мир.

Когда интеллектуалы из АПБ принимаются наставлять публику, будь то пожилой и некогда прославленный мультипликатор, или молодой неграмотный писатель-графоман, они делают одно и то же — с разной степенью толковости пересказывают увиденное в телевизоре.

Но ведь интеллектуалы из «меньшинства» работают на том же поле — разбирают, разоблачают и высмеивают те же самые изделия госпропаганды. Этот спор может быть занятным, но увеличить коллективную мудрость народа он неспособен по определению. Ведь поставщик материала для размышлений всегда один и тот же — начальство.

В этом и беда. Люди «большинства» — не носители твердых принципов, а начальстволюбцы. В их общественной позиции это гораздо важнее всего прочего, вместе взятого.

Они вовсе не консерваторы, какими их хотят представить, поскольку почитают не прошлое вообще, а только то, которое им спускают сверху, и только до тех пор, пока спускают.

Они даже не такие уж державники-имперцы. Вот говорят: «Крымнаш», «Крымнаш». А Курилы — они что, не наши? Когда после переговоров Путина и Абэ поползли слухи (ни на чем, считаю, не основанные, но почему-то весьма настойчивые), будто японцам передадут один или два острова (характерный заголовок: «Судьба Курил предрешена»), разве поднялась волна гневных протестов, державной озабоченности и всего того, что следовало бы ждать, если брать декламации АПБ всерьез? Нет, не поднялась. Декламаторы замерли в ожидании распоряжений начальства, заранее готовые их обосновывать, какими бы диковинными они ни оказались.

Со своей стороны, интеллектуально честные люди «меньшинства», оглянувшись назад, должны бы признать, что у них в запасе недостаточно козырей, свидетельствующих о прошлой мудрости и компетентности. Когда Юрий Афанасьев произносил свои знаменитые слова о «большинстве», почти все политики оппозиции вовсе не были готовы к распаду империи и уж совершенно не представляли реалий перехода к капитализму. Они просто были против властей. Но как только события покатили валом, дефицит твердых взглядов сразу стал очевиден. «Меньшинство» растерялось, и руководить страной не смогло. Руль захватило новое начальство, а «меньшинство» с чувством облегчения сразу же принялось его не любить.

С тех пор и живем в треугольнике, главной вершиной которого является власть, а двумя неглавными — с одной стороны, бездумно покорное ей «большинство», а с другой — «меньшинство», ничуть не менее зацикленное на начальстве, но только не в привязанности к нему, а в неприятии.

Инфантильность и непродуктивность общественных ролей, разыгрываемых в этом треугольнике, бьет в глаза.

«Не оставляйте власть наедине с собой», — сказал недавно один популярный политолог, подбивая оппозиционеров со всем возможным усердием участвовать в организуемых начальством выборах.

Не уверен, что это мудрый совет. Впрочем, могу и ошибиться. Но уж в чем уверен на сто процентов, так это в том, что гораздо важнее, чтобы люди «меньшинства», а равно и люди «большинства», старались как можно меньше оставаться наедине и с самими собой, и с начальственными фантазиями, которыми их пытаются одурманить.

Вырваться из порочного треугольника можно только порвав инфантильную зависимость от властей, трезво осознавая и защищая свои интересы. И солидаризуясь с защитой чужих.

Выступления дальнобойщиков, типичных вроде бы представителей АПБ, хотя и захлебнулись, но не прошли зря даже в практическом смысле. И при этом стали, возможно, первым шагом к выходу «большинства» и «меньшинства» из порочного треугольника. Может быть, это и есть начало того пути, в конце которого «агрессивная послушность», как и «агрессивная непослушность», сойдет со сцены — и некому станет плясать под дудку начальства всех оттенков.

Сергей Шелин

**

(2)

В ЗАСТОЙ КАК В ПОТЕРЯННЫЙ РАЙ

10 мая 2016

Возвращается брежневская атмосфера — с ее равнодушным конформизмом и недовольством, скрывать которое считается признаком зрелости.

Россиянам нужна передышка.

К четырехлетию нынешнего президентства Владимира Путина Фонд «Общественное мнение» провел опрос об отношении народа к главе государства и опубликовал его результаты вместе со сведениями, полученными в таких же опросах в прошлые годы. Невысказанная, но легко угадываемая цель этих сопоставлений — самая благонамеренная: показать, что широкая публика сейчас отзывается о Путине гораздо лучше, чем в 2012—2013 годах, когда его очередной президентский срок только начинался.

При всей серьезности и фактурном богатстве материала, его трудно читать без улыбки. Сегодня 70% опрошенных заявили ФОМу, что в 2012-м отнеслись к избранию Путина положительно, и только 6% — что отрицательно. В 2013-м их воспоминания об этом же событии были другими: только 48% собеседников ФОМа сообщили тогда, что годом раньше одобрили путинское избрание, а 18% — что нет. Совершенно верно, мы — страна с непредсказуемым прошлым. Но нынешнее состояние умов интересно не только этим.

Пропуская многие подробности, включая даже и согласие половины опрошенных с тезисом о том, что Путин сейчас справляется со своими обязанностями лучше, чем когда-либо прежде за всю эпоху своего правления, обратимся к самому захватывающему. ФОМ предложил респондентам рассказать в вольной форме, что в деяниях вождя за последний год им нравится, а что — нет.

Начнем с критиков. Желающих сообщить, какие вещи им не понравились, нашлось не так много — всего 24%. Куда больше — 34% опрошенных — благоразумно ответили, что в действиях Путина им «все нравится». А 42% вообще отказались отвечать.

Так или иначе, самым популярным поводом для недовольства оказалось то, что народ называет помощью другим странам («всем, кроме России»). Это чудесное выражение брежневской эпохи употребили 5% респондентов. Конкретно Сирию рискнул назвать 1% («то, что Сирию разбомбили, и мы теперь обязаны ей помогать»). Другой сравнительно заметный повод для недовольства (4%) — отсутствие заботы о людях («пенсионерам денег не дает, не за народ он»). Вот почти и все.

Теперь посмотрим, за что Путина хвалят. Крымскую операцию с одобрением вспомнили 7% — не так много. Сирийскую операцию — чуть больше (8%), но, во-первых, это тоже мало, а во-вторых, там смешаны те, кому нравится, что она была начата («отправил ВВС в Сирию бомбить террористов»), и те, кто, напротив, с облегчением услышал о ее сворачивании («вывел войска из Сирии»).

С относительно заметным одобрением (по 4-5%) собеседники ФОМа также отозвались о таких словах и делах Путина, как телевизионная «прямая линия», забота о людях («пенсию вовремя оплачивает и увеличивает в нашу пользу») и сильная международная политика («блеснул чешуей перед Америкой, Европу шуганул»). Что же до прочих позиций (продуктовый бойкот, борьба с коррупцией, конфронтация с Турцией, наведение порядка на космодроме «Восточный»), то относительно каждого из этих поводов с похвалой отозвались всего по одному проценту, то есть примерно по стольку же, сколько по ним же — с осуждением.

И самое интересное: 51% опрошенных вообще не смогли вспомнить ничего, что бы им нравилось в действиях Владимира Путина за последний год.

Если взять все в совокупности, то получается, что об общем качестве путинского управления рядовые люди отзываются очень позитивно; вспомнить, что им нравится конкретно, сплошь и рядом не могут; если берутся хвалить, то часто за то, чего вождь, собственно, и не делал, но как бы должен был сделать (те же «растущие» пенсии, например); от критики в большинстве своем уклоняются; если все же начинают критиковать, то часто делают это на специальном фальшивом языке («помощь другим странам»).

Каждый, кто помнит эру Брежнева, сразу узнает этот коктейль. Леонид Ильич вовсе не был объектом открытых нападок, это было не принято. Да и слово «застой» тогда не употреблялось, оно появилось задним числом. Конформизм был массовым, но вовсе не страстным. Наоборот — равнодушным и нерасторопным. Пропагандистские штампы повторяли кое-как и без всякого усердия. Недовольство положением дел было почти всеобщим, но публичное его высказывание считалось признаком маргинала, а умолчания и округлые намеки — приметами гражданской зрелости.

Тогда все это складывалось медленно и плавно, сейчас — нахлынуло как наводнение. Еще вчера была крымская экзальтация, искренний восторг, пафос бросаемого всему миру вызова. Сегодня накатила усталость, смешанная одновременно и с нежеланием что-либо менять, и с раздражением, вспыхивающим, лишь только начальство заводит речь о желательности каких-то жертв.

Стиль пропаганды сейчас совершенно не брежневский, от навязываемых ею персонажей залдостановско-поклонского типа советский агитпроп хватила бы кондрашка, но народная готовность вестись на все это резко упала.

Еженедельный мониторинг того же ФОМа засвидетельствовал, что весь прошедший апрель, несмотря на чрезвычайную интенсивность создаваемых наверху рекламных поводов, президентский рейтинг Владимира Путина (т.е. готовность голосовать за него на выборах) колебался около 67%, что весьма скромно по посткрымским меркам (год назад было 76%).

Исследования, полностью совпадающие с личными наблюдениями, говорят, что люди осознают серьезность кризиса, опасаются дальнейших ухудшений в своей жизни и даже их преувеличивают. С истинно брежневским лукавством они теперь полюбили жаловаться на то, что руководство, мол, «слишком много внимания уделяет международным делам» и «слишком много помогает другим». Образ Владимира Путина никоим образом не стоит в центре раздумий рядового человека, но воспринимается им как некая данность. И система в целом тоже. Как и в 1970-е, народные массы вовсе не охвачены желанием ее изменить. В том числе и на очередные выборы они смотрят примерно так же, как некогда смотрели на советские. Ритуал как ритуал.

Ритуалов за последние годы придумано много, и люди показали готовность их терпеть и даже исполнять. Но взамен хотят, наконец, покоя и прекращения приключений. На ближайшую перспективу застой их устраивает и вполне отвечает внутреннему порыву.

Вопрос только, готов ли сейчас Путин вести себя как Брежнев, а вся система — как советская на склоне ее лет.

О чем-то, похожем на атмосферу брежневского застоя, впервые заговорили около 2010 года, когда путинское правление вступило в свое второе десятилетие. И сам режим, и его глава ответили на это переходом к абсолютно небрежневской политике. Состояние умов в стране несколько раз круто поменялось, но к сегодняшнему дню стало как никогда похоже на то, каким было сорок лет назад.

Народ инстинктивно тянется к застою как к тихой гавани, почти как к потерянному раю. Можно попробовать еще разок поднять страну на дыбы. Но это будет труднее, чем в предыдущие разы.

Сергей Шелин

**

(3)

ОБЕЩАЛИ ПАТРИОТИЗМ, ПОЛУЧИЛСЯ ФЕОДАЛИЗМ

5 апреля 2016

Офшорный скандал подвел черту под грандиозным пиар-проектом «Национализация элит».

Размышляя о том, возымеет ли панамская история крупные последствия во внешнем мире и подорвет ли она авторитет Владимира Путина у нас дома в народных массах, аналитики на первый из этих вопросов отвечают, как правило, утвердительно, а на второй – отрицательно.

Может быть, и так, хотя полной уверенности, по-моему, нет ни в том, ни в другом случае. Но есть еще и третий вопрос, который задают реже. Что теперь должна думать наша так называемая элита, во всех ее подразделениях – от небольших бизнесменов и до вельмож в гражданском и в форме?

Понятно, что уж вельможи-то ничего нового для себя не узнали. Но были ли они готовы к публичному перемыванию косточек? Скорее всего, нет. И уж точно они сейчас раздражены и встревожены, даже если сами на этот раз и не попали под раздачу. Что же касается многочисленных обладателей более скромных, но вовсе не таких уж маленьких чинов и состояний, то они переживают своеобразное удовлетворение: все их подозрения насчет изнанки «национализации элит» полностью оправдались.

Грандиозная кампания по «национализации элит», анонсированная в 2012 году и широко развернутая с 2013-го, официально преследовала две задачи – перевоспитать растленный и космополитичный руководящий слой, поставив его на патриотические рельсы, и вернуть его капиталы из-за границы в Россию, дабы работали на пользу страны.

И сверх того, еще одна задача, возможно даже главная, носила неофициальный характер: все начальственное сословие насаживалось на крючок. Скрупулезного выполнения бесконечного множества «патриотических» предписаний от него вовсе и не ждали. С самого начала было понятно, что оно все равно найдет способы сохранить свои активы и прочие зацепки на Западе. То, что на это будут смотреть сквозь пальцы, как бы даже подразумевалось. Но зато при малейшей нелояльности проштрафившегося сановника ждало торжественное разоблачение во всех антинациональных грехах.

Нарушив высочайшую монополию на эти разоблачения, расследователи панамской истории выставили на общее обозрение подлинную начинку «национализации элит». И вся эта кампания мигом лишилась какой бы то ни было пиаровской ценности.

С умилением читаешь сегодня опубликованные ровно три года назад в благонамеренном издании излияния процветающих и сегодня депутатов и «экспертов»: «Это задел на будущее. Это изменение ментальности. Попытка сформировать новую конфигурацию элиты. Чтобы изменить мотивацию будущих поколений… Элита должна быть национальной… Российский народ требует, чтобы чиновники были здесь и душой, и телом. Чтобы здесь были их деньги, жены и любовницы… Начало третьего срока Путина ознаменовалось беседами со многими владельцами крупных капиталов, которым настоятельно рекомендовали подумать над выводом большей части капиталов из офшоров…»

Проект был задуман «с замахом на поколенческость» и именно так сам себя и аттестовал.

Три года спустя, еще до панамской истории, выявилось вот что.

В страну вернулись не капиталы, а физические и юридические лица, попавшие под западные санкции. Соответственно, вместо притока денег в российскую экономику, состоялся мощнейший их отток в распоряжение потерпевших. Для компенсации морального и материального ущерба им открыли доступ к накопительным вкладам будущих пенсионеров и национальным фондам, обеспечили монопольные права в реализации государственных суперпроектов, отдали на некое подобие феодального откупа системы вроде «Платона» и т.д. и т.п.

Изъятие таких средств из экономики тяжело ударило по тем отрядам руководящего класса, которые безо всякой «национализации элит» по собственному выбору вели бизнес в России. Но их интересами, понятное дело, пришлось пожертвовать.

Что же касается «мотивации будущих поколений», то именно эти годы и даже, по случайному совпадению, последние недели были ознаменованы стремительным продвижением на высокие должности, связанные с разруливанием финансовых потоков, сыновей (куда реже – дочерей) гран-сеньоров из патриотического крыла истеблишмента.

Зрелая феодальная практика, когда за знатной семьей закрепляется не только привилегированный статус, но и конкретный государственный пост, напрямую передаваемый от отца к сыну, у нас еще не успела сложиться. Но и того, что уже есть, вполне достаточно, чтобы резко и наглядно уменьшить карьерные возможности людей незнатных и внеклановых, хотя бы и безупречно патриотичных.

И, наконец, эвакуация из-за границы «денег, жен, и любовниц», разумеется, не состоялась. Это, пожалуй, единственное, что заранее было понятно. «Жены» (особенно не зарегистрированные или фиктивно разведенные) и прочие близкие люди стали ключевыми фигурами в схемах, предназначенных для одновременного сохранения и денег, и служебной незапятнанности вельмож-бенефициаров.

Наличие хоть каких-то офшорных родственников или свойственников – почти обязательный признак принадлежности человека к высшей касте, какие бы словесными формулами этот человек ни жонглировал в качестве публичной фигуры - умеренно-прогрессивными или, наоборот, отвязно-конспирологическими.

Все это, вместе взятое, стало очевидным еще до панамского скандала. Три года «национализации элит» привели не к сплочению руководящего чиновно-коммерческого класса, а к ускорению его феодализации и росту внутреннего напряжения.

«Космополиты» не перековались. Зато широкий круг состоятельных и квалифицированных людей, прежде достаточно лояльных, потерял веру в перспективы страны и все меньше связывает с ней свое будущее. Индикатор этого - снижение инвестиций в российскую экономику, год за годом происходящее под крики об «амнистии капиталов» и «деофшоризации».

От борьбы за «национализацию элит» оставалась только видимость. Но и видимость имеет значение. Наименее циничная часть руководящего класса до самых последних дней продолжала в какой-то степени надеяться, что высшая власть хочет этот класс не только выдрессировать, но и морально приподнять. И вдруг даже и эта видимость начисто исчезает.

Есть ли на свете способ ее вернуть? Желающих дать совет почему-то немного. Впрочем, вот соображения комментатора, до недавних пор вполне благожелательного к нашим начальственным затеям: «Если два миллиарда долларов, собранные офшорами Ролдугина – это взятки, то встает вопрос – в интересах кого они собирались?… Возможно, я ошибаюсь, и упустил какого-то политика, который мог собирать взятки в таком масштабе. В этом случае, в интересах Владимира Путина, максимально быстро найти этого политика и публично идентифицировать, чтобы защитить свое честное имя… Вдруг в России есть тайный политик федерального уровня, о котором мы никогда ничего не слышали?…»

Только и остается, что острить.

Сергей Шелин