С любезного разрешения заслуженного профессора Сорбонны Вероник Жобер, воспроизводим ее рассказ о выставке в Париже и в Москве, а также эксклюзивно публикуем ее «франко-русский фельетон». 

23 февраля 2013 года я получил по электронной почте письмо от Вероник Жобер,  с которой имел удовольствие в минувшем году общаться на двух международных конференциях в Питере, а также на презентации книги писем О.A. Толстой-Воейковой 1931-1933 годов, под названием «Когда жизнь так дешево стоит» (В. Ж. – правнучка автора указанных писем; см. об этом ранее на Когита.ру: Семейная сага в письмах).

Вероник Жобер – историк и литературовед, а также один из ведущих французских  специалистов по России.

С разрешения автора, процитирую ее письмо:

«Совсем недавно вернулась из Москвы, где состоялось открытие выставки “Писатели и интеллектуалы Франции и России: прогулки по архивам ХХ-го века” после парижской выставки,  которую я курировала. Прилагаю список ссылок на это событие.

Хотелось откликнуться на Вашу последнюю рассылку (имеются в виду публикации на Когита.ру. – А. А.) , очень понравилась статья Смулянского “Народ и власть; кто кого формирует”.

А заодно посылаю мой последний франко-русский фельетон»»

Фельетон о клоуне, не осознающем себя таковым, приведу чуть позже. Сначала о выставке.

Информация ИТАР-ТАСС:

08.02.2013 | 14:42

Выставка «Писатели и интеллектуалы Франции и России: прогулки по архивам XX века» открывается сегодня в Москве. Экспозиция посвящена истории двух стран.

Как рассказала куратор (московской. А. А.) выставки Галина Кузнецова, специалист Государственного архива Российской Федерации, "выставка делает акцент на судьбах интеллигенции, на их восприятии событий, происходивших в послереволюционной России". Начинается экспозиция с документальных свидетельств французских журналистов и дипломатов Жака Садуля и Жозефа Нуленса о событиях 1917 года.

Значительный раздел посвящен вкладу русских эмигрантов в культуру Франции и творчеству, связанному с Россией, но созданному на чужбине. Это Зинаида Шаховская, Иван Шмелев, Борис Зайцев, Зинаида Гиппиус, Дмитрий Мережковский, Марина Цветаева, Константин Бальмонт, Александр Гинзбург. В свою очередь взгляд на СССР представляют французские писатели: Анри Барбюс, Ромен Роллан, Жан-Поль Сартр.

Выставка уже прошла в Париже в рамках перекрестного Года Россия - Франция. Российский вариант, по словам куратора экспозиции, дополнен разделом, посвященным науке. Архив Российской академии наук предоставил материалы о первой поездке советских ученых во Францию - в частности, физика Мстислава Келдыша, а также o приглашении в Советский Союз Фредерика Жолио Кюри.

Экспозицию иллюстрируют рисунки Алексея Ремизова, театральные афиши, картина Налбандяна "Встреча руководителей партии и правительства с интеллигенцией" 1957 года.

Выставка составлена на основе документов ГАРФ, общества "Мемориал", Государственного архива социально-политической истории, архива литературы и искусства, а также кинофотодокументов. Свои материалы предоставили Национальный архив Франции, Архив МИД Франции и Библиотека современной международной документации Франции.

Выставка "Писатели и интеллектуалы Франции и России: прогулки по архивам ХХ века" будет открыта в выставочном зале Федеральных архивов на Пироговке по 3 марта.

Из посольского сайта «Франция в России»:

С 9 февраля по 3 марта 2013 г. в Выставочном зале федеральных архивов, в рамках мероприятий, завершающих Год «Франция – Россия 2012: язык и литература» пройдет выставка ”Писатели и интеллектуалы Франции и России: прогулки по архивам ХХ века”. Хронологически экспозиция охватывает период с 1917 года по 1980-е годы.

Организаторы и участники не ставили перед собой задачу рассказать обо всём и ответить на все вопросы, возникающие при изучении такой многогранной и сложной темы как российско-французские культурные и интеллектуальные отношения в ХХ веке. Прежде всего, экспозиция рассказывает о взаимопроникновении и взаимовлиянии двух идеологий и двух культур, по-своему единых в своих противоречиях. Последнее отчасти объясняется тем, что творчество многих представителей французской и российской интеллектуальной элиты прошедшего века формировалось на стыке двух национально-культурных традиций.

Мировоззренческую и идеологическую составляющие этих отношений раскрывают следующие темы: французские журналисты и дипломаты о новой России (документальные свидетельства Жака Садуля и Жозефа Нуленса); русские писатели первой волны эмиграции и Дни русской культуры во Франции (Зинаида Шаховская, Натали Саррот, Серж Лифарь); советская «культурная дипломатия» и поездки французских писателей и интеллектуалов в СССР (Анри Барбюс, Ромэн Роллан, Жан-Поль Сартр); общество «СССР – Франция» и французские интеллектуалы - за укрепление мира между народами (Эльза Триоле, Пикассо и Луи Арагон); учёные Франции и России (П. Милюков, П.Струве, Н.Бердяев, Ф. Жолио-Кюри); Литературные процессы во Франции против «коммунистического режима СССР» (Виктор Кравченко, Давид Руссе); Н.С. Хрущев и советская интеллигенция. Советские диссиденты и самиздат (В. Козовой, А.Гинзбург, А.Синявский, Ю.Даниэль).

Литературные, философские и научные связи России и Франции выходят далеко за пределы представленных на выставке тем. Цель настоящей выставки, посредством документального архивного наследия двух стран, оживить в общественном сознании память о нашей общей истории, о преемственности и постоянстве российско-французского духовного и интеллектуального диалога.

Выставочный зал федеральных архивов. Москва, ул. Б. Пироговская, 17
Выставка работает с 9 февраля по 3 марта 2013 г. с 12:00 до 18:00.
Выходные дни: понедельник, вторник

Организаторы:
Федеральное архивное агентство, Государственный архив Российской Федерации,
Французский Институт, при участии
Национального архива Франции, Архива Министерства иностранных дел Франции,
Библиотеки современной международной документации Франции, Российского государственного архива социально-политической истории, Российского государственного архива литературы и искусства, Российского государственного архива кинофотодокументов, Российского государственного архива новейшей истории
Архива Российской академии наук, Государственного музейно-выставочного центра «РОСИЗО», Международного историко-просветительского правозащитного и благотворительного общества «Мемориал»

Из газеты «Ведомости»:

Драма французско-русских культурных отношений рассказывается на языке документов

Эта элегантная и с большим вкусом сделанная выставка венчает продолжавшийся проект «Франция — Россия 2012: язык и литература». Прежде чем приехать в Выставочный зал федеральных архивов в Москве, она проходила в Париже, и с успехом (там на ней побывало 20000 посетителей).

Выставка, охватывающая период с 1917 по 1980-е гг., составлена из документов, хранящихся в российских и французских архивах: советских плакатов, фотографий, стенограмм, газетных вырезок, справок. Естественно, она не слишком зрелищна. Но если вчитаться в репортажи французских дипломатов 1917-1918 гг., если вглядеться в печальную фотографию Зинаиды Гиппиус и Дмитрия Мережковского эпохи эмиграции, а затем в счастливые лица Луи Арагона, приехавшего выступить на первом съезде писателей СССР, Жан-Поля Сартра и Симоны де Бовуар, посетивших Москву уже в середине 1950-х, если вчитаться в разгромную статью «Известий» о «предателе Кравченко» и указ Президиума Верховного Совета СССР о выдворении Солженицына из страны — история русско-французских отношений наполнится объемом и довольно болезненным содержанием.

Контрапункт этих отношений — зачарованность левых французских интеллектуалов советской Россией. Кажется, никто в Европе ее так не любил. Оборотной стороной вполне искренней веры в то, что идеалы Парижской коммуны наконец воплотились, оказывалась их слепота, их восторг перед Сталиным и нежелание знать о существовании ГУЛАГа. Французская коммунистическая партия, по сути, проигнорировала даже доклад Хрущева на ХХ съезде. Как предположил специалист по новейшей русской истории Ален Безансон, Россия превратилась для французской интеллигенции в «проекцию ее подавленных желаний». Оттого-то отношения двух стран обернулись интеллектуальной драмой. Впрочем, с хорошим концом.

После разгрома Пражской весны пробуждение наступило и во Франции. К изгнанникам из СССР стали прислушиваться, начали издаваться русские журналы «Континент» и «Синтаксис», а в бывшем «царстве свободы» наконец разглядели тюрьму.

Из сайта радио «Эхо Москвы»

17.02.2013 08:35

Непрошедшее время : Писатели и интеллектуалы Франции и России: прогулки по архивам 20-го века

Куратор аналогичной выставки, проходившей в Париже,  историк-русист, заслуженный профессор Университета Париж-Сорбонна Вероника Жобер отвечает на вопросы корреспондента «Эха Москвы» Майи Пешковой.
…В.ЖОБЕР: Это выставка, которая посвящена очень противоречивой и сложной истории франко-советских отношений на протяжении всего Советского Союза, начиная с 17-го года по 91-й год. За этот период, конечно, были разные этапы, разные моменты, но в общей сложности писатели, интеллектуалы Франции и России продолжали общаться, сотрудничать, и были какие-то взаимные связи очень интересные. В 30-е годы это, в частности, заключалось в том, что культурная дипломатия Сталина всячески пыталась привлечь известных и знатных писателей-французов на свою сторону в идеологическом плане, и поэтому организовывались поездки, которые ВОКС и «Интурист» организовали от начала до конца, и благодаря этим поездкам многие писатели были просто в восторге от Советского Союза.
М.ПЕШКОВА: Кто из писателей тогда посетил Россию? Как это отразилось в вашей выставке?
В.ЖОБЕР: Очень много разных имен. Ну, конечно, Анри Барбюс – один из самых важных, потому что он был видным крупным коммунистом, который участвовал очень близко во всех начинаниях франко-советских, в частности в организации разных съездов. Был 1-й писательский съезд в России, в Москве в 34-м году. Конечно, Барбюс на нем присутствовал. Он, в общем-то, как будто бы был представителем Франции. Ромен Роллан приехал в 35-м году и был даже принят Сталиным. Были очень многие другие – Поль Низан, Жан Гюго. И, конечно, особая фигура – это Андре Жид, который приехал впервые в 36-м году, попал на похороны Максима Горького и даже выступил с речью на трибуне Мавзолея, а потом, вернувшись в Париж, он сразу взялся за сочинение своих путевых заметок, которые называются «Возвращение из СССР» (“Retour de l’URSS”). Эта первая книжка, вышедшая в 36-м году, произвела фурор в том смысле, что на него все набросились, он был предан полному остракизму, его проклинали все левые силы и интеллигенция французская. А в Советском Союзе, естественно, был издан запрет на все его произведения. И, несмотря на то, что, например, в 33-м году массовым тиражом какие-то миллионы открыток были распечатаны Министерством связи СССР, там на открытке была фотография Андре Жида и его какая-то цитата, и было объяснение, кто такой Жид, что он сторонник СССР и наш друг и так далее, и, насколько я помню, было издано даже собрание сочинений Андре Жида, тоже миллионными тиражами, что для французов было, конечно, очень приятно и лестно, потому что у нас таких тиражей вообще не было. А тут, значит, был наложен запрет на все то, что он написал. И он стал персоной нон-грата абсолютно. Это был первый такой…
М.ПЕШКОВА: Что же касается остальных французских писателей, которые побывали в России и сделали свои умозаключения, их ничто не коснулось или, наоборот, их умозаключения были столь лестны Сталину и столь его восхваляли, что даже не возникло никаких вопросов по этому поводу?
В.ЖОБЕР: Нет, возникали вопросы. У них были сложные, смешанные какие-то чувства, где-то, вероятно, в глубине души они чувствовали и понимали, что тут что-то не так и что все это сорганизовано и что это потемкинские деревни опять. Для тех, кто абсолютно не знал русского языка, естественно, их было гораздо легче одурманить и вообще им показывать только то, что хотели им показать. Для тех, кто знал русский язык или имел какого-нибудь проводника, который мог им помочь, как раз у Жида был юный друг, который хорошо знал русский язык и который его немножко просвещал в этом отношении, и благодаря ему он, вероятно, лучше понял всю суть системы. Потом, Жид был все-таки по своему воспитанию, по своему происхождению человеком, во-первых, другого поколения, он самый старый из этих писателей, он из буржуазной такой, образованной семьи, у него за плечами гораздо более солидное воспитание, которое ему мешало восторгаться так наивно, не вдумываясь в суть дела. И из-за этого, конечно, он, вероятно, и сумел так быстро спохватиться и написать правду об этом. Но надо добавить все-таки, что его первая книга отнюдь не такая страшно критическая. Он очень был рассержен тем, что этот его опус был принят в штыки, и он сразу написал вторую книгу, которая называется “Retouches a mon Retour de l'U.R.S.S.”, это значит «Поправки к моему Возвращению из СССР»», и там он еще гораздо злее все объясняет, показывает и опирается на какие-то выдержки из советской прессы, где он доказывает, что то, что он сказал, это абсолютная правда, потому что даже в советских газетах иногда об этом пишут, есть какие-то, в частности, статистические данные, которые доказывают, что тут не все ладно.
М.ПЕШКОВА: Я знаю, что часть выставки, которая проходила в Париже, сопровождал еще и симпозиум, посвященный российско-французским отношениям. Что это было за научное событие?
В.ЖОБЕР: Это был завершающий этап официального открытия, это проходило в прекрасном здании, которое называется “Fondation Singer-Polignac”, прекрасный особняк в XVI квартале в Париже, где очень часто как раз проводят такие симпозиумы. Он у нас был очень таким, умеренным и довольно немногочисленным, но я пригласила на этот симпозиум людей уже преклонного поколения, но у которых очень большой опыт русской истории, русской культуры и которые лично как-то были свидетелями каких-то значительных фактов русской истории в 20-м веке. Это, например, профессор Жак Като, который был учеником Пьера Паскаля, очень известного французского слависта, который был большевиком в самом начале и возглавлял здесь секцию французских коммунистов в 17-18 гг. Это Жорж Нива, которого, конечно, все здесь знают и который очень тонкий и серьезный исследователь русской литературы и культуры, историк из Парижского университета Софи Кюре, которая как раз первая стала исследовать все эти архивы воксовские и интуристовские, которые хранятся в ГАРФе, и она издала в прошлом году книгу на французском языке – это разные документы, которые показывают всю эту внутреннюю кухню, я бы сказала, того, как приглашали всех этих писателей, как пеклись об их здоровье, об их питании, об их жилищных условиях и так далее. Я должна сказать, что вот как раз эта книжка мне послужила каким-то толчком к моей идее, к концепции. В общем, мне показалось, что это какое-то ядро, вокруг которого надо все это построить. И так оно и получилось. Потом был Борис Фрезинский, который говорил про культурную дипломатию Сталина по отношению к французским писателям в 30-е годы. Был Мишель Окутюрье, который был лично знаком с Пастернаком, с ним общался. Я боюсь, что я кого-то забыла. Ну, в общем, очень интересный день получился, и я бы сказала, он послужил таким красивым чехлом для нашей выставки.
М.ПЕШКОВА: …Я знаю, что вы сопровождали нашего премьера во время открытия выставки в Париже, и вся пресса писала «комиссар выставки госпожа Жобер». Какие вопросы вам задавал наш премьер?
В.ЖОБЕР: Да. Премьер не задавал никаких вопросов. Но, к моему большому удивлению, он гораздо внимательнее осмотрел выставку, чем я предполагала, думала или ожидала. На самом деле, это в последнюю минуту решилось. В самом начале никакого официального открытия не должно было быть, но вдруг какие-то люди поняли, что это хороший повод. Раз есть в ноябре эта обычная франко-российская межправительственная встреча и будут премьеры и так далее, почему не приурочить открытие выставки именно к визиту Медведева? Открыли выставку именно ради него, было торжественное открытия, был наш премьер Эро и Дмитрий Медведев. И меня как куратора выставки попросили провести экскурсию. Но, естественно, как вы сами догадываетесь, у таких важных персон отведено очень мало минут. Ну, конечно, один экспонат там очень понравился, насколько я знаю, мне говорили, что Дмитрий Медведев даже на Твиттере своем об этом сказал. Это ружье Наполеона Бонапарта. Это я сумела выпросить этот экспонат, хотя это не архивный документ, но мне показалось, что как раз для такой выставки важно иметь тоже какие-то предметы, чтобы отвлечь внимание только от писанины, которую надо читать и это немножко утомительно, а тут что-то особое. А история этого ружья очень интересная. Это, на самом деле, охотничье ружье Бонапарта, которое было взято советской армией в феврале 45-го года в Восточной Пруссии в каком-то дворце, замке какого-то там немецкого аристократа, и как только советская армия вторглась в этот замок, там были разные, я думаю, ценные вещи, естественно, они обнаружили это ружье, сразу поняли, что это раритет и вообще представляет большую ценность и что это французское ружье Бонапарта. А вся советская армия, солдаты, офицеры обожали Илью Эренбурга, который был корреспондентом «Красной Звезды» и писал для армии в те годы. И они решили в порыве такой вот благожелательности и благодарности ему, зная, что он франкофил, франкофон, всю жизнь почти прожил во Франции, они взяли это как трофей и послали в Москву ему в подарок. Эренбург очень обрадовался, потому что как раз в те месяцы, в то время он впал в опалу, его уже лишили возможности писать, и, в общем-то, он был не в духе и в удрученном настроении, и это как-то подняло его настроение – знак внимания и любви от солдат советской армии. Это было в 45-м году. А в 1966 году у нас во Франции президент генерал де Голль, его министр культуры Андре Мальро, и тут Эренбург, который был очень дружен с Андре Мальро, они дружили в 30-е годы, правда, в 39-м году, когда был пакт Молотова-Риббентропа, Мальро порвал с Советским Союзом и со всеми своими советскими друзьями, но Мальро и Эренбург снова возобновили отношения именно в середине 60-х годов, и тогда Илья Эренбург и решил сделать такой жест – вернуть этот трофей, ценную вещь французскому государству посредством министра культуры. И сейчас это ружье находится постоянно на показе в очень красивом музее в Париже – в Музее охоты. И это ружье мне удалось, во-первых, найти, раздобыть и получить разрешение его показать. И это, на самом деле, очень всех удивляло и радовало. Это был такой, довольно забавный экспонат, необычный.
М.ПЕШКОВА: К каким экспонатам, что называется, припадали зрители в Париже, на чем останавливали свой взор? Действительно, смотреть такую выставку, где представлены книги, печатные материалы, фотографии, не так-то легко, глаз очень быстро устает, а ведь были такие экспонаты, наверное, где люди стояли подолгу, читали, вчитывались?
В.ЖОБЕР: Да, в общей сложности я даже удивлена, насколько люди все это внимательно смотрели и читали. Обычно я много раз слышала от разных людей, что они вернулись туда второй раз, и кто-то там в общей сложности простоял четыре часа, они все внимательно там осмотрелись, вчитывались, конечно. Один из самых впечатляющих экспонатов – это 22 страницы отчета перевода Александром Аросевым встречи Сталина с Роменом Ролланом. Поскольку это перевод на французский, для нас это вообще был подарок, потому что мы просто представили все эти 22 страницы вместе взятые и все могли читать. Это очень увлекающее чтение, и была возможность для посетителей проникнуть в суть дела и многое там, я думаю, понять. А там рядом висела знаменитая фотография – Аросев, Сталин, Ромен Роллан и Мария Павловна Кудашева. Потом еще письмо Аросева Сталину о том, какое впечатление он произвел на Ромена Роллана, очень такое, лестное, хвалебное. На этом документе красным карандашом от руки самого Сталина написано: «В мой архив». Вот все это вместе взятое, например, на одной стене было. Это, по-моему, очень как-то привлекло внимание посетителей. Но были все-таки тоже, я бы сказала, более такие, визуальные вещи. Были вот все эти пригласительные билеты, афиши, рисунки, иллюстрации очень даже известных художников, как Ларионов, Гончарова, Аненков, Пикассо и так далее, которые украшали под конец 20-х, в самом начале 30-х разные буклеты, приглашающие на благотворительные балы, которые устраивало Общество помощи нуждающимся русским писателям и ученым. И поскольку среди людей, организующих это, было немало очень даровитых художников, писателей, поэтов, они делали абсолютно потрясающие вещи, и это все сохранилось у нас. Кое-что сохранилось у нас, многое лежит в РГАЛИ, мы как раз оттуда тоже доставали. Так что все это тоже немножко как-то меняло точку зрения. Тут уже не архивные материалы, в которые надо вчитываться и понимать суть, а просто радуешься картине или красивому рисунку или какой-то очень хорошо оформленной афише и так далее.
М.ПЕШКОВА: Листая ваш каталог, его французский вариант, увидела летящий почерк, почерк, похожий на журавлей, как писала Ариадна Сергеевна Эфрон Пастернаку. Письмо Пастернака. Что это за письмо? Как оно к вам попало? О чем оно?
В.ЖОБЕР: Тут у нас несколько писем, написанных Пастернаком двум французам. Во-первых, мадам Жаклин де Пруайар, которая в 57-м году как раз вывезла из Переделкино машинопись «Доктора Живаго», и вот эту машинопись мы тоже выставили на выставке. Пастернак ей регулярно писал на великолепном французском языке своим очень красивым ровным и аккуратным почерком. И мы выставили там два письма, обращенных к ней, и еще целый ряд, по-моему, чуть ли не девять открыток, тоже вплотную исписанных его рукой от начала до конца, там не остается ни миллиметра свободного поля. Это один адресат. Второй адресат Пастернака – это Мишель Окутюрье, и там тоже была фотография Пастернака с посвящением Мишелю Окутюрье. Мишель Окутюрье стал профессором русского языка, он знаменитый переводчик Мандельштама, Пастернака и прочих поэтов. Он сам был поэтом, когда был молодым. И одно из его стихотворений очень понравилось как раз Пастернаку, и там об этом сказано.
М.ПЕШКОВА: А есть ли материалы на вашей выставке, посвященные Марине Цветаевой и ее семье?
В.ЖОБЕР: Да, конечно. Во-первых, там одна фотография – там она с сыном Муром в 30-е годы в Париже на знаменитой колониальной выставке, которая проходила в Париже в то время. А потом есть письма, которые она писала как раз в этот Фонд помощи русским писателям и ученым с просьбой предоставить ей ссуду денежную. Это тоже особый раздел вот этой выставки. Потому что мы нашли абсолютно потрясающее количество писем, исписанных разными очень, на самом деле, известными деятелями культуры в эмиграции, которые в один или в другой момент нуждались в помощи, они оставались вообще без средств, и они тогда обращались в это общество, в эту ассоциацию. И вот там как раз два письма Марины Цветаевой. В одном письме она объясняет факт обращения за помощью тем, что у мужа болезнь, туберкулез и он без работы и без средств, и значит, ей нужны деньги. И ей дадут 200 франков. И помимо этих писем у нас в этом архиве сохранилась чековая книжка с отрывными талончиками, на которых написано, кому сколько выдавали, и они подписывались, что получили столько-то. И вот помимо Цветаевой, например, есть прекрасные письма Ремизова, с его абсолютно потрясающим этим каллиграфическим почерком, тоже обращения за помощью. Борис Зайцев, Иван Бунин. В общем, очень многие. У нас там тоже нашелся список в алфавитном порядке всех людей, которые обращались за помощью, их что-то там 50 человек, и среди них есть очень известные люди. У нас был абсолютно огромный зал, пустое помещение, и молодой сценограф, художник, архитектор построил такие огромные стены и сделал такую экспозицию с каким-то замыслом художественным собственным. Мы в Париже показывали оригинальные архивные документы из русских архивов, и мы очень благодарны вот этим архивным институтам, что они дали нам возможность, разрешение все это получить заблаговременно и все это устроить. Это все-таки довольно хлопотное дело. Российская сторона, поскольку у них времени было впритык, не вывезли никаких оригинальных документов из Франции, оригинальные документы у них только русские, а остальное – это копии какие-то. И потом, на российской выставке есть новые отделы очень интересные, фильмы у них совсем другие, у них фильмы все озвученные, скорее 60-х годов. Потом, Анатоль Франс – у них выставлена одна из книг Анатоля Франса, «Остров пингвинов», с карикатурами, которые были в этом издании на русском языке очень интересные. Этого у нас не было. На русской выставке тоже гораздо более подробно и богато освещена жизнь диссидентов, потому что там какие-то документы, касающиеся Алика Гинзбурга, Синявского, Даниэля, и это новые архивные документы из общества «Мемориал», которых у нас не было. Ну, в общем-то, отличается, но по сути это все-таки продолжение-повторение, но есть новые аспекты и ракурсы какие-то тоже особые.
**

А теперь – «франко-российский фельетон» Вероники Жобер XXI века. Из моего письма:

«…Моего французского хватило, чтобы воспринять сюжеты Вашей Chronique russe без словаря, но качественный перевод не столь для меня прост. И если бы Вы согласились потратить полчаса на авторский перевод, я был бы очень признателен. Причем обещаю опубликовать его вместе с оригиналом.
История с Депардье суперанекдотична. На ТВ-канале «Дождь» вдоволь над ним посмеялись, как он, получив «по блату» от Путина российский паспорт, впал в задумчивость, какие еще из поступивших к нему из России предложений принять: а) звание «почетного удмурта», б) пост Министра культуры Мордовии, в) вступление в КПРФ или г) должность актера Тюменского БДТ (со всеми полагающимися доплатами). (Все – не выдумано, а всерьез обсуждалось в российской прессе). Кончилось тем, что Д. согласился стать «почетным удмуртом» (и принял ключи от 5-комнатной квартиры в Грозном, подаренной ему Рамзаном Кадыровым. А. А.)».

Но Вероника Жобер этого еще не знала, когда писала свой фельетон (см. ниже – перевод В. Ж.):

Русская хроника из Москвы, Сибири и Мордовии...

России посчастливилось нежданно-негаданно заполучить метеорит, которого никто не ожидал. Это внесёт некоторую изюминку в жизнь обитателей этих Богом забытых краёв Челябинской области. Может быть в конечном счёте даже позволит им бабок нарубать. От этой непредвиденной небесной манны разожглось любопытство детей, разыгралась алчность разношёрстных спекулянтов, но камушки остаются недосягаемыми для учёных на озере Чебаркуль.

Но давайте не забудем про Мордовию, которая приютила человеческий метеорит, куда большего веса и размера, в лице известного французского актёра. Это событие ­ хит всех газет и журналов, интернетсайтов и разговоров с таксистами, даже с леваками, которые испокон веков являются неиссякаемыми источниками информации и ярыми поносителями власти.

Дело Депардье, курам на смех, освещается во всех российских СМИ, тем более что актёр вернулся (21 февраля) на свою новую родину! Сначала он не без труда натянул вышитую мордовскую рубаху размера XXL, которой явно не хватало пары XX, затем он приобрёл квартиру. По последним сведениям, Жерар, с новёшеньким паспортом, выданным в Москве, получит, будучи министром культуры Мордовии, согласно закону, постоянную регистрацию (несведущие французы, не знающие полицейских российских порядков, не пытайтесь даже понять!) в Московской области, Домодедове, микрорайоне Белые Столбы, рядом с Госфильмофондом.

А тем временем Госдума, не зная чем заняться, только что (20-го февраля) приняла в первом чтении закон, карающий штрафом до 200 000 рублей употребление в СМИ ненормативной лексики, одним словом матерщины. [ http://amurmedia.ru/news/khabkrai/20.01.2013/251984/materschina-v-smi-v-rossii-mozhet-oboytis-v-200-tisyach-rubley.html  .] Было бы интересно узнать подробный прейскурант. Не пугайтесь, это не ругательство, это слово – заимствованное из немецкого –  означает «тариф». Цены, пока что, варьируют в зависимости от статуса провинившегося, но не указывают стоимость разных ругательств.

К счастью, даже в России vox populi не безмолствует. И частушек на эту тему хоть пруд пруди. Вот одна из них:

Народная частушка о Депардье:

ДЕПАРДЬЕ ОТ РУССКОГО НАРОДА

Мы все, увы, не Депардье
Нам в Сочи не попасть по пьяни,
Не обниматься с ВВП,
Как этот новый "россиянин"...

Нам не отплясывать в Мордве
В мордовской вышитой рубахе,
Мы все, увы, не Депардье
Какие мы "танцоры", на x…р?

Не Бельмондо и не Матье,
Мы не Ришары, не Эдиты,
Мы все, увы, не Депардье
И уж конечно не Бриджиты...

Мы не Луи и не Дидье,
Но как легко же нас унизить!
И хочется у Депардье
Его французский паспорт сп..зд...ть.

Вероника Жобер

22-го февраля 2013 г.»

В оригинале это звучит тоже очень красиво:

«Chronique russe, moscovite, sibérienne et mordve…

En Russie, on a la chance d’accueillir inopinément des météorites auxquels personne ne s’attendait. Cela met un peu de piment dans la vie des habitants de ces coins perdus de Tcheliabinsk. Cela finira peut-être même par leur rapporter de l’oseille. Manne du ciel imprévue, les débris retrouvés sur terre suscitent la curiosité des enfants, attisent les convoitises de spéculateurs de tout poil, mais restent interdits d’approche aux scientifiques au lac Tchebarkoul.

On n’oublie pas pour autant la Mordovie, qui a accueilli un météorite humain, de poids, celui-là, en la personne d’un acteur français célèbre. Cet événement continue à faire la une des journaux, des sites internet et des conversations avec les chauffeurs de taxi (même de gauche : en russe levaki), qui sont sources intarissables de renseignements et détracteurs inépuisables du pouvoir en place, de tout temps.

Le ridicule ne tuant pas, l’affaire Depardieu continue à alimenter les médias russes, d’autant plus que l’acteur est de retour (depuis le 21 février) dans sa nouvelle patrie ! Après avoir non sans mal enfilé une chemise brodée russo-mordve XXL à laquelle il manquait visiblement quelques XX, l’acteur français acquiert un appartement. Aux dernières nouvelles, Gérard va, avec un passeport flambant neuf délivré à Moscou, se voir accorder, conformément à la loi, tout en devenant ministre de la culture de Mordovie, un enregistrement (Français ignorants des pratiques policières russes, abstenez-vous d’essayer de comprendre !) permanent dans la région de Moscou, à Domodedovo, dans le quartier de Belye Stolby, là où se trouvent les fonds cinématographiques russes Gosfilmofond.

Pendant ce temps-là la Douma d’Etat, en mal d’occupations, vient (le 20 février, c’est tout frais) de voter en première lecture une loi punissant d’une amende pouvant aller jusqu’à 200 000 roubles l’emploi de gros mots et de grossieretés dans les médias [ http://amurmedia.ru/news/khabkrai/20.01.2013/251984/materschina-v-smi-v-rossii-mozhet-oboytis-v-200-tisyach-rubley.html .] Il serait intéressant d’en connaître le « preiskurant » détaillé. Rassurez vous, ce n’est pas un gros mot, c’est un vocable allemand passé dans le russe, voulant dire « tarif ». Pour le moment, les prix varient uniquement en fonction du statut de celui qui profère le juron, mais ne disent rien de la valeur relative de ces derniers.

Heureusement la vox populi, même en Russie, n’est pas morte. Et les chansons populaires sur le sujet font florès. En voici une

Народная частушка о Депардье: (см. выше. А. А.)