Предположения насчет причин «бунта молодых»
…«Молодые люди, скандировавшие на митинге: «Это наш город!» — указали на главную причину, которая их привела на улицы. Они вышли отстаивать свои права на городское, а с ним и социальное пространство, - пишет А. Левинсон. При этом он указывает на относительно высокую лояльность молодых режиму, как показывают данные социологических опросов.
Коллега Левинсон исходит из презумпции адекватности картины политического сектора массового сознания, получаемой социологами-полстерами посредством «лобовых» вопросов об одобрении деятельности президента и т. п. Мера такой адекватности в условиях авторитарного режима, тяготеющего к тоталитаризму, на наш взгляд, довольно низка.
А. Алексеев. 29.03.2017
**
Алексей Левинсон, руководитель отдела социокультурных исследований «Левада-центра»
28 марта 2017
На митинге-шествии 26 марта в Москве было заметно больше молодых людей, чем их участвовало в подобных акциях в прошлые годы. Много молодых людей было и на митингах в других городах. Уже появились во множестве толкования этого обстоятельства.
Мы постараемся высказать несколько соображений, опирающихся на опыт проведенных ранее исследований Левада-центра. При этом предупредим, что у нас не было хорошего объяснения особой пассивности нашей молодежи, так что вряд ли мы сразу найдем хорошее объяснение ее новой активности. Но несколько наблюдений и соображений, может быть, пододвинут нас к пониманию этих феноменов.
Сначала о лояльности молодых людей режиму. Если под этим понимать лояльность символам и символическим формулам, то она, несомненно, высока. Вот данные, относящиеся к началу крымнашенской эпохи и к началу нынешнего года. Тогда, в марте 2014-го, 72% молодых людей (от 18 до 24 лет) называли правильным курс страны. Это было существенно чаще, чем в остальных возрастных категориях, особенно старших (55%). В нынешнем январе этот показатель снизился до 64%, но продолжал оставаться выше среднего (50%).
Иное происходило с одобрением деятельности Путина: среди молодых в марте 2014-го оно было на уровне 87% (а в целом — на уровне 80%). К этому январю выросло у молодых до 91% — при среднем 85%. (Почему уверенных в правильности курса стало меньше, а одобряющих деятельность того, кто должен отвечать за этот курс, — больше, не спрашивайте, об этом — в другой статье).
Приведенные выше примеры типичны для последних 20 лет: молодые люди устойчиво демонстрируют большую лояльность руководству и его курсу. Зачем же молодые пошли на митинг с явной оппозиционной направленностью?
Если считать, что 26 марта люди вышли на площади, чтобы выразить недовольство деятельностью премьера, то стоит отметить особое положение молодежи среди недовольных. В целом среди населения от января к февралю 2017 года доля не одобряющих его деятельность почти не менялась (46%—47%). В молодежной части общества доля критически относящихся к деятельности премьера была традиционно ниже, но зато за месяц она определенно выросла (с 33 до 38%).
Есть мнение, что молодежи особо импонирует персона Навального. По данным опроса, к февралю 2017-го среди молодых людей говорили, что знают, кто это, только 31%, тогда как в целом его знали уже 47% россиян. Зато среди знающих его молодых о нем отзывалась положительно почти четверть, а среди остальных лишь 15%. И поддержать его на президентских выборах среди знающей его молодежи, по их словам, готовы были в феврале 17%, а среди прочих его знающих — менее 10%.
Может быть, дело в особо отрицательном отношении молодежи к коррупции? В самом начале марта проводилось исследование по поводу отношения граждан РФ к коррупции в государственных органах. В сумме три четверти молодых согласились с такими формулами, как: «Органы власти России в значительной мере поражены коррупцией» (50%) и «Коррупция полностью поразила органы власти России сверху донизу» (25%). Три четверти российских юношей и девушек считают высшую власть в той или иной степени коррумпированной. Пойдут ли они по этой причине на митинг? В феврале говорили, что на митинги политического протеста пойдут, но не все, а только каждый десятый-одиннадцатый.
Дополняют эту картину ответы про протестные митинги 2011—2012 годов. Среди молодых людей поддерживают сейчас эти протесты больше всех (29% против 25% среди пожилых). Другое дело, что молодые меньше других верят в их, так сказать, прагматическую результативность. Они, заключаем из этого, больше верят в протест как таковой. Это известная в мировой и нашей культуре позиция. Ее принято не уважать. Попробуем показать, что в случае нашей молодежи она имеет свои причины для существования и свой смысл.
В самом деле, все приведенные выше данные опросов говорят в основном о предпосылках участия молодежи в политическом протесте. Но сильных драйверов этого участия они не показывают. Между тем, кажется, что они есть. И увидеть их помогает сам митинг как событие в городском пространстве, шире — в социальном пространстве.
Запросы на городское пространство у молодых самые большие. По данным урбанологических исследований, именно молодежь — если она не превращается в уличные банды — живет в городе экстерриториально, занимает или хочет занять его весь, и прежде всего его символически значимые места. Ей это надо, поскольку ее возраст — это возраст поискового поведения, возраст межгруппового контакта и обмена. И если городское пространство бедное или стесненное, или зауженное запретами, это вытесняет молодежь в андеграунд, в наркотики, в суицид или в отъезд.
Сказанное относится и к социальному пространству вообще. Бедный набор социальных лифтов, вузов, которые нужны только для диплома, бедный, однообразный набор предлагаемых социальных поприщ: убитая наука, убитый бизнес, пошлый мир масскульта, тоскливый мир офиса, где и самореализация не интересна. Чем лучше твое учебное заведение, тем меньше шансов найти потом работу в родном городе, в родной стране. Тем выше шанс, что это заведение сольют, закроют, расформируют, скомпрометируют. В итоге, кто чаще всех покидает наше социальное пространство? Молодые.
Мы полагаем, что этот митинг, как и митинги 2011—2012 годов, были в основном эпизодами борьбы граждан не за конкретные политические или экономические цели и интересы, а за отнимаемое у них социальное пространство. Горожане («рассерженные горожане», как говорили в 2011 году) обнаружили, что им, оказывается, надо просить у начальства дозволения собираться в том или ином месте города. И чем это место символически важнее, тем меньше вероятность, что соизволят разрешить. Молодые люди, скандировавшие на митинге: «Это наш город!» — указали на главную причину, которая их привела на улицы. Они вышли отстаивать свои права на городское, а с ним и социальное пространство.
**
См. также:
