Слушатель. Рассказ Джона Берри
См. ранее на Когита.ру: Мария Ольшанская, Борис Кузнецов, Борис Докторов, Лариса Козлова и… граф Калиостро
Продолжение той истории см. в послесловии к рассказу Дж. Берри «Слушатель», эксклюзивный русский перевод которого помещен в художественно-публицистическом журнале Марии Ольшанской «Черепаха на острове»
Жил однажды в Швеции тщедушный маленький чешский скрипач по имени Рудольф. Некоторые его друзья полагали, что он далеко не лучший музыкант, потому что он беспокойный. А другие считали, что он беспокойный именно потому, что не такой уж хороший музыкант. Как бы то ни было, Рудольф нашел весьма оригинальный способ зарабатывать на жизнь. Было ли это необходимостью или свободным выбором, трудно сказать, но он пускался в путешествие вокруг Скандинавии на своей лодчонке совершенно один, и давал концерты в маленьких приморских городках. Если он находил аккомпаниатора, это было прекрасно; если нет — играл произведения, не требовавшие аккомпанемента. Правда, пару раз он так отчаянно нуждался в фортепьяно, что воображал его, а потом играл от начала до конца всю сонату для скрипки и фортепьяно, хотя фортепьяно в помине не было.
Как-то раз Рудольф отправился в Исландию и принялся за работу, переплывая вдоль скалистого берега от одного городка к другому. Это жестокая, суровая земля. Но люди, живущие в таких местах, не утратили навыков гостеприимства, поскольку их Бог, возможно, напоминает им, что и они могут однажды превратиться в странников…
Слушателей собиралось мало, и даже если бы Рудольф был первоклассным музыкантом, вряд ли бы они стали бурно выражать свои эмоции: с незапамятных времен вся их энергия уходила в тяжелый труд. Иногда они собирались у местного школьного учителя, напоминавшего им об их обязанности по отношению к таким именам, как Бах, Бетховен, Моцарт (и некоторым другим, о которых нечасто слышат в этих местах). В основном люди сидели неподвижно, слушая маленького скрипача, производившего большой шум, а потом расходились по домам, чувствуя, что получили тяжелый, но необходимый урок. Правда, они платили.
Однажды, когда Рудольф плыл вдоль пустынного побережья, задул, набирая силу, грозный и порывистый северо-восточный ветер. На Ирландию обрушился шторм. Рудольф в этот момент огибал мрачный и опасный мыс, а его карта бесстрастно сообщила ему, что до ближайшего порта нужно добираться несколько часов. Он уж было начал отчаиваться, как вдруг обнаружил неподалеку маяк, расположенный на маленьком островке. Внизу маяка располагалась глубокая узкая бухта, защищенная скалами. С трудом, борясь с волнами, Рудольфу удалось войти в бухту и прикрепить свою лодку к железному кольцу, вбитому в скалу. Ступени, высеченные в камнях, вели к маяку. На вершине утеса, на фоне бегущих облаков, отчетливо выделялась фигура человека.
«Приветствую тебя!» — гулко раскатился голос над волнами, которые уже начали перехлестывать через островок.
Быстро опустилась ночь. Смотритель маяка провел своего гостя по спиральным ступеням в жилое помещение, располагавшееся на третьем этаже, а сам начал готовиться к шторму. Прежде всего он проверил исправность огромной мощной лампы, расположенной в башне — она царила над всей этой местностью. Лампа давала свет, который усиливали рефлекторы, а через равные интервалы ее прикрывали специальные ставни — казалось, свет перемигивается с темнотой.
Смотритель был огромный старик с седой спутанной бородой, ниспадающей на грудь. Медленный, острожный, похожий на медведя, он не тратил слов, на которые не был мастак. Он говорил редко, словно слова значили очень мало в сравнении с теми природным силами, которые бушевали вокруг него. Казалось, он был центром их хрупкого равновесия.
По окончании ужина, состоявшего из черного хлеба, вареной картошки, селедки и горячего чая, хозяин и гость уселись у печки, присматриваясь друг к другу. Над ними располагалось помещение, обслуживающее огромную лампу, направлявшую величественное молчаливое послание кораблям, затерявшемся в море. Шторм бился в стены с яростью барана, ведомого на заклание. Рудольф предложил хозяину закурить, и вдруг почувствовал себя совсем маленьким… С едва заметной улыбкой старик отрицательно качнул головой. Как будто он прекрасно знал, что значит табак, и зачем его предлагают, и вполне соглашался с этим, но вот — он сидел здесь, спокойный и уверенный, в полном сознании своих сил, и ни в чем не нуждался. С молчаливой доброжелательностью он смотрел на Рудольфа, сложив на животе тяжелые руки.
Создавалось впечатление, что смотритель маяка прекрасно знает все звуки шторма и ту силу, с которой он налетает на дом, но они для него столь же привычны, как биение его собственного сердца, движение его крови… И так же, за простым гостеприимством, с которым он говорил и слушал, словно скрывалось что-то тихое и таинственное с той же непреложностью, с которой этот островок соединялся под океаном с материком, и все острова — друг с другом.
Постепенно Рудольф узнал скупые события жизни старика: он родился на этом маяке восемьдесят три года назад. Его отец был смотрителем, а мать — единственной женщиной, которую он когда-либо знал. Она научила его грамоте по Библии, и он ежедневно читал её. Других книг у него не было. У Рудольфа оставалось не так уж много времени на книги, но он хотя бы жил в городах. Он нагнулся и достал из футляра свою возлюбленную скрипку…
«Что вы с этим делаете, сэр»? — спросил старик.
В первое мгновение Рудольф подумал, что хозяин смеётся над ним. Но чистосердечие старика обезоружило его. Это даже не было проявлением любопытства к неизвестному инструменту, скорее, интересом к нему самому, к тому, чем он занимается в жизни. В других обстоятельствах Рудольф с трудом поверил бы в существование человека, не знающего, что такое — скрипка. Но ему было не до смеха. Он казался себе таким тщедушным и униженным. «Я делаю из этого… музыку», — пробормотал он, запинаясь. «Музыка?» — старик задумался… — «Я слышал об этом. Но я никогда не видел музыку». «Её не видят. Её слушают». «Ах, да…», — смущенно сказал смотритель. Его широкие серые глаза смотрели на маленького скрипача так требовательно, так серьезно!
И вдруг — Рудольф почувствовал, что всё соединилось, всё стало — одно: и этот шторм, и ветер, и этот старик, неподвижно сидящий перед ним, и он сам, раскрытый страшной, чудной, величественной бесконечности мира. Он встал и заиграл. Это была «Крейцерова соната» Бетховена, и ветер вторил ей.
Длились мгновения, и это были дни — дни творения земли и неба, воды и суши, звезд и огня… И самый дух человеческий то низвергался в пропасть, то восходил к небесам. Порывы ветра, волны моря накатывали на островок, над которым возгорался и гас, и снова возгорался — свет. Никогда еще Рудольф так не играл — с таким чувством, с таким мастерством. Прозвучала последняя нота, Рудольф, тяжело дыша, уронил голову на грудь, а океан всё гудел сотнями голосов…
В течение всей игры старик сидел неподвижно, обнимая колени своими большими натруженными руками; наклонив голову, внимательно слушал… Когда музыка кончилась, он несколько секунд молчал — потом поднял взгляд и рассудительно и тихо сказал: «Да. Это — правда».
Послесловие
История этого перевода довольно интересная. Когда-то мы опубликовали в нашем журнале книгу Б.Г. Кузнецова «Путешествие через эпохи. Мемуары Графа Калиостро», изданную в Москве в 1975 году и очень для того времени необычную.
На публикацию откликнулся племянник Бориса Григорьевича, известный ученый, социолог Борис Докторов. В продолжение «кузнецовской» темы мы напечатали часть его беседы с коллегой «Захочет ли граф Калиостро посетить моих героев?..»
В ходе беседы Борис вспомнил один рассказ и кратко изложил его притчевый смысл — без названия и имени автора. Ничего другого не оставалось, как искать по контексту в Интернете. И он нашёлся: рассказ Джона Берри «Слушатель» — The Listener by John Berry, first published in New World Writing №16 (1960), опубликованный также в книге The Best American Short Stories of the Century (Лучшие американские рассказы века), авторы: John Updike, Katrina Kenison, а по-русски в издании «Блюз Сонни». — Повести и рассказы зарубежных писателей о музыке и музыкантах. — М.: Музыка. — 1991.
Кто и как перевёл текст на русский язык, я не знаю. Но в авторском коллективе нашего журнала есть писатель, которому очень близки музыкальные мотивы в литературных текстах. Не говоря уже о музыке как таковой. Вот к нему я и обратилась за помощью, предложив перевести The Listener by John Berry. Перевод — авторизированный. Так увидел притчу писатель из Израиля, лауреат Русской премии по итогам 2010 года Александр Любинский.
Книги Александра Любинского изданы в России и Израиле. Книги, изданные в России, можно посмотреть и заказать здесь. Опубликованное у нас в журнале — на странице автора.
В оформлении публикации использована картина Эмиля Нольде «Stormy sea» (1930).
Эмиль Нольде (нем. Emil Nolde), 1867—1956, — немецкий художник-экспрессионист, считается одним из величайших акварелистов XX в. Нольде получил известность благодаря своим выразительным цветовым решениям.
Мария Ольшанская
