Витольду Залесскому – 85! Кто бы поверил?
На снимке: Витольд и Галина Залесские
О Витольде Залесском
Не так уж много людей, кому я завидую - белой завистью. Потому что «не умею» так. Не умею соединять в себе столько талантов - профессиональных, любительских, человеческих. Не умею сохранять в себе такую молодость Духа, Души и Тела. Не про него ли сказано: «У меня в душе ни одного седого волоса…» (Оказывается, Маяковский сказал, жаль, не люблю. Маяковского. Но ведь это еще – «Облако в штанах»…). Не умею думать и писать так просто (до наивности просто), при всем блеске его (Витольда) эрудиции.
Вроде бульдожья хватка во взаимоотношениях с общественной системой у нас одного порядка. Но у меня (хоть я и моложе!) эта хватка как-то начинает ослабевать: как бы лень становится ее (систему) «доставать» и «подначивать». А Витольду – до сих пор не лень даже и в Конституционном суде дела выигрывать.
Витольд для меня – образец соединения «физика» с «лириком», профессионализма с любительством, Мысли и Действия. Витольд – неиссякаем и неподражаем. Он очень устойчив, и даже пьяный водитель неспособен его надолго сбить с ног
Я искренне преклоняюсь перед Витольдом. Хотел бы быть «как он», но и в свои «еще» 80 до него не дотягиваю. А ему ведь «уже» 85!
Мне хочется поздравить с этим праздником не только Витольда, но и его детей (а их четверо!) и особенно – его супругу Галину. Мало кто знает, что месяц назад у них была Золотая свадьба: 50 лет супружества.
Я думал, чтО бы подарить Витольду. И придумал: подарить бесценное и нетленное, а именно: воспроизвести на Когита!ру его же собственное гуманитарное творчество и его жизнеописание («Моя жизнь»). Все же будет доступнее, чем в безвестном блоге («Живой журнал»).
Его «Воспоминания и размышления» будут печататься на Когите с продолжением, как некий сериал (в 4-х или 5-и частях).
Вот такой Витольду сюрприз. Обнимаю Юбиляра!
Андрей Алексеев. 17.08.2014.
**
Из «Живого журнала» (http://vitold-zalessky.livejournal.com/)
Декабрь 2006
Предисловие
Прошло вот уже 13 лет с тех пор, как я, достигнув почтенного возраста (65 лет), в первый раз решился потратить время на осмысление и описание своей жизни. Поводом послужила попавшаяся мне на глаза заметка в одном из сентябрьских номеров газеты «Невское Время» за1994 г., в которой сообщалось о предстоящем конкурсе «Моя биография». В какой-то мере осмыслив и описав наиболее яркие события моей жизни и став дипломантом этого конкурса, я с чувством выполненного долга перед своими потомками на некоторое время успокоился, не ожидая, что моя жизнь затянется ещё на долгие годы. Однако, в последнее время стало появляться желание продолжить это дело. Мне думается, его появление отчасти связано с происшедшими в стране переменами, потребовавшими соответствующего осмысления. И вот я снова решил взяться за перо. В итоге получился опус, состоящий из двух частей. Первая (1929 – 1994) – это с небольшими изменениями и добавлениями текст, написанный в1994 г. и представленный на упомянутый конкурс. Вторая (1994 – 2007) охватывает последние 13 лет и содержит помимо событий личной жизни попытку осмысления происходящих в стране перемен.
Вступление
Сегодня (24.09.94), сидя в трамвае, прочёл в газете «Невское Время» сообщение о конкурс «Моя биография», которое заинтересовало меня. Поскольку родился я в1929 г., мне есть что вспомнить. Более того, мысль о том, чтобы запечатлевшиеся в памяти картины и раздумья из прожитой жизни, предать бумаге, уже посещала меня. Конечно, я понимал, что человеческая память и бумага с текстом – принципиально разные вместилища информации и полной адекватности при этом не добиться. Но зато при изложении на бумаге смутные контуры прошлого становятся во-первых более чёткими и определёнными и во-вторых – доступными для других людей. Опасность некоторой потери достоверности или объективности при этом неизбежна. Но её можно свести к минимуму, если не слишком заботиться о том, чтобы выглядеть лучше.
Я по профессии физик-экспериментатор. Почти всю жизнь ставил опыты, пытаясь выяснить не зависящие от воли людей, свойства каких-то объектов материального мира и происходящие в них процессы. На мой взгляд, только такой объективный подход стоит затраченного труда и при выяснении свойств человеческого общества и процессов в нём происходящих. Именно такой подход мне хотелось применить к осмыслению событий моей жизни. Другое дело – удалось ли это. Но судить об этом не мне. Всё же льщу себя надеждой, что, по крайней мере, для моих близких и, может быть, потомков этот труд представит некоторый интерес. Им я и намерен адресовать его в первую очередь.
Ну а известие о конкурсе побудило меня просто не откладывать задуманное.
Помню себя с тех пор, когда мне было 3 – 4 года. Хорошо помню, например, коричневый прямоугольный раздвижной стол и особенно его нижнюю часть: массивные квадратные ноги с поперечными крепёжными планками, в районе которых я в те годы проводил, видимо значительную часть своего времени.
Я был единственным ребёнком в семье. Отец мой Юлий Александрович Залесский, поляк, родился в1896 г. в городе Ломжа. В связи с Первой мировой войной вместе с родителями и двумя родными братьями Вацлавом и Стахом переселился он из Польши в Курск. В гражданскую войну был мобилизован в Красную армию и брошен на борьбу с басмачеством в Средней Азии.
Там (в городе Андижане) и познакомился он с Любой – моей будущей матерью, на которой вскоре женился. Мать моя родилась в семье казачьего офицера Якова Евстафьевича Полюдова. У неё было две сестры – Надя и Наташа, и три брата Валерьян, Михаил и Ювентин.
С моего рождения и до1943 г. родители снимали довольно большую комнату в частном доме с садом в окрестностях Москвы вблизи от станции Лосиноостровской. Отец работал бухгалтером в одном из московских главков, знал С.Орджоникидзе, о котором отзывался с уважением. На работу он ездил на электричке (10 км), возвращался обычно поздно из-за каких-то отчётов, которые почему-то не удавалось заканчивать днём. Часто он даже брал работу домой и сидел с бумагами в углу, отгороженном шкафами, даже если у нас были гости. Выходил к ним с виноватой улыбкой, лишь закончив дела. Мать до начала войны не работала.
До 1937 года у нас часто бывали в гостях мои многочисленные дяди и тёти, приезжавшие как издалека (в основном, те, которые были со стороны матери), так и из Москвы, куда к тому времени переселились из Курска все Залесские, кроме не дожившего до тех времён деда. Помню дядю Валерьяна в гимнастёрке с портупеей и красными кубиками на воротнике. Он жил в Тифлисе и знал известную исполнительницу цыганских романсов Тамару Церетели. Приезжали из Андижана дед Яков и бабка Валентина Ювентиновна. Дед был высокий сухой старик, подстриженный ёжиком. Любил ходить на рынок, откуда приносил всякие вкусные вещи. Потом я узнал, что в молодости он влюбился в генеральскую дочь (мою будущую бабку) и тайно увёз её из родительского дома, чтобы обвенчаться. Генерал не примирился с этим браком до конца жизни. Генеральша же, напротив, в конце своей жизни жила в доме моего деда, и я даже видел её фотографию. Из Ташкента приезжала к нам тётя Наташа – признанная красавица, в то время жена красного командира П. Козловского. Но чаще бывали у нас жившие в Москве братья отца: старший Вацек с женой Фелицией Зеноновной и дочерьми Алиной и Вандой и младший - Стах, так и не успевший жениться.
Наступил 1937 год. С осени я стад ходить в школу и радовать родителей отличными отметками. Но иногда я замечал, что у матери заплаканные глаза, а тихие голоса родителей смолкают при моём приближении. Задуматься над этим в голову не приходило. Тогда я и представить себе не мог, что в нашей стране, где люди впервые освободились от гнёта эксплуататорских классов, с хорошими людьми может приключиться что-то плохое. А если с кем-то приключается что-то плохое, то этот кто-то в чём-то провинился и заслуживает наказания. Никто из взрослых не пытался посеять во мне хотя бы тень сомнения в справедливости всего, что делалось тогда в нашей стране. Впрочем, никто из взрослых не пытался убеждать меня и в обратном.
Однажды (10.06.37) я с родителями приехал в гости к дяде Вацеку в большой каменный дом на Солянке (улица в Москве). Он был тогда крупным инженером. Было много гостей по случаю дня рождения. И вот среди праздничной суеты в дверях появились трое в фуражках с красными околышками. Они попросили гостей не расходиться и заперлись с дядей Вацеком во второй комнате. Сидеть прошлось долго. Все подавленно молчали. Видимо, во второй комнате, где был кабинет Вацека, шёл обыск. Потом я увидел, что Вацека уводят. Выходя, он попрощался и сказал, что скоро вернётся. Но не вернулся. Много лет спустя, выяснилось, что имел место донос, по которому он был осуждён и вскоре расстрелян. Помню его высоким и элегантным в пенсне с прямоугольными стёклами.
Примерно в то же время были арестованы и расстреляны младший из братьев Залесских Стах, оба старших брата матери Михаил (11.09.37) и Валерьян, дед Яков и муж тёти Наташи Павел Козловский. Фелиция Зеноновна, как жена врага народа, отсидела 8 лет.
Но обо всех этих делах мне тогда не говорили. Лишь потом я понял, что должны были испытать мои родители, которые всё это знали и ждали, что подобное вот-вот случится и с ними. До сих пор не могу понять, почему пронесло тогда эту беду мимо.
Теперь я понимаю, что иначе чем счастливым моё детство не назовёшь. Я был окружён любовью и заботой. Впрочем, заботы, как мне казалось, было многовато. Сраванивая себя с товарищами по детским играм, я видел, что все они в большей степени предоставлены самим себе. Почему-то никто не заставлял их одеваться теплее или идти домой, когда мокрые ноги. Зато у меня всегда было много интересных игрушек, и мои друзья всегда охотно приходили ко мне домой.
Отец регулярно приносил мне хорошие книги и к 12 годам я уже прочёл все наиболее известные произведения А.Дюма, Г.Сенкевича, Ф.Купера, В.Скотта, М.Рида, Ж.Верна, Конан-Дойля и, конечно, А.Грина, который был любимым писателем отца. Книги эти я читал запоем. Они меня потрясали. Скорее всего, именно эти книги способствовали формированию моего несколько романтического взгляда на жизнь, с которым мне удалось не расстаться вплоть до очень зрелого возраста. Мир был окрашен для меня в яркие тона, люди казались или героями, или злодеями.
Читал я и А.Гайдара, который убедил меня, что героями в гражданскую войну были, конечно, красные, а злодеями – белые. Представление о мире, состоящем из подлых буржуинов и их наёмников, с одной стороны, и угнетённых ими пролетариев, крестьян и их доблестных защитников: большевиков, красных командиров, подпольщиков и революционеров, с другой, я воспринял без колебаний и надолго. В свё оправдание могу добавить, что это представление не повлияло на мое поклонение честности и благородству(особенно последнему, как наивысшей степени величия человеческого духа) и на моё непримиримое отношение к лицемерию и подлости.
Кто был носителем того и другого в реальной жизни – ещё предстояло разобраться. Пока же в моём сознании и пан Володыевский, и пан Скшетуцкий, и граф Де ла Фер (Атос), и Павлик Морозов оказывались по одну сторону баррикады
Близким к моему идеалу человека казался мне мой отец. Это был спокойный доброжелательный человек с хорошими манерами и, видимо, кое-что почерпнувший из сокровищницы мировой культуры, судя по обилию книг на иностранных языках на наших книжных полках. Он всегда хорошо понимал, чего мне недостаёт для развития духа и тела, и быстро находил удачное решение проблемы. В качестве таких решений могли оказаться соответствующие игры, книги, поездки, походы в лес или просто беседы. Молодость его пришлась на трудные военные годы. Возможно, по этой причине ему не удалось в полной мере реализовать свои пристрастия к живописи и музыке. Уже будучи моим отцом, именно этим своим любимым занятиям отдавал он всё свободное время. Его натюрморты и пейзажи с изображением окрестностей Москвы в районе среднего течения реки Яузы до сих пор украшают моё жилище. А в игре на скрипке ему повезло меньше. Несмотря на упорство, мастерства ему достичь так и не удалось – слишком поздно он начал этим заниматься.
Может быть, в связи с этитм меня с 8 лет стали готовить к поступлению в Лосиноостровскую детскую музыкальную школу, которая, уж не знаю случайно или нет, располагалась как раз в соседнем дворе, в большом красном деревянном доме с залом на первом этаже. На вступительном экзамене я бодро сыграл на детской мандолине мотив популярной тогда песни:
Вышли мы все из народа,
Дети семьи трудовой
Братский союз и свобода
Вот наш девиз боевой…
И был принят в класс молодого педагога, скрипача Станислава Соберайского, ученика довольно известного профессора музыки Яншинова. Однако, несмотря на абсолютный слух вундеркиндом я не стал. Скрипка – трудный инструмент. Чтобы достигнуть мастерства нужно затратить труда больше, чем в состоянии это сделать любой нормальный ребёнок, если, конечно, его не зажёг всепоглощающей страстью к этому инструменту опытный и искусный педагог. А таких очень мало. Тогда меня «не зажгли». Часами играть упражнения и следить при этом за правильностью положения и движения рук, особенно когда за окном слышались голоса друзей, играющих в казаки-разбойники, было скучно. Мать бдительно следила, чтобы я отыграл положенное время. Но я быстро нашёл средство, как облегчить свою участь. Почему-то не испытывая никаких угрызений совести, я незаметно переводил стрелки часов вперёд.
Пожалуй, два «музыкальных» события тех лет всё же запомнились мне на всю жизнь. Это первое моё исполнение известного всем юным скрипачам концерта Ридинга в сопровождении фортепиано. Наскучивший уже концерт, обогатившись выразительными гармониями из партии фортепиано, вдруг превратился в проникновенную музыку.
Второе событие – мой приход в школьный оркестр. Там ощутил я однажды что-то похожее на восторг, когда наш оркестр стал исполнять знаменитую, но тогда мне ещё не знакомую увертюру к Лебединому озеру.
С Лосиноостровской музыкальной школой связано воспоминание о девочке, один вид которой даже вдали, пожалуй как раз именно вдали, повергал меня в состояние блаженства. Вначале только издали я её и видел. Направляясь в музыкальную школу, она регулярно проходила мимо нашего двора, неся в руке футляр со скрипкой. Когда я замечал её, я забывал обо всём и только провожал её взглядом, пока она не входила в здание школы. Потом я сам стал ходить туда и узнал, что её фамилия Березовская. Она была немного старше меня и тоже играла в школьном оркестре. Но я с ней так никогда и не заговорил.
В музыкальной школе я познакомился с Юрой Вертоградовым – бойким мальчиком, похоже, сыгравшим впоследствии роковую роль в жизни моего отца. Он поступил учиться к Соберайскому одновременно со мной, и мы примерно в равной степени «подавали надежды». Юра был единственным сыном в семье столяра, и замаячившая, как казалось, блестящая музыкальная карьера сына не могла не воодушевить его родителей, которые при любой возможности стали навещать нас, чтобы обсудить последние наши успехи/
Дом наш принадлежал суровой старухе Анне Антоновне Можайской. За домом находился принадлежавший также ей сад с цветочными клумбами, аллеями, лужайками между высоких сосен, кустами сирени и спиреи вдоль забора. На картине моего отца (см. слева) виден этот сад и наш дом вдали. На аллейке виден также мальчик, который катит тачку по направлению к дому. Это я.
(На другой его картине, см. ниже, видны р. Яуза и вдали Свибловский лес, куда в те годы мы ходили гулять). Перед домом был большой двор – признанное место весёлых детских игр. Во двор выходили окна и двери ещё двух домов поменьше. Кажется, они были построены позже нашего в порядке уплотнения уж слишком большого землевладения Можайской. Один из них построил начальник местной милиции Сычёв, другой наполовину принадлежал директору магазина Ваксу. Дети самых разных возрастов были во всех семьях, населявших наш двор. Они рождались и тогда, когда я был в возрасте, близком к школьному.
Помню, как негодовал я, когда соседка Дуся Сычёва начала вдруг безобразно толстеть, как мне казалось, оттого, что позволяла себе слишком много есть. Слушая мои гневные речи в адрес бедной Дуси, родители предпочитали уклончиво молчать. Уже будучи школьником (хотя и не вследствие внимательного отношения к урокам) я, наконец, понял, что быстрое похудание женщины после появления у неё ребёнка происходит не потому, что это событие помогает ей справиться с порочной склонностью к перееданию.
День, когда началась война, я хорошо помню. Я и мои друзья в этот день с увлечением стреляли, или точнее, плевались ещё незрелыми ягодами бузины через тростниковые трубочки. Взрослые же несмотря на всюду повторявшиеся предсказания близкой победы бросились в ближайшие магазины и стали в больших количествах закупать продукты питания. (К моим не слишком практичным родителям это, правда, не относится).
Вскоре начались бомбардировки Москвы, и обитателям домов нашего двора пришлось построить в саду бомбоубежище, куда все сбегались, заслышав тревожный хор паровозных гудков, доносившихся со станции. Бомбёжки не причиняли вреда нашей явно не промышленной округе. Зато у мальчишек появилось новое занятие – собирать наутро осколки зенитных снарядов, в изобилии сыпавшиеся на нашем дворе.
Отец решил отправить нас с матерью в Андижан к моей бабушке. Надеялся, что это ненадолго. В результате, уехав в конце августа 1941 года, мы вернулись обратно лишь после окончания войны, не застав отца в живых. Он умер от голода 13 февраля 1943 года, сидя за столом в музыкальной школа и работая над оформлением выставки, посвящённой Чайковскому. Когда я говорю: «умер от голода в Москве», мне никто не верит. Вот если бы в Ленинграде – тогда другое дело. Но сохранились его письма к матери в Андижан, с которыми я смог позхнакомиться лишь после войны. Он писал нам часто, не реже чем раз в неделю, при этом мне – печатными буквами. Эти письма прояснили мне многое, хотя и не всё. Долгое время я не мог понять, почему он не пошёл на войну. Пошли многие из тех, кого я знал. Пошёл, например, Станислав Станиславович Соберайский – молодой и очень милый человек, мой учитель музыки. Его очень жалели, когда пришло известие (ещё до нашего отъезда), что он погиб, подорвавшись на мине. Я как и многие считал, что долг каждого настоящего мужчины пойти на защиту народа от тех, кто хочет его поработить. Я очень любил и уважал своего отца, но всё же мне было немного стыдно, что он не пошёл. Понимание пришло, когда я осознал, что худшего порабощения, чем то, которое мы имели при Сталине, быть не может. При фашистах оно, наверное, такое же отвратительное, как при коммунистах. И там и здесь жизнь человека ничего не стоила. Там уничтожали людей по расовому признаку, здесь – по признаку социального происхождения. В обоих случаях обрекается на смерть множество ни в чём не повинных людей.
Думаю, что отец мой это понял уже тогда, когда арестовали его родных братьев. Ведь он знал их с самого детства, знал, что ни на какой шпионаж они не способны. Знал он, наверное, и то, что никому ничего не докажешь, только погибнешь сам, поскольку в нравственном отношении те, кто сидит на самом верху, ничем не лучше обыкновенных бандитов.
Впрочем, все эти рассуждения суть не более, чем мои домыслы – никаких разговоров с отцом на эту тему я никогда не вёл, в письмах к матери эта тема также не затрагивалась, если не считать нескольких строчек в одном из них, где он сообщает, что был в военкомате и ему снова дали «бронь» от призыва. При этом, не ясно даже по какой причине, то ли из-за работы на оборонном предприятии, то ли из-за пожилого возраста, то ли из-за плохого здоровья.
Его здоровье, судя по письмам, ухудшалось постепенно. Осенью 1942 года он, ощущая слабость, уже с трудом ездил на электричке на работу в Москву. Состематическое недоедание усугублялось тем, что он регулярно посылал нам с матерью деньги, чтобы мы не были в тягость нашим родственникам. Но если до войны он ещё мог прокормить семью, то теперь это получалось с трудом. Мать не имела профессии и с работой в Андижане ей долгое время не везло.
В декабре, выйдя на улицу после работы, он потерял сознание и очнулся в больнице, где было тепло и вкусно хотя и мало кормили. Он писал, что там было очень хорошо, только было больно лежать, потому что от его тела остались лишь кожа да кости. В больнице отца навещала Татьяна Михайловна Петрова – завхоз музыкальной школы. Она приносила кое-какие продукты, в том числе от соседей и даже молоко от Дуси Сычёвой, которая тогда держала корову. А однажды (13 декабря) к нему «на приём» даже выстроилась очередь из друзей и родственников, которые принесли ему много вкусных вещей.
Но больницу вскоре закрыли на перепрофилирование. В январе ВТЭК предложил ему вторую группу инвалидности. Он отказался, так как это означало бы верную гибель: инвалиды второй группы не допускались к работе, а на нищенскую пенсию было не прокормиться. Поэтому ему дали третью группу и больничный до 7 февраля с диагнозом авитаминоз и кардиосклероз.
Его зарплата на последнем месте работы в должности старшего ревизора была 600 рублей, а килограмм картошки на рынке стоил тогда 65 рублей. «Отоварить» продукты, положенные по карточке, было трудно. Из-за слабости он иногда просил это сделать соседей. Однажды в январе, когда ему понадобилось отоварить продуктовую карточку (выдававшуюся один раз в месяц) и не было оказии в магазин, подвернулся Юра Вертоградов, который сообщил, что как раз собирается ехать за продуктами. Он взял карточку, пообещав в тот же день её отоварить и принести отцу продукты. Но не пришёл ни в тот же день, ни в какой-либо другой день.
В январе морозы доходили до 35°С. Дров у отца не было. В комнате температура 4°С. Он писал, что ходил куда-то в Совет (видимо, местный) с просьбой о дровах, но ему отказали.
В музыкальной школе к нему относились хорошо, и, зная его как художника, дали оплачиваемую работу по оформлению выставки, посвящённой Чайковскому, которую следовало открыть 23 февраля. Отец писал об этом с воодушевлением, считая, что эта работа поможет ему продержаться до наступления тёплых весенних дней.
Его самое последнее письмо (точнее, открытка) написано за два дня до смерти и адресовано тёте Наташе, которая к тому времени перебралась из Ташкента в Андижан и ещё раз вышла замуж. Мы жили тогда все вместе в квартире бабушки Валентины Ювентиновны. В этом письме он благодарит Наташу за её письмо, в котором, очевидно, содержалось предложение всё бросить и приехать в Андижан. Он отвечает:
«Приехать к Вам на некоторое время – это моя мечта, несомненно я быстро бы поправился, но просто бежать от мороза, болезни и лишений, бросив всё в Москве на неопределённое время и свалиться Любе на её шейку в таком жалком состоянии без всяких перспектив и своего пристанища я пока не хочу и не могу. Буду бороться».
Пытаясь понять, почему только он один, видимо, из многих тысяч москвичей умер тогда от голода, я прихожу к выводу, что у него в отличие от подавляющего большинства советских людей начисто отсутствовала так необходимая для выживания в условиях советского общества способность быть, что называется, «на дружеской ноге» с представителями власти, будь то продавец в магазине, чиновник в органах местной власти или директор на предприятии. Ну как ещё объяснить, что и дрова, и натопленная печь были в округе у всех кроме него?
Кроме того он был, пожалуй, слишком деликатен, чтобы выжить. Уже обессилевший и полузамёзший, в последнем письме матери он пишет: «Стал, вероятно, пугалом для многих, во всяком случае больно чувствую всякое вызываемое моим появлением чувство этакой скрытой досады или недовольства, что я так во всём нуждаюсь, что мне следовало бы чем-либо помочь… И вот я мешаю всем пользоваться имеющимися у них благами. А ведь почти все по сравнению со мной, а некоторые и без всякого сравнения живут всласть и сыты».
Видимо, иногда он всё же заходил к соседям погреться и подобные мысли не давали ему покоя при этих визитах.
Квартира бабки в Андижане была двухкомнатная, но из-за наплыва эвакуированных пришлось уплотниться: в меньшей из комнат поселилась семья из Одессы.
Жизнь у нас была тогда тоже нелёгкая. Мать пробовала работать швеёй на швейной фабрике, подсобницей на мясокомбинате, но в конце концов стала брать заказы на шитьё одежды. Бабушка была учительницей пения в школе и кроме того давала частные уроки пения, в квартире имелось пианино. Самой большой «добытчицей» была тётя Наташа. Она работала в городской лаборатории анализа качества продуктов питания и часто приносила хлеб, оставшийся после анализа. Поэтому её прихода с работы ждали с нетерпением, особенно после того, как была уменьшена суточная норма выдачи хлеба (например, на иждивенца, каковым являлся я, - с 400 до300 граммов).
Помню многочасовые очереди за хлебом, в которых чаще всего приходилось стоять мне, и как было приятно съесть довесок на пути домой. Он считался как бы наградой за выполнение важного задания семьи. С некоторых пор хлеб стали делить. На разделе хлеба настаивал я, считая, что каждый волен по своему усмотрению распорядиться своей долей. Распоряжался же я ею всегда одинаково – в отличие от взрослых съедал всё сразу. Мать поступала иначе, и на следующий день, когда я уныло собирался в школу, смиренно предлагала мне часть своей доли. Я гордо крепился, но иногда гордости не хватало и я уступал.
В школе мои дела шли хорошо и в отношениях с товарищами по классу, и в учёбе, если не считать узбекского языка, который за 4 года я так и не одолел, хотя был одним из лучших учеников в классе.
Сразу же после приезда в Андижан меня определили продолжать учиться игре на скрипке в музыкальной школе. Педагогов в местной музыкальной школе хватало в связи с большим числом музыкантов, эвакуированных из западных районов страны.
Помню, как мы – я, моя двоюродная сестра и бабушка (обе Валентины Ювентиновны) приглашались выступать в госпитали. Мы выступали в больших палатах, где в несколько рядов стояли кровати с ранеными. Большим успехом пользовалось исполнение нашим трио (я – скрипка, Валя – сопрано, бабуля – фортепиано) популярной тогда песни про Днепр (Ой Днипро, Днипро, ты широк, могуч, над тобой летят журавли - кажется, это припев) в обработке бабушки. Конечно, во многом этот успех объясняется тем, что эти люди, недавно смотревшие в глаза смерти, вдруг снова оказались среди мирной жизни. Немудрено, что у многих из них слёзы выступали на глазах при виде нас.
День Победы сейчас ассоциируется с прекрасной песней Тухманова. Тогда её еще не было. Но чувство, охватившее нас, когда голос Левитана принёс нам эту радостную весть, было именно тем, что выражает эта песня. Это была радость со слезами на глазах. Помню мы с матерью пошли на главную улицу города. Она называлась улицей Ленина и была полна народу.
(Продолжение следует)
**
Из «Живого журнала»:
22 февраля 2009
Искренность как средство выживания
Широка страна моя родная
Много в ней лесов, полей и рек
Я другой такой страны не знаю
Где так вольно дышит человек
Эта песня («Широка страна моя родная») была написана поэтом Василием Лебедевым-Кумачём и композитором Исааком Дунаевским в 1936-ом году, т.е. за год до того, как сталинские репрессии в стране приобрели массовый характер. Работали авторы над песней, можно сказать, насовесть, с полной отдачей сил. Лишь 36-ой вариант текста песни их удовлетворил. Песня стала очень популярной. Она звучала не только в фильме «Цирк», для исполнения в котором была задумана. Во время Отечественной войны, услышав её в виде позывных по радио, люди догадывались, что скоро последует важное сообщение об очередных победах на фронтах войны. (О поражениях сообщать было не принято).
Меня долгое время занимал и даже мучил вопрос: верили ли авторы этой песни в то, что в нашей стране «так вольно дышит человек»? А также в другие похожие по смыслу уверения из этой песни, типа «с каждым днём всё радостнее жить»? И вот только недавно я успокоился на этот счёт. Ясность пришла после того, как в книге В.П. Эфроимсона «Генетика этики и эстетики» [1] я нашёл вот такие строки:
«…социальный отбор постоянно поднимал на социальные верхи пусть и энергичную, но прежде всего наиболее властолюбивую, жадную прослойку человечества… . Основным условием существования становились покорность и конформность. Быстро создавалась новая иерархия, подобранная по признаку верноподданической антисоциальности, маскируемой высокой целью. При этом происходила массовая переоценка представлений о человеке: видя высящихся на командных постах негодяев, а главное, веря в ложные, мнимые цели, массы сменяли свои нормальные этические критерии на внушаемые им сверху, оправдываемые высокой задачей, на такие, при которых только и возможно дальнейшее существование. Происходило удивительное явление: чтобы уцелеть под властью тирана, было недостаточно оказывать ему внешний почёт и повиновение; внутренняя антипатия была бы быстро разгадана. Надо было и её изживать, внушать самому себе, своей семье, всем родным искреннюю любовь к угнетателю, иначе всем приходилось плохо (выделено мной). Поэтому никогда ни один законный правитель, унаследовавший трон, или избранный всенародно президент не пользовались, кажется, и малой долей той народной любви, как жесточайшие из тиранов – Нерон, Домициан, Атилла, Чингизхан, Тамерлан, Филипп II. Надолго ли? Во всяком случае, на всё время своего владычества.»
Эфроимсон не жил при Тамерлане. Он жил при Сталине. Тем не менее, мысль, содержащаяся в выделенных выше строках, всё же пришла к нему в голову.
Владимир Павлович Эфроимсон – замечательный учёный-генетик, дважды отсидевший в советских тюрьмах по обвинениям в антисоветской агитации и пропаганде (статья.58-10), награждённый орденами и медалями за участие в Великой Отечественной войне. Второй раз (1949 – 1955 гг) он попал в ИТЛ (и был лишён докторской степени) за перевод на русский язык разгромной рецензии выдающегося учёного Ф.Добжанского на книгу академика Лысенко «Наследственность и её изменчивость». Такой поступок сочли порочащим звание преподавателя высшей школы. Но было в этот раз и второе обвинение – «за клевету на Советскую Армию». Оно возникло в связи с рапортом Эфроимсона, поданным в Военный Совет армии в феврале1945 г. об эксцессах с мирным населением Германии (случаи массового изнасилования немецких женщин).
Думается, Эфроимсон мог предвидеть такой поворот событий, но элементарная честность и альтруизм (выяснению природы которого он посвятил много времени и сил) не позволили ему уклониться от разоблачения лжи и преступлений.
Обман как средство выживания?
Как известно, люди наделены разумом в значительно большей степени, чем животные, даже самые высокоразвитые. В отличие от последних люди владеют даже так называемой «второй сигнальной системой», позволяющей им общаться с помощью языка, который способен передавать информацию о самых тонких нюансах любого объекта или явления.
Но вместе с тем это позволяет человеку (в отличие от животных), общаясь с партнёром, применить ещё один, причём, эффективный способ ввести его в заблуждение. К сожалению, при этом далеко не всегда выгода лгущего идёт на пользу тому, кому ложь предназначается, особенно, тому, кто слишком доверчив. Несомненно, бывают случаи, когда ложь гуманна, например, когда она помогает больному раком сохранить спокойствие, скрывая, что дни его сочтены. (Впрочем, и в этом случае ложь, очевидно, не способствует выживанию того, кому она предназначается). Чаще ложь антигуманна и направлена на то, чтобы какая-то часть общества получила выгоду за счёт другой части общества. А поскольку человеческое общество структурировано и состоит из групп - классов, кланов, элит, семей, связанных более близкими отношениями внутри группы, то нетрудно определить какая группа или часть общества имеет преимущество перед другими в борьбе за выживание. Очевидно, это та часть его, которая владеет СМИ, если, конечно, обман, ложь, лицемерие закрепились в них, несмотря на все достижения человеческой культуры.
«Эгоистичный ген», рассмотренный в популярной и блестяще написанной книге Р. Докинза с таким названием [2], часто берёт своё даже в условиях человеческого общества, несмотря на все величайшие достижения общечеловеческой культуры, начиная, например, с последних 6 из 10 заповедей Библии (чти родителей, не убивай, не прелюбодействуй, не кради, не лги, не завидуй), которыми в своей жизни руководствуются и многие атеисты.* Конечно, трудно переоценить роль религий в создании основ человеческой культуры (музыка, живопись и проч.) и основных принципов общечеловеческой морали. И всё же, как нетрудно убедиться, наблюдая происходящие в мире людей события, даже в наиболее цивилизованных странах в настоящее время проявления «гена альтруизма» скромны по сравнению с проявлениями «эгоистичного гена», который возникал за много поколений и сохранялся как следствие естественного отбора в борьбе за выживание в среде, где интересы отдельных индивидуумов преобладали над групповыми интересами.
Тем не менее, Докинз, как мне кажется, справедливо признаёт, что в отличие от животного мира в человеческом обществе имеется ещё один механизм естественного отбора и эволюции, не основанный на мутациях и конкуренции генов. Этот механизм эволюции основан на появлении нового репликатора (самовоспроизводящегося элемента), а именно, на передаче новым поколениям культурного наследия. Репликатор такой передачи Докинз в отличие от гена назвал мимом[2]. В отличие от участка ДНК, соответствующего гену, мим это самореплицирующаяся мозговая структура.
Можно надеяться, что накопление исторического опыта, совершенствование образования, развитие представлений о человечестве как о едином организме приведёт в конце концов к осознанию всеобщей полезности альтруизма и вреда от повсеместного распространения лжи, лицемерия и обмана. Такой вывод, вполне согласуется как с упоминавшимися эаповедями Библии, так и с высказанной во время Съезда народных депутатов СССР в1989 г. академиком А.Д.Сахаровым мыслью: «… меня всегда мучают вопросы целесообразности и конечного результата моих действий. Я склонен думать, что лишь моральные критерии в сочетании с непредвзятостью мысли могут явиться каким-то компасом в этих сложных и противоречивых проблемах».
В частности, это означает, что, в конечном счёте, наилучшего для страны и всего человечества результата можно ожидать только тогда, когда при руководстве страной не используется ложь, лицемерие и обман. Таким образом, на вопрос, поставленный в заголовке этой главы, следует дать отрицательный ответ.
Совесть, Фазиль Искандер и государство
В человеческом обществе уже давно возникло очень важное понятие, которое определяется в русском языке словом совесть. Согласно короткому и точному определению [4] совесть это чувство нравственной ответственности за своё поведение перед окружающими людьми, обществом. Здесь важно заметить, что совесть это, именно, чувство, но возникнуть оно может лишь как следствие врождённых или воспринятых благодаря воспитанию принципов утвердившейся культуры. И когда оно настоящее, а не поддельное (что бывает), то оно может пересилить, например, чувство самосохранения, заставить человека пойти на риск, чтобы добиться справедливости, как её понимает этот человек. Такие ситуации, когда человек становится перед выбором – возразить и добиваться справедливости или смириться, подчиниться, проявить угодливость, встречаются в нашей жизни часто. Совесть – очень важное для человеческого общества свойство человеческой натуры. Думается, если бы хотя бы половина всех людей обладала этим свойством в достаточной мере от рождения, наша жизнь стала бы совсем другой, потому что кроме врождённого гена альтруизма существенную роль в распространении этого свойства могло бы сыграть воспитание примерами его проявления. Таким образом, оба фактора – и наследственность и воспитание – важны в этом деле.
Недавно я познакомился с очерком моего любимого писателя Фазиля Искандера «Государство и совесть», напечатанным в его сравнительно недавно (в1999 г., т.е. к 70-летию писателя) изданной книге «Ласточкино гнездо» [5]. В этом очерке Искандер, полемизируя с К.Марксом, приходит к выводу, что основным фактором, определяющим благосостояние граждан страны (БГС), является всё же не экономика, а совесть человека, представляющего основную массу населения этого общества или страны. В то же время Ф. Искандер не отрицает важность влияния фактора экономики на уровень благосостояния людей. Но по значимости для БГС ставит этот фактор всё же на второе место.
Думаю, что с Искандером трудно не согласиться. Представим себе страну, находящуюся в полной разрухе, какой, скажем, оказалась Германия после второй мировой войны. Жители страны ощутили тогда свою ответственность и вину перед миром за годы фашизма. И восстановление экономики пошло на удивление быстрыми темпами. Этот пример Искандер приводит в своём очерке, и, по-моему, он убедителен. В то же время Советский Союз – страна-победитель в то время не испытала такого быстрого роста благосостояния, поскольку радость победы, переходящая иногда в кичливость, это не то чувство, которое может способствовать самоотдаче в труде. Кроме того, общество было разделено на тех, кто, не жалея людей, стоял у власти или холуйствовал перед ней, и тех, кто на себе испытал весь ужас сталинских репрессий и думал не столько о благе страны, сколько о том, чтобы выжить. Чувство ответственности простых людей перед страной с соответствующим подъёмом экономики могло бы возродиться, если бы преступления сталинского режима не замалчивались, а были открыто и честно осуждены тогда. Но этого сделано не было. Оттепель, начавшаяся после ХХ съезда КПСС, была всего лишь оттепелью, а не весной. Кроме того, быстрому росту благосостояния в нашей стране препятствовало маниакальное стремление властной элиты в первую очередь развивать те производства, которые могли бы обеспечить наше военное превосходство над другими странами.
Что нужно сделать, чтобы заговорила в людях совесть, а не стремление добиться материальных благ любой ценой? Искандер считает, что для этого, прежде всего, нужно, чтобы у кормила высшей власти стояли люди с чистой совестью. Он даже даёт адрес, где их взять. К сожалению, человек, который, по его мнению, мог бы набрать для начала хотя бы с десяток таких людей уже умер. Это Дмитрий Сергеевич Лихачёв. Да, он не политик и не экономист, как и те, кого он мог бы рекомендовать во власть. Но, мне думается, что чистота совести у людей из высшей власти гораздо важнее, например, для победы над коррупцией, чем специализация в тех или иных отраслях хозяйства страны. Я подчёркиваю: у людей из высшей власти, которых по определению всегда немного. В свою очередь люди из высшей власти всегда могли бы с помощью соответствующих консультаций со специалистами выбрать достойных работоспособных и честных специалистов во всех отраслях хозяйства страны. Отбор, естественно, должен был бы производиться не по принципу личной преданности или её имитации (довольно распространённой), а по принципу добросовестности, трудолюбия и усвояемости нужных для дела знаний. Очевидно, отбор по этому принципу возможен лишь в случае, когда им занимается человек с чистой совестью.
В подкрепление этого вывода не могу не привести здесь цитату из вышеупомянутого очерка Ф.Искандера:«Начинать надо с правительства. Нам нужно правительство алмазной чистоты и прозрачности, и чтобы народ поверил в эту чистоту, и тогда он воспрянет духом. Но что надо сделать, чтобы народ в это поверил? Надо быть такими и никакими другими. Сто абсолютно чистых, толковых людей – и есть правительство. Но где их взять? Они есть кругом и в самом правительстве. Достаточно найти десять таких людей, и эти десять приведут с собой остальных. На это понадобится не более двух-трёх месяцев. Кристалл алмазной честности на вершине власти обязательно вызовет постепенную кристаллизацию всей пирамиды. На эту пирамиду снизу будет давить воспрянувший духом народ, а он воспрянет духом, видя, что вершина власти чиста, а сверху будет давить вершина в силу своего нового состояния.
Надо помнить, что конечной причиной падения царского и Временного правительства было накопившееся в народе брезгливое чувство, что они не чисты. Так оно и было на самом деле. И надо помнить, что бешенее всех взрываются терпеливые народы.
Надо немедленно привлекать в правительство высокоталантливых представителей гуманитарной интеллигенции. Они утончат психический слух правительства, а это сейчас самое главное для мирного, не кровавого движения в будущее. Таких людей у нас достаточно много, несмотря на катастрофическую утечку мозгов. У нас достаточно сильных умов. Сильный ум - плод страдания человека, не потерявшего надежду…»
Власть и лицемерие в Pоссии
Здесь уместно будет вспомнить ещё один вывод Эфроимсона, приведенный в его вышеупомянутой книге. На стр. 27 читаем: «Величайшей трагедией человечества является то, что при многих социальных структурах к власти пробираются люди, наименее скованные общечеловеческими этическими нормами».
Думаю, этот вывод относится и к нашей стране. Лицемерие, ложь, обман часто ощущаются, когда, например, слушаешь выступления политиков, близких к органам нашей верховной власти. Становится ясно, что вышеупомянутый вывод Эфроимсона имеет отношение и к нашей стране. И это не удивительно, потому что несмотря на события, связанные с путчем 1991 года (лишь в слабой степени пошатнувшие сформировавшийся прежде менталитет власти) нынешняя власть не могла не унаследовать основные отрицательные черты прежней власти (лицемерие, антигуманность, корыстолюбие, закрытость, корпоративность).
Чтобы не быть голословным, обращусь к самым последним громким событиям в стране.*
1) 13 февраля с.г. в Вене произошло убийство Умара Исраилова, бывшего охранника президента Чечни Рамзана Кадырова. По подозрению в этом убийстве австрийская полиция арестовала 7-х этнических чеченцев. История пыток и бегства из Чечни Умара и его отца Шарпудди подробно описана в «Новой Газете» (№8,05.02.2009). Пытал их, в том числе, и лично президент Чечни Рамзан Кадыров. Выяснилось, что Кадыровым составлен список своих врагов, причём 300 из них (и в том числе Умар) подлежали уничтожению.
Как известно, Чечня входит в состав России, и будь наш нынешний президент страны Медведев достойным человеком, он неминуемо возмутился бы этими событиями (пытки и убийство) и, по крайней мере, открыто выразил бы своё возмущение действиями Рамзана Кадырова. Но ничего такого не наблюдалось. Просто тишь да гладь. Более того, когда американский журналист Кристофер Чиверс взявшийся за журналистское расследование этих событий, за четыре дня до убийства обратился за комментарием в офис премьер-министра РФ Путина, то от пресс-секретаря Путина Д. Пескова получил ответ: «Разные слухи комментировать неразумно». Но это ложь: факты, по которым российская прокуратура уже возбудила уголовное дело, Песков попытался выдать за слухи.
Конечно, Песков не Путин. Но это человек, которому Путин не может не доверять. Иначе он его просто заменил бы на посту пресс-секретаря. Значит, ответ Пескова американскому журналисту вполне устраивает Путина.
2) 26.01.09 мл. сержант Александр Глухов ушёл из своего воинского подразделения, базировавшегося в Южной Осетии в р-не Ахалгори. На следующий день он уже давал интервью в Тбилиси грузинскому телевидению и агентству Рейтер, а 28.01.09 – для радио «Эхо Москвы».
В связи с этим официальный представитель Минобороны РФ полковник Александр Дробышевский 27.01.09 заявил, что на основании предварительного расследования Глухов "был захвачен грузинскими силовиками в Ахалгорском районе Южной Осетии и вывезен в Тбилиси" и что убежища в Грузии попросил "под физическим либо морально-психологическим воздействием". Россия потребовала выдачи Глухова. Но Грузия заявила, что выдавать не будет, если сам Глухов этого не захочет. Ролик на сайте «Эха Москвы» убедительно показал, что Глухов в здравом уме и возвращаться из Тбилиси не хочет. Отсюда ясно, что Минобороны России лжёт. Этот факт заставляет усомниться в том, что Минобороны России не прибегает ко лжи и в других случаях. И кстати, по словам Глухова, воинское подразделение, где он служил, пришло в Южную Осетию в июне2008 г., а не к исходу дня 8 августа, как уверяло наше Минобороны. Теперь ясно, что поверить следует Глухову, а это означает, что Россия заранее готовилась к вооружённому конфликту с Грузией, что вполне согласуется с
аргументацией Илларионова и позволяет считать, что вооружённый удар грузинских войск по Цхинвали 8 августа2008 г. умышленно спровоцированным российской стороной. Конечно, это не оправдывает развязавшего войну Саакашвили, но если учесть скрываемые действия российских войск, то заявления России о причинах этой войны начинают выглядеть лицемерными.
3) 19.02.09 в центре Москвы «среди бела дня» были убиты адвокат Станислав Маркелов и журналистка Анастасия Бабурова. Известно, что Маркелов вёл ряд опасных дел по защите людей от преступных действий представителей власти, несмотря на неоднократные телефонные звонки неизвестных лиц, угрожавших расправой за эту деятельность. Через 10 дней после убийства состоялся разговор президента страны Медведева с экспрезидентом СССР Горбачёвым, который в присутствии главного редактора «Новой Газеты» Д. Муратова посчитал ошибкой Медведева то, что последний так и не высказал открыто своего отношения к этому убийству и соболезнования родным убитых. По словам Муратова в ответ на это Медведев «пояснил, что как юрист посчитал недопустимым давать таким образом каких-то властных установок следствию, поскольку соболезнование от его лица было бы более широким заявлением с содержанием оценок происшедшего». На мой взгляд, такое пояснение не украшает нашего президента. Во-первых, соболезнование как выражение сочувствия горю людей, это в такой ситуации главная реакция любого человека, не исключая президента, если он человек и не лишён естественных человеческих чувств. Во-вторых, объяснение Медведевым отказа от открытого высказывания по поводу этого убийства тем, что он не хотел давать «каких-то властных установок» и таким образом повлиять на ход следствия, свидетельствует о его крайне низкой оценке моральных устоев следственной бригады, видимо, не способной к объективному рассмотрению события. Но в таком случае ему как президенту страны можно было бы позаботиться о её должной замене.
Моральные устои лиц пробившихся к власти – фактор, очень важный для благосостояния граждан страны (БГС). Не исключено, что придут времена, когда всех, кто претендует на какую-то власть, будут перед вручением полномочий проверять на значительно усовершенствованном детекторе лжи. Но это возможно лишь в том случае, когда будет принят соответствующий закон. И принять его должны будут те, кто уже находится у власти, правда, законодательной, что несколько облегчает дело.
Два вывода
Нет сомнений, что Россию ждут плохие времена, если команда Путина - Медведева не покинет Кремль и Белый Дом, потому что не только рыба гниёт с головы. Чтобы БГС страны стало расти, нужно осуществить, казалось бы, простую идею Фазиля Искандера. А для этого, прежде всего, нужно, чтобы большинство граждан страны, как говорится, хорошо подумало, а потом проявило мужество и твёрдость.
Чтобы в непростых нынешних условиях России выживаемость тех, в ком альтруистический ген, (или, точнее по Докинзу, мим [2] ) сильнее эгоистического гена, стала превышать выживаемость тех, в ком соотношение генов обратное, влияние общечеловеческой культуры должно существенно возрасти. Думается, пока оно недостаточно для того, чтобы естественный отбор в нашем обществе приводил к преобладанию в нём доброты, бескорыстия, самоотверженности над противоположными человеческими качествами. К сожалению, это так, несмотря на яркие проявления этих качеств, описанные в литературе и известные из истории.
* Здесь я имею в виду тех, кто, познав основы мироздания, пришел к выводу, что всё наблюдаемое нами в окружающем нас мире может быть объяснено наукой и не требует для этого привлечения бога. Ведь единственное невыясненное к настоящему времени событие, причину которого наука пока не может объяснить (хотя последствия которого вполне объяснимы) произошло очень давно (примерно 12 млрд. лет назад) и дела поэтому не меняет. (Это так называемый Большой взрыв, создавший Вселенную). Такие атеисты не могут не ценить своих братьев по разуму на планете Земля, затерявшейся в безбрежных пространствах Вселенной и удалённой от ближайшей, возможной разумной жизни на десятки световых лет [3].
** Кроме того, см. в моем ЖЖ (Благосостояние страны и нравственность власти, раздел 7) достаточно подробный анализ реакций нашего экспрезидента Путина на громкие события 1999 – 2004 гг в нашей стране, который, на мой взгляд, также подтверждает справедливость вывода Эфроимсона в отношении нашей страны.
Литература
1. Эфроимсон В.П. Генетика этики и эстетики. М.: Тайдекс Ко2004 г., с. 26-27.
2. Докинз Р. Эгоистичный ген / пер. с английского Н.О. Фоминой/ 1993.
3. Шкловский И.С. Вселенная, жизнь, разум/ М.: 1976.
4. Энциклопедический словарь. М.:1955 г.
5. Искандер Ф. Ласточкино гнездо. М.: 1999
