См. ранее на Когита.ру:

Лорд Актон. Отто фон Бисмарк. Ян Тухольский (политико-философские эссе Юрия Линника)

Юрий Линник отвечает на вопросы Юрия Савватеева

Ю.В. ЛИННИК, доктор философских наук, поэт

ГОТОВНОСТЬ  К ДИАЛОГУ  КАК  ЦЕЛЬ  ВОСПИТАНИЯ

1. Готовность к диалогу даётся не сразу. Вслушиваться в другого – и корректно вести с ним спор; уважать чужую позицию – и стараться понять её изнутри: этими качествами обладают люди с продвинутым – расширенным – сознанием.

Диалогизм поднимает нас на новый уровень нравственности. Это важнейший критерий развития – показатель  эволюционной высоты.

Что остаётся внизу?

Диктат одной идеи – отсутствие выбора – цензура!

Проще считать правым только себя – а оппоненту заткнуть рот, если не элиминировать вообще. В социуме, где табуируется  диалог, нарастает однообразие – одна из самых страшных форм энтропии. Такой социум обречён на деградацию и вырождение.

Нетерпимость к чужому мнению имеет колоссальную историческую инерцию.

Преодоление этой инерции – миссия воспитателя.

2. П.А. Флоренский назвал диалог «драматизированной антиномией» (1).  Захватывающее действо порой идёт века, тысячелетия. Меняется актёрский состав – однако идеи остаются. Антиномическое напряжение между ними не спадает.

Таков спор Платона и Аристотеля относительно сознания новорождённого: оно уже налично – или начинается с нуля?

Этот спор имеет для педагога первостепенное значение.

Встав на точку зрения Платона, он будет исходить из природных задатков дитяти – это некий предзаданный каркас или основа, с которой надо считаться; пополнив стан Аристотеля, он уверует в бесконечную силу общества –  детская душа будет уподоблена пластичной глине, в которую можно внести любую требуемую форму.

За этой коллизией стоят оппозиции биологического и социального,  врождённого и приобретённого, априорного и апостериорного.

Великий античный спор воспроизвёлся в XVII  в. – дискуссия Р. Декарта и Дж. Локка полностью изоморфна ему.

Сегодня мы наблюдаем новую вспышку этого спора: генетика усилила позиции платоников – отводить её аргументы всё труднее.

Впрочем, нужны ли крайности?

Мы биосоциальные существа. Сама наша двойственность вынуждает принять правоту и Платона, и  Аристотеля.

Расхождение – или синтез?

Разрыв – или гармония?

Не всегда удаётся привести диалог к мудрому  примирению – к сознанию того, что выигрывают обе спорящие стороны. Но это оптимум!

Свет есть движение волн или частиц?

Диалог двух физических школ – корпускулярной и волновой – привёл к открытию дополнительности.

Права и та, и другая!

Односторонность противопоказана искателю истины.

Истина – парадоксальна.

Истина – антиномична.

Истина – диалогична.

3. Диалог – явление языковое. Однако язык укоренён в бытии: не только вторит ему, но и творит его – не даёт ему схлынуть в небытие.

Хорошо, когда педагог умеет опереться на доязыковые прообразы диалога – старается убедить ученика в том, что сама природа как бы предуготовляет его возможность, заранее подводя под наши будущие прения свои ключевые оппозиции. Это будет похоже на игру в аналогии? Она эвристична!

При глубоком взгляде мы убеждаемся: монологическое мышление несовместимо с диалектикой бытия. Бинарную широту оно всегда и всюду предпочитает монарной узости.

Ведь как без бинарности?

Она несёт в себе питающий бытие витальный заряд.

Она искрит жизнью!

Единое уводит в Ничто – Раздвоенное таит перспективу: продолжая ветвление, первая дихотомия разворачивается во Всё.

Это экспансия диалогов!

Выражаясь образно, о мире мы вправе сказать: он диалогичен в принципе – он есть грандиозный диалог.

Давайте подражать миру! Этот мимезис ничуть не стесняет нашей свободы – наоборот, помогает преодолеть узость и однобокость. Усилив мысль диалектикой, мы пройдём по лезвию бритвы!

Диалектика здесь – как надёжный балансир.

4. Онтологические предпосылки диалога восходят к фундаментальному раздвоению Единого.

В недрах Единого невозможны ни монолог, ни диалог.

Оно молчит.

Но вот вакуум сфлуктуировал – и Ничто расщепилось на Нечто и Антинечто: вещество и антивещество.

Возникла первая оппозиция.

В малом масштабе эта мистерия повторяется постоянно: частицы рождаются только парами – электрон вместе с позитроном, протон вкупе с антипротоном и т.д.

О диалоге мира и антимира увлечённо писали фантасты. Многое теперь в космологии пересмотрено – выявлен и обоснован факт зарядовой асимметрии универсума. Тем не менее острота сюжета осталась: как начать общение, если рукопожатие обернётся аннигиляцией? Нечто подобное этой ситуации возможно и при взаимодействии наших внутренних миров.

Монизм противопоказан диалогу – тогда как дуализм потворствует ему.

Симметрия исходна.

Нам особо интересны те случаи диалога, когда ему соприсуща симметрия.

Спорящие стороны паритетны – их доказательства равносильны.

            Порой в диалоге выявляется асимметрия довода и контрдовода. Кто-то возьмёт верх – и диалог немедля пресечётся. Это верный признак того, что у него не было внутренней глубины. Истина спорила с заблуждением.

            Тогда как в подлинном диалоге спор ведут две грани одной истины. Ни одна из них не может претендовать на монополию! То бишь на полноту и исключительность. Для уразумения этого иногда требуется усилия многих поколений.

            Тупики монологизма!

            В них могут застрять и там прийти к своему преждевременному концу целые цивилизации.

            5. Теперь задумаемся о теологических предпосылках диалога.

Жёсткий монотеизм приводит к неразрешимым казусам.

            Примем как аксиому: Бог есть Любовь.

            Кого любит Бог, когда нет ни человека, ни творения?

            Самого Себя?

            Но себялюбие не есть любовь – она всегда направлена на другого.

            Таков закон любви.

Он не действует, когда другого нет.

            Этой мучительной трудности не знает замечательный догмат Святой Троицы. Монотеизм получает здесь диалогическое углубление – высвечивается изнутри началом соборности.

            Нераздельная и неслиянная, Святая Троица показывает нам: три ипостаси ведут непрестанный диалог – и осуществляется он в атмосфере любви.

Сергий Радонежский учил: общежительный монастырь-киновия – а потом и вся Русь – должны стать иконой Святой Троицы.

            Быть вместе (аспект нераздельности) – но не терять лица (аспект неслиянности): как прост этот императив в своей формулировке – и как труден в реализации! Следовать Святой Троице, видя в ней образ высшей гармонии – это значит жить в симфоническом единстве с ближними, не умаляя своей индивидуальности.

Через диалог утверждай неповторимое в себе!

И в диалоге осуществляй чудо взаимопонимания с другими.

Часть оказывается амбивалентной целому.

Ты во всём – и всё в тебе.

Диалог беспримерной красоты идёт внутри цельной личности Христа: это общение двух природ – божественной и человеческой.

Что различнее их?

Скажем резче: что противоположней? И даже несовместимей?

А ведь совместилось!

И нашло консенсус, в котором – наше нетление.

Монах-исихаст вступает в синергию с Богом. Это воистину  диалогическое соединение! Инок не растворяется в Боге (как восточный мистик в Абсолюте) – Бог не приноравливается к человеку (в своей нетварной энергии Он присутствует полностью). Теперь они реально Одно. Но при сохранении своих начал, вступивших в коммуникативную – диалогическую – связь.      Исихазм процвёл в Северной Фиваиде. Она вся как есть – школа диалога: здесь мы учимся общению с высшим, вечным.

6. Поставим вопрос о физических и биологических предпосылках диалога.

Природа – и неживая, и живая – зиждется на поляризациях. Это базис диалога – его не всегда рефлексируемые, но тем не менее бесспорные обеспечения.

Вот мы говорим: в этом человеке действует центробежная сила (душа рвётся вширь) – а в этом центростремительная (душа тяготеет к сосредоточению).

Это только метафоры.

Отнюдь не рецидив механицизма!

Однако за нашим уподоблением стоит вполне правомерная системная аналогия.

Об интроверте и экстраверте мы сказали вроде как на языке физики, использовав приём, характерный для поэзии.

Два типа психической конституции! В диалоге адекватно раскрываются и тот, и другой.

Перечислим некоторые явления жизни, в которых мы находим своеобразный диалогизм.

– Симбиоз: кооперация разных элементов творит новизну. Причём ошеломительную! Водоросль и гриб начали когда-то нечто очень похожее на диалог. Это был обмен информацией – всматривание друг в друга. Коммуникация перешла в симбиоз – и вот перед нами феномен лишайника.

Сегодня мы слышим о симбиотическом происхождении и клеточной структуры, и многоклеточного организма.

Чем инициируется онкология?

Разрывом диалогической по своему характеру связи или на внутриклеточном, или на межклеточном уровнях.

 – Половой диморфизм: весеннее токование птиц – вдохновляющий пример диалога в живой природе. Как успешно она мобилизует самые выразительные аттрактивные средства! Только бы выделить особь из фона – сделать её заметной и привлекательной – возбудить любовное чувство.

Диалогом творится красота.

 – Энтомофилия: как только растение и насекомое счастливо нашли друг друга в информационном пространстве – так сразу, немедля эволюция раскрыла затаённые ресурсы формообразования. Возникло чудо цветка.

Без преувеличения: высшие цветковые растения – порождение диалога.                              

Конечно, это понятие здесь используется и расширенно, и условно – подразумевается активный обмен информацией, ведущий к эмерджентным эффектам.

  Энтомофилия может моделировать успешный диалог между космическими, разительно несхожими друг с другом цивилизациями. Ведь сколь гетерогенные формы здесь образовали изумительные созвучья!

Ночная фиалка – и бабочка-бражник: взаимопонимание между ними полное.

7. Среди нейрофизиологических предпосылок диалога следует прежде всего назвать функциональную асимметрию мозга.

Неявная поляризованность полушарий, как бы распределивших обязанности между собой: сколь она философична сама по себе – в своей полной отвлечённости от морфологии и анатомии!

Это одна из самых значительных бифуркаций в развитии психики. Не в ней ли сквозит основа того внутреннего диалога, который непрестанно ведут в каждом из нас чувство и разум?

Вспомним про вековечную тяжбу эмпиризма и рационализма. Нельзя исключить, что здесь нам явлена своеобычная проекция мозга вовне – закрепление генетически предзаданного ему разделения функций в двух основных установках гносеологии.

И. Кант настаивал на субъективной природе своих антиномий.

Это спорно.

Тем не менее, приняв точку зрения философа, мы вправе предположить, что антиномии как таковые – будучи взятыми в своей чистой  динамике,  безотносительной к смыслам – могут продуцироваться самой природой мозга, его расщеплением на альтернативы, соприсущей ему раздвоенностью.

Когда и как произошла эта  дифференциация?

Раздвоение Единого – субстрат диалога.

Его условие!

И движущая сила.

Мозг всей своей глубинной диалектичностью свидетельствует об этом.

Чем обусловлена несхожесть личностей? Тут имеется масса причин. Вот одна их них: у каждого человека своё соотношение активности двух полушарий мозга – своя неповторимая пропорция. Конечно же, её точное вычисление вряд ли возможно – однако педагогу очень полезно делать здесь условную прикидку. Тогда он лучше оценит разнообразие учеников, создавая внутри него режим  участия и всевмещения, благоприятный для диалога.

Новый свет на природу диалога проливает эпохальное открытие зеркальных нейронов.

Мы способны отражаться друг в друге напрямую – без промежуточных стадий, предполагающих наличие знаковых систем. Дж. Риццолатти пишет по этому поводу: зеркальные нейроны «обеспечивают понимание нашим взаимодействиям с окружающими, прежде чем оно будет опосредовано какими-либо концептуальными или языковыми средствами» (2).

Сколько может сделать одна моторика!

Вначале диалог движений – потом диалог комментариев.

Зеркальные нейроны призваны сближать нас друг с другом – первыми они дают отпор негативным силам отчуждения.

Это благоприятствует диалогу.

8. Для развития особенно полезен диалог-агон – диалог-соревнование. Состязательность первыми оценили древние греки! Два соперника – как своего рода диполь. Смотрите: создаваемое ими поле активизируется – оно начинать искрить идеями.

Процесс ускоряется.

Обе стороны сыплют блестящими аргументами – находят неожиданные решения – легко снимают препятствия.

Интеллектуальный штурм полезно осуществлять в диалоге и через диалог.

Этот чудодейственный разгон мысли! Здесь мы явно имеем нечто похожее на так называемый режим с обострением. Это аналог каталитической реакции – но с ещё большей, иногда просто невероятной  прогрессией. Явление типично синергетическое!

Нет сомнений: именно синергетика даёт ключ к пониманию эффективности диалога – создаётся ощущение, что его КПД не согласуется с законами сохранения: новизна берётся будто из ниоткуда – её прирост подчас   просто ошарашивает своей стремительностью.

9. Диалогом надо уметь управлять – тонко и ненавязчиво, как бы играючи. Только тогда он будет антиэнтропийным.

Возможно и другое: диалог усредняет позиции – ведёт к их выравниванию – обезличивает спорящих; его результатом тогда становятся  мимикрия и приспособленчество.

Собственно, это скорее квазидиалог: в нём под видимостью терпимости таится тенденция к подавлению разномыслия. Вроде как тебя слушают не перебивая – и принимают во внимание твой взгляд. Но ты теряешь себя.

Что тут срабатывает – суггестивное внушение?

Или влияние авторитета?

Или гипнотизм толпы?

Так или иначе, но ты будто попадаешь под нивелир – и постепенно растворяешься в массе.

Тебя приглашают в дискуссию – но исподволь её сворачивают.

Полифония превращается в монофонию. Машина пропаганды мастерски осуществляет эту убийственную метаморфозу.

Тоталитарный режим, надевающий на себя маску демократии, лишь имитирует диалог. Всей своей сутью он враждебен ему. Обрати внимание: речь идет не о диктатуре, где борьба мнений невозможна в силу природы строя – перед нами нечто гораздо более коварное.

Это совсем не редкость: появление абсолютно лицемерных и циничных социальных систем. В конституциях декларируется право на диалог – но делается всё возможное для того, чтобы вытравить его в корне.

Философы-экзистенциалисты показывают: антидиалогический механизм усреднения работает с нарастающей  интенсивностью на разных стратах. Между хайдеггеровскими Das Man невозможен диалог. Для такового необходима разность потенциалов.  А тут всё обесточено.

Конформизм: зачем ему диалог, сеющий сомнения?

Критический разум немыслим без диалога – и этим он отличается от разума приспособленческого: пассивная адаптация – во имя жалкого выживания – отлично обходится без диалогических структур. От них одна головная боль.

Монологизм: он проще. С ним спокойнее!

Мы можем сказать так: уход от диалога имеет летальные последствия – система коллапсирует в себя, теряя волю к жизни.

Раздвигая картину мира, диалог предотвращает такой коллапс.

10. Необходимо удерживать позитивы монолога. Гений часто монологичен: он порождает новизну – не хочет слушать других – оберегает себя от ранжира. К этому надо относиться с пониманием.

Мода на диалог не исключает монолога там, где личность остро нуждается в самозащите и самоутверждении.

Иногда полезно вести свою линию, избегая каких бы то ни было контактов – включая диалогические – с окружающей средой.

Нерушимое одиночество!

Максимальная изоляция!

Полное отчуждение!

Это удел не для многих. Но эти немногие имеют право на существование. Иногда на их долю приходится осуществление ключевых поворотов эволюции.

Монологизм самодостаточен.  Какое-то время он способен обходиться без подпитки со стороны.

Монологизм независим – в свободе он видит высшую самодовлеющую ценность.

Монологизм трагичен. Он не вписывается в онтологические рамки. Выпадает из них! И гибнет, успевая принести немалую пользу. В этом его пафос.

11. Диалог не предполагает встречи визави – как в пространстве, так и во времени.

Гераклит и Парменид никогда не встречались лично. Тем не менее их бессмертный диалог мы переживаем так, будто оказались на агоре, где столкнулись оба гения.

Мир есть изменение – мир есть сохранение.

Сколь значительная дилемма!

Перетягивание каната длится два с половиной тысячелетия.

Аргументы противников одинаково убедительны.

Но последнего аргумента нет!

И вряд ли он будет найден.

Как нет и решающего эксперимента.

Диалогический равновес! Не в нём ли обнаруживается двузначная – как минимум – природа истины?

Вековечный спор теизма и атеизма запечатлён в четвёртой антиномии И. Канта. А.Ф. Лосев мечтал привести её к синтезу. Бесспорно, это высшая цель философии – и двигаться к её достижению надо. Хотя наверняка это будет асимптотическое движение.

Без преувеличения: мировоззренческий диалог – основа культуры. Она максималистична: ставит предельные проблемы – постоянно чувствует над собой планку мышления.

В атмосферу такого диалога можно вводить – с доброй бережностью, вдумчивостью – уже детей дошкольного возраста. Все они участвуют в диалоге сказки и яви – невозможного и возможного, чудесного и обыденного.

До какой-то поры граница между этими сферами подвижна и проницаема.

Более того: имеет место амбивалентность тезиса и антитезиса – их подчас феерическое, фантастическое взаимозамещение.

Но как быстро побеждает явь! Диалог сходит на нет – и это случается всё раньше по времени: ребёнок не успевает в полной мере зарядиться креативными токами сказки.

В космосе детства решаются великие вопросы бытия. И делается это – подчас глубже, чем в зрелом возрасте – на диалогической основе.

Ребёнок если не умнее, то софийнее взрослого – поэтому всю свою актуальность сохраняет совет даосизма: надо учиться у детства.

12. Встреча культур – и диалог между ними: это желательно – но не всегда выполнимо.

Испанские конквистадоры – и майя: диалога не было – колонизация несовместима с ним.

Как и миссионерство: насильственная прививка чужой веры.

А ведь какая возможность была упущена в Мезоамерике!

На планете Земля параллельно развивались две Ойкумены. Скажем так: две ноосферы! Возникли условия для взаимной саморефлексии, которая помогла бы понять: что такое человек – каковы его константы и переменные?

Этот шанс не вернуть!

Сегодня мы стараемся восполнить утраченное за счёт реконструкций. Они приблизительны. И всё-таки с их помощью мы кое-как подлатываем лакуны.

Перспективен диалог Востока и Запада.

Что Япония для нас? Как бы Зазеркалье! Много там наоборотного – подвергнутого инверсии.

Мы культивируем строгую симметрию – японец связывает красоту с асимметрией.

Нам нравится каузальность – японец любит нечаянность.

У нас лапидарность – у японцев хрупкость.

Пристальное вглядывание друг в друга содействует самопознанию всех участников диалога.

13. Красивейший пример успешного диалога даёт культура Русского Севера.

Вот потрясающий факт: у нас есть сёла, где старые женщины-вопленицы могли исполнять плачи и на русском, и на карельском языке. О многом говорит этот билингвизм! Не здесь ли диалогичность проявила себя в аспекте своей  благодатности?

Христианство вошло в резкую конфронтацию с античной культурой. Сколько было порушено!

Ничего подобного мы не видим на Русском Севере. Язычество и православие образовали тут симбиоз редкостной красоты.

Велес обернулся Власием.

Макошь предстала как Параскева Пятница.

Илья Пророк заместил Перуна.

Двоеверие в самой сути своей диалогично. И ведь как органично! Это не случайное смешение – это предустановленная гармония. Она реализовалась благодаря тому, что язычество и христианство имеют немало общих архетипов. Русский Север проявил исходную матрицу.

Существует мнение, что народное христианство шире и ярче, нежели его официальная версия. Многое в ней якобы выхолощено, засушено. А здесь витальность бьёт ключом! И ведь нет впадения в ересь. Догма блюдётся. Она принята сердцем. И усилена – а заодно и расцвечена – традицией.

Древо Жизни: мы угадываем его и в языческой вышивке, и в декоре прялки, и в процветшем кресте.

Одна идея – в разных обличьях.

Одна тема – на разных стадиях своего развития.

14. М.М. Бахтин подчёркивал особую важность «диалога на пороге» (3)  –  и высвечивал диалогическую природу «последних вопросов» (4). Мышление здесь подходит к своим пределам. Педагог просто обязан иногда подводить  учеников к рисковому краю. Это похоже на инициацию.  

Уместно в данном контексте вспомнить и пограничную ситуацию К.Ясперса.

Что значит на пороге?

У непостижимого предела: за ним начинается иное – мы пытаемся бросить на него луч своего трансцендирования.

На пороге смерти Сократ рассуждает о том, что ждёт его после остановки сердца.

Раскрываются два вероятия: полнота забвения, когда не будет ничего – и продолжение жизни, но в иной форме.

Душа мечется между этими вероятиями!

И метание её диалогично – тьма и свет, отчаянье и надежда ведут в ней лихорадочный спор.

Ответ – за порогом.

Но оттуда ещё никто не смог получить надёжную информацию.

Что такое последние вопросы? Это значит, что они суть наиболее общие – чрезвычайно общие –  радикально общие  вопросы. Разум здесь пасует – ему остаётся одно: надеяться на подсказку, даваемую – но это уже предмет веры – с метафизических уровней бытия.

На этом краю монологизм терпит фиаско! На него накладывается  фундаментальный запрет.

Хочешь монополизировать истину? Делай это на мелких местах – ибо глубины кишат апориями.

Приведём пример типичного последнего вопроса.

Делимость материи: мы однажды упрёмся в непреложный Lim – или процесс уйдёт в бесконечность?

Такова вторая кантовская антиномия.

Философ  был убеждён в её неразрешимости: ведь мы дерзнули выйти за горизонт явления – устремились к сущности. А она по И. Канту – вещь-в-себе: наглухо захлопнута – зашторена – запаяна.

Ignorabimus!

Мы предстаём перед бездной – и этим инициируем диалог.

Спор без победителя!

Именно таким диалог становится при попытке ответить на последние вопросы. Это нормально. Кто-то заявил, что нашёл окончательное решение? Простим заблудшего! Свидетельства разума он незаметно для себя подменил внушениями веры. И потому выбыл из диалога.

На пороге – при анализе последних вопросов – в режиме пограничной ситуации человек переживает чувство возвышенного. Оно благодетельно для души.

15. Диалог неотделим от толерантности. Он помогает нам вчувствоваться в другое «я» – и пережить его со всей доподлинностью; даже отождествиться с ним.

Другое «я» – вещь-в-себе?

С этим можно согласиться.

Но можно и не согласиться!

Завязывается ещё один диалог-антиномия. В тезисе – недоступность чужого «я», в антитезисе – его прозрачность для интендирования.

Мы как бы осциллируем между двумя этими возможностями.

И это диалогическая осцилляция – из неё мы извлекаем две пользы:

 – убеждаемся в абсолютной суверенности – и недоступности, защищённости – чужой души;

 – но одновременно перестаём воспринимать её как потёмки. Свет взаимопонимания неуклонно усиливается и крепнет.

Диалогическая интуиция!

            Благодаря ей рождается чудо интерсубъективности. Феноменология стала верным подспорьем для встречного опрозрачнивания душ.

Любовь есть высшая форма диалога. В нём два «я» совпадают – их унисон поразителен. При этом они не поступаются своей самобытностью.

16. Другое «я» – как зеркало: мы смотрим в него – и получаем стимулы для самокоррекции. Диалог содействует совершенствованию!

Мы зеркала среди зеркал. Причём зеркала активные – не просто копируем, а что-то выделяем, поправляем, преображаем.

Наше взаимоотражение – это форма творчества.

Мы озабочены качеством зеркал.

И вот существеннейшая черта культуры: порой возникает потребность в зеркалах особого рода – они должны превосходить наши отражательные возможности. Должны быть какими-то иными!

Так возникает зеркало Бога.

Не суть важно, каков его генезис – мифология или откровение. Главное – результат: глядя в трансцендентные зеркала, мы становимся лучше – наш духовный рост чудодейственно ускоряется.

Нет сомнений: диалог с Богом – мощнейший движитель культуры.

Сегодня мы увлечённо моделируем контакты с внеземными цивилизациями.

Так хочется посмотреть в зеркало другого разума!

Попытка предугадать природу чужого ratio – найти как инварианты, так и отличия с нашим разумом – говорят о космической зрелости человечества: мы хотим вынести диалог в просторы Вселенной – и на этом уровне преодолеть геоцентризм.

Современная фантастика взяла на себя функцию мифогенеза. Восполняя дефицит реальной информации, она действует как фермент – активизирует игру воображения.

Диалоги – мечтательные, диалоги – сказочные, диалоги – пророческие!

Польза от них колоссальная.

17. Диалог учителя и ученика – явление отрадное: оно свидетельствует о том, что репродуцирование знаний – сохранная передача их от поколению к поколению – может (и должно!) сопровождаться приростом информации. И не только количественным, но и качественным приростом! Диапазон тут широк: от локальных эволюционных подвижек – до радикальных революционных преобразований.

            Диалог Платона и Аристотеля, значимый для всей Ойкумены, запечатлел Рафаэль в своей «Афинской школе». Спор идёт о топосе  истины: сущность явления – его идею – надо искать на небе или на земле?

            Учитель рукой указывает ввысь – ученик, наоборот, обращается долу.

            Два жеста!

            Два выбора!

            Два приоритета!

            Две системы ценностей!

            Два философских направления!

            Платон возносит – Аристотель заземляет.

            Хотя сегодня имеется тенденция ослабить, предельно релятивизировать классическую дихотомию материализм – идеализм, но вовсе лишить её внутреннего напряжения никогда не удастся.

Надо наводить мосты!

Однако  сам разрыв принципиален и фундаментален. Он как перепад уровней – или разность потенциалов: работает на генерацию духовной энергии. Сгладишь, нивелируешь – и останешься ни с чем. Сам вид  Homo sapiens не возникнет. Ибо видообразование в данном случае предполагало наличие диалогической полярности. Разум не может сформироваться вне антитетики.

Мир идеалиста – и мир материалиста: польза от их несходства огромная! Первый благоприятен для трансцендирования: есть иное – есть высшее. Второй призывает нас к самостоянию: осуществиться надо здесь и сейчас. Обитатели первого порываются в небо – насельники второго держатся земли. Надо ли их стравливать друг с другом?

Мир идеалиста создаёт оптимальные условия для волшебной сказки.

Мир материалиста потворствует научному эксперименту.

Обязательно ли это надо противопоставлять?

Призывать к однозначному выбору?

Ссорить поэзию и прозу?

Быть может, самое потрясающая гипотеза генетики, уверенно переходящая в обоснованную теорию – это вероятие нашей врождённой предрасположенности к той или иной модели мира.

Материализм  и идеализм сидят в генах!

Укоренены в  сокровенных глубинах личности!

Имманентны нам изначально – вне всякой социальной детерминации!

Хотите материалиста переделать в идеалиста – или наоборот?

Как говорится, перевоспитать – добиться пресловутого перерождения?

Вы рискуете сломать человека.

На этой неблагодарной ниве преуспела марксистско-ленинская педагогика.

Ныне мы склоняемся к выводу: диалог материализма и идеализма вечен – виктория одной из линий обернулась бы катастрофой для духовной жизни человечества.

18. Известны попытки спроецировать спор Платона и Аристотеля на историю Церкви: Константинополь пошёл за Платоном – Рим за Аристотелем.

Жёсткая схематика!

Она обедняет реальность.

Тем не менее определённая истина в ней есть.

Увы, субъективное и ценностное так плотно прикипели к нашей дихотомии, что велик риск: зациклиться на своей колокольне – перехвалить свою кочку.

Порубежье России и Суоми: карельская деревня и финский хутор – рукой подать друг от друга.

Это разные планеты?

Контраст очевиден!

Резкий, разительный, вопиющий о себе контраст.

Государственная граница тут совпадает с границей онтологической.

Кто движется с той стороны?

Аристотель!

А с нашей на встречу делегирован Платон.

Конечно, мы сейчас говорим утрированно – используем несколько грубоватые дидактические приёмы.

Но это правда: Аристотель прививал католикам, а потом протестантам любовь к порядку – и логическому, и юридическому, и хозяйственному.

Тогда как Платон склонял православный люд к мечтательным томлениям, успешно внушая ту мысль, что духовные ценности куда как выше материальных.

Повторим – и подчеркнём: это нарочитое упрощение.

Во многих отношениях оба мира единосущны.

С определённой точки зрения они видятся как один мир.

Конечно же, у нас немало аристотеликов – а у них достаточно  платоников. Надо ли редуцировать конфликт к различию философских предпочтений? Вопрос требует более пристального изучения. Мы его не заостряем – однако и не снимаем вовсе. Что ни  говори, а трещина есть – и фреска Рафаэля сигнализирует о ней.

Не разрослась бы в пропасть!

Крайние западники и славянофилы – или в другом развороте: радикалы Рима первого и Рима третьего – стоят как раз на её противоположных краях.

Вот где жизненно необходим диалог!

Пока он даётся крайне трудно.

Сегодня попросту пробуксовывает.

Инерция монологизма – с обеих сторон – должна быть погашена.

19. Полушария мозга – и полушария Земли: за ассоциативным сближением хочется увидеть аналогию! Пусть игровую, условную. Тем не менее –  верится в это – эвристичную.

Европа: её иногда называют левополушарной – суха, рассудочна.

Азия: вот она правополушарная – вся в эмоциях и интуициях.

Прямо лёд и пламень!

Почти по Пушкину.

Всё же есть элемент вульгарности в этом прямолинейном противоположении!

И опять-таки: оно не лишено основания.

Надо бы деликатней – тоньше – выявлять альтернативы.

Не сталкивать, а согласовывать! Только так. Не иначе.

Россия – Евразия.

Россия – почва для синтеза.

Россия диалогична уже в своём географическом устроении.

Буддизм и христианство встретились на просторах нашего отечества. Они имеют противоположные цели: Нирвана – уход в ничтойность, Преображение – высветление бытия.

И тем не менее через диалог надо искать точки соприкосновения! На поверку их много.

Это не только идеал сострадания – имеются скрытые, нетривиальные созвучья. Высветим два из них:

 – православный аскет – употребим здесь удачное выражение М. Хайдеггера – ничтожит себя: максимум самоумаления, отречения от себя – проход через фильтр нирваны – является условием спасения;

 – буддийское аум и исихастская умная молитва конвергируют в плане психотехники.

Можно ли соединить – скрестить – буддизм и христианство?

Нужна ли единая религия?

Отдавая должное гуманизму подобных утопических установок, скажем со всей определённостью: они стремятся минимизировать разнообразие ноосферы – и потому а-диалогичны, вне-диалогичны в своём существе.

Диалог призван сохранять и умножать плюрализм культур, создавая внутри него режим доброжелательности.

Диалог стремится к всевмещению! Причём бережному, тактичному. Всё удержать – и всё понять. Безразличный смеситель – а равно и одна на всех гребёнка – несовместимы с диалогом.

20. Диалог предполагает свободу.

Для внутреннего диалога она есть всегда – хотя бы и  в условиях невыносимого гнёта.

Другое дело – интерсубъективный диалог: кроме рамок культуры, он не признаёт никаких других ограниченней.

Свобода по Я. Бёме и Н.А. Бердяеву!

Первичная –  бездонная – апофатическая!

Она раньше Бога.

В ней нет ни монологов, ни диалогов.

Назвать её неонтической? Недифинируемой? Немыслимой?

Не то – не то – не то!

Именно она является питающей средой и для Творца, и для творения.

Демиург – оформляет.

Форма предполагает выпадение некоторых степеней свободы.

Какая тут мера?

Мысленно приноровимся к роли Творца  – на это даёт нам право главное в христианстве: воодушевляющая, кажущаяся безумно смелой программа теозиса. Вот её соль: человек должен стать Богом! Это наша энтелехия.

Какой мир ты захочешь создать?

Обсудим три проекта.

 – Бог явно присутствует в мире, прямо воздействуя на наши мысли и поступки – свобода умалена, но порядок обеспечен;

 – Бог умер – скажем, в родах Вселенной: вложился в неё целиком – растворился в ней без остатка; или его вовсе не было – мир возник спонтанно;

 – если Бог и есть, то он – и это его принцип – не обнаруживает себя, максимально поддерживая в мире такие качества, как самодостаточность, самоорганизация, саморазвитие.

Какой вариант выбираешь?

Я третий!

На месте Бога я создал бы именно такой мир, утверждаясь в полной своей анонимности – культ мне не нужен, я начисто лишён тщеславия. Моё творение потеряет все признаки артефакта – его  возможно объяснить из него самого – оно будет казаться абсолютно естественным – П.С. Лаплас получит в нём право сказать золотые слова:  – Я не нуждаюсь в гипотезе Бога!

Первый мир угнетает отсутствием свободы. Разве она не является  лучшим даром Бога? Её дефицит – повод для бунта: мы рискуем встать на путь богоборчества.

Второй мир безблагодатен. Это иррационально: обращаться к запредельному! Таковое отсутствует в силу самой онтологии. Некому помолиться.

И лишь третий мир может быть назван воистину наилучшим!

Повторим этот оценочный эпитет вслед за Г.В. Лейбницем.

Есть Высшее существо – или нет Высшего существа?

Великая Неопределённость!

Она инициирует бесконечный поиск – в ней дышит свобода – ею движим диалог.

21. Старое и новое – архаика и авангард – традиция и новация: диалог в этих измерениях всегда жизненно важен.

Он предуготовлен самой природой.

Устойчивая наследственность – и подвижная изменчивость: благодаря их диалогу – через выверенный контрапункт этих начал  – осуществляется эволюция.

Не на этой ли порождающей матрице возникает – уже на уровне социума – диалог консерваторов и реформаторов?

Да здравствует подвижное равновесие между ними!

Затяжной крен в ту или другую сторону часто имеет негативнейшие последствия.

Быть может, именно в этой плоскости диалог вести всего труднее – привычнее ожесточённая борьба на поражение.

Но жизнь всегда восстанавливает симметрию! Она здесь промыслительна и спасительна.

Традиционализм, лелеющий родную почву – и либерализм с его глобалистским горизонтом: думается, что диалог между ними особенно актуален в наши дни. Не приближается ли противостояние двух позиций к  взрывоопасной степени?

Синтез возможен!

Д.С. Лихачёв был очень русским человеком – и вместе с тем подлинным европейцем.

Япония: она культивирует свою идентичность, надёжно защитив от распыла традицию – и одновременно являет пример зиждительного космополитизма, жадно впитывая всё новое, прогрессивное.

Диалог благодатен.

В нашей нездоровой ноосфере он действует как панацея.

22. Двупартийная система является выдающимся обретением демократии. Она изоморфна и бинарному коду бытия, и функциональной асимметрии мозга, и базисному различию правизны-левизны.

Здесь действует одна универсальная диалектика.

Узурпаторы власти – антагонисты диалога.

Они боятся разноголосицы!

Конструктивная критика подавляется ими ещё сильнее, чем критика сугубо протестная – идущая от эмоционального перекала.

Диалогофобия: вот болезнь диктаторов. Это всегда ущербные люди, мучимые комплексами – они представляют смертельную опасность для общества. И тем не менее оно до сих пор не умеет вырабатывать иммунитет против них.

К. Поппер говорил: критика – естественное состояние человеческого разума.

Перефразируя Р. Декарта, скажем так: я критикую – следовательно, существую.

Развитие острого, взвешенного, критического мышления, направленного на позитивные цели, является важнейшей и актуальнейшей задачей воспитания. Именно диалог делает критику сбалансированной, уводя её от крайностей,  перехлёстов, эксцессов.

Диалог – это сотворчество.

Диалог – это не сразу обретаемое вечевое согласие, когда разные векторы, суммируясь, дают оптимальное направление.

Диалог – это радость разнообразия; это соприкасание несхожих миров; это полифония – полихромия – полиморфизм.

Хотите всех выкрасить в один цвет?

Навязываете стереотип?

Вы обречены на провал.

1. Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. М., 1990. С. 156.

2. Риццолатти Дж., Синигалья К. Зеркала в мозге. М., 2012. С. 163.

3. Бахтин М.М. Собр. соч., т. 6. М., 2002. С. 131.

4. Там же. С. 437.