Из  книги: Ронкин В.Е. Сочинения. Наблюдения, исследования, размышления. Книга 1. СПб.: Норма, 2012:

 

Александр Даниэль

О ВАЛЕРИИ РОНКИНЕ

 

Среди многочисленных текстов, принадлежащих перу Валерия Ефимовича Ронкина, есть его подробные воспоминания, изданные в2003 г  (1)  Для тех, кто прочитал эти воспоминания, излишне знакомиться с биографическим очерком, посвященным его жизни и личности. В своих мемуарах Ронкин рассказал о себе исчерпывающе подробно.  Однако составители данного собрания сочинений предполагают, что оно может попасть в руки не только тем читателям, которые уже знакомы с мемуарами Валерия Ронкина, но и тем, кто не знает о Ронкине ничего или знает очень мало. Ради этих читателей и решено было пред-варить двухтомник кратким жизнеописанием автора.

Детство Валерия, кажется, ничем особенным не отличалось от дет-ства миллионов его сверстников. Родился в Ленинграде в 1936 году.  До войны семья жила в Мурманске, где отец Валерия, Ефим Лазаревич Ронкин, работал инженером на судоремонтном заводе; в начале войны отца призвали в армию, а пятилетний Валерий вместе с матерью был эвакуирован в Архангельскую область. В 1944-м они переехали к месту службы отца, на базу Северного флота в пос. Ваенга (ныне Североморск), где жили вплоть до 1953 года, когда, после демобилизации Ефима Лазаревича, семья вернулась в Мурманск. В 1954-м началась самостоятельная жизнь: Валерий поступил в Ленинградский Технологический институт, на факультет органической химии.

«Техноложка» определила все, а отнюдь не только профессию: круг друзей, которым Ронкин остался верен до конца своей жизни, базовые жизненные установки, интеллектуальные и культурные запросы; даже прозвище «Бен», ставшее в своем кругу вторым именем, Валерий получил в Технологическом институте. Будущая жена Валерия, Ирина Гулевских, тоже училась в Технологическом; правда, Ирина была на четыре курса моложе, так что поженились они, когда Валерий уже давно окончил институт. Все же можно утверждать, что и семью он обрел в Технологическом институте.

Студенческие годы Валерия Ронкина и его друзей протекали бурно, хотя и не укладывались в традиционные клише ≪бурной молодости≫.  И эпоха (вторая половина 1950-х, начало всех начал!), и общественный темперамент наших героев совпадали с расхожими представлениями о студенческой жизни разве что безбытностью и стойким пристрастием к розыгрышам. Компания, в которую входил Ронкин, похоже, не имела ничего общего с такими якобы обязательными приметами студенческой молодости, как выпивки или беспорядочные романы: скорее наоборот, подобное поведение не одобрялось. Пожалуй, по сегодняшним поняти-ям, этих молодых людей назвали бы ригористами. И дело даже не в том, что они серьезно и иронично (для того времени сочетание этих эпитетов – отнюдь не оксюморон) вглядывались в окружающую их «советскую действительность», уже не сомневаясь в том, что «что-то прогнило в Датском королевстве». И не в том, что этот очевидный для них запах тления они поверяли такими, по сегодняшним понятиям, архаичными формулами, как «идеалы Революции» и «социальная справедливость».

Самое главное в другом: ни у кого из них –у Ронкина в первую очередь – не возникало ни малейшего сомнения в том, что «с этим надо что-то делать» и делать это «что-то» должны именно они.

Что именно следует делать? Стремление Ронкина и его товарищей – Сергея Хахаева, Вадима Гаенко, Люси Климановой, Аллы Соколовой, Леонида Столпнера, Вениамина Иофе, Володи Сиротинина и Светланы Симановской, Глеба Гладковского, Валерия Смолкина и нескольких других студентов Технологического института – к переустройству общества частично нашло свое выражение в занятии, которое сегодня многие посчитали бы нелепым и даже постыдным: в организации комсомольского патруля и студенческих рейдов по клубам и танцплощадкам с целью помочь милиции бороться с хулиганством, уличной преступностью и, увы, со «стиляжничеством» и «роком». Стремление части ленинградской молодежи к «западному» стилю жизни хотя бы в одежде, бытовом поведении и музыкальных предпочтениях юные адепты Революции считали такой же изменой делу коммунизма, как «карьеризм» и «перерождение» партийных и комсомольских чиновников. Неудивительно, что в некоторых других студенческих компаниях Технологического «рейдовики» считались фанатичными комсомольцами и, как пишет Ронкин в своих мемуарах, «держимордами».

Впрочем, похоже, что это поверхностное впечатление быстро рассеивалось при более близком знакомстве; кое-кто из скептиков, по мере сближения с Ронкиным и его друзьями, сам начинал принимать участие в рейдах. Убежденными комсомольцами ≪рейдовики≫ действительно были, но это не мешало (вероятно, даже способствовало) ироническому и враждебному отношению к комсомольской бюрократии. Враждебность была взаимной: столкновения с комсомольскими и партийными орга-низациями Технологического института возникали постоянно –то во-круг вольнодумных стенгазет, то вокруг нежелания принимать в качестве начальства спущенных сверху функционеров. Да и райком относился к общественной активности «рейдовиков» настороженно и подозрительно. И не зря: еще на четвертом курсе Ронкин с Хахаевым сочинили свою первую листовку, которую намеревались разбрасывать в ленинградских и московских театрах. Правда, в конце концов, они решили эту акцию отложить.

Так складывался круг единомышленников, который несколько лет спустя стал известен в диссидентских кругах как «группа “Колокол”».  Превращение комсомольских активистов и добровольных помощников милиции в борьбе с хулиганами и ≪стилягами≫ в подпольщиков-революционеров, всерьез взявшихся за антиправительственную пропа-ганду, может показаться современному читателю парадоксальным и неправдоподобным. Самим участникам группы эта эволюция представлялась вполне естественной: они просто перешли от борьбы с «отдельными недостатками» к борьбе с системой, их порождающей.

Вполне возможно, что в течение какого-то времени они еще умели найти политико-социологическое объяснение и «стиляжничеству», и уличному хулиганству –как закономерному следствию бюрократического извращения марксизма. Читатели этой книги убедятся в том, что Ронкин, во всяком случае, является непревзойденным и блестящим мастером подобных построений, какого бы предмета они ни касались – параллелей между славянским и тюркским фольклором, специфики российской приватизации или функциональной асимметрии головного мозга. Если же говорить серьезно, то, конечно, для перехода к системной критике режима необходимо было, чтобы естественное нравственное и эстетическое отторжение «советской действительности» плюс фрагмен-тарный опыт отдельных столкновений с этой действительностью попол-нился систематическим изучением театра абсурда, каковой представляли собой советская экономика и советское промышленное производство.

Эту возможность советская власть щедро предоставляла выпускникам вузов, овладевшим инженерными профессиями. Ронкину особенно повезло: его распределили в организацию, ведавшую пусконаладочными работами на предприятиях нефтяной промышленности, разбросанных по всему Союзу. Таким образом, сама советская власть обеспечила знакомство Ронкина с «экономикой реального социализма». В аналогичном положении оказались и другие выпускники Технологического института, вчерашние ≪рейдовики≫. За выводами дело не стало.  Теория – прежде всего: в 1962 году Ронкин и Хахаев садятся за капитальный труд о семи главах, который они озаглавили: «От диктатуры бюрократии к диктатуре пролетариата. Пути построения коммунизма в СССР». Работа была закончена к началу 1963 года. Читатель может ознакомиться с этой работой – она включена во 2-й том. Поэтому пересказывать ее здесь излишне; заметим лишь, что три года спустя следователи КГБ начисто отказывались верить, что авторы не знакомы с книгой Милована Джиласа «Новый класс» и даже имени Джиласа никогда раньше не слышали.

В своих мемуарах Ронкин настаивает, что не были они никакой организацией и не ощущали себя членами таковой. Это был просто круг людей, прочитавших брошюру Ронкина и Хахаева и согласившихся, что «надо что-то делать». Составился этот круг, главным образом, из старых друзей – выпускников Технологического института, «рейдовиков»,  участников студенческих турпоходов с песнями у костра: Вадим Гаенко

и его жена Нина, Вениамин Иофе, Людмила Климанова, Галина Андреева, Владимир Сиротинин и его жена Светлана, Валерий Смолкин. Последний, уже незадолго до ареста, привлек к подпольной работе своего друга Сергея Мошкова, студента-четверокурсника биофака ЛГУ. Были и другие «примкнувшие» – Валерия Чикатуева (сослуживица Люси Климановой по «почтовому ящику» в ныне знаменитых Шиханах Саратовской области), Юрий Беляев (коллега Сергея Хахаева по работе). О программе, не говоря уж об «уставе», даже речи не шло, хотя КГБ, верный историко-революционным шаблонам советской эпохи, и пытался впоследствии определить труд Ронкина и Хахаева как «программу». Так что организации не существовало ни формально, ни фактически, и даже цели такой не было –создать организацию. Название группы возникло уже незадолго до ареста, весной 1965-го, и произошло это почти случайно: ребята решили, что пора издавать журнал, выбрали ему название «Колокол» –(подчеркивали преемственность с А.И. Герценым) Надо было как-то обозначить, органом чего оный журнал является! Проставили: «орган

Союза коммунаров» (отсыл к Парижской коммуне). Впрочем, публика больше обратила внима ние на название, и группа Ронкина–Хахаева так и осталась «группой “Колокол”» в памяти большинства людей, слышавших или читавших в самиздате об этой истории. А среди знакомых, старых и новых, возникших уже после ареста, суда, лагерей и ссылок, прочно утвердилось наименование «колокольчики».

 Между брошюрой и «Колоколом» были листовки –наиболее криминальная составляющая подпольной деятельности «коммунаров». Весь 1964 год был посвящен составлению, размножению и распространению листовок –в Ленинградском Университете, на туристических слетах, среди студентов, отправляющихся на целину. Содержание листовок было довольно стандартным для такого рода литературы: ≪Товарищи студенты, оглянитесь вокруг≫ и т.д. (Сейчас несколько экземпляров этих листовок хранится в архиве Санкт-Петербургского НИЦ «Мемориал»).  Но листовок недостаточно –прежде всего, потому, что не очень понятно, к чему, собственно, призывать молодежь. Ощущалась необходимость в аналитике. Отсюда и возник журнал, давший название груп-пе. Ронкин с Хахаевым, памятуя известное изречение Ленина о том, что газета –не только коллективный агитатор и коллективный пропа-гандист, но и коллективный организатор, возможно, имели в виду еще и расширение если не «организации», то круга сочувствующих и поддерживающих.

Это было, пожалуй, самое интересное предприятие, затеянное группой. Авторы «Колокола» – Ронкин, Хахаев, Смолкин, Иофе, – интуитивно поняли, что надо выпускать не узкотеоретическое издание, что неизбежно привело бы журнал к догматизму и занудству, и не агитку, что было бы не нужно и просто скучно. Они составляли номера из актуальных статей на конкретные политические темы: о причинах и движущих силах антихрущевского переворота, осуществленного верхушкой ЦК в октябре 1964 года; об имперской политике кремлевского руководства (автор –Ронкин –противопоставлял эту политику ленинскому интернационализму); о сталинистских тенденциях в новом ру-ководстве; о многопартийной системе (авторы возлагали свои надежды на то, что развитие внутрипартийной демократии приведет к появле-нию внутри КПСС фракций, которые постепенно эволюционируют до полноценных политических партий) и о советских выборных фарсах; о непоследовательности и половинчатости попыток начать эконо-мические реформы; о «третьем мире»; о политических карьерах ново-го председателя Совета Министров Косыгина и бессменного главного идеолога партии Суслова. Пытались собрать сведения о новочеркасском расстреле 1962 года, о других случаях массовых волнений.

Всего с апреля по июнь 1965 года было подготовлено три выпуска «Колокола». Первые два имели довольно широкое хождение не только в Ленинграде, но и в других городах. Третий разойтись не успел. Слежка, довольно грубая, велась за всей компанией в течение нескольких недель, а 12 июня 1965 года КГБ решил, что с него хватит. Были произведены аресты: арестовали Ронкина, Хахаева, Гаенко, Иофе, Смолкина и Мошкова. (Впоследствии «колокольчики» немало развлекались на тему о том, что день их ареста был провозглашен в 1992 году национальным праздником). Еще арестовали их приятеля и сокурсника Владимира Шнитке, но через несколько дней выпустили: не нашлось достаточных улик его подпольной деятельности. Зато неделей позже в Саратове арестовали Люсю Климанову, а еще через два месяца – Валю Чикатуеву и еще одного выпускника Технологического института Бориса Зеликсона (последний к подпольной деятельности ≪коммунаров≫ имел довольно отдаленное отношение –брошюру читал и кому-то давал ее читать, –но безумно раздражал гэбистов своим вызывающим поведением на допросах, легкомысленными шуточками и вообще был известен как личность сугубо нелояльная).

Следствие и суд хорошо и подробно описаны в статье Вениамина Иофе (2). Здесь достаточно сказать, что всем арестованным было предъ-явлено обвинение по ст. 70 Уголовного кодекса РСФСР («антисоветская пропаганда и агитация») и почти всем, за исключением Зеликсона, ст. 72 («участие в антисоветской организации»). Ленгорсуд заседал целых две недели – с 12 по 26 ноября 1965 года: дело было неординарным даже для Ленинграда, «колыбели революции». Все девять обвиняемых были признаны виновными и приговорены к лагерным срокам, от двух (Климанова) до семи (Ронкин и Хахаев) лет; Ронкину и Хахаеву, как лидерам, вдобавок к лагерному сроку навесили еще по три года ссылки.

Вопрос о месте отбывания не вставал: в то время все без исключения политические заключенные содержались в нескольких зонах одного и того же лагерного комплекса –Дубравлага в Мордовии. Туда и доставили в марте 1966-го всех ≪колокольчиков≫, постаравшись разбросать их по разным лагерным отделениям (но на девятерых отделе-

ний все ж не хватило). Ронкина сначала привезли на 11-е, самом большое отделение, которое дислоцировалось в поселке Явас – «столице» Дубравлага. Там он пробыл недолго, и в канун Нового, 1967 года его перебросили, как сказали бы эпохой раньше, на отдаленную штрафную командировку –в поселок Озерный, в18 километрахот Яваса. Там, на 17-м лаготделении, Ронкин провел (пробыл? прожил? –в общем, просидел) два с половиной года из отведенных ему семи. Сидел он довольно бурно; он и его одноделец Сергей Мошков, также переброшенный из Яваса в Озерный, сразу вошли в интернациональную компанию сравнительно молодых и энергичных людей, готовых к протесту в за-щиту своих прав и вообще всяческой бузе. Среди них были московские диссиденты, литовские, латышские, эстонские, украинские и русские националисты, были и марксисты –другие, более раннего, чем Ронкин и Мошков, разлива. Легко догадаться, что Валерий моментально вписался в эту компанию и чувствовал себя в лагере как рыба в воде.  Еще бы: с политическими оппонентами так интересно спорить! (Впро-чем, спорить с единомышленниками Ронкину было еще интереснее).  Воевать с лагерным начальством было не так интересно, но приходи-лось: политзаключенные 1960-х не могли позволить себе игнорировать хамство, грубость и произвол администрации и надзорсостава – просто потому, что осознание себя политзаключенными предполагало, в частности, немедленную и жесткую реакцию.

Одним из самых ярких эпизодов пребывания Ронкина на 17-м лаг-отделении была десятидневная коллективная голодовка шестерых политзаключенных (В. Ронкин, С. Мошков, В. Калниньш, Ю. Шухевич, Ю. Даниэль, Б.Здоровец) в защиту своих прав. Ронкин и его друзья объявили голодовку не «за пайку», а против произвола и за свои гражданские права. Конечно, главное требование – прекратить практику произвольного лишения свиданий и конфискации переписки –касалось режима.  Но два других требования уже относились к гражданским правам заключенных в чистом виде. Первое –право на интеллектуальную творческую деятельность в свободное время (литературные занятия, живопись, научная работа и т.д.) и свобода от произвольных, без санкции прокурора, конфискаций результатов этой деятельности: рукописей, рисунков и пр.

Второе – возможность свободного отправления религиозных обрядов и исполнения религиозных предписаний: право невозбранно молиться, носить нательные кресты, иметь при себе религиозную литературу, иконки и другие предметы культа. Характерно, что убежденные атеисты, – в частности, Ронкин, – отстаивали это право плечо к плечу с верующими; характерно для эпохи (это был февраль 1968-го), но крайне характерно и для самого Ронкина. Голодовки в лагере случались нередко; но эта оказалась уникальной – о ней узнали за границей, и кое-кто из лагерного персонала, с выпученными от ужаса и изумления глазами, шепотом сообщал, забегая в камеры к голодающим: «О вас по “ГолосуАмерики” передавали!».  

Позже к огласке привыкли и уже не обращали на нее особого внимания, но это был первый случай. Возможно, поэтому начальство быстро уступило: голодающим объявили, что их требования будут по мере возможности исполняться, а в будущем, не исключено, войдут в готовившийся в то время новый Исправительно-трудовой кодекс. Ни в какой кодекс, конечно, ничего не вошло, но на некоторое время начальство действительно поумерило свой раж в лишении свиданий, конфискации писем, изъятии стихов, дневников, Библий и т.д.  Вторая голодовка, в которой Ронкину довелось участвовать, была вызвана вполне конкретной ситуацией: жену его солагерника и друга Александра Гинзбурга перестали пускать на свидания, поскольку их брак не был зарегистрирован. В мае1969 г. Гинзбург объявил голодовку, в на-чале июня к ней присоединился Ронкин, а за ним –еще три человека (Ю. Галансков, Л. Бородин, В. Платонов). Администрация не выдержала и отменила свое распоряжение; а в августе Гинзбургам разрешили зарегистрировать свой брак в местном ЗАГСе. Но Ронкина к этому моменту в Озерном уже не было: в июле его, по совокупности прегрешений, увезли досиживать оставшиеся три года срока во Владимирскую тюрьму. 

Во Владимире Ронкин и закончил в1972 г. свой семилетний срок.  Трехлетнюю ссылку отбывать его отправили по этапу в поселок Нижняя Омра Троице-Печорского района Коми, куда к нему приехала и жена с маленькой дочкой. В Нижней Омре он все три года отработал в плотницкой бригаде.

Вернуться после ссылки домой Ронкины (их уже было четверо – в 1974 году родился сын Владимир) не могли –с такой судимостью, как у Валерия, в Ленинграде не прописывали, только за 101-й км. Устроились в Ленинградской области в г. Луге; не без скандала Валерию удалось добиться трудоустройства –на заводе, слесарем. Только через 4 года он сумел перейти работать на другой завод сменным инженером-технологом, где и проработал до пенсии. В Луге Валерий с Ириной прожили до 2004 года и лишь тогда перебрались в Питер.

Биография Валерия Ронкина после ссылки – это обычная жизнь обычного советского диссидента. Работа, не соответствующая ни квалификации, ни специальности. От случая к случаю – поступки, которые начальство расценивало как диссидентские. На самом деле  Валерий никогда не считал себя связанным никакими условностями, в том числе и диссидентским кодексом поведения – он просто чувствовал себя свободным и независимым человеком, и жил соответственно. Например, когда в 1978 году в очередной раз судили его друга Александра Гинзбург а, он взял и поехал в Калугу, где проходил суд; не потому, что «так положено», а потому, что считал это важным для поддержки Алика

и его близких. В ответ – тупые и вялые гонения, исходящие от органов госбезопасности: допросы, «беседы», неприятности на работе. Вновь – абсурд советской организации производства, увиденный на этот раз не глазами инженера-технолога, а глазами «простого рабочего». 

От ортодоксального марксизма Ронкин отошел еще в лагере, оставшись, однако, человеком отчетливо леволиберальных убеждений. Впрочем, нет смысла описывать эволюцию его мировоззрения: она прекрасно прослеживается по материалам настоящего собрания сочинений.  Он был очень общительным человеком. В Луге многие знали и любили Ронкиных и ходили к ним в дом, несмотря на то, что контакты с ними не поощрялись начальством. Валерий поддерживал дружбу с бывшими зеками; он был одним из тех редких людей, которые после освобождения не забывают солагерников. Жизнь в Луге, ближайшем к Ленинграду городе, где позволено было селиться людям с «политической» судимостью, этим дружбам, – и старым и новым, – способствовала. Но самыми близкими людьми для него по-прежнему оставались друзья его юности: «колокольчики», бывшие «рейдовики», выпускники Технологического.

В годы перестройки Валерий Ронкин, как и многие другие дисси-денты, принял активнейшее участие в «неформальной», как тогда говорили, деятельности – не только в Луге, но и в Ленинграде: публиковал в журналах и газетах многочисленные публицистические заметки на самые разные темы, выступал на собраниях и митингах, был активистом Лужского клуба «Перестройка», помогал в работе Санкт-Петербургского «Мемориала» – составлял списки репрессированных по Лужскому району, проводил опросы. Когда клуб «Перестройка» прекратил свое существование, темперамент Валерия стал выражаться больше в разговорах и литературной работе, нежели в «невербальной» активности. Большинство текстов, помещенных в этой книге, относятся к эпохе перестройки, постперестройки и «нового застоя» 2000-х. Часть из них написана в Луге, часть – уже в Петербурге, куда Ронкины вернулись в 2004 году.  На июнь 2010 года был назначен «большой слет» участников «Колокола» –исполнялось 45 лет с момента ареста участников группы (как «колокольчики» шутили –12 июня – день официального признания), приехали друзья из Красноярска, Израиля. Валерий Ронкин совсем немного не дожил до этого юбилея. Он умер в ночь на 31 мая 2010 года в возрасте неполных 74 лет.

Такова внешняя схема биографии Валерия Ефимовича Ронкина.  Внутреннее же содержание его жизни, нисколько, впрочем, не противоречащее основным событиям биографии, – это напряженная работа мысли, охватывающая все доступные ему отрасли гуманитарного знания: историю, философию, социологию, политологию, искусствознание, культурологию etc. Во всех этих областях Ронкин был Великим Дилетантом, не стесненным догмами, нормами и условностями данной отрасли знания, –именно поэтому ему иногда удавалось в своих изысканиях достичь исключительно неожиданных и нетривиальных результатов. 

Вся эта раскаленная лавина идей, концепций, уподоблений и ассоциаций непрерывным потоком выплескивалась на окружающих в знаменитых «ронкинских монологах», и лишь небольшая их часть получала письменное воплощение.

Эта относительно небольшая часть интеллектуального наследия Валерия Ронкина и предлагается сейчас вниманию читателя.

 

(1) Ронкин В.Е. На смену декабрям приходят январи… Воспоминания бывшего бригадмильца и подпольщика, а позже – политзаключенного и диссидента. М.: Общество «Мемориал» – Изд-во «Звенья», 2003.

(2)  Песков В. [Иофе В.В.]. Дело «Колокола» // Память: Исторический сборник. Т. 1. М., 1976; Нью-Йорк: Изд-во «Хроника», 1978, с. 269–284.

**

 

Из книги: Алексеев А.Н  Драматическая социология и социологическая ауторефлексия. Из неопубликованных глав. (Электронное издание). Том 2/1. СПб.: 2013

 

«…ОН НЕНАВИДЕЛ СЛОВО „РАБ“, ЗА ТО ПОПАЛСЯ В ГЛАВНЫЙ ШТАБ…»

 

= Несколько вступительных слов

Валерий Ефимович Ронкин (ныне покойный. – А. А. 2013) - мой ровесник.

Его «эксперимент над собственной жизнью» был куда покруче моего, а «дело» Ронкина-Хахаева (и их подельников - преимущественно выпускников Ленинградского технологического института), издававших «Колокол» и т. д., в середине 1960-х - таким, что даже тогда о нем была молва, хоть и не было еще «Хроники текущих событий»...

Только в конце 1980-х нам с В. Р. довелось встретиться и подружиться.

О нем, как и о некоторых других моих «побратимах-экспериментаторах», еще будет рассказано в этой книге. Сейчас же ограничусь информацией, что В. Ронкин - инженер-химик, живет в г. Луге.(1)

Работы В. Ронкина на исторические, культурологические, политические и другие темы публиковались в журналах «Век XX и мир», «Новое время», «Нева», «Звезда», «Пчела» и др., в ряде газет. (2)

Ниже – ряд текстов Валерия Ронкина.

(Декабрь 1999).

 

(1)

 

= Из работ В. Ронкина конца 1990-х гг.

Лекция, прочитанная школьникам в Сахаровском центре (часть 1) (3)

 

Основатель кибернетики, Норберт Винер, приводит такую притчу: «Из дальнего плаванья вернулся моряк. Придя в гости к друзьям, он показал им чужеземное чудо – засохшую обезьянью лапу, которая могла выполнить любые желания. Сам он боялся попросить ее о чем-нибудь, так как, по слухам, никто из обладавших этой лапой ранее счастлив не был. Выслушав рассказ гостя, хозяин попросил подарить ему эту диковинку и сразу же обратился к лапе с желанием: “Хочу тысячу фунтов!” В дверь позвонили и появившийся человек положил на стол деньги: “Ваш сын погиб. Вот его страховая премия”».

Этой историей Винер иллюстрировал некое глобальное предостережение человечеству: стремясь к цели, нужно достаточно ясно представлять себе способы ее достижения, иначе цена успеха может оказаться слишком дорогой.

***

Диссидентское движение в России появилось отнюдь не в 1960-е годы. Собственно говоря, и большевики до того, как они захватили власть, тоже были диссидентами, причем цели, вдохновлявшие их, были прекрасными. Сострадание к угнетенным, Интернационализм, Свобода, Равенство, Братство и т.д. и т.п. Эти ценности были квинтэссенциией европейской культуры, именно они, а не сталинские концлагеря, как

полагает Зюганов, позволяли рассматривать марксизм как продолжение христианской традиции, несмотря на его, марксизма, безбожие, появившееся, кстати, гораздо раньше марксизма.

Этим и объясняется тот факт, что огромная часть европейских либералов, активно выступавшая с антифашистских позиций, старалась не замечать сталинской мясорубки или даже оправдывать ее.

***

Очень скоро выяснилось, что захват власти большевиками вовсе не привел страну в желаемое будущее. И на местах, и в верхах партии началась борьба фракций. Конечно, в этой борьбе было место и личным амбициям, но одновременно с этим выдвигались и такие требования, которые, по мнению оппозиционеров, должны были бы стать гарантией от всевластия «нового класса», как спустя 20 с лишним лет назовет партийную бюрократию югославский коммунист Милован Джилас. Такими требованиями были передача власти Советам (децисты) или профсоюзам (рабочая оппозиция). В начале 1920-х годов за оппозиционные выступления еще не арестовывали. В1932 г. сын сибирского крестьянина, большевик с1914 г., видный партийный деятель, Мартемьян Рютин был приговорен к 10 годам лагерей, а через четыре года расстрелян. Вместе с ним сначала отправлены в лагеря, а потом и расстреляны были и его товарищи. (4)

Насколько я знаю, это было последнее выступление, в котором участвовали крупные партийные чиновники. Последующие сталинские репрессии против крупного начальства обуславливались дворцовыми интригами в значительно большей степени, чем ценностными установками жертв. Некоторые легенды мне приходилось слышать о красных командармах, которые якобы вступили в контакт с немецким генералитетом с целью одновременного устранения Гитлера и Сталина. Контакты касались гарантий взаимного ненападения Германии и Советского Союза в момент готовившихся переворотов. Я лично думаю, что все это не более чем красивая сказка.

***

Циничное отношение к социалистическим ценностям, характерное для властной верхушки, естественно распространялось и в низы, но там еще находились люди, верившие в «идеалы Октября». Время от времени в стране появлялись и почти сразу же арестовывались молодежные группы социалистического направления. Одной из таких групп посвящена повесть Анатолия Жигулина «Черные камни». Жигулин сам был членом подобной группы, был арестован в1949 г. и долгие годы провел в колымских лагерях.

Мне хорошо известно о деле Пименова по воспоминаниям его подельника, с которым я познакомился позднее, Бориса Вайля («Особо опасный». Харьков, 2005). Хорошо знаком я и с делом будущего депутата Верховного Совета РСФСР и первого созыва Думы России Михаила Молоствова.

***

В июне1965 г. за такую же деятельность была арестована группа из девяти и человек в Ленинграде, одним из арестованных был и я.

Нам казалось, что достаточно довести наши идеи до широкого круга граждан, чтобы положение в стране кардинально изменилось. В лагере же мы столкнулись с таким широким спектром идей и мнений, какого на воле мы себе и представить не могли.

Мы и некоторые другие группы нашего типа возникли, действовали и сидели в совершенно иное время, нежели Жигулин и его товарищи.

После смерти Сталина в стране произошли громадные изменения, произошли они сверху, по воле Хрущева и его окружения. В какой-то мере некоторыми из реформаторов двигали и идеологические мотивы, но причины того, что партийная верхушка поддержала Хрущева, крылись в другом – «новый класс» посчитал свое положение достаточно

устойчивым от выступления снизу и понял, что основная опасность для него исходит не от инакомыслящих, а от единоличной диктатуры вождя, опирающегося на отлаженный репрессивный аппарат.

***

В первых числах сентября того же1965 г. в Москве были арестованы писатели Андрей Синявский и Юлий Даниэль. Я считаю, что правозащитное движение как таковое можно датировать именно арестом этих писателей.

Вернувшись в разные сроки из лагерей, члены нашей группы тоже примкнули к этому движению.

На истории правозащитного движения я останавливаться не буду – на эту тему есть немало публикаций, назову наиболее общую и подробную: Людмила Алексеева, «История инакомыслия в СССР».

***

Инакомыслящие были объединены, да и то далеко не всегда, только общим врагом. Всех диссидентов того времени можно разделить на две категории.

Одни из них боролись за свои собственные права – художники хотели рисовать так, как они видят окружающий мир, писатели – писать вне идиотской партийной цензуры, которая, независимо от намерений автора, видела в каждом лысом персонаже намек на Ленина.

Верующие хотели отправлять свои обряды без вмешательства атеистов из Комитета по делам религии и КГБ. Крымские татары хотели вернуться в Крым. Прибалты боролись за независимость своих стран, сионисты – за право уезжать в Израиль.

На примере Гамсахурдии, Дудко, некоторых прибалтийских и украинских националистов мы можем видеть, что права человека их интересовали меньше всего. И в Израиле многие бывшие диссиденты стоят на ультранационалистических позициях.

***

Другая категория диссидентов исходила из этического, я бы даже сказал – эстетического императива.

Есть у А.С. Грибоедова коротенький стишок в альбом: «По духу времени и вкусу / Он ненавидел слово „раб“, / За то попался в Главный штаб / И был притянут к Иисусу». Вот так и нами, мной, по крайней мере, прежде всего, двигало именно эстетическое неприятие насквозь лживого режима, но это я понял гораздо позже.

Думаю, что и большевиками вплоть до начала 1920-х годов двигало то же самое эстетическое чувство – протест против уродства жизни и стремление построить прекрасное будущее.

Эта часть диссидентов боролась за свои права, как за права человека вообще, вовсе не ставя перед собой вопроса, насколько «человеку вообще» эти права нужны. Участники «социалистических» групп, в своем огромном большинстве, примыкали именно к этой категории.

***

Впрочем, далеко не все – многие, попавшие в «зону» как социалисты, там становились националистами. В первую очередь это касалось евреев и русских. В1967 г. была арестована группа Игоря Огурцова, объединявшая русских националистов еще до посадки.

Обратного движения – от националистических идеалов к социалистическим или общелиберальным я не наблюдал.

Как социалистически настроенная часть оппозиции идеализировала «трудящихся», так националисты идеализировали государство и идеологию, им казалось и многим кажется до сих пор, что можно создать идеологически чистого чиновника, свободного от личных амбиций и корысти, и передать в руки этих идеальных исполнителей судьбы всех остальных людей. Мы можем не соглашаться с эстетическими вкусами данной категории людей, но необходимо признать тот факт, что и они в первую очередь руководствуются не интересами, а эстетическими принципами.

***

Либеральное крыло оппозиционного движения, даже те, кто вовсе не считал себя социалистами, называли себя «левыми», правящую партию же считали «правыми» и не без основания. Вспомним Окуджаву: «Те, что справа, стоят, стоят. Но те, что идут, всегда должны держаться левой стороны». Впрочем, и социалистическая оппозиция КПСС считала КПСС «правой».

Начиная с французского Национального cобрания времен революции «левые» защищали права гражданина от государства, противопоставляли личность и государству, и нации, боролись против любой унифицирующей идеологии, которой в те времена были государственные религии. «Правые», наоборот, обоготворяли государство, нацию, официальное вероисповедание, традиции, выступали с консервативных позиций. До прихода к власти коммунисты были «левыми» – они исходили из «Коммунистического манифеста», где «свобода каждого» провозглашалась условием «свободы всех», обещали «полное отмирание государства» и т. д. и т. п.

В этом смысле мы опять оказались в зазеркалье – коммунистов зовем «левыми», а демократов «правыми». Некоторые даже именуют себя консерваторами. А что нам консервировать, кроме КГБ?

***

В «зазеркалье» мы попали не случайно. Те, кто боролся за реальные интересы, своего добились.

Боролись за национальные права? Татары живут в Крыму. Союзные республики получили независимость. Евреи могут ехать в Израиль.

Требовали свободы передвижения? Виноградов танцует в Америке, не опасаясь укола зонтиком.

Боролись за то, чтобы слушать и читать без райкомовской и гэбистской цензуры? Читайте.

За то, чтобы рисовать, как хочется? Рисуйте. Писать все что угодно, вплоть до лимоновского мата? Пожалуйста.

К правозащитному движению не принадлежала так называемая «экономическая оппозиция» – те, кто, нарушая абсурдные с экономической точки зрения законы, радел о своем кармане. Были и исключения – некоторые заботились о процветании своего предприятия или колхоза, например, погибший в лагере Худенко. И те и другие получили возможность – одни воровать, другие создавать. Вторых было меньше.

Те же, кто шел в лагеря ради абстрактной справедливости, не добились ничего. Напомню, что правозащитники демонстративно и искренне заявляли, что они политикой не занимаются, поскольку политика – грязное дело. Если сантехник занимается поборами и делает (свою работу. – Ред.) кое-как, то и сантехника – грязное дело. У порядочного

человека все дела чистые, в том числе и политика. Правозащитники были бескорыстными, не стыдились личных амбиций и не мечтали о постах и местах, а жаль. Может быть, имей мы властные амбиции, нам удалось бы чего-нибудь добиться. Когда спохватились, было уже поздно.

***

Политическая деятельность заключается не в том, чтобы свергать власть – та разваливается от внутренних причин. Политическая деятельность дает возможность организовать новые отношения, когда старые перестают функционировать.

Действительно ли диссиденты, в том числе и правозащитники, разрушили «реальный социализм»? Хрущевская реформа обошлась без них – появлявшиеся единицы в это время катали тачки на Колыме.

Конечно, диссидентское движение в республиках способствовало активизации национальных элит, у которых появилась возможность опереться на что-то иное, нежели московский штык. Диссидентское движение дискредитировало дряхлеющую власть в глазах мирового общественного мнения, а начальству уже хотелось выглядеть импозантно, да и упадок экономики делал Союз зависимым от развитых стран.

Но вовсе не правозащитники предложили идею разделить между собой воровской общак, награбленный в двадцатых годах экспроприаторами и умноженный в тридцатых рабовладельцами. Я знаю гэбэшника, который сразу же после отмены статьи конституции о руководящей роли КПСС бросил старую жену и взял молодую – раньше у него были бы неприятности. Впрочем, любовниц он мог иметь, и суть шла не о принципах, а о форме.

***

К сожалению, дело не только в этом. По тем или иным причинам правозащитные принципы не имеют в нашей стране массовой поддержки. Тоталитарные идеи выглядят в глазах огромного количества людей гораздо эстетичнее. Причины этого – тема особой лекции.

***

Сегодня фашизм – главная угроза стране и ее гражданам, и не суть важно, как будут называть себя его лидеры: национал-социалистами или коммунистами. В отличие от авторитарного режима, который обычно исходит из прагматических потребностей элиты, тоталитарный – базируется на эстетических предпочтениях его лидеров и ведомых ими масс.

Антифашизм, конечно, тоже базируется на эстетике, естественно, иной, нежели фашизм. Но не только на ней. Эти принципы, чтобы стать действенными, могут и должны опираться на прагматический интерес.

В чем же конкретная опасность фашизма, который, если исходить из наших традиций, примет отнюдь не итальянские формы и даже не гитлеровские. Там, по крайней мере, под видом евреев не уничтожали никого, кроме евреев. У нас же ежели нельзя было назвать кулаком – называли подкулачником.

Борьба политических амбиций, страх перед нелояльностью вчерашних соратников примет сталинские формы, и в этот водоворот будут втянуты не только те, кто претендует на власть.

Для реализации утопических проектов наличный человеческий «материал» всегда оказывается неподходящим, и поэтому такие режимы не обходятся без попыток вывести новую человеческую породу, апеллируя, прежде всего, к насилию.

Это тем легче делать, поскольку организация производства может быть основана только на двух принципах: материальной заинтересованности или внеэкономическом принуждении, и второй способ, поскольку сила есть – ума не требует, легче и проще реализуем, то всякий репрессивный режим непременно прибегает к нему. Гитлер пользовался рабским трудом людей оккупированных территорий. Сталин обратил в рабов миллионы своих граждан. В его время шахтеры не стучали каскам и – заключенных спускали в забои и без касок. Население лагерей определялось не столько политической необходимостью, сколько экономическими требованиями.

Наконец, фанатики, получившие абсолютную власть в стране, вооруженной термоядерным оружием, могут втянуть человечество в такую авантюру, перед которой Вторая мировая покажется детской игрой. Некоторые из них, еще не имея в руках термоядерной кнопки, уже прославляют эстетику Апокалипсиса. Но война может быть развязана не только фашистской властью – испуганные соседи по планете могут решиться на превентивную бомбардировку.

Страна, пережившая «красного» Сталина, должна остеречься его и в иной форме. И в этом реальный интерес каждого, кто не мечтает или не надеется удрать из нее. Насколько этот реальный интерес будет понят каждым, настолько у нас есть шансы избежать повторения пройденного.

08.03.1999

  гг.

= Из работ В. Ронкина конца 1990-х гг.

Обучаемы ли мы? (лекция, часть 2)

 

Умный учится на чужом опыте. Дурак не учится даже на своем собственном.

Угроза фашизма становится в России все реальнее, и мне кажется, что ни наша правящая элита, ни наши граждане так и не могут учесть не только опыт фашистской Германии, но и свой собственный горький опыт тоталитарной власти.

Я здесь говорю именно о Германии, а не об Италии, хотя слово фашизм родилось именно там, потому, что в российском политическом лексиконе именно термином «фашизм» определялся режим тотальной националистической диктатуры. В Германии это явление называлось «нацизмом».

Режимы Муссолини, Франко или Пиночета (тоже именовавшиеся в советской пропаганде фашистскими) представляли собой крайнюю форму авторитаризма, в то время как Гитлеру удалось создать тоталитарный режим. При авторитаризме государство становится собственностью вождя и окружающей его клики. Это же справедливо и для тоталитарного режима с одним существенным добавлением – все граждане страны становятся собственностью государства. Такое добавление очень существенно. В последнее время много говорилось о сходстве между сталинским и гитлеровским режимами. К сожалению, о различиях говорилось меньше, если вообще говорилось.

Германия имела опыт правового государства. Уничтожение евреев было варварством, но, насколько мне известно, как евреев уничтожали только евреев. В России же, когда пришла пора «борьбы с кулачеством», все неугодные бедняки были объявлены «подкулачниками».

Сегодня, когда разыгрывается карта национализма, еще до возможности реальной расправы, можно услышать, что Ельцин это Эльцин, а Лужков – жид.

Другим серьезным отличием было то, что гитлеровская идеология базировалась на уже архаичной для Европы родоплеменной языческой сакрализации кровного родства, насилия и жестокости. Что касается советской пропаганды, то она апеллировала к Состраданию, Интернационализму, Свободе, Равенству и Братству, т. е. к тому, что было квинтэссенцией европейской культуры. Именно это, а не концлагеря, как нам пытаются внушить коммунисты, позволяет рассматривать социалистическую идеологию как наследницу христианства.

Действительно, в «Коммунистическом манифесте» говорится о «свободном развитии каждого, как условии свободного развития всех». Даже сталинская пропаганда никогда не сакрализовала насилие – нам все время твердили, что насилие – это суровая необходимость сегодняшнего момента, и обещали отмирание государства как орудия этого самого насилия. Поэтому европейские либералы предпочитали не замечать, а иногда и оправдывать, сталинские убийства и концлагеря, не прощая того же самого Гитлеру.

Соответственно, и крах этих режимов привел к совершенно разным последствиям. В Германии вместе с режимом потерпела поражение и человеконенавистническая идеология Гитлера. На территории бывшего СССР вместе с крахом так называемого «социализма» была дискредитирована европейская система ценностей, использовавшаяся коммунистами в качестве идеологического прикрытия. Оказалось, что все разговоры о свободе, равенстве и братстве – только антураж, позволявший удовлетворять свои личные амбиции партийно-государственной верхушке.

Все, что мы имеем в России сейчас, – прямое следствие дискредитации социалистических ценностей, связанное с семидесятилетней властью коммунистов и полным непониманием этого нашими демократическими СМИ.

В начале 90-х годов одна либеральная газета поместила статью заместителя главного редактора. Суть ее была в том, что, дескать, коммунисты вдалбливали ему коллективистские ценности и представление об ответственности за страну, поэтому он на дружеских застольях пел окуджавинские «Возьмемся за руки, друзья!». Теперь он эту песню больше не поет и «чувство локтя» воспринимает как чувство локтя, упертого в живот соседу. Дескать, капитализм (тот самый, который он обличал в советское время за неплохую зарплату) не знает коллективизма (поверил в собственное вранье?) и поэтому он теперь не поет «Возьмемся за руки...».

На мой вопрос, участвует ли автор в застольях, что тоже является формой коллективизма, или пьет в одиночку, я ответа не получил.

Итак, какой мы видим сегодня Россию в зеркале СМИ? Верхи – коррупция, компроматы, презентации, цинизм, богатство.

Народ – невыплаченные зарплаты, бедность, проституция, нищенство, дедовщина и т. д. и т. п.

Во-первых, это не совсем соответствует действительности – я до выхода на пенсию работал на заводе, который увеличивал число рабочих, вовремя платил и платит зарплату.

Сколько писали о Собчаке, сколько эфирного времени ему было предоставлено! И никто не сказал, что Собчак предал своих избирателей. И не только квартирными махинациями, в которых его обвиняли, а самим фактом бегства за рубеж. Если обвинение политическое – тем более. Любовь к свободе толкала людей на костер и баррикады. А Собчак клялся в любви и... пшик!

Дети убежали с урока. Мой сын-первоклашка не сбежал вместе с остальными. Я у него спросил: «Ты остался потому, что убежать было страшно или стыдно?» Сегодня убегать не страшно и, увы, не стыдно.

А кто за все это время вспомнил депутатов Верховного Совета еще СССР, например, умницу Гаер или реформатора армии Лопатина?

СМИ – «не отражающее зеркало, а увеличивающее стекло». Мало дать сиюминутную «горяченькую» информацию, – ее необходимо еще и проанализировать. Мне могут возразить: «Вот в Америке...», но еще Гегель возражал против представления, что толпа мыслит конкретно, а философ – абстрактно. По мысли Гегеля, услышав про казнь убийцы, именно толпа судит абстрактно, умный же человек мыслит конкретно: что толкнуло преступника к убийству, как и кого он убил. (5)

В нашей конкретной ситуации задача СМИ не только сообщать, но и обобщать. Что хорошо для Америки – русскому смерть. Существует длительная традиция, приучившая наших граждан искать в печатном слове ответы на все вопросы жизни, а не только «жареные» факты.

Ладно бы хоть факты подавались честно. Вот в либеральной газете академик обличает крупного чиновника Госкомстата. У того-де пятикомнатная квартира. При этом не говорится о том, в каких квартирных условиях живут все остальные чиновники такого ранга, не выясняется, кто конкретно нарушил закон, вселяя чиновников в жилье, предназначенное для беженцев, платил ли чиновник за эту квартиру и, вообще, является ли эта ситуация криминальной.

Кстати, этот академик живет тоже, думаю, не в коммуналке. Ту квартиру, которую дала ему еще советская власть, он получил таким же образом, как и уничижаемый им чиновник – по рангу, отнюдь не оправданному успехами советской экономики.

Газета выполняет заказ по дискриминации конкретного человека или группы. Побочные явления – всеобщее растление населения, причем не самим фактом сообщения, а именно формой его подачи, – редакцию не интересуют. Апелляция к зависти и агрессивности, да еще в таких дозах, не может не привести страну к печальным последствиям.

В Библии приводится притча о царе Соломоне. Пришли к нему две женщины, принесли ребенка. Обе они родили в одно время, но у одной он умер. Каждая из них утверждала, что истинная мать она. Царь приказал ребенка разрубить на две части, одна из женщин согласилась с таким решением, но истинная мать закричала: «Пусть хоть и у мачехи, но живой!»

Все сегодняшние «демократы» плевали на свое дите, демократию, – режь ее, руби, но «мачехе» мы ее не уступим. И таким поведением каждая из «партий» дискредитирует не только своих противников, но в той же мере и самою себя – «власть не поделили», говорит обыватель и правильно говорит – по-иному ведут себя люди, имеющие общими основные ценности и расходящиеся в конкретных способах их достижения.

Ситуация, в которой оказались все мы, – безобразная, отвратительная. Я не случайно прибегаю к эстетическому ее определению – нарушение этических норм человеком воспринимается, прежде всего, как нечто антиэстетичное.

Утопия всегда эстетичнее действительности, поскольку она искусственна (искусство), в том числе и фашистская утопия. Сочиненный дизайнерами или позаимствованный антураж – это только некая добавка, хотя и он имеет значение.

Мы сами толкаем хороших ребят к коммунистам и фашистам, провозглашая словом и делом – преуспевание любой ценой. Рынок есть только средство и никогда не может стать идеалом сам по себе, разве что для того, кто мечтает украсть и удрать.

России очень повезет, если ей удастся избежать фашизма. Коммунизм себя уже дискредитировал – появление большого количества фанатиков-коммунистов маловероятно. А установление тоталитарного режима требует массового фанатизма. Фашизм Россия еще не пробовала. Люди, помнящие Гитлера, уходят с политической арены и из жизни. Приходят те, кто видел бравых фашистских молодчиков в «Семнадцати мгновениях весны», и те, кто сегодня видит баркашовцев на улицах.

Фашизм тем более вероятен потому, что за национализмом и государственность, т.е. за силовые методы решения всех вопросов начинают помаленьку выступать все больше представителей культуры.

Опасности, которую представляет собой тоталитаризм, никто толком себе не представляет. Для фигур, принадлежащих к политической элите, ее и не существует – удерут, да еще представятся оппозицией, а то и правительством в эмиграции, и будут жить на деньги тамошних налогоплательщиков.

В чем опасность тоталитарного режима?

Первая и основная опасность заключается в том, что стимулом материального производства может быть либо материальная заинтересованность, либо насилие. В «Утопии» Т. Мора путешественник спрашивает утопийца: «Кто же выполняет у вас грязную и тяжелую работу?», и получает ответ: «Секта альтруистов. Но поскольку альтруистов не хватает, мы используем для этой цели преступников, обращенных в рабство». Это – в выдуманной утопии.

Не секрет, что сталинская экономика была основана на рабском труде заключенных и крепостном труде колхозников, прикрепленных к земле и работавших за «палочки» под угрозой превращения каждого из них в раба-заключенного за невыполнение нормы трудодней. Гитлер набирал рабов на покоренных территориях.

Я думаю, что сталинские аресты, как и гитлеровская агрессия, в первую очередь стимулировались экономическими причинами. Политические репрессии были нужны только для того, чтобы держать в повиновении всю эту массу рабов и крепостных.

Зюганов, может быть, и очень приличный человек, но ему в спину дышат уже илюхины, макашовы-баркашовы и селезневы, уже сегодня мечтающие о каторгах, на которых заключенные будут подыхать. Конечно, виновные, но ведь у них и «Сталин невиновных не сажал».

Запутавшись в своих противоречиях, тоталитарный режим может толкнуть страну в военную авантюру. Дугин, кажется, уже разглагольствует об эстетике апокалипсиса. Не толкнет ли приход тоталитарной силы другие страны к превентивным мерам? И в этом случае для России хрен не слаще редьки.

Сегодня коммунистические и фашистские утопии выглядят приличнее существующей действительности. Чем они могут обернуться?

И это все надо объяснять и не раз, и не два. Пропаганда добра строится по той же технологии, что и пропаганда зла, исключая ложь и хамство. Нам ни то, ни другое не нужно. Но доходчивые и многократно подтверждаемые лозунги – нужны. Тексты, рассчитанные не на снобов, а на нормальных людей, не всегда политически грамотных, тоже нужны. Защита наших принципов – нужна. Готовность к жертве – тем более.

Года три тому назад, выступая на семинаре Хельсинкской группы, я предложил создать суд журналистской чести. Теперь его собираются создавать те, у кого честь и не ночевала.

Может быть, извлечем уроки? Может быть, начнем создавать антитоталитарный фронт раньше, чем окажемся на лагерных нарах?

«Если я не за себя, то кто за меня? Если я только за себя, то зачем я?» – это было сказано давно.

В ваших руках большая сила. Не расходуйте ее на суету. Мы привыкли ссылаться на обстоятельства. То у нас виноват Сталин, то коммунисты, то зависимость СМИ от денежного мешка. С такой позиции зло оказывается всесильным. Но если каждый из нас будет твердо уверен, что он отвечает за себя и за страну, – они не пройдут! Я хотел бы кончить свое выступление стихами моего друга Юлия Даниэля, написанными им в концлагере:

 

Я ведь – не человек:

(Рост – 177),

Я твой окоп, Добро,

(Вес 66),

Я – смотровая щель

(Руки мои тонки),

Пушки твоей ядро,

(Мышцы мои слабы),

Камень в твоей праще.

 

08.03.1999

 

(2)

 

= Из работ В. Ронкина конца 1990-х гг.

Ленин и Сталин

 

В течение всего сталинского периода истории России в ходу был лозунг, сочиненный Горьким: «Сталин - это Ленин сегодня!». После XX съезда КПСС возобладала иная точка зрения. Партия, а вместе с ней и многие беспартийные многозначительно вздыхали: «Если бы был жив Ленин...».

После окончания хрущевской оттепели и власть, и многие из диссидентов вернулись фактически к старому лозунгу.

Между тем еще Гегель как-то сказал, что «мыслить это значит видеть в сходном различное и в различном - сходное». Эту максиму я в очередной раз вспомнил, посмотрев фильм Е.А. Киселева «Самый человечный человек».

Киселев по сути вернулся к горьковскому лозунгу, сменив оценку деятельности того и другого на противоположную. Свой рассказ о Ленине он начинает с того, что пытается опровергнуть точку зрения, тех, кто противопоставляет эти две знаковые фигуры новейшей истории. Соответственно,  подбирается и материал.

Но даже подобранный материал сопротивляется авторскому замыслу. Среди десятков людей, окружавших Ленина, названных в тексте и тех, кого я смог идентифицировать по фотографиям, только трое: Микоян, Молотов и Каганович не были расстреляны Сталиным.

Мог ли Ленин организовать «дело врачей» и что сделал бы он с Макашевым, ежели услышал бы его выступление перед казаками? И вовсе не потому, что в нем была капля еврейской крови.  Дзержинский поступил бы с Макашевым, да и его слушателями, кричавшими: «Любо!», точно так же - поставил бы их к стенке.

Ленин, знавший, что франко-прусская война привела к Парижской Коммуне, а Русско-японская - к революции 1905-го года, выдвинул лозунг о превращении империалистической войны в войну гражданскую, но еще до начала войны большевистская фракция IV Думы голосовала против военных ассигнований, еще на съезде II Интернационала Ленин выступал против войны. Ленину не могли и в голову придти идеи славянского или, тем более, православного «братства», несмотря на то, что он был крещен. (Между прочим, не Ленин крестился, а Ленина младенцем крестили. Это нельзя смешивать с тем, что некто сначала состоял в КПСС (не в октябрятах!), а после оттуда вышел. Ленин достаточно рано стал убежденным атеистом, это Сталин начал заигрывать с государственной религией - православием. (Мне могут привести цифры уничтоженных при Сталине священников. Думаю, они немногим будут отличаться от количества работников НКВД-МГБ, попавших в ту же мясорубку. Таков был сталинский метод ротации кадров, которые «решают все»).

Ленин начал в больших масштабах использовать принудительный труд. Так еще в «Утопии» Томаса Мора грязные и тяжелые работы выполняла секта альтруистов, а поскольку таковых не хватало, то и преступники, обращенные в рабство. Так то - в выдуманной стране!

Действительно, отмена материальных стимулов деятельности, неминуемо влечет за собой возвращение к более архаичной системе внеэкономического принуждения. Осознав, что на альтруистов в ближайшее время рассчитывать не приходится, Ленин перешел к иной («новой») экономической политике. А Сталин закрепостил крестьянство и миллионы людей отправил в концлагеря, на рабский, в самом прямом значении этого слова, труд.

Ленин был крайне левым фанатиком, Сталин - крайне правым диктатором. Впрочем, поскольку мы живем в зазеркалье, немудрено, что путаем лево и право. За 200 лет до российской Перестройки во французском Национальном собрании слева сидели те, кто выступал за права человека, апеллировал к личности и прогрессу. Справа же сидели сторонники жесткой государственной власти, национального единства и уважения к традициям, внеэкономическим формам организации общества (т. е. к методам прямого насилия). С тех пор так и повелось. Большевики всерьез мечтали о полном отмирании государства, были искренними интернационалистами, надеялись в полной мере и немедленно осуществить девиз Великой Французской Революции: «Свобода, Равенство и Братство!» и поэтому были крайне левыми.

Сегодня модно говорить о несовместимости положений этой триады. Но демократические страны, потому и демократические, что умеют находить некий подвижный баланс между ними. Сегодня мы на опыте знаем, что эти идеалы нельзя осуществить немедленно и в полной мере. Мы должны понять, что фанатики в случае успеха неминуемо превращаются в палачей и сами становятся жертвами палачей-циников, коим прокладывают дорогу.

Сегодняшние коммунисты являются крайне правыми. Правее их, а может быть просто откровеннее, только Баркашев.

Их идея совместить преимущества капитализма с преимуществами социализма сводится к одному - все отдать государству, чтобы было вольготно воровать, как при социализме, а пользоваться наворованным, не таясь, как пользуются собственностью при капитализме.

Для того же, чтобы было чего воровать - восстановить ГУЛАГ, как фактор экономической политики. (Селезнев уже мечтает о каторгах, на которых будут умирать заключенные). Методы любые - от гражданской до мировой войны. Деньги - кто бы ни дал, возьмут.  Именно на эту часть ленинского наследия они сегодня и претендуют.

Что касается целей, во имя которых Ленин готов был пойти на жертвы, кровь, моральные компромиссы, этого сегодняшним коммунистам не нужно.

Эти идеалы нужны демократии. Мы должны понимать и помнить, что общество, отвергающее идеалы интернационализма, свободы, равенства и братства, неминуемо превращается в криминальную банду или в концлагерь. На эту часть ленинского наследия мы должны заслужить право.

Ронкин В.Е., 23.04.1999

 

[...Преемственность, но не тождество!

Надеюсь, читатель не заподозрит моего друга в симпатиях к В.И. Ульянову-Ленину или в попытке его «реабилитации» перед судом Истории. - А. А. 2000]

 

(3)

             

= Из рассылки от 2.06.2010

Дорогие друзья!

Жизненный мир многих из нас существенно оскудел. Будем, однако, благодарны судьбе, что она  подарила нам  Встречу и даже Дружбу с этим удивительным человеком.

Прощание состоится в четверг, 3 июня2010 г. Сначала -  в 11 час., в помещении НИЦ «Мемориал» (ул.  Рубинштейна, 23).  Около 13 час. автобусы отвезут желающих на Парголовское кладбище. Около 15 час. – похороны. Те, кто захочет и сможет, вернутся в НИЦ «Мемориал» примерно к 17 час.

 (А. Алексеев. 2.06.2010)

 

(4)

 

[Ниже – современные тексты, посвященные В.Е. Ронкину. – А. А. 2013]

 

= Из публикаций на портале «Когита.ру» (6)

 

22 сентября 2012 года в Научно-информационном центре «Мемориал» (СПб) состоялась презентация 2-томника сочинений Валерия Ефимовича Ронкина, выпущенного петербургским издательством «Норма» (директор изд-ва – М.Л. Филиппова).

Давно не было такого аншлага в НИЦ «Мемориал». Около 70 человек еле поместились в небольшом конференц-зале.

Вел презентацию председатель Совета НИЦ «Мемориал» (СПб), кандидат исторических наук А.Д. Марголис. О яркой, насыщенной событиями и разнообразным творчеством, жизни «бывшего бригадмильца и подпольщика, а позже - политзаключенного и диссидента», как определил сам себя В.Е. Ронкин (1936-2010) в подзаголовке своей книги «На смену декабрям приходят январи», вышедшей в 2003 году, рассказала Ирина Тимофеевна Ронкина, супруга и вдова В.Е. Ронкина. Ее рассказ иллюстрировался содержательным «слайд-шоу» из семейного архива. Удалось также посмотреть и послушать видеозапись 15-минутного интервью Валерия Ронкина 2007 года. 

Содержание 2-томника «Сочинений» (социология, история, философия, культурология, публицистика) презентовал присутствующим один из редакторов-составителей этого собрания трудов, социолог, кандидат философских наук А.Н. Алексеев.

Выступали друзья, коллеги, со-трудники, со-ратники, со-участники жизни Валерия Ронкина, его почитатели и читатели, а также эксперты – профессионалы в сферах его научных и культурных интересов.

В целом участники презентации были единодушны: выход в свет «Сочинений» В.Е. Ронкина есть событие интеллектуальной жизни, далеко выходящие за пределы круга людей, которые лично его знали, помнят и любят.

(Я сейчас не пишу подробного репортажа. Аудиозапись презентации, при желании, можно послушать или скачать; файл будет храниться до 23.10.2012).

Некоторые выступавшие особо благодарили издательство «Норма», отличающееся высоким качеством и культурой издания литературы такого рода. Уместно назвать здесь тех сотрудников издательства, которые были непосредственно заняты в работе над этой книгой: директор – М.Л. Филиппова; корректор –  Д.М. Капитонов; художник – Ю.Н. Куршева; компьютерная верстка – М.Б. Гургуца.

Все участники презентации в НИЦ «Мемориал» 22 сентября, как обычно, были одарены презентуемой книгой.

 **

 

= Предисловие А. Алексеева и И. Ронкиной к «Сочинениям» В.Е. Ронкина (2012) (7)

От редакторов-составителей

 

Перед тобой, читатель, – книга сочинений Валерия Ефимовича Ронкина (1936–2010), которая никогда не задумывалась автором как книга.  Это именно сочинения, составлявшие лишь часть его плотно насыщенной творчеством, познанием и общением жизни, своего рода дневник приключений духа, воплотившийся в трактаты, статьи, заметки, как правило, писанные «для уяснения самому себе» и для друзей, но и для оппонентов тоже, а среди последних – современная автору власть и казенная наука.

Все же к середине 2000-х пришло осознание того, что все эти создававшиеся на протяжении всей жизни разнообразные и автономные произведения, принадлежащие перу химика-технолога по образованию и профессии и социального мыслителя и деятеля по жизненной сути, составляют некую целостность. По счастью, сам Валерий успел собрать свои литературные труды на сайте, а потом на диске, который раздаривал. Структура этого любительского (как все, что ни делал Валерий) собрания сочинений в основном воспроизведена в настоящем двухтомнике.

Здесь эта структура представлена в виде четырех крупных разделов: СОЦИОЛОГИЯ И ИСТОРИЯ, ФИЛОСОФИЯ, КУЛЬТУРОЛОГИЯ и РАЗНОЕ.

Раздел «Социология и история» включает в себя подразделы, которые иногда совпадают с относительно крупными произведениями (их жанр уместнее всего определить как трактаты), а иногда составлены из тематически близких статей. В частности, открывается этот раздел работой «Системный взгляд на историю», которая писалась, можно сказать, всю жизнь. Валерий предваряет ее современную публикацию следующим замечанием:

 

«Этот опус я начал обдумывать еще во Владимирской тюрьме, примерно в 1970 году. Окончательно оформлен он был в конце 1970-х годов. За эти 30 лет многое изменилось. Изменились и мои представления.

Сейчас (в 2008 г.), перенося на компьютер свои тогдашние размышления, я кое-где вношу некоторые поправки-комментарии. Эти современные вставки я выделяю курсивом. В. Р.».

 

Так обычно поступает Валерий и с другими своими давними сочинениями. И обращаясь сегодня к «опусам» еще советских времен, поражаешься тому, как усматриваемая порой самим автором историческая наивность сочетается с усматриваемыми ныне нами прозрениями. Ибо, будучи абсолютно независим от догм тогдашней (да и нынешней) официальной науки, автор, начинавший как правоверный марксист, уже тогда (70-е гг.) уверенно ревизует, например, «учение об общественно-экономических формациях» (первобытно-общинный строй, рабовладельческий, феодальный, капитализм, коммунизм). В противовес марксовой пятичленке, В. Ронкин обосновывает свою четырехчленку, в которой центральным и сквозным понятием оказывается «саморазвивающаяся система» (СРС). Такими системами выступают и общество в целом, и отдельные его части, и личность.

Не углубляясь здесь в различия сменяющих друг друга на протяжении всемирной истории основных сфер деятельности и типов хозяйства (марксизм, как известно, именно экономику кладет в основу общественного устройства), укажем на ронкинское различение и эволюцию типов саморазвивающихся систем:

1) примитивно-конкурентный (интегративный) с биологической точки зрения;

2) формально-централизованный (объемлющий и рабовладельческую формацию, и «азиатский способ производства», и феодальный строй);

3) организованно-конкурентный (капитализм);

4) интегративный (неформально-централизованный).

Этому соответствует и историческая смена преобладающих форм управления:

1) традиция;

2) приказ, повеление;

3) договор;

4) совет, рекомендация.

Будущее, посткапиталистическое общество предстает у В. Ронкина «обществом знания», в котором «интеллигенция становится ведущей социальной силой».

Мы обратились к содержанию социально-философских идей Вале-рия Ронкина лишь на одном примере и никак не претендуем на их обзор и аналитическое рассмотрение.

Следующий подраздел раздела «Социология и история» включает в себя другой трактат – «Размышления о социальной роли государства» (это уже работа периода середины 2000-х гг.), после чего – подразделы «Теория социума», «Путь России» и «Национальный вопрос», охватывающие статьи разных лет –от 1970-х до 2000-х.

Приведем здесь названия лишь некоторых статей, характеризующих диапазон интересов Валерия Ронкина как социального исследователя:

«Прошлое и будущее социализма» (1978); «Общественные формации: реальность или фикция?» (1988); «Проблемы диалогичности в социально-культурном развитии» (1988); «Чем государство богатеет? В чем ошибался Карл Маркс?» (2010); «От Утопии до ГУЛАГа» (2009); «Российская антиутопия (Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин и другие)» (1999); «Лев Троцкий (Попытка психологического портрета)» (2008); «Предыстория национализма» (1996); «Рецензия на книгу Л.Н. Гумилева ”Этногенез и биосфера Земли”» (1992).

Некоторые из этих работ публиковались, но большинство впервые выходят в свет в печатном издании.

Второй раздел «Сочинений», замыкающий собой том 1, –это «Философия», где Валерий Ронкин представлен своим, пожалуй, opus magnum –«Апология рационального». Воспроизведем здесь начало авторского предисловия:

 

«Эти свои размышления я начал приводить в порядок в начале 1980-х годов. Полностью закончена работа была к концу 1986 года.

Вопрос – почему массу людей так легко удается водить за нос всякому, кто за это всерьез возьмется, от «великих вождей» до мелких мошенников, – интересовал меня давно. Может быть, поэтому мифология стала моим хобби. Постепенно я стал обращаться и к книгам, посвященным теории мифа. После прочтения одной из них я вдруг захотел перечитать «Материализм и эмпириокритицизм» Ленина, а перечитав, понял, что это, по сути, хорошо написанная инструкция по созданию мифа.

Первоначально я планировал заняться анализом этого ленинского труда, а равно и анализом (в этом же ключе) советской идеологии. Но и то, и другое считалось в те поры у нас государственным преступлением. Не желая вторично отправляться в места не столь отдаленные, я решил использовать эзопов язык и вообще нигде прямо не упоминать ни о Ленине, ни о Советском Союзе.

Это, на мой взгляд, оказалось даже к лучшему, т.к. вместо политической полемики мне пришлось заняться неким теоретическим анализом процессов взаимодействия психики человека и его среды.

Намеки, коими я обильно оснастил свои размышления, по прошествии времени превратились просто в примеры иррационального мышления. В то же время они хорошо иллюстрируют государственную идеологию нашего недавнего прошлого. Этой же цели служили и некоторые непосредственно не цитируемые в тексте ссылки».

 

Не менее ярко характеризуют авторскую позицию и два эпиграфа:

 

Господа! Если к правде святой

Мир дорогу найти не умеет,

Честь безумцу, который навеет

Человечеству сон золотой!

                                 П. Беранже

 

Сон разума порождает чудовищ.

                                             Ф. Гойя

 

А вот оглавление:

 

1. Особая реальность; 2. Интерпретация; 3. Рефлексивность; 4. Образ и понятие; 5. Приспособление к среде и приспособление среды; 6. Психологическая защита; 7. Символ и дескриптор; 8. Законы логики и закономерности мифа; 9. Мир символов и прагматический мир; 10. Концепции личности – рациональная и иррациональная; 11. Символы в рациональной культуре; 12. Иррациональная культура; Приложение I. Очерк эволюции сознания; Приложение II. Межполушарная асимметрия мозга; Глоссарий.

 

Примечательно, как сложнейшие философские, психологические и семиотические материи сопрягаются у автора с гражданственнным, антитоталитарным пафосом, как сочетаются «апология рационального» и «апология сотрудничества» (в той и другой автор выступает, пожалуй, с максималистских позиций). Проиллюстрируем это публицистической цитатой, завершающей данный трактат, который сам по себе, однако, напоминает стилем изложения скорее «Логико-философский трактат» Л. Витгенштейна:

 

«Пяти-шестилетние дети обычно считают, что когда они куда-нибудь идут, луна сопровождает их.

К семи-восьми годам дети начинают осознавать, что такое движение луны – иллюзия.

“Я раньше тоже думал, что луна всегда идет за мной, – рассказывал семилетний швейцарец Жан Пиаже. – Но теперь думаю иначе. У меня в школе есть друзья, и я понял, что луна не может идти за всеми нами сразу, если мы идем в разные стороны. Это только кажется, что она следует за нами, но это неправда”.

Рациональное мышление начинается тогда, когда “другой”, тот, кто идет в “другую сторону”, перестает быть “чужим”, становится другом.

Если истина дана только тем, кто идет вместе со мной, а всякий, кто идет в другую сторону (“шаг в сторону...”), либо заблуждается, либо лжет, – луна всегда будет следовать за мной, и я могу чувствовать себя повелителем Вселенной.

Но для того, чтобы луна стала доступной, ЧЕЛОВЕЧЕСТВУ необходимо мыслить иначе.

“Уважение к человеку! Уважение к человеку!.. Вот он, пробный камень! Нацист уважает лишь себе подобных, а значит, он уважает только себя...

Никто из нас не вправе себе одному приписать чистоту помыслов. Во имя пути, который я избрал, я могу отвергнуть путь, избранный другим. Я могу оспаривать ход его мысли. Ход мысли не всегда верен. Но если человек стремится к той же звезде, мой долг – его уважать, ибо мы братья по Духу.

Уважение к Человеку! Уважение к Человеку!.. Если в сердцах людей заложено уважение к человеку, люди в конце концов создадут такой общественный, политический или экономический строй, который вознесет это уважение превыше всего” (Антуан де Сент-Экзюпери. “Письмо к заложнику”).

Свою собственную психику можно приспособить ко всему, но, если высшей ценностью считать сохранение и развитие вида “Homo sapiens”, следует научиться мыслить рационально.

Возможно ли это? Можно ли волевым решением принять иную систему мышления?

Попробуйте.

Осознайте ранг интерпретации знаков, которые вы воспринимаете, повысьте ранг интерпретации.

Отделите символы от дескрипторов.

За планом выражения определите план содержания.

Постарайтесь встать на точку зрения другого. Не бойтесь посмотреть на себя со стороны. Не бойтесь зеркала! Не бойтесь посмотреть на себя с юмором. УЧИТЕСЬ СОТРУДНИЧАТЬ!»

 

В предисловии к «Апологии рационального» Валерий отмечает, что мифология стала для него хобби. И в самом деле, раздел «Культурология», открывающий собой том 2 «Сочинений», насыщен богатейшим аналитическим материалом, относящимся к мифологии всех времен и народов.

В основном это работы последнего 20-летия – от «Города-сада» (опубликован в журнале «Звезда» в1994 г.) до «Занимательного пройдохи (Трикстера)» (2009) – два эти очерка обрамляют подраздел «Архетипы».  Затем следует оригинальная ронкинская пушкиниана: подраздел «Над текстами Пушкина», в котором – и «”Сказка о царе Салтане”: архетипическое и актуальное» (1987), и «”Медный всадник”: ассоциации и размышления» (1998), и «Преданья старины глубокой (“Капитанская дочка”)» (2006), и «Предыстория “Памятника”» (2008). Отметим, что некоторые из работ этого цикла нашли свое место в профессиональных пушкиноведческих изданиях.

И, наконец, подраздел, озаглавленный собственно «Мифология», куда вошли объемное сравнительно-историческое исследование мирового сказочного фольклора: «Гуси-лебеди» (1979–1986), а также «Читая Ветхий Завет» (1992–2003), «Предания об амазонках» (1998) и др.  Один из материалов этого подраздела – «За сказочным образом» (1986–1996) – начинается пассажем, который хочется процитировать, Нам это представляется отличной иллюстрацией авторской манеры и стиля культурологических заметок:

 

«Нам читали сказки, когда мы были детьми, потом мы читаем их своим детям.

Мы знаем, что некоторые сказки похожи, что одни и те же сюжеты кочуют от сказки к сказке, от народа к народу. Мы можем вспомнить чудесные задачи и предметы, характерные для многих сказок, но редко задаемся задачей, почему в сказке возникает тот или иной образ. Привыкшие к авторской литературе, мы воспринимаем и сказочный образ как свободную игру фантазии. Более того, считая сказку жанром «несерьезным», «детским», мы предполагаем свободу сказочника абсолютной и редко задаемся вопросом – «а почему?».

Почему среди поля стоит одинокая печка, которая разговаривает с девочкой? Почему клубок катится к избушке Яги? Почему через речку Смородинку переброшен Калиновый мост?

Я не сделаю большого открытия, если скажу, что народную сказку никто не сочинял. Сказки, записанные собирателями за последние два столетия и передававшиеся изустно многие века, – это обломки мифологических представлений наших далеких предков.

Для этих людей мифология была субъективным отражением реальности, мировоззрением, мироощущением, не допускавшим свободной игры фантазии.

Мифологические обряды были элементами сложных мифологических систем, и их взаимоотношения, взаимосвязь были обусловлены закономерностями мифологической логики столь же жестко, сколь отношения и связь физических или химических символов определяется современной научной логикой.

За околицей поселения, за валом городища начиналась Дорога. Она петляла по незнакомым лугам и перелескам, уходила в дремучий Лес, полный хищников, проходила мимо поселений дружественных или враждебных, пересекала реки и уходила, вела и звала в Неведомое.

Под ногами был неведомый низ. Вниз можно было упасть и разбиться, утонуть, увязнуть в трясине, внизу было холодно и темно.

Над головой человека простирался неведомый верх, там, наверху, можно было спастись от хищников, сверху было далеко видно, сверху светило Солнце.

С понятиями верха и низа стали ассоциироваться понятия Добра и Зла, Своего и Чужого, Жизни и Смерти. Скрывшись за горизонтом, дорога меняла свое горизонтальное направление на вертикальное и, в зависимости от надежд или опасений, вела «вверх» или «вниз».

При этом, однако, понятия верха и низа не теряли и своего физического содержания. Двигаться вверх труднее, чем вниз, поэтому основные препятствия герой встречает, возвращаясь из нижнего мира. Ему приходится биться с чудовищами, уходить от погони, избегать хитрых ловушек, которые создают жены убитых им змеев, жертвовать частью тела, чтобы накормить гигантскую птицу, несущую его наверх.

А вниз он спокойно идет за катящимся клубком. Физическое свойство круглого тела – его способность самопроизвольно двигаться (катиться) вниз, органично вошло в образ сказочного клубка. В грузинской сказке царевич попадает в нижний мир, следуя за катящимся золотым яйцом.

Наверх клубок не катится. В исландской сказке «Плаванье Брана» с обетованного острова, принадлежащего к нижнему миру, клубок бросают на подошедшую к нему ладью, чтобы за нить подтянуть ее к берегу.

Держась за нить Ариадны, выбирается (наверх) из Лабиринта греческий герой Тесей.

Но одновременно с физической сущностью, клубок имел, если так можно выразиться, сущность метафизическую. Мифологическая нить – это как бы овеществленное время, время человеческой жизни. Три греческих богини, три Мойры, связаны с нитью. Одна из них, Лахетис, вынимает жребий, другая, Клото, прядет нить жизни человека, третья, Атропос, обрывает ее. Три богини-пряхи известны и в римской мифологии (Парки), и в скандинавской (норны), за прялкой проводит свое время и русская Баба Яга.

Спуск в подземный мир равносилен смерти. Для того чтобы вернуться на землю, необходима дополнительная жизнь, которую герой и получает в виде клубка. По дороге в нижний мир герой расходует не свою жизнь, а эту дополнительную.

Метафорическое сопоставление временной протяженности с пространственной (мы и сейчас говорим – отрезок времени, дорога жизни) было огромным достижением человеческого интеллекта…».

 

Еще - два культурологических подраздела: «Эссе» и «Взгляд и нечто».  В последнем, например, шутливый текст: «Собака в фольклоре и истории (автореферат диссертации на соискание очень ученой степени)».

Цитируем:

 

«Очевидно, что собака в глубокой древности была культовым животным. Тот, кто “съел собаку”, становился причастным к некоему сакральному таинству. Об этом же свидетельствует выражение “насобачился”. Ритуальное убийство собаки служителем культа упоминается в известном памятнике – “У попа была собака”...»

 

Фольклор в связи с историей – не в шутку, а всерьез – предмет многолетнего пристального интереса Валерия Ронкина. И мифологическое сознание в его сочинениях предстает отнюдь не только рудиментом детства человечества, но и актуальной чертой современности. Во всех своих культурологических изысканиях автор опирается на обширную и добротную фактографическую базу. А исследование у него зачастую приобретает характер расследования.

Вот, например: откуда пошло понятие-термин ВРЕДИТЕЛЬ в советском общественно-политическом лексиконе? Кто употребил это слово применительно к человеку раньше – советский Агитпроп или… В. Пропп, знаменитый филолог и автор «Морфологии “волшебной” сказки»? См. разыскание В. Ронкина на сей счет: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью» (2009).

Неожиданные параллели, резонансы, парадоксальные повороты мысли –вообще примета ронкинской культурологии. Так, например, ему удается убедительно показать, что пушкинская «Капитанская дочка» построена по ≪канону≫ волшебной сказки (см. того же В. Проппа).

И последний раздел (вторая половина тома 2 «Сочинений») –«Разное». Сюда вошли подразделы: «Публицистика» (в основном газетные статьи 1990–2000-х гг.), «Рецензии и письма», «О друзьях», «Стихи», а также извлеченные из «дальнего архива» – крамольный труд начала 1960-х гг. «От диктатуры бюрократии к диктатуре пролетариата» (в соавторстве с Сергеем Хахаевым) и несколько публикаций знаменитого «Колокола».

Мы постарались дать читателю представление о том, что именно он найдет, открыв эти два тома. Есть в «Сочинениях» В. Ронкина некое единство содержания и стиля, при значительном разнообразии тематики. А еще есть такая общая черта – любительство, что дало основание Александру Даниэлю (да и не только ему) говорить о Валерии Ронкине как о «Великом Дилетанте».

Принято противопоставлять любительство и профессионализм в пользу последнего. На примере Валерия Ронкина мы возьмем на себя смелость совсем иного толкования того и другого: любитель – это человек, делающий в соответствующей сфере деятельности то и только то, что ему интересно. Это человек, не связанный нормами и ритуалами профессионализма. Это, в частности, человек, занимающийся наукой ВНЕ социального института науки. Гениальным дилетантом в области гуманитарных наук был, например, выдающийся российский биолог и энциклопедист А.А. Любищев.

Несколько слов о том, чем в основном занимались и с какими проблемами столкнулись редакторы-составители, готовя эту книгу к печати.  Проблемы оказались далеко не простыми.

Дело в том, что при всем своем «любительстве»≫ Валерий в обосновании всякого положения стремился опереться на «Монблан фактов». Его труды – свидетельства широчайшей общекультурной эрудиции и результат творческой переработки множества литературных источников. Научный аппарат в «Сочинениях» исчисляется сотнями названий. При этом в условиях работы урывками, при наездах в библиотеку из другого города, при несистематизированных конспектах, при необходимости сплошь и рядом цитировать по памяти, да и при не слишком хорошем знании правил библиографии, – оказалось, что все ссылки и цитаты требуют тщательной сверки и выверки, без чего публиковать никак нельзя.  На помощь пришел интернет с его поисковыми системами. В именах, в датах, в географических названиях, в упоминаниях источников, в цитатах пришлось внести на тысячу страниц не одну тысячу исправлений. Но возникали и ситуации, когда соответствующая цитата или библиографическое наименование, либо за давностью источника, либо в силу малоизвестности, еще не успели проникнуть в интернет.  Строго говоря, надо бы в таких случаях идти в Национальную публичную библиотеку для ознакомления с печатным источником de visu.  Но на такую работу у редакторов-составителей физической возможности не было. И памятуя, что наше издание все же не академическое, было решено пойти на компромисс: те относительно немногие цитаты, которые сверить с первоисточником не удалось, сохранены ≪как у автора≫ (т.е. с достаточно вероятными, по опыту остальных цитирований, искажениями), однако с пометкой – (*). Таких случаев в томе 1 оказалось около 150 и в томе 2 – около 100.

Указанное обстоятельство заинтересованному читателю следует иметь в виду и, по крайней мере, вторичного цитирования (цит. по: Ронкин В.Е. Сочинения) в отмеченных случаях избегать.

Подводя итог настоящей презентации «Сочинений» Валерия Ронкина, мы обещаем читателю порой нелегкое, но увлекательное чтение, соучастие в работе и полете мысли, творческих поисках и приключениях духа нашего замечательного современника.

А. Алексеев, И. Ронкина.  1 мая2012 г.

 

(5)

 

= Из стихов В. Ронкина (1965-1992) (8)  

 

Дон Кихот

 

Вскоре после свадьбы я подарил Иринке статуэтку Дон Кихота.

 

Всегда вперед, всегда в поход!

Он вечно рвался в бой.

Таким остался Дон Кихот

На памяти людской.

 

Он был костист,

Он был высок,

Он был упрям и смел.

Он много сделал… Если б смог.

Да жаль, что не сумел.

 

Не испугавшись ничего,

Он в наши дни шагнул,

У изголовья твоего

Он встал на караул.

 

Среди забот,

Среди хлопот

Он даст тебе совет.

Литой чугунный Дон Кихот –

Мой маленький полпред.

 

Октябрь 1965 г

 

 

 

Сергею Хахаеву

 

Суд окончен давно и готовы бумаги.

Значит, нам суждено жить с тобой в Дубравлаге.

По подъему вставать, дожидаться отбоя...

Дни и ночи считать, дни и ночи считать

Суждено нам с тобою.

 

Здесь и днем, и в ночи мысли голову кружат.

Стиснув зубы, молчи, чтобы не было хуже…

И не мучай души сожаленьем напрасным –

Это строгий режим, это строгий режим

Для особо опасных.

 

Здесь порою часы, как недели, проходят,

Здесь свирепые псы, автоматы на взводе,

И колючкой не зря огорожена зона –

Это спецлагеря, это спецлагеря

Для политзаключенных.

 

Не жалеешь ты, Русь, арестантской баланды!

Декабристов союз угодил в арестанты.

Чернышевский был там и Народная Воля,

А теперь вот и нам, а теперь вот и нам

Эта выпала доля.

 

Перед этапом. Февраль 1966 г.

 

 

Прожектора, колючка, вышки,

Собачий лай издалека.

И мы, вчерашние мальчишки –

Политзека, политзека.

 

Когда в ночи темно и душно,

И не дает уснуть тоска,

Оружье наше – наша дружба,

Политзека, политзека.

 

Наш быт совсем не из приятных

И доля наша нелегка,

Но мы не повернем обратно,

Политзека, политзека.

 

Пускай о нас никто не знает,

И маловато нас пока,

Сегодня на переднем крае

Политзека, политзека.

 

11 л/о, Явас, 1966 г.

 

 

Ю. Даниэлю

 

Громады глыб лежат веками

И ждут, вцепившись в складки скал,

Когда сорвется первый камень,

Чтобы начать Большой Обвал.

 

Еще ничем не знаменитый,

Лежит он где-то, мал и тих,

Кусок обычного гранита,

Неотличимый от других.

 

Но дрогнет твердь под небесами,

Когда, назначенный судьбой,

Рванется в бездну первый камень,

Лавину двинув за собой.

 

17 л/о, Озерный, 1967 г.

 

 

Песенка Ланцелота

 

Не хмурь, родная, глазки,

Печально не гляди,

Поведаю я сказку,

А сказка впереди.

 

По сказочным законам

От стародавних лет

Положено драконам

Поганить белый свет.

 

По сказочным законам

Глубокой старины

Отважным и влюбленным

Дороги суждены.

 

Придумано не нами,

Однажды на пути

На камень с письменами

Случайно набрести.

 

 «Когда пойдешь по левой,

Тебя невдалеке

Ждут ласковые девы

И деньги в кошельке.

 

На правом повороте

Ждут путника труды,

А после – жизнь в почете

До белой бороды».

 

По сказочным законам

От стародавних лет

Широкой да мощеной

Прямой дороги нет.

 

По сказочным законам

Тот край суров и дик, –

Не жалуют драконы

Идущих напрямик.

 

Не хмурь, родная, глазки,

Пугаться погоди, –

И это все не сказка,

А сказка впереди.

 

А впереди удачи,

И пир три дня подряд!

«Не может быть иначе», –

Нам сказки говорят.

 

К домашнему покою,

Дай срок, вернусь и я

С драконьей головою

На острие копья.

 

За сказкою иная

Ждет сказка впереди.

Не хмурь бровей, родная,

До встречи подожди.

 

ПКТ на 17-а л/о, п. Озерный, 31 декабря 1967 г.

 

 

Мы проходим зоной по пятеркам

Каждый день в один и тот же час.

Старшина в защитной гимнастерке,

Как рабочий скот, считает нас.

 

Мы идем, как будто, так и надо,

Подчиняясь правилам игры,

Только прячем в рукава бушлатов

Контрабанду тлеющей махры.

 

Счет окончен. Можно расходиться.

Но, однако, странная игра –

Над запреткой, словно над границей,

Не уснут солдаты до утра.

 

Нас шмонают истово и часто,

В каждую бумажку сунут нос.

В кабинетах важное начальство

Нами занимается всерьез.

 

Может, это вовсе не по праву,

Может, мы совсем не так сильны,

Но и мы всерьез приемлем славу

И удел враждебной стороны.

 

Озерный, 1968 г.

 

 

Экскурс в историю

 

Цари Иваны да Петры,

Их деды и отцы

Вели с адамовой поры

Россию под уздцы.

 

Дорога – гроб.

Хозяин крут

И не всегда тверез.

А потому считался кнут

Надежней, чем овес.

. . . . . . .

Но, наконец, пришла пора –

Царей прогнали со двора.

. . . . . . .

Клубились тучи грозовые,

И Ленин на броневике

Отважно предложил России

Приобрести кота в мешке.

 

Россия после царской ласки

Еще в рассудок не пришла,

А потому, не без опаски,

Решилась… и приобрела.

 

Но путь вперед тернистый,

К тому ж «мужик-дурак»

Затеи коммунистов

Не мог понять никак.

 

Чтоб управлять без риска

В кромешной этой тьме,

Пришлось вернуться к сыску,

Казарме и тюрьме.

 

Речисты и плечисты,

На вверенных постах

Трудились коммунисты

Противнику на страх.

 

И страх явился быстро,

Кого ни расспроси,

Боятся коммунистов

Отныне на Руси.

 

Владимир, 1970 г.

 

***

Когда-то, много лет назад, увидев в газете очередное упоминание Сталина, я сочинил это стихотворение. Тогда мне самому показалось, что я хватил лишку. Сегодня эти стихи стали гораздо актуальнее. В. Р.

 

 

Грохочут бубны, барабаны,

Фанфара хриплая гудит...

Камлают старые шаманы,

Шаманят новые вожди.

 

Какой экстаз, какие крики,

Какое жуткое вытье:

«Восстань, Великий из великих!

Да придет царствие твое!»

 

И кажется невероятным,

Чтобы опять явился в свет

Тот, похороненный двукратно,

Давно истлевший людоед.

 

Но барабаны бьют, однако,

И оголтелая орда

Зовет из гроба вурдалака,

И пляшет с пеною у рта.

 

Владимир, 1971 г

 

 

Размышления о смысле жизни

 

Как-то по дороге бежала собака,

Весело при этом махая хвостом.

(Присказка все это, а сказка, однако,

Как и полагается, будет потом).

 

Так она бежала без цели и смысла.

Хвост ее, когда-то пушистый, облез,

Морда поседела и ухо обвисло,

К сексуальной жизни пропал интерес.

 

Если бы, однако, училась собака

Охранять границу, гонять соболей,

В цирке выступать для всеобщего блага,

Жизнь ее была бы куда веселей.

 

Если б, да кабы… Но, конечно, прекрасно,

Задирая ногу у всяких преград,

Знать, что это делаешь ты не напрасно,

Оставляя правнукам свой аромат.

 

Как-то по дороге бежала собака…

. . .

Луга, 28 декабря 1992 г.

 

(1) В 2004 году семья Ронкиных (В.Е. Ронкин и его супруга И.Т. Ронкина) переехала в Санкт-Петербург. (А.А. 2013).

(2) В 2003 году в издательстве «Звенья» вышла автобиографическая книга В.Е. Ронкина «На смену декабрям приходят январи… (Воспоминания бывшего бригадмильца и подпольщика, а позже – политзаключенного и диссидента). Электронная версия - http://www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=book&num=1757

(3) Опубликовано в: Ты и государство (материалы для старшеклассников и учителей). М.: Общественный центр им. А.Д. Сахарова, 1999 (под заглавием «Правозащитное движение и Сахаров»; название издателей).

Этот текст и его продолжение (часть 2) в состав рукописи книги «Драматическая социология и социологическая ауторефлексия» 91999-2001) не входили.

(4) М.Н. Рютин провозгласил «Союз марксистов-ленинцев» и попытался объединить вокруг него все оппозиционные силы. В обращении «Ко всем членам ВКП(б)» (1932). Рютин обвинил И.В. Сталина в извращении ленинизма, узурпации власти. (Примечание А. А.)

(5) См.: Гегель Г.В.Ф. Кто мыслит абстрактно? // Вопросы философии, 1956, № 6.

(6) См. http://www.cogita.ru/a.n.-alekseev/andrei-alekseev-1/esche-o-sochineniyah-v.-ronkina

(7) Ронкин В.Е. Сочинения. Наблюдения, исследования, размышления. Книги 1-2 / под ред. А.Н. Алексеева и И.Т. Ронкиной. – СПб.: Норма, 2012.

Ирина Тимофеевна Ронкина – супруга (вдова) , со-умышленник и со-участник замечательной жизни В.Е. Ронкина.

Текст «От редакторов-составителей» см. также: http://www.cogita.ru/a.n.-alekseev/andrei-alekseev-1/esche-o-sochineniyah-v.-ronkina

С электронными версиями обоих томов «Сочинений» В. Ронкина можно ознакомиться также в интернете: том 1; том 2.

(8) Цит. по: Ронкин В.Е. Сочинения. Наблюдения, исследования, размышления. Книга 2 / под ред. А.Н. Алексеева и И.Т. Ронкиной. – СПб.: Норма,2012

В состав рукописи книги «Драматическая социология и социологическая ауторефлексия» (1999-2001) эти материалы не входили.