Абел Аганбегян: «Чтобы выйти из стагнации, надо менять экономическую политику»
После кризиса 2008-2009 года экономика России развивались в полтора раза быстрее, чем экономический мир, в три раза быстрее, чем развитые страны: мы за 2010-2011 годы восстановили основные экономические и социальные показатели докризисного периода, кроме фондового рынка. Объем инвестиций мы восстановили несколько позже – в 2012 году. Инфляция в 2012 году составила 5,1%. Ключевая ставка – 5,5%: никогда прежде кредиты в России не выдавались по столь низким ставкам. Курс доллара держался стабильно на уровне 30-33 рубля, никаких серьезных колебаний не наблюдалось. Цена на нефть была очень высокой – $105-110 за баррель, и не было никаких внешних условий для того, чтобы в семь раз сократить экономический рост. Мир все это время только благоприятствовал нам. Мы вышли из кризиса с долгом в $467 млрд, нам был открыт мировой рынок – по очень низкой ставке мы в 2012 году заняли почти $100 млрд, а в 2013 – еще $100 млрд.
Никаких санкций, Украины, присоединения Крыма в 2012-2013 годах не было. Тем не менее, рост остановился. Как будто бы какая-то сила начала тянуть экономику вниз: в 2012 году в семь раз сократился квартальный рост ВВП – с 4,7 до 0,7%. Затем в 2013 году приподнялся, но снова опять обрушился в первом квартале 2014 года до 0,6%.
Все санкции начали действовать только со второй половины 2014 года. И цена на нефть стала снижаться в 2014 году. Рост остановился в самое благополучное время при внешних благоприятных условиях. Что же произошло?
Стагнация 2013 года: результат падения инвестиций в 2009 году
Экономический рост примерно на 80% зависит от инвестиций. А у нас инвестиции в кризис упали на рекордные 16%. Инвестиции двигают экономику вперед дважды: они «заводят» народное хозяйство. Если мы сегодня начнем осуществлять крупные инвестиции, начнут работать проектно-исследовательские институты, начнется строительство... Еще ничего не производится, но экономическая жизнь уже активизируется. А года через четыре (этот срок – средний в России), производственные мощности вводятся и начинают производить продукцию, что отражается в росте ВВП.
В 2013 году прирост основных фондов был очень низким. Мы не получили в 2013 году дополнительной продукции, потому что четыре года назад не были введены мощности. Основы для стагнации 2013 года были заложены в 2009 году. К тому же в 2013 году мы сократили бюджетные инвестиции. Центральный банк зачем-то сократил инвестиционный кредит. Госкорпорации, такие как «Газпром» и «Роснефть» сократили инвестиции на довольно значительную сумму. Росли только частные инвестиции. В результате в целом после инвестиционного роста на 7% в 2010-2011 годах мы имели отрицательный инвестиционный показатель – минус 0,3%.
Отток капиталов не останавливается с 2008 года
Беда не приходит одна. В кризис 2008-2009 годов коренным образом изменились условия и источники экономического роста. Среди 20 ведущих стран мира Россия пострадала больше других: основные показатели упали почти вдвое глубже, чем в основных развитых странах. Развивающиеся страны вообще не снизили валовой внутренний продукт, у них снизились другие показатели. Одна из коренных перемен, которые произошли, связана с оттоком капиталов.
До кризиса, в 2006-2007 году мы наблюдали приток капитала – сальдо составляло в 2006 году $43 млрд, в 2007 году – $82 млрд. А дальше пошли минусы. В 2008 году – минус $133, в 2012 – минус $80. Рекордные $150 в новой истории России объясняются уже действием санкций, с ограничением доступа на мировой рынок, нам просто не дали перекредитоваться. Мы вышли из кризиса с относительно небольшим долгом, потом набрали $250 млрд, и в пике на 1 января 2014 года имели $730 млрд долга. Этот объем предполагает выплаты примерно $150 млрд в год: надо выплачивать $50 млрд в качестве процентов, $100 млрд составляет «тело» долга. Мы выплатили $150 млрд, а смогли взять на мировом рынке только $20 млрд, поэтому долг сократился на $130 млрд. В 2015 году до 1 сентября он сократился еще на $80 млрд: нам никто уже не дает денег, а долг мы вынуждены отдавать, правда сейчас он настолько уменьшился, что нам нужно отдавать $60-80 млрд уже в год, а не $150 млрд как ранее. Итак, второй фактор стагнации – отток капитала.
Нефть вступила в период низких цен
Экономический рост начала 2000-х годов был связан с восьмикратным увеличением цены за баррель нефти с $12 за баррель в 1998 году до $95 в 2008 году. Затем имело место снижение цены, после которой рост опять возобновился. Соответственно экспорт рос до 2011 года, в 2012 году этот показатель составил минус 2%, а в 2013 продолжил сокращение. В конце ноября 2015 года цена составляет около $45 за баррель. Я согласен с исследователями, которые полагают, что период низких цен на мировом рынке – это надолго. Соответственно нет никакого смысла ждать, что кризис рассосется сам собой, потому что цена на нефть пойдет вверх. Однако, по моему представлению, в правительстве это пока не поняли.
Основные фонды стареют
В кризис коренным образом изменились проценты выбытия и обновления фондов. Нет инвестиций, значит, нет и обновления. За семь лет с момента кризиса 2008 года в РФ выбыло 5% фондов, а 95% стало на семь лет старше. Что значит «старше на семь лет»? Это значит, что требуется больше денег на обслуживание, ремонт, что увеличиваются простои, что хуже становится качество продукции. Эти факторы также тянут экономику вниз. У нас средний срок службы машин и оборудования составляет 14 лет, это в два раза дольше, чем в развитых основных странах. 22% оборудования в России работает свыше срока износа. Грубо говоря, их давно пора выкинуть, а они работают, и заменить их нечем, если не проводится политика технического обновления. А эта политика не может проводиться, если нет роста инвестиций.
Сырьевые отрасли не могут быть локомотивами экономики
Последний фактор – уродливость структуры нашей экономики. В российской экономике преобладает топливно-энергетическая отрасль, производство полуфабрикатов и материалов. В нашем экспорте они составляют 85%, в том числе доля топлива – под 70%. Эти отрасли не растут в мировой экономике, на них нет спроса, потому мир стремится экономить, и мировые потребности не позволяют нам увеличивать экспорт до 4-5%. В этих секторах рост составляет 1-1,5%. Откуда же взяться росту российской экономики в целом?
Темп роста зависит от локомотивов в экономике. Главный локомотив –экономика знаний, инвестиции в человека: наука, образование, информационные технологии, биотехнологии и здравоохранение. Доля экономики знаний в создании валового продукта России – 15%. В свое время в СССР она составляла 20-25%, как в западных странах в тот период, но на Западе эта часть экономики росла в полтора-два раза быстрее ВВП.
Сейчас доля экономики знаний в Западной Европе – 35%, в США – 40%, она растет быстрее валового продукта и тянет другие отрасли за собой. На 2/3 наш экономический рост, в конечном счете, зависит от того, что называется «человеческий капитал» в расширенном смысле слова – с учетом состояния тех отраслей, которые я назвал. По оценке Мирового банка человеческий капитал в России составляет порядка $200 тыс. на душу или $30 трлн на страну. При этом с учетом наших особенностей (большая территория, много природных богатств) в России весьма низкая доля человеческого капитала в национальном богатстве – 50%, тогда как в США – 78%, в развитых странах, включая Европу – 79%, а во всем мире это 68%. Мы этот человеческий капитал недооцениваем, мы в него не вкладываем, а в последнее время просто сокращаем расходы на здравоохранение, образование. У нас экономика знаний не растет быстрее валового продукта, у нас нет локомотива. У нас очень маленький удельный вес высокотехнологических отраслей, которые тоже должны развиваться быстрее всей экономики. У нас нечем толкать экономику вперед. Таким образом, структура экономики тоже тянет нас назад.
Результат: в 2013 году началась рецессия, с 2015 года мы находимся в стагнации. В 2015 году ВВП сократится почти на 4%, инвестиции не менее чем на 6%, промышленность на 4%, строительство на 10%. Самое плохое, что нынешняя стагнация ухудшает уровень жизни. Этого не было в кризис 2008-2009 годов, а сейчас эти негативные тенденции стали видны. В 2015 году конечное потребление домашних хозяйств снижается на 9%, розничный товарооборот снижается – на 10%, реальные зарплаты снижаются на 10%. Стала снижаться рождаемость и расти смертность. Мы преодолели процесс депопуляции в 2012-2014 годах, а в течение восьми месяцев 2015 года у нас возобновилась депопуляция. Единственный хороший показатель – небольшой прирост безработицы.
Впереди — серии банкротств
Снижение цен на нефть со второй половины 2014 года было главным фактором, который привел к проблемам. Он намного более значимый, чем санкции с их последствиями. В то же время санкции с каждым месяцем все хуже влияют на нашу экономику, они разворачиваются, особенно санкции секторальные (те, которые ограничиваю экспорт в Россию) и финансовые.
В этих условиях произошла девальвация рубля. Она уже привела к двойному росту цен на импортные товары, при том, что импорт охватывает 40% потребительских товаров, 70% производственных, инвестиционных товаров машиностроительного сектора.
Утроилась инфляция в годовом выражении. Из-за инфляции увеличилась ключевая ставка. Она снижается в течение 2015 года, но реально кредит сейчас выдается под 15-18%. Банки придерживают деньги, потому что боятся их потерять. Банки понимают, что юридические и физические лица берут деньги в основном для того, чтобы перекредитоваться и вернуть ранее взятые кредиты. Высокая ставка приводит к недофинансированию экономики.
Предприятия должны сейчас 30 трлн руб. при годовой прибыли 10 трлн – это очень хорошая годовая прибыль, она объясняется большим ростом цен. Однако это – огромные долги. Впереди — целые серии банкротств. Государству придется помогать, ситуация очень сложная.
Долги населения – 11 трлн руб. при годовом доходе 30 трлн. У должников долг составляет 2/3 годового дохода. Поэтому долги вовремя не отдаются, просроченных долгов гораздо больше, чем это показано в официальной статистике. Вряд ли все долги вернут.
Впервые в нашей истории банки в 2015 году много месяцев были убыточными. Эта убыточность проявляется, несмотря на сокрытие информации и подтасовку отчетности.
Таковы причины нынешнего кризиса.
Экономическая политика неадекватна ситуации
Как в этих условиях выглядит наша экономическая политика? Если деликатно выразиться, она неадекватна этим условиям. Мы ничего не сделали, чтобы предотвратить стагнацию. Мы не поставили своей задачей увеличить инвестиции в 2013 году. Мы допустили их снижение в 2013 и 3014 годах. Никакого противодействия снижению инвестиций не было.
Мы не пошли по пути стимулирования экономического роста, несмотря на то, что этому вопросу Владимир Путин полностью посвятил свою речь на Петербургском международном экономическом форуме в 2014 году. Незадолго до этого, когда он вступил в должность президента, вы знаете, он издал серию указов 7 мая 2012 года. Среди них самый важный, с моей точки зрения, был указ «О долгосрочной экономической политике». В нем ставилась задача к 2015 году увеличить долю инвестиций в основной капитал в ВВП с 21 до 25%. В реальности этот показатель в 2015 году оказался ниже на 10%, чем в 2012 году.
Если предположить, что инвестиции увеличивались бы, как это планировалось, стагнации не было бы. Я проверил это на работающей модели в Институте прогнозирования Российской академии наук.
Итак, что делать, если мы теперь разобрались в факторах? Ответ очевиден: если мы хотим выйти из стагнации и рецессии, надо изменить экономическую политику. От политики снижения инвестиций надо перейти к политике форсированных инвестиций. Чтобы перейти к политике форсированных инвестиций, необходимо снизить инфляцию и ключевую ставку. Это нельзя поручать Центральному банку, который не способен это сделать по определению.
Если мы хотим перейти к форсированным инвестициям, нужно предпринять серьезные меры. Например, составить трехлетнюю президентскую программу по сокращению инфляции ключевой ставки. Сделать это одним из центральных пунктов всей экономической политики и нацелить на это все госкорпорации, концерны, правительство, бюджет и Центральный банк. Невозможно просто инвестировать по 8-10% в экономику без кредитных средств. Надо ввести стимулы экономического роста. Институциональные реформы должны быть нацелены на экономический рост.
В 2014 году вышла книга «Финансовые стратегии модернизации экономики: мировая практика» под редакцией профессора Якова Миркина. В ней проанализирован опыт Китая, Японии, Южной Кореи, Сингапура и Малайзии. Кроме того, там отражен опыт стран послевоенной Европы. Это исключительно глубокая книга. Она показывает, что не мы первые оказались в такой ситуации (очень маленькая монетаризация, высокая процентная ставка, большие государственные расходы...). В мире есть опыт решения подобных проблем, и мы можем воспользоваться этим опытом. Если мы не предпримем энергичные меры, в 2016 году рецессия продолжится, хотя будет не такая глубокая – не минус 4%, а минус 1-2%. И даже гипотетическое возвращение высоких цен на нефть нас не спасет, потому что мы были ввергнуты в кризис при цене $105-110 за баррель. Стагнация может продлиться вплоть до 2020 года.
Основания для оптимизма
В завершение хочу сказать, что внушает мне оптимизм. Мы – страна огромных возможностей. Приведу примеры.
Россия потребляет 30 млн тонн молока, из них 9 млн тонн ввозит. Производство молока в России не растет, надой крайне низок – 3,7 тыс. кг в год в среднем на корову. В то же время этот показатель в самой плохой европейской стране составляет от 6 тыс. кг. А в Ленинградской области, где 100 тыс. коров, средний надой составляет 7,1 тыс. кг. Есть хозяйства с показателем выше 8 тыс. кг. Одна корова дала 16 тонн. Вопрос, почему опыт Ленинградской области не востребован в других областях?
Россия ввозит 3 млн тонн мяса. Одна из самых маленьких наших областей – Белгородская, которая занимает 67 место среди 83 субъектов Федерации по территории, производит больше 1 млн тонн мяса. Это невозможно себе представить. На втором месте – гигантский Краснодарский край, который производит 450 тыс., то есть отстает в два раза. Ставрополь отстает в три раза, а Московская область в шесть раз и так далее. Почему опыт Белгородской области не востребован в других областях?
Пример из другой сферы. Проблема детской смертности. Этот показатель у нас почти в два раза выше, чем в Европе. При этом в Санкт-Петербурге уровень детской смертности как в Европе, в Москве почему-то в полтора раза выше, в Московской области в два раза, в Нижнем Новгороде в три, а в Благовещенске в четыре раза выше. Иными словами, в Благовещенске этот показатель – как в странах Африки. Слушайте, но мы же – одна страна! Как такое может быть?
Эти разрывы обескураживают, но в то же время они показывают, что мы можем работать, если захотим, и это внушает мне оптимизм.
Доклад опубликован на сайте Executive.ru, с небольшими сокращенями.
О научно-практической конференции «Российская экономика и российское бизнес-образование: пути преодоления кризиса и возможности роста» (ноябрь 2015) см. ЗДЕСЬ.