Первоисточник

Из институтов гражданского общества вытесняют настоящих общественников и правозащитников. Им на смену приходят люди с иными идеологическими установками, иногда забыв снять погоны

Клонировать «общественные» организации госаппарат начал не вчера, хотя само по себе осознание того, что в стране существуют «государственные общественные организации», до сих пор многих вводит в ступор. Замещение и подмена в российской политике — почти как пресловутая «стабильность» — проявляются во всем. Началось это еще тогда, когда парламент, с легкой руки Бориса Грызлова, превратился в «не место для дискуссий». Потом — видимо, специально для дискуссий, но не влекущих за собой политические последствия, — была сформирована Общественная палата. Потом власть попыталась сымитировать гражданскую активность среди молодежи, создав движение «Наши».

Уже невозможно определить, кто был первым в череде этих «государственных общественников», но Ольга Костина — супруга небезызвестного Константина Костина, некогда «правой руки» господина Суркова, — тогда играла ключевую роль. В декабре 2005 года она стала председателем правления межрегиональной общественной организации «Сопротивление», чтобы участвовать в «построении гражданского общества не словами, а делами» (цитата с официального сайта движения).

Ольга Костина, сама называвшая себя политконсультантом, вдруг решила, что «правозащитные организации, в которых реально нуждается общество, — это неполитизированные структуры, помогающие гражданам решать их повседневные проблемы, связанные с несовершенством законов» (еще одна цитата с сайта движения), и переквалифицировалась в защитника прав человека. Видимо, старые привычки не позволили Костиной совсем отстраниться от политической деятельности: в 2009—2012 годах ее «Сопротивление» являлось одним из основных операторов по распределению президентских грантов на поддержку НКО, участвующих в развитии институтов гражданского общества, раздав некоммерческим организациям более 600 миллионов рублей.

Кто тогда получил гранты с высокого разрешения политконсультанта, превратившегося в правозащитника? Российский фонд свободных выборов, почетным председателем которого является бывший глава ЦИК Александр Вешняков, — 8 млн рублей на «сеть общественной «горячей линии» связи с избирателями». Российский общественный институт избирательного права (председатель совета — бывший член ЦИК Игорь Борисов) — 3 млн рублей на «объективное и научно обоснованное информирование об избирательных действиях и повышении правовой культуры участников избирательного процесса». Центр социальных и политических исследований «Аспект», вообще занимающийся PR- и GR-сопровождением предпринимателей, — 5 млн рублей на «независимое наблюдение за ходом избирательной кампании в 2011—2012 годах». Если хоть об одной из этих организаций вы слышали во время последних выборов, значит, эти миллионы были потрачены не напрасно.

Сама Ольга Костина говорила, что «Сопротивление» было создано в противовес «ставшим не актуальными» Московской Хельсинкской группе и Фонду защиты гласности. Когда организация только создавалась, Костина в интервью утверждала: «Я что-то не заметила в последнее время, чтобы кто-то интересовался, как у нас работает суд присяжных, или чтобы интересовались защитой свидетелей». Правозащитники резонно отвечали, что в принципе видят лишь уничтожение суда присяжных, из-под юрисдикции которого выводятся все новые и новые статьи.

Волна, начавшаяся с Костиной, ворвалась в правозащитную среду в 2012 году — после последних президентских выборов. Как следствие роста активности гражданской общественности появилась так называемая активность «общественности государственной». Ставка очевидна: создать иллюзию наличия гражданского общества, одновременно взяв под контроль основные направления деятельности правозащитников.

«Государственные общественники» появились со временем и в Совете по правам человека. Встряхнули СПЧ последние парламентские и президентские выборы. Тогда в знак протеста против фальсификаций совет покинули журналисты Ирина Ясина и Светлана Сорокина. В течение еще нескольких месяцев ушли Светлана Ганнушкина, Юрий Джибладзе, Дмитрий Орешкин, Алексей Симонов и еще несколько известных гражданских активистов. Ходили слухи, что после инаугурации Путина совет будет распущен, а место председателя займет как раз Ольга Костина. Неизвестно, рассматривался ли этот вариант всерьез, но «наверху» в итоге решили действовать деликатнее.

Так в Совете по правам человека появился, например, Евгений Мысловский, бывший старший следователь по особо важным делам при генпрокуроре, который назвал «провокацией» письмо Надежды Толоконниковой из ИК-14, в котором участница Pussy Riot заявляла об угрозах со стороны администрации колонии.

Или журналист Максим Шевченко, приглашенный лично президентом. Шевченко оказался причиной конфликта в СПЧ во время выборов главы рабочей группы по Северному Кавказу. Коллеги намекнули телеведущему на его «определенную позицию, которую не все разделяют».

Его коллега Мария Каннабих заслужила несколько полярных отзывов о себе. Например, руководитель «Комитета против пыток» Игорь Коляпин, хоть и считает Каннабих своим оппонентом, уверен: «Она полезный, конструктивный оппонент, которого можно убедить в чем-то, имея хороший аргумент». О ее гражданской деятельности начали говорить после того, как Каннабих посетила в лефортовском СИЗО Леонида Развозжаева. Тогда она подчеркивала, что знакома с оппозиционером и у того нет причин скрывать правду, а после рассказывала, что никаких следов физических пыток она не заметила. После заявлений Надежды Толоконниковой об угрозах Каннабих отправилась в Мордовию, после чего заключила: «Колония — место, где отбывают наказание. Это не санаторий». Действительно, долго занимаясь проблемами тюрем, Каннабих, похоже, привыкла отвечать на вопросы аккуратно.

«Все превращается в имитацию. Общественная палата состоит не из чиновников, но из людей, подобранных чиновниками. На 96 членов хорошо, если наберется дюжина реально работающих людей», — говорит Людмила Алексеева, председатель Московской Хельсинкской группы.

В Общественной палате таких «государственных общественников» много. Среди них — Вероника Крашенинникова, гендиректор Института внешнеполитических исследований и инициатив. На только что завершившемся семинаре «Единой России» Крашенинникова сделала доклад о роли некоммерческих организаций в России, сообщив собравшимся об огромном количестве «иностранных агентов», благосклонно добавив, правда, что не стоит причислять к «агентам» всех, кто сотрудничал с этими НКО. Мол, люди часто сами не понимают, в чем участвуют.

На недавнем обсуждении ситуации с Greenpeace Крашенинникова проехалась и по экологам: «В этой акции экологии не больше, чем искусства в действиях Pussy Riot», назвав акцию провокацией и обвинив в этом «иностранных агентов» (кстати, сама она большую часть 2000-х провела за границей, преимущественно — в Нью-Йорке).

Там же, в Общественной палате, — и Дмитрий Галочкин, по данным его коллег, имевший отношение к охране Владимира Гусинского. «Лидер среди охранников», говорит про него Валерий Борщев. На сайте «Офицеров России» первое упоминание Галочкина в связи с правозащитной деятельностью — участие в общественной организации «Общенациональный правозащитный союз «Человек и Закон» (в ней — сплошь члены Общественной палаты) совместно со своим коллегой по нынешнему составу московской ОНК — Владиславом Грибом.

Оба в октябре этого года с радостью встретили законопроект об участии граждан в охране общественного порядка, по сути — о народных дружинах. Владислав Гриб, являющийся заместителем секретаря Общественной палаты, подчеркивал, что полмиллиона граждан (с учетом казачества) уже задействованы в охране порядка. Дмитрий Галочкин посчитал, что дружины «окажут посильную помощь правоохранительным органам, поскольку полицейских для патрулирования не хватает». Господин Галочкин едва ли помнит видеоролик, снятый 27 июля в Санкт-Петербурге: 28 минут, в течение которых банда нацистов громит ларьки торговцев-мигрантов в сопровождении полиции, — эксперты опасаются, что не одним таким случаем может закончиться идея создания народных дружин.

Галочкин и Гриб также являются членами нового состава московской Общественной наблюдательной комиссии (ОНК).

Институт наблюдателей был учрежден во время президентства Дмитрия Медведева в 2008 году. Благодаря поправкам, принятым к закону об ОНК в 2011 году, численность каждой комиссии увеличилась до 40 человек. Новый состав московской ОНК начал работать 18 ноября. Из 40 человек, отобранных Общественной палатой, только 17 представляют правозащитные организации. Остальные 23 — ветераны силовых ведомств, соратники Антона Цветкова, избравшие его председателем, несмотря на заявление члена ОНК Анны Каретниковой о том, что Цветков практически не работал с СИЗО в прошлом составе комиссии.

Антон Цветков — тот самый председатель президиума организации «Офицеры России», которому в октябре 2012 года первым удалось посетить Леонида Развозжаева в лефортовском СИЗО после заявления оппозиционера о пытках. Выйдя от арестанта, Цветков рассказал, что того не пытали. Вернее, что на теле оппозиционера не было телесных повреждений или ссадин, и «ни в СК, ни в «Лефортово», ни в суде, ни в автозаке» на него давления не оказывали. О том, что было до СК и «Лефортово»: о похищении и брянском подвале, — Цветков распространяться не стал.

Господин Цветков также известен своей фразой о том, что для некоторых граждан «самое место даже не в «обезьянниках», а в свинарниках», — такой вывод нынешний председатель ОНК сделал, посетив несколько ОВД после прошлогодней акции у Соловецкого камня. А еще тем, что во время вынесения приговора Pussy Riot обвинил Гарри Каспарова в том, что тот укусил полицейского при задержании.

Выборы такого главы ОНК раскололи комиссию на две части, которые, кажется, не готовы искать диалог друг с другом. Об этом прямо заявил бывший председатель Валерий Борщев: «Мы не испытываем уважения к Цветкову и не будем признавать его председателем». Цветков, следуя правилам игры, сделал вид, что готов пойти на компромисс: он хоть и «готов вставать» перед Борщевым, все же называет своего оппонента «хамом и вруном». Это первый очевидный раскол, произошедший между общественниками и теми, кто пытается их заменить.

Бывший председатель ОНК Москвы Валерий Борщев рассказывает: «Из «цветковских» 23-х человек некоторые говорили, что готовы проголосовать за меня при условии тайного голосования. Видимо, и Цветков знал, что у него есть люди, на которых нельзя положиться, поэтому выступил против тайного голосования».

«Цветковские» люди — преимущественно члены упомянутого выше союза «Человек и Закон». Чем он занимается? Из последнего: в рамках «социально значимого проекта «Проведение комплексного мониторинга защиты социальных прав граждан» предполагаются встречи, семинары, круглые столы, конференции. Работа, не совсем похожая на то, чем занимался «борщевский» состав ОНК: хождением из камеры в камеру, попытками добиться улучшения условий заключенных, общением с администрацией СИЗО.

Еще один новый правозащитник в составе ОНК — Павел Пятницкий, по его собственным словам, «активно работавший в рамках общественного совета при МВД России». «Моя деятельность много кого не устраивала, потому что она была объективной и беспристрастной». Деятельность у Пятницкого и правда была беспристрастной: в 2011 году в своем твиттере он назвал «быдлом» всех, кто выступает против мигалок на машинах чиновников. А в 2006-м, по информации Фонда защиты гласности, Пятницкий напал на фотокорреспондента газеты «Взгляд».

— Была проведена операция по делиберализации ОНК Москвы. Так называемые «Офицеры России» попытались осуществить рейдерский захват этой важной структуры, осуществляющей необходимый контроль за системой исполнения наказаний. Эти граждане со стороны консервативных сил (назовем их так мягко) все время задевали Музыкантского и Лукина — людей, в тысячу раз больше понимающих в правозащите, чем эти оголтелые, — уверен Игорь Юргенс, председатель правления Института современного развития. — Это в стиле той волны, которая прокатилась после президентских и парламентских выборов. Но эта так называемая неоконсервативная волна пойдет на спад: в отношении ОНК будет предпринята попытка восстановить статус-кво.

Юргенс уверен: «Если все это — симулякры, то они как взошли на гребне этой волны, так и спадут вместе с ней. Пока я склонен спрашивать себя: а симулякры ли? Я видел много организаций другого направления, которые хотят бороться за то же, за что и общественники, просто с другой идеологической позиции, и можно попытаться найти с ними общий язык».