Первоисточник

ЗАГЛЯНУТЬ В ГЛАЗА «БЕССМЕРТНОМУ БАРАКУ»

Интернет-активисты создают единую базу репрессированных

Н. Зотова

11.05.2016

(Републикуется в сокращении. А. А.)

Вслед за «Бессмертным полком» идет «Бессмертный барак» — этот проект, посвященный памяти репрессированных, создал активист Андрей Шалаев. Массовых шествий «барака» на улицах российских городов пока ожидать не стоит, проект развивается в основном в интернете. На сайте bessmertnybarak.ru люди могут оставить информацию о своих репрессированных родственниках. <…>

— «Бессмертному бараку» на днях исполнился год?

— Да, год назад известный филолог и библеист Андрей Десницкий поймал фразу, которая летала в воздухе: хорошее мы помним, а плохое, значит, нет. 10 мая благодаря ему появилось это словосочетание — «бессмертный барак». Люди начали писать в соцсетях свои семейные истории с таким хештегом (меткой для распределения сообщений по темам в социальных сетях — Ред). Мы решили, что надо сохранить все, что люди публикуют. Я начал собирать истории, которые были разбросаны по всему интернету. Мы создали группу Вконтакте, потом в Фейсбуке, призвали всех писать истории туда.

12 мая нас в Фейсбуке было уже две с половиной тысячи. Задача была в том, чтобы люди начали кучковаться в одном месте, читать эти истории и дальше их распространять. Стало ясно, что нужен сайт, чтобы это куда-то складывать.

<…> Председатель правления общества Арсений Рогинский заявил, что, как он слышал, Андрей Шалаев и его коллеги используют собранные «Мемориалом» данные в своей работе: «Мы только рады. Конечно, никакой монополии на работу с памятью о жертвах террора ни у кого нет и быть не может. Тема такая широкая, что ее хватит на всех и на многие годы. Первейшая, и общая, задача — это добиться открытия всех архивных материалов о терроре. Сегодня с этим беда...»

—  Значит, вы не противопоставляете себя «Бессмертному полку»?

— Наверное, не надо объяснять, что сейчас «Бессмертный полк» отжимают во всех городах. В июне на меня вышел его создатель Сергей Лапенков из Томска, с ТВ-2. Предложил встретиться — тема ведь общая. Много таких случаев: человек сначала сидел, а потом погиб на войне, или воевал, а потом попал в ГУЛАГ. Об этих людях тоже нужно говорить. Решили, что у нас будет общая поисковая система. Мы ведь делаем одно и то же, репрессии и война — это даже не две стороны одной медали, это буквально об одном и том же.

— Неужели не существует аналогичных баз данных?

— Мы можем дать родственнику репрессированного пятьдесят ссылок на сайты для поиска, и через полгода их не будет. За последние полгода удалили 20 сайтов с книгами памяти — в основном это сайты, существовавшие за государственный счет, на домене gov.ru. Нет объединенной базы, чтобы на одном сайте можно было взять и посмотреть. А мы хотим создать оптимальную систему поиска родственников. Над ней сейчас работают около 10 постоянных волонтеров — в основном это историки. Уже внесено около 6 миллионов фамилий. База уже есть, осталось придать внешний вид и дать широкий доступ.

— Кто еще входит в вашу команду?

— Самый первый, простенький, сайт создавал я сам. Для содержания сайта нужны были деньги. Мы устроили краудфандинг — собрали чуть больше, чем просили, 310 тысяч за месяц. К 25 октября мы запустили новый сайт. Основная его задумка — страница-памятник, бесконечные фотографии. Открываешь сайт — и хочешь-не хочешь, а смотришь этим людям в глаза. В день по 200-300 человек мне пишут и просят найти своих репрессированных. Добавляют семейные истории, письма, документы выкладывают. С помощью сайта мы набрали почти 150 волонтеров — многие, правда, отсеялись в самом начале, но я их понимаю: тяжело ежедневно читать эти истории.

— А вы где находите мотивацию?

— Тема репрессий — это моя личная история. Бабушка и дедушка мне мало рассказывали. С дедушкиной стороны я не знаю родственников вообще, и когда я начал искать, то понял, что в семье много репрессированных по теме духовенства. Священники, контрреволюционная агитация… Для меня это стало толчком. Я понял, насколько сложно найти эти сведения, даже если ты пролез эти 30, 40 сайтов и даже нашел какую-то строчку, дальше просто не знаешь, что делать.

— Подписчики ваших групп в соцсетях — кто они?

— Я сейчас думаю, как найти выходы на проекты типа «Подслушано» (это группы в соцсетях, где молодые люди делятся личными историями, которые стыдно или страшно рассказать от своего имени — Ред). Надо заинтересовать именно их аудиторию. В наших группах сидят люди более осознанного возраста: после тридцати пяти. А до 18-ти лет у нас около 3-4 процентов подписчиков. Основная наша цель — Вконтакте, потому что дети сидят там. И там же вот эти картинки про то, как прекрасно мы жили в Советском союзе. Сейчас вырастает поколение, которое не будет ничего знать о репрессиях. До сих пор в учебниках этого периода толком нет — его же надо не одним уроком проходить, а планомерно разбирать. У нас в каждом областном центре был расстрельный полигон. И эти школьные уроки должны проходить там. Основной ошибкой Ельцина было то, что он не довел до конца рассекречивание документов и реабилитацию. Поначалу были сделаны большие шаги, но к 1994, 95 году все наелись этих историй: «Ну вы больные, что ли, мы все уже знаем, хватит! Что может измениться?» Изменилось. Через 15 лет никто ничего не помнит.

— А у вас есть ощущение, что вы кого-то переубедили?

— Наши истории трудно отрицать. В основе — воспоминания родственников. И вот эта проверенность, подтвержденность документами дает нам возможность менять людей. Я же не историк. Что произвело впечатление на меня — то и других зацепит. <…>

— У вас, конечно, появились недоброжелатели?

— Я не боюсь нападений, я боюсь за сохранность данных. В случае чего мы готовы разослать копии базы всем нашим подписчикам.

— В случае чего?

— Знаете, когда тебе по десятку в день сообщений приходит, какие мы уроды, как мы на гранты работаем и как нас надо расстрелять, начинаешь беспокоиться. Ненависти столько в наше время, не знаешь, откуда ждать удара.

— Но эти угрозы — не всерьез, по-вашему?

— А смысл мне угрожать, если изначально, уже когда я создавал группу, я был готов к тому, что могу получить по голове в подъезде? Я с этим уже сталкивался не раз. В Коврове кампанию вел в 2013-м. Кандидат Виктор Майстренко выдвигался от Парнаса, я возглавлял его предвыборный штаб. Шел в квартиру, которую снимал — подбежали, выхватили планшет, я с сотрясением мозга в больницу поехал.

— А выборы чем кончились?

13 процентов набрали. Что уже было почти нереально. Я тогда еще раз убедился в бессилии занятий политикой. Пока людям вокруг наплевать, невозможно ничего делать для них. Им ничего не нужно, а мне-то тогда зачем?

— То, чем вы сейчас занимаетесь, это не бессмысленно?

— Я не политикой теперь занимаюсь. А изменением отношения к реальности. Истории некоторых семей укладываются в несколько строчек: брат расстрелян, жена расстреляна, мать умерла в лагерях… Но я уверен, что даже те, кто от нас отписывается, прочитав хотя бы одну историю, меняются внутри. <…> Каждая семейная история как раз бросает в пот, в жар, в ужас. Потому что ты видишь, что это реальные люди были убиты.