Эскалация ненависти и насилия в нашем обществе
Людмила Улицкая
«АГРЕССИЯ СЕГОДНЯ — СИМПТОМ ДИКОЙ ЗАБРОШЕННОСТИ»
31.08.2017
Существует очень неприятная статистика: за последние несколько лет в стране невероятно вырос уровень домашнего насилия. Цифры резко расходятся по регионам: где-то он вырос на 20%, а где-то и в два с половиной раза. Специалисты говорят, что ключевую роль в этом росте сыграл закон о декриминализации домашнего насилия.
Я живу в таком кругу, где о домашнем насилии слышать не приходится. Я о нем и не слышу. Скажу более того: наше поколение, пожалуй, несколько жестче относилось к детям. Мы в 1970-х могли (пусть крайне редко) прикрикнуть, шлепнуть. Наши выросшие дети по отношению к своим детям этого не делают никогда. Значит, есть и миры, где домашнего насилия стало меньше. А вот государственное насилие… оно сильно возросло. Государство, конечно, давно приватизировало насилие: такова его природа — всегда и везде. Пожалуй, государство как институт без насилия и не могло бы существовать… Но — где граница допустимого? И в каком направлении она сдвигается? В России, сегодня. Десять лет назад уровень государственного насилия был явно ниже. Болотная и «болотное дело» обозначили черту новых времен. Когда-то мы видели в телевизоре, как жестоко волокут полицейские демонстрантов в США и других «неправильных» странах. Сейчас — все чаще видим, даже в своем безмятежном телевизоре, как волокут наши полицейские наших демонстрантов.
Еще раз: где граница допустимого и куда она сдвигается? У нас с 2015 года несколько раз пытались и пытаются внести поправки в закон «О полиции». Последнюю по времени попытку группа депутатов Госдумы сделала весной 2017 года. И если такие поправки (а суть их — в утверждении принципа «презумпции невиновности полиции») будут приняты… вот это обязательно обернется ростом насилия! Я «принципа презумпции невиновности полиции» боюсь гораздо больше, чем ограбления в подворотне.
О стихийном, уличном, низовом самовыражении… Год назад возле Дома кино на победителей конкурса «Мемориала», конкурса школьных исследовательских работ о ХХ веке и на членов жюри (а я была среди них), напали молодые люди патриотического толка. С пузырьками зеленки. И самым сильным чувством моим тогда было чувство ужасной жалости к нападавшим. Потому что… это тоже наши дети. В их одичании отчасти виноваты мы все. И государство, которое позволяет так самовыражаться. И школа, которая так учила… истории, в том числе. И их семьи. И среда, та часть общества, в которой эти ребята созрели и стали сами собой. И ощущение, что эта среда в стране расширяется, что ее границы тоже сдвигаются — незаметно для нас. Я живу недалеко от стадиона «Динамо». Пока он не встал «на реконструкцию», я довольно часто наблюдала толпы болельщиков. Это тяжелое зрелище.
Можно повторять себе, что стадион — способ сбросить пар, выпустить часть агрессии, что агрессия есть в любом человеке, она — залог выживания, в конце концов некая доля ее — в любом существе — необходима… Но чувство остается то же: отчаянной жалости и неловкости. Высокий уровень агрессии, который мы сегодня наблюдаем, — симптом общественного состояния. И дикой заброшенности молодежи. Это чувство — агрессия как симптом заброшенности — возникает не только у стадиона «Динамо». Я честно прослушала прогремевший баттл Оксимирона и Гнойного. Да, баттл: ребята (одаренные, кстати, несомненно!) сражались всерьез. Это соревнование и было сутью. Соревнование за зрителя. За долю аудитории. И в конечном итоге — за бабло. В том, что считалось искусством прежде, всегда жили три темы: любовь, жизнь и смерть. К ним, в конечном итоге, все сводилось. В баттле О. и Г. ни одной из этих тем не было. Они изощренно поносили друг друга под восхищенные или негодующие вопли групп поддержки. Яростная, временами смешная схватка соперников ради очень конкретных и простых вещей — продвижения, лайков, успеха, денег, в конце концов, которыми успех и определяется.
Была — только дикая, яростная гонка. Схватка вещей. А уж если и мелькает какая-то женская фигура в этой схватке, то исключительно чтобы оскорбить и унизить, «замочить» соперника. Если именно это и есть современное искусство, завтрашний день мира, я, пожалуй, останусь с полупомешанным Доном Кихотом и вовсе безумной Офелией. Их безумие мне милей этого, современного. Впрочем, их агрессия была хорошо дозирована, она была «бесконтактна»! — чего не скажешь о футбольных фанатах. А тем более о той шпане, которая способна убить такого же молодого человека только по той причине, что его шапка им не понравилась. Наш вид гомо сапиенс очень агрессивен. Некоторые антропологи считают, что именно он истребил своих современников и родственников, оставшись «царем природы». Взаимоистребление — одна из версий нашего общего будущего. Если агрессию не научимся подавлять, обуздывать, преобразовывать в энергию созидания, а не разрушения.