Из передачи «Особое мнение» на «Эхе Москвы» от 22 августа 2017

в гостях: Владимир Рыжков политик

Ведущий: Татьяна Фельгенгауэр

Т.Фельгенгауэр―  <…> Давайте к новостям. Они, к сожалению, не праздничные и не радостные. Я говорю о задержании Кирилла Серебренникова. Завтра в 12 в Басманном будет избрана мера пресечения для режиссера. Как вы видите это дело? Кто и зачем это все делает?

В.Рыжков― Во-первых, я лично хорошо знаю Кирилла Серебренникова. Раз даже как-то получилось, что он поехал со мной и с нашей компанией на конях в алтайскую горную тайгу, и поехал на конях первый раз в жизни и сразу попал в такой экстрим: ущелье Курагана, перевалы, Ак-Курум, по снегу. И надо сказать, что Кирилл держался совершенно героически и очень достойно прошел этот поход.

Поэтому я его знаю очень хорошо. Я не раз бывал в «Гоголь-центре» на спектаклях. Я видел фильмы Кирилла Серебренникова. Я считаю, что это, безусловно, один из самых талантливых и блистательных художников нашего времени, нашего поколения, нашей эпохи, гордость России, достояние России. Поэтому, прежде всего, хочу выразить самую твердую поддержку Кириллу и самую искреннюю солидарность с ним, и самое большое возмущение тем, что с ним происходит.

Мне кажется, что сфабриковать подобное дело можно на любого руководителя в нашей стране при желании, вне зависимости от того, идет ли речь о театре или, скажем, об эстрадном ансамбле, или, скажем, о кинокомпании, или о девелоперской компании. Регулирование настолько запутано, бюрократия настолько усложнена, у правоохранительных структур настолько развязаны руки, что сфабриковать такое дело можно на любого.

Все, насколько я понимаю, строится на показаниях бухгалтера, на еще каких-то неназванных сотрудников, которые арестованы и под давлением следствия дают показания. Мы прекрасно знаем, как это делается и как это делалось в сталинское время.

И уголовное дело против режиссера с мировым именем, каким является Кирилл Серебренников, арест его ночью в Санкт-Петербурге в гостинице, этапирование его в Москву; содержание его на допросе целый день в Следственном комитете, ожидание меры пресечения, которая будет объявлена завтра – это все акции устрашения по отношению к талантливому человеку, который, как я уже сказал, гордость России.

Мне, вообще-то, кажется абсолютно циничным и смехотворным, когда речь идет о стране, где руководители госкорпораций получают по 20 миллионов долларов в год официально зарплату, где руководители госкорпораций живут во дворцах, которым бы позавидовал Людовик XVI; когда речь идет о стране, где у полковника милиции дома находят – сколько там у него нашли? – миллиард рублей; о стране, где у губернатора Сахалина находят коллекцию элитных швейцарских часов и ручек, обсыпанных бриллиантами; о стране, где на всякие цацки типа Олимпиады в Сочи тратится по 2 миллиарда рублей, которые потом полностью попадают в убыток крупнейшего госбанка, – на фоне этого абсолютного коррупционного беспредела и беспредела роскоши кошмарят театрального режиссера по абсолютно, на мой взгляд, смехотворному сфабрикованному обвинению.

Поэтому, мне кажется, тут нужна очень широкая общественная реакции о неприемлемости уголовного преследования Кирилла. Он должен быть выпущен, его должны оставить в покое. Ему должны дать полную возможность как руководить своим театром, так и снимать свои прекрасные фильмы.

Т.Фельгенгауэр― Ну, видимо, также можно отнести эти слова и Нине Масляевой и Алексею Малобродскому, людям, которые также идут по этому делу.

В.Рыжков― Совершенно согласен. Просто, понимаете, любой театр, который получает госфинансирование… Помните, была история с Михаилом из Ростова, политологом, который взял грант на проведение соцопроса, сделал соцопрос, предоставил материалы, опубликовал их, и был арестован ФСБ якобы за мошенничество. Потом, когда все возмутились, его, естественно, отпустили, но какое-то количество месяцев продержали его в следственном изоляторе.

Очень похожая история. То есть, получается, что у нас театры во многом живут за счет государства. То есть, получается, что любой театр, который получает госфинансирование, в какой-то ужасный день – не скажу, прекрасный – придут органы и объявят, что есть мошенничество и начнут всех сажать. Это совершенно недопустимо.

Т.Фельгенгауэр― Вы считаете, что это дело политическое, или что как-то по-другому… хоздеятельность?..

В.Рыжков― Думаю, да, потому что Кирилл, он делает вещи… например, последний его фильм, где он ставит вопросы о религиозной терпимости, или многие его пьесы, они остро актуальны – то, что он ставит. Я не назову это политическим театром, но вот «Ревизор» Гоголя – это политическая пьеса или нет? Это как смотреть. Это, на самом деле, пьеса о коррупции и произволе. Так и здесь.

Мне кажется, что Кирилл очень многих раздражает именно своим творчеством именно как художник, потому что он там не про цветочки-бабочки делает своей театр и свои фильмы – он делает про общество, и он ставит очень тяжелые вопросы. Поэтому, я думаю, что это мотивированно именно политически, это мотивированно тем, что надо заткнуть рот человеку, который говорит неприятные вещи о нашем обществе, о церкви, о власти и так далее.

Т.Фельгенгауэр― То есть это дело против конкретного режиссера, а не показательный какой-то процесс для остальных деятелей культуры?

В.Рыжков― И то и другое. С одной стороны, это конкретное раздражение Кириллом Серебренниковым и его талантом, его независимостью суждений… Он же очень резок на язык. Если посмотреть, как он по многим общественно-политическим вещам высказывался, то он очень часто жестко очень говорил. Я думаю, что это месть за его свободную позицию. Ну, и одновременно акция устрашения за несколько месяцев до президентских выборов, чтобы деятели культуры либо помалкивали, либо поддерживали власть; выстроились в очередь для поддержки известно кого.

Т.Фельгенгауэр― Ну, разве раньше деятели культуры прямо как-то громко отказывались?

В.Рыжков― По-разному.

Т.Фельгенгауэр― Прекрасно и доверенными лицами выступали и ролики записывали.

В.Рыжков― Есть, например, позиция того же Григория Чхартишвили (Бориса Акунина), есть позиция Дмитрия Быкова, достаточно гражданская, достаточно независимая.

Т.Фельгенгауэр― Конечно. Если взять театральное сообщество…

В.Рыжков― Ну, по театральному сообществу я не крупный специалист. Но я вижу прямую связь между независимой гражданской позицией Кирилла Серебренникова и тем, что вокруг него сейчас происходит. Мне кажется, это просто невозможно не видеть эту связь.

Т.Фельгенгауэр― Как вы думаете, получится с помощью, может быть, резонанса или международной реакции – все-таки Серебренников — режиссер с мировым именем – получится как-то отбить его?

В.Рыжков― Думаю, что да, надеюсь, что да. И сегодня все крупнейшие газеты мира, начиная с The New York Times и кончая европейскими газетами — это вышла новость номер один. Потому что, действительно, у него есть международная репутация, и он известен всему миру как очень талантливый художник. И поэтому в стране, я уверен, будет такая реакция. Уже же было письмо театральных деятелей, когда только все это началось.

Т.Фельгенгауэр― И не помогло.

В.Рыжков― Пока не помогло. Но у нас нет другого выхода. Мы должны очень четко заявлять, что это неприемлемое преследование художника, режиссера, кинорежиссера, талантливого человека и гражданина. Это совершенно неприемлемое, просто позорное событие, которое не украшает нашу страну и позорит нашу власть, я считаю.

Т.Фельгенгауэр― В этой ситуации апелляция вк Владимиру Путину как к высшей инстанции делают лучше?

В.Рыжков― Это вполне оправданная апелляция, потому что он же у нас гарант Конституции и глава государства. И надо апеллировать и к суду, чтобы суд внимательно рассматривал это дело и аргументы обвинения. И к нему как к главе государства, и к общественному мнению. Почему нет? Нормально.

Он же сказал: «Дураки». Но, правда, он имел в виду эти маски-шоу. И что? И эти «дураки» опять приехали ночью в гостиницу и сделали то же самое.

Т.Фельгенгауэр― Ну и что? Конечно. То есть либо им на Путина наплевать, либо что?.. Давайте я вам срочное сообщение зачитаю. ТАСС передает, видимо, со ссылкой на следователей: «Вина режиссера Серебренникова в организации мошенничества подтверждается показаниями свидетелей и финансовыми документами». Да, это заявление Следственного комитета.

В.Рыжков― Это понятно. Мы же знаем, что в суде всегда соревнуются две стороны. А что можно еще сказать обвинению, которое арестовывает человека? Они будут долдонить до самого судебного вердикта, что он виноват. Поэтому, я думаю, что нет большого смысла слушать их заявления. Гораздо важнее апеллировать к суду, потому что суд должен в открытом состязательном процессе разбирать все эти аргументы следствия. Мы знаем, как у нас иногда фабрикуются дела и очень часто.

Т.Фельгенгауэр― про еще одно громкое уголовное дело. Сегодня прошли громкие слушания по делу бывшего губернатора Кировской области Никиты Белых. Он останется в СИЗО на весь процесс. И 5 сентября назначено рассмотрение дело по существу.

В.Рыжков― Я читал об этом, да.

Т.Фельгенгауэр― Как вы считаете, здесь какие перспективы? Вот целый год держали Никиту Белых в СИЗО, даже чуть больше…

В.Рыжков― Я тоже хочу выразить солидарность Никите, которого я тоже очень хорошо знаю на протяжении многих лет. К огромному сожалению, это долгое содержание и тоже абсолютно ненормальное… ну как можно – скоро год – держать человека в СИЗО, не выходя на судебный процесс? Ну, сидел бы он под подпиской, под домашним арестом. А так у него сейчас целый букет заболеваний. Это тоже показывает, что наша уголовная система, она абсолютно по сталинским лекалам сделана, просто гробят людям здоровье, держат их по году и больше, некоторых держат по несколько лет в СИЗО до передачи дела в суд.

Я говорил и повторю, что я не верю в виновность Никиты. Я не знаю, что у них были за отношения с этими, которые принесли этот пакет с деньгами и что у них были за дела. Насколько я понимаю, Никита им помогал с тем, чтобы модернизировать это производство. Насколько я понимаю, один из двоих, который дал на него показания, оказался жуликом: взял кредит в «Сбербанке», по-моему, и вывел деньги на свой личный счет за рубежом.

Второй — тоже какая-то темная история – вот этот немец. Какой-то оффшор у него. Там большой вопрос: а кто эти люди, которые, собственно говоря, втянули Никиту в эту спецоперацию? Это все крайне мутно и крайне подозрительно.

Я говорил и еще раз повторю: я не верю в то, что Никита Белых брал взятки, абсолютно не верю. Знаю его очень хорошо как человека. Считаю, что это какая-то провокация, спецоперация. И опять здесь надо апеллировать к судье, надеясь на то, что судья – хотя сейчас многие меня поднимут на смех, когда я апеллирую к нашим судьям, настолько низок их авторитет и настолько подпорчена у них репутация, — тем не менее, мне кажется, что судья обязан рассмотреть все несуразности, все нелепости, все нестыковки в этом деле и вынести решение по закону.

Т.Фельгенгауэр― Как считаете, этот процесс тоже сделают показательным? Если да, то что и кому попытаются показать?

В.Рыжков― Как-то по Никите Белых я такой особой показательности не чувствую. Может быть, я ошибаюсь. То есть поначалу была такая попытка. Помните, когда его взяли здесь, неподалеку, на Новом Арбате, дух такой был, что «вот мы сейчас разоблачим!» — а потом как-то скисло. То есть, видимо, там все это дело шито белыми нитками.

То есть я не вижу здесь я особой показательности. Просто тупо держат человека год в СИЗО, тупо повторяют эти обвинения. Не думаю, что это будет показательный процесс. Опять-таки апеллирую к суду, очень надеясь на то, что те нелепости, которые есть в этом деле, они будут приняты во внимание и Никита будет освобожден.

Т.Фельгенгауэр― То есть вы не ставите дело Никиты Белых в ряд других дел губернаторов? То есть у нас же сейчас под следствием…

В.Рыжков― Ну, слушайте, нельзя ставить на одну доску майора или полковника полиции у которого налом находят миллиард на квартире…

Т.Фельгенгауэр― Нет, я про других губернаторов говорю.

В.Рыжков― Или сахалинского губернатора, у которого коллекция часов Breguet или каких-то Vacheron Constantin и ручка, обсыпанная бриллиантами золотая. Это совершенно разные истории, это очевидно.

По Никите, еще раз повторяю, это очень похоже на какую-то операцию спецслужб, на какую-то провокацию. По крайней мере, всё, что мы знаем, это очень похоже на провокацию спецслужб против конкретного человека. Какой-то пакет, какие-то деньги; какие-то люди, которые дают показания, один из которых уже сам осужден на четыре года за мошенничество. И на показании этих людей строятся показания против Никиты.

Т.Фельгенгауэр― Еще одно дело, тоже очень громкое, которое скоро продолжится. Уже было предварительное заседание. 1 сентября продолжится всё. Дело Алексея Улюкаева, и оно тоже сопровождается… Сначала все было тихо, тихо, и сам Улюкаев тоже молчал, но когда заговорил – та мало никому не показалось.

В.Рыжков― Там тоже интересные события происходят. Там обвинение все больше рассыпается. Там исчезают какие-то данные, там исчезают какие-то свидетельства, исчезают какие-то факты, которые были. И все меньше и меньше остается фактов. Более того, я так понимаю, что деньги-то он в руках не держал. Судя по всему, он держал некий чемодан. А из этого вовсе не следует, что он точно знал, что в этом чемодане и знал, что он несет. То есть там тоже масса вопросов по этому делу.

И он прямо обвинил главу «Роснефти» Игоря Сечина, что это была его провокация.

Т.Фельгенгауэр― На первом же заседании, по существу.

В.Рыжков― И генерал Феоктистов, кажется, ФСБ, он сейчас увольняется оттуда. То есть там тоже какая-то очень мутная история. Вот мы начали с Кирилла Серебренникова, Никита Белых, Алексей Улюкаев – и везде запах провокаций, везде запах спецопераций и провокаций.

Поэтому, я думаю, что в деле Алексея Улюкаева тоже все очень и очень сомнительно, все очень и очень подозрительно. И я не удивлюсь, что в ходе этого дела будут какие-то неожиданные повороты. И я не удивлюсь, если Алексей Улюкаев выкатит на суде такие разоблачение, что, как говорил Черномырдин, когда его спросили: «Почему Виктор Степанович, вы не пишите мемуары?» — Черномырдин сказал: «Да ты шо? Если я напишу — многие обрыдаются». Вот я не исключаю, что если Алексей Улюкаев начнет рассказывать, как он начал какие-то вещи рассказывать, то многие обрыдаются.

Т.Фельгенгауэр― Но в деле Алексея Улюкаева есть очень сильная вторая сторона, которой нет ни у Никиты Белых, ни у Кирилла Серебренникова и в целом дела «7-й студии» и «Платформы» — это Игорь Сечин. И это очень важное отличие.

В.Рыжков― Посмотрим. Но часть тех свидетельств, которые были на старте, они уже по какой-то причине отвалились. Может быть, и Игорь Сечин не так неуязвим, как это принято думать? Поэтому очень важное дело: министр против госкорпорации. Такого у нас еще не было на нашей памяти. И если этот процесс будет проходить в открытом режиме, то могут быть очень серьезные последствия.

Т.Фельгенгауэр― Он будет в открытом режиме, он уже даже начался в открытом режиме.

В.Рыжков― Да, могут быть очень серьезные сенсации и неожиданности.

Т.Фельгенгауэр― 1 сентября, кстати, если я ничего не путаю, должен продолжиться этот процесс. Одно заседание уже, по существу, прошло. Как раз там Алексей Улюкаев выступил.

В.Рыжков― И заметим, что ни Никита Белых, ни Кирилл Серебренников, ни Алексей Улюкаев категорически не признают своей вины, и все трое говорят, что они опровергнут версию следствия. То есть ни один из них не признает своей вины. Это тоже важно учитывать.

Т.Фельгенгауэр― Давайте про Ростов-на-Дону поговорим, потому что это страшная трагедия. И вот очень много вопросов: Как такое произошло? Как такое расследовать? И как помочь людям?

В.Рыжков― Я смотрел некоторые репортажи из Ростова-на-Дону. Меня зацепила фраза одного из жителей. Лет 35 парень, у которого тоже сгорел дом. А я хочу обратить ваше внимание, что вчера в Ростове сгорело 118 частных домов. Я такого вообще не припомню…

Т.Фельгенгауэр― Я видела цифру – больше 120.

В.Рыжков― Да. И сегодня было сообщение ближе к обеду, что в одном из домов нашли обгоревший труп. Это означает, что не просто пожар – это гибель людей. Я уже не говорю о раненых.

И этот парень, которые комментировал эти события, сказал о том, что за последнее время к ним приходили люди, похожие на бандитов, предлагали продать свои земельные участки с домами примерно за полцены от того, что стоят эти земельные участки – а это самый центр Ростова-на-Дону; я даже припоминаю этот район: он рядом с театром – и угрожали поджогом. И со слов этого парня, за девелоперами, которые хотят получить этот участок под застройку, стоит нынешний мэр города.

Вообще, это явление – выжигание исторического центра городов характерно для всей России. Москва не исключение. Если вы посмотрите, сколько за последние 20 лет…

Т.Фельгенгауэр― На Гостиный Двор посмотрите.

В.Рыжков― Да, не только Гостиный Двор. …Сгорело исторических зданий в центре Москвы – вы поразитесь. И, как правило, это «замыкание проводки» — в кавычках. Горит вся страна, горят исторические центры всех городов. И мой Барнаул не исключение. Там буквально в начале этого года тоже, по-моему, один или два пожара в историческом центре города.

То есть, что происходит? Девелоперы, как правило, крышуемые местными властями и местными силовиками – им нужны участки в центре города, где они потом возводят безвкусные и безобразные многоэтажки и их распродают, получая огромную прибыль, делясь со своими покровителями в местной власти и в силовых структурах. Им нужно заполучить эти участки.

Жители старого исторического фонда, зная это, совершенно не хотят за бесценок продавать свои участки, либо свои квартиры. Им начинают угрожать, предлагая по-хорошему: либо брать полцены, либо «мы вас подожжем». В Ростове-на-Дону прямо угрожали жителям пожогом.

И когда люди, — а там примерно половина продала под угрозами, половина отказалась продавать, — когда люди отказываются продавать, их дом сгорает. И очень часто это сопровождается человеческими жертвами. Поэтому здесь это очень похоже на правду – то, что там был поджог.

Более того, насколько я понимаю, сегодня правоохранительные органы Ростова-на-Дону уже сказали: «Да, есть признаки, что это было поджог». Это абсолютно обычное событие, но масштаб беспрецедентный для Ростова-на-Дону, потому что сгорело 120 частных домов, семьи остались без крова, дети остались без крова, да еще и человек погиб.

Здесь должно быть жесточайшее расследование и посадка всех, начиная от тех бандитов, которые угрожали – а их видели люди, они их опознают — и того поджигателя, который поджег вплоть до мэра города и силовиков, если они к этому причастны.

Если это будет на уровне Ростова-на-Дону, боюсь, это не кончится ничем, потому что круговая порука местных чиновников, местных силовиков практически в каждом российском регионе. Поэтому это дело должно быть взято на контроль федеральным Следственным комитетом, который должен не Кирилла Серебренникова кошмарить, а он должен заниматься такими бандитами, которые в городах России сжигают исторические центры, сжигают живых людей заживо.

Фактически это Цапки. Это банда Цапков, только в ростовском варианте. Вот, чем должен заниматься Следственный комитет. Если этого не произойдет, это будет означать, что федеральная власть покрывает бандитов, которые этим занимаются в регионах. <…>

. Вот вы говорите, что это, по сути, Цапки. Но мы же помним, что Цапки прекрасно долго и очень успешно делали то, что они делали, в общем-то, под покровительством власти.

В.Рыжков― Вот ровно об этом я и говорю.

Т.Фельгенгауэр― Почему сейчас вдруг ситуация должна измениться?

В.Рыжков― Должны быть обратная связь. То, что произошло в Ростове – такая красная вспышка на карте. Вот на такие красные вспышки должны быть федеральная реакция. То есть я очень сомневаюсь, что в Ростове этим будет кто-то серьезно заниматься.

Ну не приходят просто так люди к жителям ни говорят: «Либо продавайте в полцены, либо мы вас подожжем, потому что за нами – вся местная власть». Так просто не говорят. Это означает, что там, возможно, и полиция и ФСБ и прокуратура. Кстати, пожарники обычно в этом замешаны, потому что они должны потом справку написать, что само сгорело. Там целая цепочка. Обычно это организованное преступное сообщество, которое включает в себя не только девелоперов, но и десятки чиновников из федеральных и местных органов власти.

На местном уровне – почему Цапки процветали? – потому что они были интегрированы в местную криминальную, полукриминальную элиту. И пока не случилось это убийство семьи фермера, все сходило с рук.

Так и здесь. Если у вас в центре города-миллионника накануне чемпионата мира по футболу сгорает жилой район, и если вы знаете, что это поджог, и если это известно уже людям, которые публично говорят, что им угрожали, что придут и сожгут,— это красная вспышка на карте. То есть туда должна выезжать — не Кирилла Серебренникова сажать – немедленно выезжать бригада федеральных следаков самых лучших и в течение месяца разматывать это дело. После чего все, кто к этому причастны от полицейских до мэра, если он действительно к этому причастен, должны идти за решетку.

Тогда в других районах увидят, что за это можно сесть, в других регионах будут знать, что за это больно наказывают. И тогда, может быть, это спасет исторические центры десятков других городов и спасет жизни людей. А если это опять сейчас будет спущено на тормозах, это будет противоположный сигнал для девелоперов и властей других регионов, что можно запугивать, можно поджигать, можно сжигать людей заживо в этих домах. Вот почему это так важно.

Т.Фельгенгауэр― Еще одна тема, о которой я хотела бы поговорить. Вот мы сейчас с вами в новостях слышали про тревожные очень настроения среди жителей Тюмени, если я все правильно услышала, после этого теракта в Сургуте, который почему-то власти не хотят называть терактом. Как вы считаете, здесь, может быть, правильно, что мало об этом говорят и не называют это терактом? Может быть, пытаются просто людей не пугать?

В.Рыжков― Вообще, не исключено, что это психически ненормальный человек – я этого не исключаю, — который посмотрел барселонские события…

Т.Фельгенгауэр― Записал ролик, отдал его ИГИЛ…

В.Рыжков― И под впечатлением этого побежал с ножиком по городу. Такое тоже бывает. Всякое бывает. Я про другое хочу сказать. У нас огромная ФСБ – сотни тысяч офицеров. Поверьте, Таня, я знаю, в регионах сидят огромные управления. То есть в той же самой Тюменской области – там огромное управление, которое укомплектовано сотнями офицеров. При профессиональной работе агентурной, профилактической, при отслеживании социальных сетей и так далее, на мой взгляд, может быть, я ошибаюсь, но в спокойных сибирских регионах, где, в общем-то – понимаете, мы привыкли, что на Кавказе это случается, но в Сибири спокойные регионы, — там, мне кажется, все эти офицеры, которые получают отличнее зарплаты, имеют абсолютные соцпакеты, которые делают карьеры, которые защищены со всех стороны в социальном отношении, мне кажется, что они должны лучше работать. Не бегать за тремя оппозиционерами (в среднем в каждом сибирском регионе 3-3.5 оппозиционера) – вот за ними следит ФСБ, центр «Э»…

Т.Фельгенгауэр― Навальный или кто-то из его сторонников пытаются открыть штаб…

В.Рыжков― Да. Гоняют этих хипстеров тюменских, которые поддерживают Навального, а в этом время просматривают каких-то… человек, допустим, был склонен… Но они должны были видеть это, должны были его профилактировать. На это мы их из своих налогов и содержим, поэтому они и получают эти огромные зарплаты и соцпакеты.

Поэтому не знаю, правильно, неправильно, что громко говорят, не говорят, но в любом случае работать надо. Вот вывод из всей этой ситуации: работать надо нашим структурам. Вот, допустим, в Испании полиция этим занимается. У нас есть и полиция и ФСБ, которая по закону уполномочена противодействовать терроризму – огромная структура федеральная, которой нет во многих странах. У нас существует гигантская структура.

Вот устраивать провокации против губернаторов они могут, а вот как насчет борьбы с терроризмом? Поэтому у меня только одна претензия: мне кажется, что конкретно Тюменское управление здесь не сработало. Должны работать лучше.

Т.Фельгенгауэр― Давайте про выборы еще немножко поговорим. Вот сейчас у нас заканчивается август, а сентябре 10-го числа уже надо идти и голосовать. Вопрос: надо или не надо?

В.Рыжков― Вот вопрос, Таня: кроме нас с вами много народу знает, что 10 сентября выборы? Вы в городе видите выборы? Я ничего не вижу. Я вижу, что все перекопано. Грохот, пыль, шум. Со всех сторон долбят какие-то механизмы. Один механизм долбит левую стороны мозга, другой долбит в правую сторону мозга. Никаких признаков выборов я вообще не вижу.

Т.Фельгенгауэр― Ну, может, в регионах поактивнее – вы не замечали?

В.Рыжков― Нет, нигде не заметно выборов. Дело в том, что отработана система, когда власть побеждает при полном отсутствии избирателей. Власть побеждает при полной апатии избирателей. Как эта система работает? У каждой структуры власти страны – будь то Москва, Алтай или Тюмень, которая упоминалась, — у них есть отработанные механизмы провести своих на выборы. Как они их приводят? Приводят бюджетников – врачей, учителей, работников ЖКХ, сотрудников правоохранительных органов…

Т.Фельгенгауэр― Людей, которые от них зависят, которым можно приказать прийти.

В.Рыжков― И если больше никто не приходит – обычные избиратели: работники сферы услуг или работники типографий – вот они не приходят на выборы, потому что это им неинтересно, тем более, что 10 сентября все еще на дачах, еще тепло, можно на речку съездить, карасей половить, а приходят только свои, — вот они и получают то, что им нужно – 40, 60… 90 процентов, понимаете? То есть на это все рассчитано. То есть специально сушат явку для того, чтобы привести только своих. Это гарантирует им победу.

В этот раз, что меня радует, если мы говорим применительно к Москве? Действительно, 10 сентября местные выборы. И я говорил с Дмитрием Гудковым, он говорит: поразительно много людей хотят идти на выборы – новых. То есть поразительно много москвичей хотят быть муниципальными депутатами, чтобы работать в городе и работать в интересах своих избирателей. Очень много новых людей – общественных деятелей; прошу прощение, урбанистов, экологов; людей, которых волнует благоустройство; людей, которых волнует, как пройдет реновация; людей, которых волнует этот грохот, шум, пыль и туда ли кладут плитку и ту ли кладут плитку – и их очень много в Москве. Получается такая ситуация: кандидатов хороших очень много – а есть опасность, что люди не придут и их не поддержат.

Т.Фельгенгауэр― Ну они не придут и не поддержат, потому что они прекрасно помнят, что даже когда были те выборы в Государственную думу, когда, помните, все пошли…

В.Рыжков― Тоже никто не пришел. Да никто все не пошел! Явка была 20%. Таня, явка была 20%. Москва на госдумовские выборы не пошла. Если бы Москва пошла на госдумовские выборы, другая была бы Госдума. Сейчас в Государственной думе нет ни одного представителя, который выражает ваши интересы, мои интересы, наши взгляды – ни одного депутата Государственной думы нет. Потому что Москва в сентябре прошлого года не пошла на выборы. Самая низкая явка в истории.

Поэтому вот сейчас иногда говорят: «Мы не пойдем на выборы, потому что не за кого голосовать». Вот сейчас есть, за кого голосовать. Вот Дмитрий Гудков и его команда, они проделали работу, которую я не помню в свое жизни: тысяча независимых кандидатов по всем районам города зарегистрировано.

Т.Фельгенгауэр― Есть самовыдвиженцы. Многие и с помощью «Яблока» и от коммунистов.

В.Рыжков― Так «Яблоко» и Гудков, они вместе работают. Создана система, когда они ходят, встречаются по квартирам. Система, когда они раздают листовки – свою программу. То есть все сделано для того, чтобы у людей, наконец-то, в Москве появились муниципальные депутаты, которые не зависят от мэрии, а которые зависят от избирателя. И, на самом деле, их можно избрать, потому что власть явно делает ставку на очень низкую явку, на то, что придет очень мало людей на эти выборы. Но тогда не так много нужно людей, чтобы избрать независимых депутатов. Это та же самая логика. То есть если даже немногие придут и поддержат независимых депутатов от оппозиции, то они победят.

Поэтому я просто могу сказать, что следующей 4-5 лет, на которые избираются эти местные депутаты, в Москве будут потрачены несколько триллионов рублей на всякие штуки – на плитку, на развязки, на скверы, на реновации – несколько триллионов рублей. Вот если вы хотите, чтобы хоть кто-то смотрел, что с этими триллионами рублей происходит и что на них делается, то нужно час времени 10 сентября потратить на эту задачу: прийти на тот участок, который у вас за углом – либо школа, либо что-то похожее на школы, — найти хорошего кандидата и за него проголосовать. И потом поехать на дачу.

Поэтому я всех призываю: отнеситесь к этому серьезно. Это совсем несложно. Если придет даже несколько процентов от людей, которые думают так же, как я, то вы получите других муниципальных депутатов. Не так много нужно людей.

Т.Фельгенгауэр― Как думаете, когда у нас президентская-то кампания начнется?

В.Рыжков― Обещали вроде как с сентября, что она начнется. Сентябрь вот уже близко.

Т.Фельгенгауэр― Ждете каких-нибудь сенсаций?

В.Рыжков― Нет, не жду. Мне кажется, что президентская кампания будет – плебисцит о доверии Владимиру Путину. Соперников ему подберут, чтобы не отвлекали внимание от главного кандидата, не мельтешили, не затмевали. Вот вчера в Америке было затмение солнца. Вот чтобы никто не затмевал президента действующего. И будет такой плебисцит: «Любите ли вы Владимира Путина? Верите ли вы ему?»

Т.Фельгенгауэр― «Да», «нет», «не очень».

В.Рыжков― «Восхищаетесь ли вы им?» «Котовы ли вы и впредь доверить ему свою судьбу и судьбу страны?» Ответ: «Да— нет». Вот на это все рассчитано.

Т.Фельгенгауэр― Знаете, очень хороший был бы: «Вы Владимира Путина любите или уважаете?»

В.Рыжков― Да. Или там: «Он умный, но при этом красивый или он серьезный, но при этом ответственный? Он работящий, но при этом трезвый…» Можно очень много таких ложных композиций строить в эфире.

Поэтому, думаю, что никаких сюрпризов нас не ждет. Будет плебисцит доверия действующему главе государства. А все прочие кандидаты будут подобраны таким образом, чтобы не портили эту благостную для всех нас, естественно, картину. <…>