Право силы vs сила права
Из «Независимой газеты»;
1.12.2015
Об авторе: Илья Георгиевич Шаблинский – доктор юридических наук, член Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека.
Постепенная ликвидация демократических институтов, тихий отказ от правового характера государства – это давно уже негласная, но четкая повестка дня. Но что это означает в реальности, на практике – этот медленный, но неуклонный процесс возвращения (потому как уже было) к государству полицейскому? Что за этими словами? Твердый порядок и борьба с преступностью? Как бы не так.
В отсутствие гражданского контроля силовой аппарат начинает обслуживать: а) близлежащее и вышестоящее начальство и б) самого себя. В его отношениях с обществом неуклонно начинают действовать в основном не законы, а корпоративная (чаще говорят «понятийная») этика. Старая песня? Но есть нюансы. Старой формулы «друзьям – все, врагам – закон» (приписывают Ф. Франко) уже недостаточно. Есть и более конкретные правила. Например: бить и пытать можно (можно вообще все), но не до смерти; своих, «силовых» – не сдавать никогда; высшая цель службы – угодить начальству; смысл закона – в обеспечении всего вышеперечисленного.
Из указанных правил бывают исключения. Но они не должны подрывать правила. Все громкие дела последних месяцев указывают нам этот вектор движения государства, его силового блока.
Несчастный пятимесячный Умарали Назаров был силой отобран у матери. Присутствие рядом отца и бабушки и набора документов его тоже не спасло. Полиция и миграционная служба действовали заодно. Был составлен фальшивый акт о «подкинутом» ребенке. Я видел его собственными глазами. Через восемь часов мальчик погиб. Еще через некоторое время его – уже в гробу – и его мать выставили из России. По решению судьи, которая даже не удалялась в совещательную комнату.
Для чего женщине – старшему лейтенанту понадобилось вырывать ребенка у матери? Какой был в этом, в конце концов, смысл? Пожалуй, я сейчас скажу: чтобы выразить свою неприязнь и показать власть. И все. Этого достаточно.
В деле, формально заведенном после смерти младенца, речь о вине полиции даже не идет.
Тех моих соотечественников, что безнадежно больны ненавистью к иным национальностям и религиям, эта история, пожалуй, даже раздражает. Я знаю это. Но полицейское государство на самом деле действует одинаково хамски и агрессивно по отношению ко всем. В том же августе того же 2015 года у семьи Тонких из Новороссийска – бывших детдомовцев – органы опеки забрали грудного младенца Родиона и его старшую сестру Илону. Через неделю Родион погиб. Было установлено, что в результате травмы головного мозга. После некоторой паузы его сестру вернули родителям. На всякий случай. Мало ли что…
Формально разница между этими случаями в том, что в Новороссийске власть действовала «по закону». Но этот закон, как всегда, действовал против слабых и беззащитных. Как всегда.
Кто-то еще помнит, что произошло в отделе полиции «Дальний» города Казани? В 2012 году там после изощренных (и извращенных) пыток в полиции скончался местный житель Сергей Назаров. Сначала увечья, которые были ему нанесены, шокировали хирургов, затем эта информация просочилась в республиканскую прессу. В итоге пара изуверов в полицейской форме все же оказалась на скамье подсудимых. Главную роль тут сыграли СМИ – без всяких сомнений. Но если бы Назаров не умер, то вряд ли его мучителям пришлось бы беспокоиться… У Назарова были судимости – то есть никаких шансов на судебную защиту.
Год спустя, в июле 2013 года, рабочий из Сочи Мардирос Демерчян, пытавшийся получить невыплаченную зарплату, был избит и изувечен нанятыми (судя по всему, работодателем) полицейскими в отделе полиции «Блиново». Пытали его примерно так же, как Назарова. В отделение вызывали две скорые, и, возможно, это спасло Демерчяну жизнь. Удалось также задокументировать все нанесенные увечья. Но ведь Демерчян остался жив. И судя по всему, именно поэтому его мучители остались безнаказанными. Похоже, никто всерьез и не пытался ничего расследовать. Об этом можно судить по отпискам, которые получали депутаты Госдумы и Совет при президенте по правам человека. Мало этого – в Адлере против рабочего возбудили новое уголовное дело – за ложный донос. Потом, правда, это дело закрыли. И на том спасибо.
Совсем недавно, 31 октября 2015 года, полиция Владикавказа задержала Владимира Цкаева. Его, судя по материалам дела, заподозрили в покушении на командира роты владикавказского ОМОНа Ролана Плиева. Серьезное подозрение! Якобы имела место бытовая ссора. Но расследование, судя по всему, двинулось по наезженной колее: уже 1 ноября Цкаев от множественных травм умер в больнице, куда его доставила скорая помощь. На сайте УВД появился пресс-релиз, который был позже удален, но который успели скопировать тысячи людей. Процитирую его: «Во время беседы мужчина вел себя неадекватно, угрожал, что если сотрудники полиции его не отпустят, то он сам себе причинит телесные повреждения и напишет заявление в органы прокуратуры с жалобой на то, что его избили полицейские. После этого он внезапно встал со стула и, упав на колени, лобной частью головы нанес несколько ударов об пол. Сотрудники полиции пресекли его действия и далее продолжили беседу, но ввиду ухудшения состояния здоровья задержанного полицейскими была вызвана карета скорой медицинской помощи. Гражданин был госпитализирован в РКБ города Владикавказа с диагнозом «закрытая черепно-мозговая травма».
Его смерть вызвала массовое возмущение. Руководству силовиков пришлось что-то предпринимать. Было возбуждено дело о превышении должностных полномочий. А чуть позже своей должности лишился начальник уголовного розыска Северной Осетии. Впрочем, результатов расследования пока нет, а дело, может быть, и закрыто.
В декабре 2014 года мне в составе группы членов СПЧ довелось участвовать в общественной проверке СИЗО № 1 Краснодара. У нас была информация, что в мае 2014 года находящийся в предварительном заключении предприниматель Владимир Некрасов был жестоко избит сотрудниками изолятора, в результате чего у него была оторвана половина ушной раковины. Ему были также нанесены и другие травмы, но он выжил. Его защитниками неоднократно подавались жалобы, результатом которых можно было бы считать трижды возбужденное уголовное дело. Впрочем, все три раза оно прекращалось. На наш приезд Некрасов тоже возлагал надежды. Дело в том, что заключенного всегда можно вынудить молчать, но отсутствие ушной раковины не скроешь. Члены СПЧ могли бы сфотографировать Некрасова – еще раз напомнить о нем и о его деле. Но ФСИН был, конечно, не нужен этот лишний шум. Непосредственно перед приездом членов СПЧ его перевели в Армавир в тюремное учреждение другого типа. Мы в очередной раз оказались бессильны.
Беззащитность и бесправие тех, кто оказался за решеткой, – особая тема. И обсуждающийся сейчас закон о применении к осужденным силы и спецсредств – не более чем стремление ФСИН легализовать то, что давно стало правилом.
Да, пытки и издевательства со стороны «профессионалов» стали совершенно обыденной вещью. Знаю, что рядовой гражданин обсуждает это уже без возмущения, без эмоций. Сознает ли он, что точно так же уязвим и беззащитен перед произволом? Что никто его не защитит, если вдруг по какому-то роковому стечению обстоятельств он окажется вдруг неугоден или неприятен человеку в полицейской форме?
Формально главное средство защиты – суд. Но если суд в полицейском государстве – лишь приложение к камере пыток в участке? С начала 2000-х годов наши суды медленно, но столь же неуклонно приспосабливали к нуждам исполнительной власти – усиливали бюрократическую роль председателей судов, назначали испытательные сроки судьям, издевались над принципом несменяемости (вспомнить хотя бы недавнюю ликвидацию Высшего арбитражного суда).
В итоге произошло то, к чему и стремились: суды перестали быть властью.
Кстати, произвол – это не только произвольный выбор подозреваемых и обвиняемых, из которых потом можно (нужно) выбить все необходимые признания. Произвол – это еще (иногда) и борьба за нравственность – конечно, ту, что пожелает начальство.
В апреле этого года в том же Новороссийске прокуратурой Краснодарского края были возбуждены дела об административных правонарушениях, предусмотренных статьей 20.1 КоАП РФ, – «мелкое хулиганство» в отношении пяти девушек в возрасте от 15 до 19 лет. Причина – факт распространения в Интернете видеоклипа, где «нарушительницы» танцуют тверк на фоне мемориала «Малая Земля» в Новороссийске. В итоге три девушки были наказаны административным арестом по 10 и 15 суток, еще две – штрафом.
Тут важна сугубо юридическая сторона дела. Вот как состав «мелкого хулиганства» сформулирован в упомянутой статье 20.1: это «нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу, сопровождающееся нецензурной бранью в общественных местах, оскорбительным приставанием к гражданам, а равно уничтожением или повреждением чужого имущества». То есть исчерпывающий перечень признаков. Не нужно быть крупным специалистом в области административного права, чтобы понять: неотъемлемыми элементами состава является «нецензурная брань в общественном месте» и «оскорбительное приставание к гражданам» либо нанесение ущерба имуществу. Брани и оскорбительных приставаний не было, как и ущерба имуществу. Значит, в самом по себе танце мелкого хулиганства, согласно данной статье, не было.
Что же послужило главным мотивом прокуроров? Как и многие, я думаю, что они учли скандал в Оренбурге, когда танец тверк был решительно осужден многими представителями власти в Москве. И присутствие в кадре мемориала «Малая Земля» оказалось подходящим предлогом. Вообще-то танцевать на фоне памятников героям, конечно, не запрещено. Во многих городах около подобных памятников проходят концерты.
Но это все уже не имело значения. Прокуроры помнили, что танец осужден сверху. И посадили троих девчонок за него в тюрьму. Условия заключения для лиц, совершивших административные проступки, в городах Краснодарского края не особенно отличаются от тюремных. Суд же показал себя как обычный российский суд – то есть орган, полностью зависимый от прокуроров, точнее, составляющий с ними некое единое целое.
Важно еще помнить, что при советской власти так же осуждали твист и шейк. И уже на моей памяти – рок. Но 15 суток за исполнение давали редко – в основном в 60-х годах и из особой вредности.
Культ силы, самодовольной и самодостаточной, воцарился в сознании огромного числа носителей государственных полномочий и государственных символов. Право силы уже полностью вытеснило силу права. Мы можем заметить, что этот же культ наше государство стремится воплотить в международных отношениях. Думаю, это стратегическая ошибка. Она дорого обойдется – и уже обходится – и нам, и в конечном счете государству.
