Реабилитация понятия «революция»
Мнение редакции может не полностью совпадать с мнением републикуемого автора. А. А.
Из портала «Сноб»:
ВЛАДИСЛАВ ИНОЗЕМЦЕВ: СЛОВО НА БУКВУ «Р»
Февраль 2016
В России в последнее время неспокойно — по крайней мере, так представляют дело как путинисты, рассуждающие об «агрессии» против нас чуть ли не всего остального мира, так и оппозиционеры, предупреждающие о кризисе существующей модели экономики и управления и о грядущей ее дестабилизации. Однако при всем различии их позиций существует обстоятельство, удивительным образом сближающее подавляющее большинство как сторонников режима, так и его противников. Это их отношение к явлению и даже к слову, которые в течение большей части ХХ века на той одной шестой части суши, что именовалась Советским Союзом, а была, по мнению некоторых, «той же Россией, только называвшейся по-другому», считались сакральными, — к революции.
На уровне эмоций такое отношение практически необъяснимо. Сегодня с сотен трибун чиновники и политики рассказывают о достижениях Советского Союза, а президент сообщает, что он так и не выкинул партбилет той партии, которая сто лет назад, не имея ни малейшей легитимности, смела тогдашнее правительство, ввергла страну в пучину террора и, прикрываясь революционной идеей, десятилетиями направляла человеческие, природные и финансовые ресурсы страны на коммунистическое преобразование мира. В Кремле резко осуждают снос памятников Ленину в соседних странах и отвергают любые законы о «десоветизации». Возникает вопрос: не страдают ли шизофренией те, кто, воспевая СССР, боится слова «революция», ведь Советский Союз начался с нее и долгое время был ее воплощением?
Одновременно российская либеральная оппозиция, клеймя созданную в стране бюрократическую систему, раз за разом подчеркивает, что она намерена — сейчас и в будущем — действовать в рамках демократических норм (каковых в России нет) и существующих законов (которые власть даже не собирается соблюдать). Наши либералы, часто славословя Америку и приводя ее в качестве примера и образца, почему-то забывают, что эта страна началась с революции, а по-настоящему современной стала, лишь пройдя через гражданскую войну, — и повторяют, как мантру, что они выступают последовательными противниками революционных методов и в высшей степени законопослушны.
Почему так происходит? В случае с властью ответ достаточно прост: откровенные демагоги, считающие собственный народ сборищем кретинов, полагают возможным прославлять большевиков и Романовых одновременно, будучи убеждены, что никого это не смутит; революции же они боятся исключительно по той причине, что не хотят стать ее жертвами. В случае с оппозицией ситуация сложнее, и причин страха перед революцией несколько. Первая обусловлена естественным для любого разумного человека отторжением насилия — а советское/российское изображение революции предполагает штурмы, убийства, расстрелы, тюрьмы, кровь и т. д. Вторая связана с ощущением, что итогом революции является смена общественного строя, масштабная ломка социальных порядков, десятилетия возвращения к нормальной жизни. Третья сводится к тому, что революции очень часто приводят к неожиданным и непредсказуемым результатам, в том числе, как известно, и для их инициаторов.
Однако, если оглянуться на прошлое и задуматься о том, что сделало современную Европу тем, чем она является, ответ будет однозначным — революции. Восстания против королей, воплотившиеся в Великой хартии вольностей. Реформация, сокрушившая догмат о непогрешимости Папы. Вольные города, ограничившие власть феодалов. Несколько десятков американских вольнодумцев, подписавшие Декларацию независимости и начавшие войну с Британской империей за право не платить налоги тем, кого они не выбирали. Безумцы 1789 года, пошедшие на штурм Бастилии и в итоге истребившие самих себя. Карбонарии, отвоевавшие свою Италию у Австро-Венгрии. Парижские коммунары, не имевшие ни малейшего шанса на успех. Революционеры 1918 года, не получившие широкой поддержки. Парижские и пражские протестанты 1968-го, гданьские 1981-го и берлинские 1989-го. Они меняли облик мира, как меняли его большевики, борцы с колониальными режимами, Троцкий и Че Гевара.
Как бы мы ни относились ко всем этим событиям, они остались вехами в человеческой истории, которым идеологам консерватизма и «стабильности» нечего противопоставить.
Именно революции отличали Европу и европейски ориентированную часть мира от бунтов, с которыми столетиями сталкивались остальные страны и которые так и не изменили их истории. При этом они не случались спонтанно, а подготавливались экономическими и социальными противоречиями, порождавшими так называемые революционные ситуации (что хорошо описано классиками марксизма-ленинизма). К сожалению или к счастью, но никто — в том числе, что самое важное, и сама история — не опроверг данные теории. Ни один реакционный класс или политическая элита, мешающие поступательному развитию народов, не избегали — и не избегнут — устранения с магистрального пути прогресса.
Однако не это, а ряд других обстоятельств приводят меня к мысли о том, что отношение, бытующее в кругах российских либералов к революции (я особо подчеркиваю — отношение, а не их программа действий), должно быть существенно пересмотрено. Задачей всех заинтересованных в переменах сил должно стать распространение понимания того, что грядущая и неизбежная российская революция не будет отягощена большинством недостатков и пороков предшествующих революционных событий.
Почему? …
