Россия: переход через Рубикон
Виктор Шейнис
ПОЛИТИЧЕСКИЙ РАЗВОРОТ. РОССИЯ В 2014 г.
Люди не замечают обычно глубокие изменения даже в собственной стране, пока всерьез не задеты обстоятельства и образ их повседневной жизни. Восприятие художника более чувствительно. В душе русского человека, которого всегда отличали доброта, щедрость, отзывчивость, вдруг пробудились и выплеснулись наружу бесчеловечные, демонические комплексы - реванша, самоутверждения и ненависти, дремавшие еще год-два тому назад, - говорил недавно Андрей Звягинцев. Чей пронзительный фильм "Левиафан обнажил реалии сегодняшней нашей жизни и тем вызвал злобную реакцию отторжения. Перемены в общественной атмосфере - один из признаков того, что наша страна переместилась в новое состояние.
Переход через Рубикон
В 2012-2014 гг. завершился большой период нашей современной истории. В годы перестройки и постперестройки , примерно до середины 90-х годов, страна возвращалась в потерянный ею (соглашусь в том с А.Солженицыным) ХХ век. И несмотря на все тяготы и потери, это было для нее едва ли не лучшее время в прошедшем столетии. После этого шаг за шагом шла реставрация авторитарного режима, хотя еще сохранялись некоторые важные достижения демократической революции - и даже официальная риторика твердила о преимуществах свободы над несвободой. И не была исключена возможность выбора пути на возникающих развилках. С годами, однако, деградация ускорялась: за без малого полтора десятка лет режим прошел цикл от возникновения до старческого маразма.
Одно за другим полетели в отвал - и в социально-политической практике, и на уровне официальной риторики - конструктивные намерения режима. Модернизация оказалась нереализуемой в рентно-распределительной экономике. Европейский выбор - несовместимым ни с внешне-политической ориентацией на воссоздание зоны привилегированных интересов на пространстве СНГ, ни с ценностными приоритетами "особого пути" России. Все более неприемлемыми для режима становились и основополагающие нормы российской Конституции, зафиксированные в двух ее первых главах.
После того, как отлаженная было система "выборов без выбора" стала давать сбои, а в массовых протестных манифестациях власти усмотрели вызов сохранению режима, в политическом курсе произошел перелом. Постепенное, осторожное ужесточение режима в ритме "шаг вперед, полшага назад" сменилось наступлением по всему фронту, беззастенчивым искоренением независимых от власти структур гражданского общества. Один за другим через наши "бесподобные палаты" проводились репрессивные законы, распространяющиеся на все сферы социальной, а многие - и личной жизни. Развернулась "охота на ведьм" - "иностранных агентов" и "экстремистов". Идеологический плюрализм, гарантированный Конституцией, вытесняется идеологией государственного патриотизма и приоритета государственных интересов. В итоге к 2014 г. возникло положение, при котором власть теперь может почти все (Е.Ясин).
Относительную легкость и скоротечность перехода от "мягкого" к жесткому авторитарному режиму нельзя связывать только с тем, что могла и хотела делать власть. Мандат на реставрацию авторитаризма она получила от большинства наших сограждан. Сознательно или нет, они одобрили и концентрацию власти в руках бюрократии (которую они не уважают и которой не верят), и ограничение свободы (которую они не слишком высоко ценят), и подавление очагов сопротивления. Эффективность управления массовым сознанием и социальными реакциями поразительным образом повторяет памятные образцы недавнего прошлого ("шагают бараны в ряд, гремят барабаны...").
В нулевые годы социальную базу режиму обеспечивал неформальный социальный контракт: добровольный уход масс от политики в обмен на стабильность и скромное, но более или менее постоянное повышение уровня жизни (за счет рентных доходов с мирового рынка, но об этом мало кто задумывался). Теперь же резкий взлет рейтингов первого лица и массовое одобрение весьма спорных внутриполитических и внешнеполитических акций российского руководства пришлись на время, когда материальная база контракта пошла трещинами. Конечно, инерция прежней поддержки власти массами населения еще действует и, вероятно, будет сохраняться некоторое время, если обвал в экономике произойдет не очень резко. Но самосохранение режима, свобода манёвра для власти в серьезно ужесточившейся обстановке нуждаются в обновлении социального контракта, изыскании нематериальных ресурсов мобилизации массовой поддержки.
Успех телевидения в замещении действительных событий их мифологической интерпретацией и сплочении народа вокруг лидера перед лицом несуществующей угрозы со стороны внешнего врага феноменален. На такой уровень политическая мобилизация общества, казалось бы, могла выйти, лишь если бы вторжение иноземных полчищ на территорию России поставило под вопрос самое ее существование. Но отношение к власти как надежному защитнику страны не зависит от реального положения вещей. Как в знаменитой пьесе Е.Шварца, промывание мозгов оживляет и память о ее прошлых как бы благодеяниях, и убеждение в том, что она спасает от других драконов.
И все же как ни велики возможности государственной пропаганды на телевидении, она не могла бы создать параллельную реальность из ничего. Идеализированный образ страны, поднявшейся с колен и противостоящей врагам во главе с "вашингтонским обкомом", всколыхнули глубинные пласты в подсознании дремавших архаических чувств и предрассудков. Восприятие себя и окружающего мира проходит сквозь призму примитивного противопоставления "мы и они", восходящего к верованиям первобытного человека. Вирус государственного патриотизма, вера в безусловное обладание истиной, недоверие к другому человеку, племени. сообществу, побуждаемых будто бы исключительно своекорыстными интересами, пресловутая "теория заговора", убеждение в том. что все споры в конечном счете решаются силой, были переведены из спящего в возбужденное состояние. Всему этому идеально соответствовала программа собирания утраченных, как внушали людям, по вине неумелых или продавшихся политиков земель, защиты "русского мира" за пределами государственных границ, приспособления права к национальному интересу и его смешения с интересом государственным. Вирус державного величия, ощущение причастности к свершениям великой державы, возвращающей себе заслуженное место в мире, исказил сознание также и многих умных, информированных, привыкших самостоятельно мыслить людей.
