Первоисточник

<…> Т. Фельгенгауэр― Если говорить про празднование дня победы, наш слушатель Илья спрашивает: почему с каждым годом роль Сталина в победе все более культивируется.

В. Шендерович― Это было бы странно, если бы было не так. Это праздник амнезии. У нас  9 мая уже давно стало праздником амнезии и военного угара. Вот, две вещи мы празднуем: амнезию, принципиальное нежелание… не то, что мы чего-то не знаем… — принципиальное нежелание знать правду! Боязнь, страх, этот невроз узнать правду. Громкая амнезия. Торжественная! И в рамках этой амнезии надо возвеличить роль Сталина. Убийцы, развязавшего эту войну. Положившего миллионы людей. Я могу — просто нет времени — цитировать Астафьева, Николая Никулина – людей, которые прошли эту страшную войну и написали самые страшные и честные воспоминания. Я сегодня наблюдал в Сокольниках, по аллее от метро к парку маршировал под командованием военрука… не знаю, кто это был… маршировали дети! И средние классы и старшие. И маленькие совсем сзади в пилотках, под какими-то знаменами и военными, и красными. Маршировали под ать-два. Это то, что у них называлось военно-патриотическое воспитание. К огромной радости собравшегося населения вокруг. Это подготовка ко Дню победы. Это наш праздник. Ни один из детей, руку дам на отсечение, ни один не знает дат — начала и окончания Второй мировой войны. Ни один из них не назовет союзников наших. И не наших. И тех союзников, которые были до 1941 года. У нас. Ни один из них… никому ничего не скажет ни «1 сентября», ни «17 сентября», ни «2 сентября». Ничего не скажут им. Они не читали Астафьева, и это не то что недобор, пробел в воспитании — это политика. Им не дадут! Этих детей готовят в новое пушечное мясо. Таня, это политика. Им не скажут правду. Потому что пушечному мясу не нужно знать правды. Их готовят в пушечное мясо. Под радость их собственных родителей. Они все снимают, фотографируют, все так красивенько. Этим ать-два не воспитываются ни Дмитрий Сергеевич Лихачев, ни Вернадский, ни Ландау. Только пушечное мясо можно так воспитать, и это политика. Есть устойчивое словосочетание «военно-патриотическое воспитание», там черточка в середине. Это очень лукавая черточка. «К военным людям так и льнут, а потому что патриотки!» — еще Грибоедов смеялся над этим. И вместе с ним смеялась вся просвещенная Россия тогда. Военный — значит патриот! Это было пошлостью уже тогда. А у нас «военно-патриотическое», конечно. Конечно, это патриот, военрук — патриот. Не Лихачев, нет. А вот военрук — безусловно!

Т. Фельгенгауэр― Но не забывайте о детях, которые например, участвовали в конкурсе сочинения про войну.

В. Шендерович― Этот конкурс проводило не государство, а «Мемориал». А государство послало подонков, и не наказало их никак. Послало подонков и — ненаказание является уликой, что это было государство. Потому что они все известны. Послало подонков, чтобы забрызгать их зеленкой. И Улицкую вместе с ними. Так вот «Мемориал» ведет антигосударственную деятельность, пытаясь рассказывать правду и пытаясь культивировать необходимость правды в детях. Говорит: ребята, это надо, расскажите о своей семье — это и будет история страны. Про вашу семью, про вашего дедушку. Про вашу бабушку. Про эвакуацию, про войну. Про террор расскажите. Это и есть история страны! Она состоит из ваших бабушек и дедушек.

Т. Фельгенгауэр― А «Бессмертный полк».

В. Шендерович― Это свидетельство того, что все, к чему они прикасаются, становится дрянью. Все, к чему они прикасаются, становится трухой. Уже разнарядки по школам, уже — обеспечить явку на «Бессмертный полк»! То же самое случилось когда-то с георгиевской ленточкой. Ведь когда это начиналось, еще можно было дискутировать об этом: уместно ли это: Потому что начиналось это тоже как частная инициатива. Я не помню фамилии, по-моему, женщина, которая это придумала…

Т. Фельгенгауэр― Наталья Лосева.

В. Шендерович― Да, и это было трогательно. Можно было говорить, что может быть — неуместно, но это был личный позыв человека. И это было прекрасно. Там можно было разговаривать об этом. Но с тех пор как георгиевская ленточка была присвоена государством, и из нее было сделано это, обязательное, в универмагах, кокошники уже с георгиевской ленточкой, сандалии с георгиевской ленточкой… И это не оскорбляет ничей вкус! Что на сандалиях георгиевская ленточка. За которую проливали кровь. А когда в этой студии наш коллега Васильев говорит, что его бесит эта георгиевская ленточка, то он становится объектом проверки прокуратуры. Он, а не те, кто эту георгиевскую ленточку запихнули на кокошники и сандалии! Так вот, произошло то же самое. Когда-то это было свидетельством геройства. Персонального личного героизма этого человека. Предметом заведомого уважения. Это стало позором. Когда-то напомню, и свастика была символом плодородия индийским! И ее можно было носить. Это был всего лишь исторический культурный знак. Символ! Символы меняют наполнение. Когда-то серп и молот был прекрасен. У твоих может быть прабабушек, у моих бабушек, дедушек… Это было прекрасно. Серп и молот, красная звезда. Это символизировало равенство, братство, бескорыстие, готовность отдать свою жизнь за интернационал. Но через короткое количество лет это стало символизировать совсем другое. Стало символизировать уже — преступления. Знаки, символы меняют наполнение. Георгиевская ленточка сегодня — это галимый позор. Те, кто этого не понимают, они имеют право этого не понимать. Но это совершенно не меняет моего отношения к этому. И еще, по поводу этого громыхания, по поводу этих машин, которые сегодня опять будут радовать наш глаз. Эти орудия массового убийства — они про что? Этот парад — он про что? С какого боку мне радоваться этому «Буку»? Скажи, пожалуйста, это про что это? Смысл? Это имеет какое-то отношение к памяти Булата Окуджавы и его боевых товарищей. Николая Никулина, миллионов погибших? Или это про то, что «мы можем повторить», как пишут идиоты на импортных машинах? Так мы даже машины повторить не можем. Мы можем повторить только ад. И настаиваем на своем праздничном праве напоминать миру, что мы можем повторить ад. Прости: наши войны за прошедший век — за целый век с маленьким перерывом на трагическую и великую Великую Отечественную войну, — все остальные войны — это войны империалистические! Захватнические. Негодяйские. Как начали в 20-м году с Польши, — и далее везде. Далее Западная Украина, Финляндия, и после войны опять далее везде. Будапешт, Берлин, Прага. Везде. И Вьетнам, анголы все эти бесчисленные и так далее. И дальше, когда уже империя распалась, продолжаем – Южная Осетия, Украина… Эти орудия убийства — это что, орудия защиты нашей? Это символизирует нашу готовность оборонять нашу родину? Кому мы нужны, кто на нас нападает? На обладателей ядерного оружия.

Т. Фельгенгауэр― Весь мир, Виктор Анатольевич.

В. Шендерович― Я понимаю твою иронию. Не все видят твои глаза в этот момент.

Т. Фельгенгауэр― К тому же я наблюдаю каждый раз как люди с удовольствием выходят смотреть, как едет эта техника, фотографируют.

В. Шендерович― Это и есть главная беда.

Т. Фельгенгауэр― Этим гордятся.

В. Шендерович― Это и есть главная беда. Что они гордятся этим. Они гордятся тем, что мы можем повторить, что мы крутые. Наша крутизна заключается в возможности устроить ад. Уже не всему земному шару, но близлежащим тем странам, которые по неосторожности оказались возле России, мы можем устроить ад. Мы этим гордимся? Ну, может быть, включить мозги и догадаться, что это дорого обойдется тебе самому? Может быть, вспомнить простые исторические примеры. В диапазоне от Гитлера до Саддама Хусейна. Этот праздник обойдется дорого, прежде всего, тебе самому. Твои дети полягут, дурак. Тебя сделают нищим как минимум. Обворуют под это дело. Война — это лучший случай для воровства. Но это понятно. Это уж точно — мать родна. Дурак, вот эти детишки полягут на какой-нибудь войне, которую они придумают ради своего рейтинга. Братцы, читайте Льва Николаевича Толстого! Я не предлагаю читать себя. Но Толстого почитайте. У него все про это написано. Про войну, про патриотизм, про то, зачем это. Лев Николаевич Толстой. Ну, считайте, что он русофоб. А я буду только его цитировать.

Т. Фельгенгауэр― Нечего больше предложить людям. Потому что их объединяет эта победа. Но нельзя же у них это отнять.

В. Шендерович― Победа эта не объединяет нас уже. Потому что слишком разное мы понимаем под этим. «Слишком много всяких танков, всяких пушек и солдат. // И военные оркестры слишком яростно гремят // и седые генералы, хоть и сами пули льют, // но за скорые победы с наслаждением водку пьют. // Я один, а их так много и они горды собой, // и военные оркестры заглушают голос мой». Булат Окуджава, 1983-й год. Тридцать лет и три года назад. Я вообще перестану разговаривать, я только цитировать теперь буду.<…>