Животрепещущие проблемы опросной социологии в России
Денис Волков
09.12.2015
«Я не верю в путинские 86%!» Эту фразу бесконечно приходится слышать от многих российских и зарубежных комментаторов. Однако интерпретация рейтингов – не вопрос веры, а детальный анализ всего имеющегося массива социологической информации, накопленного за время нахождения Владимира Путина у власти в России. Когда о рейтингах рассуждают не социологи, обычно рассматриваются показатели последних нескольких месяцев, выбирается наиболее эффектная цифра 86% – одобрение деятельности Путина на посту президента (примерно столько же поддерживает присоединение Крыма), ответы на множество других связанных вопросов не учитываются. При этом делаются ошибочные выводы, что россияне поддерживают любые решения власти и являются ее горячими сторонниками. Далее следует характерный прием: вместо того чтобы разобраться в деталях и попробовать примирить всю массу противоречивых данных, высказываются сомнения в честности социологов, адекватности социологического метода в российских условиях или откровенности респондентов, отвечающих на вопросы анкеты. Параллельно те 10% населения, кто не поддерживает Путина и высказывается против присоединения Крыма к России, автоматически записывают в «демократическое меньшинство» – в противовес большинству, стало быть, обывателей и «ватников». При аккуратном анализе данных все эти конструкции рассыпаются.
Но вначале несколько слов о том, боятся ли респонденты отвечать на вопросы. Откровенность респондентов трудно оценить, однако важен тот факт, что это постоянная величина. Большинство опросов «Левада-центра» (как и большинства других компаний) проводятся по одной методологии – при помощи личного интервью на дому у респондента. Достижимость, т. е. желание людей участвовать в опросах, не меняется на протяжении последних 20 лет. То же самое количество открывает дверь сегодня, что и два, и пять лет назад; почти все по-прежнему оставляют свои контактные данные по завершении интервью – для того чтобы была возможность проконтролировать факт проведения опроса. Рутинный многоступенчатый контроль (статистический, телефонный, аналитический) является стандартной процедурой в любой крупной исследовательской компании и позволяет следить за качеством работы интервьюеров. Многое зависит от того, как построено интервью: если вопросы о поддержке первого лица будут вырваны из контекста, это может вызывать дискомфорт. Однако среди вопросов об экономике, положении вещей в стране, городе, конкретной семье они выглядят органично.
Искушенные критики опросов общественного мнения ссылаются на работы американского социолога Тимура Курана, который разработал теорию фальсификации предпочтений. Имеется в виду, что люди склонны скрывать свои взгляды, если они идут вразрез официальной позиции власти. Однако, по словам самого ученого, такое поведение характерно в первую очередь для узкой прослойки элит – для тех, кто хорошо разбирается в происходящем и пользуется преимущественно качественной информацией из независимых источников (в российской ситуации это не более 10% граждан). Обычный человек не станет тщательно исследовать проблему, и, если ведущие СМИ показывают власть в позитивном свете, люди воспринимают такую информацию некритично. Согласно нашим исследованиям, лишь несколько процентов населения замечают преследование оппозиции, давление на некоммерческие организации. Лишь пятая часть населения может сказать о себе, что хорошо разбирается в происходящем. Большинство не интересуется происходящим, не разбирается в политике, не имеет четких политических предпочтений. Именно среди таких россиян поддержка Путина наиболее высока. Да, значительная часть россиян считает, что открытая критика власти может создать определенные проблемы, поэтому не стоит активно выражать свое мнение. Только дело в том, что по многим вопросам своего мнения у большинства просто нет. Отсюда и та легкость, с которой российский обыватель откликается на схемы, предложенные телевидением.
В России контроль государства за главными СМИ помогает поддерживать ощущение безальтернативности: половина населения получает информацию о происходящем почти исключительно из новостных выпусков трех-четырех телеканалов. Для тех, кто мало озабочен происходящим в мире, этого достаточно. Так же и в политике: неудобных для власти кандидатов отсекают от участия в выборах (осенние региональные выборы в очередной раз нам это продемонстрировали), трудно представить себе выборы, в которых Путин бы участвовал не только вместе с Навальным, но и с Медведевым или Кудриным. От власти всегда должен участвовать только один кандидат. Все это значит, что напрямую сравнивать рейтинги российских и зарубежных политиков неправильно. В демократических странах политика построена на конкуренции и постоянном соревновании различных кандидатов и программ, российская политическая система, напротив, зиждется на безальтернативности. Соответственно, и одобрение здесь означает не оценку населением конкретных политических решений, а общее принятие курса, который проводит власть.
Однако простым контролем за эфиром дело не ограничивается: в крупных городах доступ к альтернативным источникам информации имеет более половины населения. Даже самые хорошо информированные сегодня в большинстве своем поддерживают власть (хотя и в меньшей степени, чем население в целом). Два года назад ситуация выглядела иначе, рейтинг Путина и легитимность политической системы снижались на протяжении четырех-пяти лет. Присоединение Крыма стало поворотным событием, которое позволило Кремлю завоевать симпатии даже самых последовательных своих критиков, вернуть поддержку большинства. В результате у многих появилось ощущение возрождения величия России, утраченного после распада СССР. Как говорят люди на фокус-группах, «мы показали зубы», «мы заставили себя уважать», «обратили на себя внимание», «не любят, так пусть хотя бы боятся». Более того, присоединяя Крым, власть пошла навстречу широко распространенным в обществе убеждениям, что Крым должен быть с Россией. Об этом говорили наши опросы и в середине 90-х, и в середине нулевых. Сознательно эксплуатируя существующие постимперские комплексы, власти явно рассчитывали, что присоединение Крыма окажет укрепляющее воздействие на поддержку режима. Однако сила и продолжительность оказанного эффекта, скорее всего, оказались неожиданными даже для них.
Теперь постараемся разобраться в деталях. Упоминавшийся рейтинг одобрения Путина (на соответствующем посту) измеряется «Левада-центром» раз в месяц с момента его назначения председателем правительства в августе 1999 г. Но это лишь один из более чем двух десятков вопросов, которые мы задаем о Путине ежемесячно. Например, мы знаем, что доверяет ему как политику чуть менее 60% населения, готовы проголосовать за него на президентских выборах около 55% россиян. Отдельные шаги власти могут оцениваться и вовсе неоднозначно – например, решение об уничтожении заграничного продовольствия раскололо российское общество пополам. Даже в отношении Крыма наблюдаются некоторые колебания: сегодня около 30% допускают, что присоединение принесло больше вреда, чем пользы. Но при этом почти 90% утверждают, что возвращать Крым не нужно: «что сделано, то сделано», говорят люди на фокус-группах.
Интересно, что и 10% ярых противников Путина и присоединения Крыма оказываются вовсе не «демократическим меньшинством», а довольно разношерстной компанией, состоящей частично из аудитории независимых СМИ, небольшой доли москвичей и значительной части россиян из наименее обеспеченной группы населения. Все это разные люди, с разными взглядами и интеллектуальным багажом, а вовсе не сторонники либеральных партий, совокупная аудитория которых на сегодня составляет не более 1–2%. В каждой из трех описанных категорий поддержка Путина лишь на треть меньше, чем среди населения в целом. Одобрение преобладает и здесь.
Если смотреть на чувства, которые люди питают к Путину, оказывается, что восхищение испытывают лишь 10%, большинство говорят о симпатии (37%) или «не могут сказать о нем ничего плохого» (30%). При этом по всем перечисленным показателям отношение к президенту сегодня достигает максимальных значений за семь лет и все это результат присоединения Крыма. Ранее такое наблюдалось всего однажды – на пике путинского режима в 2008 г.: на фоне успешной передачи власти под знаком продолжения «курса Путина» (подразумевавшего сохранение экономической стабильности), короткой российско-грузинской войны и до наступления экономического кризиса.
За 15 лет социологического мониторинга отношения к Путину одобрение его деятельности сильно колебалось, четырежды достигая максимально высоких значений в 84–89% – в 1999, 2003, 2007–2008 и 2014–2015 гг. Из них три раза на фоне военных действий – в Чечне, Грузии и на Украине, и каждый раз – на фоне противостояния с США: по поводу Югославии, Ирака, Грузии и Крыма. (И надо заметить, что в предыдущие годы особых претензий социологам никто не высказывал, может быть, сегодняшние наши критики сами поддерживали президента?) Дважды – в 2005 и 2011–2012 гг. – рейтинг опускался к 60% на фоне экономических трудностей, и оба раза такое падение сопровождалось массовыми общероссийскими протестами. Дело в том, что рейтинг в 60% означает, что более трети населения заведомо недовольны властью, которую не имеют возможности переизбрать (иллюзий по этому поводу не питает практически никто, мнение о том, что «выборы ничего не решают», является преобладающим). В такой ситуации любой инцидент может вызвать цепную реакцию и спровоцировать открытое выражение недовольства. Однако ситуация усугубляется тем, что оппозиция в глазах населения не выглядит привлекательной. Сегодня власть обращается к простому человеку, всячески стараясь сойти за «своего парня», прежде всего Путин.
Экономический кризис пока не сказался ощутимым образом на поддержке власти. Показатели экономического оптимизма уже снижаются, но начавшуюся было панику правительство смогло остановить. Успокаивающий эффект имели и слова Путина о том, что кризис продлится не более двух лет, – пока можно и потерпеть. Об этом говорят как опросы, так и результаты фокус-групп. Важно, что именно с Путиным связаны у большинства населения тучные нулевые годы, а благосостояние граждан пусть медленно, но росло все эти годы, вплоть до последнего времени. Однако накопление экономических проблем, неспособность вовремя компенсировать обесценивающиеся пенсии и зарплаты неизбежно скажутся на поддержке президента и системы в целом. Увязание в военных конфликтах и слишком длительная конфронтации со всем миром в перспективе также не сулят ничего хорошего. Но пока время винить Путина еще не пришло.
**
Денис Волков
10.01.2016
Новогодний телефонный опрос ВЦИОМа в Крыму об условиях поставки украинского электричества на полуостров уже успел наделать много шума в российских и зарубежных СМИ. Как сообщают, опрос включал в себя лишь два содержательных вопроса, что и помогло провести исследование в кратчайшие сроки.
Мне бы не хотелось сейчас комментировать применявшуюся методологию опроса – я не принадлежу к числу тех, кто утверждает, что атмосфера в Крыму настолько тяжелая, что не позволяет проводить опросы в принципе. Многие отечественные и иностранные специалисты сейчас поспешат нас уверить в том, что опрос был проведен в соответствии со всеми требованиями профессии. Если принимать на веру информацию о невероятно высокой достижимости и пренебречь некоторыми небольшими деталями, такие комментаторы будут, наверное, правы. Ведь опубликованные результаты не сообщили нам ничего, чего бы мы уже не знали из регулярных социологических опросов в Крыму того же ВЦИОМа или фонда «Общественное мнение» (ФОМ).
Так, один из последних опубликованных опросов ФОМа, датированный 17–20 декабря, фиксировал высокую поддержку российской власти, довольно высокую оценку принимаемых мер по решению энергетического кризиса и готовность потерпеть трудности еще некоторое время. Поэтому чрезвычайный характер новогоднего телефонного опроса в Крыму, объявление о нем по телевизору и наказ президента, которые придали происходящему характер государственной переписи, наверное, повлияли на ответы респондентов. Но вряд ли все это могло радикально изменить сложившийся ранее консенсус, зафиксированный предыдущими исследованиями.
Однако опрос, проведенный «в режиме спецоперации», создает ощущение театрализованной постановки. Судите сами: 30 декабря СМИ сообщают, что президент дал поручение о «срочном» проведении опроса жителей Крыма и Севастополя. Уже на следующий день опрос запущен, а 1 января результаты оглашены. Если бы исследование не планировалось заранее, вряд ли удалось провести его в столь сжатые сроки, тем более в праздничные дни.
Более того, возникает чувство дежавю. Почти два года назад ВЦИОМ и ФОМ провели, также в срочном порядке, телефонный опрос россиян о статусе Республики Крым. Напомню канву событий. В начале 2014 г. за три дня (с 14 по 16 марта) было опрошено более 48 000 россиян, 91% которых высказались за включение Крыма в состав России. При этом референдум о статусе республики в самом Крыму был проведен 16 марта. Результаты опроса и референдума оглашали в один день – 17 марта, тогда же президентом был подписан указ о признании независимости Крыма Россией. В тот же день, как сообщали СМИ, был составлен проект договора о включении полуострова в состав России (этот договор был подписан в торжественной обстановке в Кремле 18 марта).
Тогда, как и сейчас, опубликованные результаты не стали неожиданностью. Ведь как показывали наши собственные опросы – в середине 1990-х гг. в рамках ВЦИОМа, в 2000-е уже в рамках «Левада-центра», – более 80% россиян на протяжении всего этого времени выступали за возвращение Крыма в состав России. Поэтому оба «телефонника» – и новогодний опрос в Крыму, и опрос россиян о статусе полуострова – в каком-то смысле явили нам апогей государственной опросной индустрии. Давно не секрет, что государственные центры изучения общественного мнения публикуют преимущественно результаты тех исследований, которые выгодны власти. В этом нет ничего удивительного, в конце концов, так обычно поступают любые заказчики опросов.
Получается, что теперь все чаще уже и задаются только те вопросы, на которые заведомо может быть получен только «правильный», желательный для власти ответ. Цель «исследования», которое не сообщает ничего нового, может быть только в том, чтобы произвести впечатление. А это уже не социология, а пиар.
Запрограммированность опросов, подобных описанным, автоматически дезавуирует слова придворных политтехнологов, которые объявляют сам факт проведения крымского новогоднего исследования свидетельством «демократизма» российской власти. Дело в том, что основополагающий принцип демократии, как это понимается со времен ее возникновения в древних Афинах, заключается в подотчетности государственной власти гражданам. Выборы, референдумы и все прочие институты являются лишь инструментами, призванными обеспечить такую подотчетность. Сомнительно, что этой цели могут служить опросы с заранее известным результатом. По какой методологии их ни проводи, они оставляют послевкусие скандала и жульничества: методологически все может быть правильно, а по существу издевательство.
