На снимке: А. Никулин

См. ранее на Когита.ру:

-  Б. Докторов. Лекции по истории изучения общественного мнения: США и Россия:

Полный текст «Лекций…» см. здесь

 Александр Никулин

Исследования общественного мнения в демократической ретроспективе и перспективе

Докторов Б.З. (2013) Лекции по истории изучения общественного мнения: США и Россия: учебное пособие. Екатеринбург: УРФУ. – 212 с.

Борис Докторов – замечательный российский социолог, живущий в настоящее время в США, плодотворно работает в области истории социологии России и Америки. Достаточно сослаться лишь на несколько наиболее известных книг ученого, чтобы представить масштабы и тщательность проделанной им интеллектуальной работы1.

Рецензируемое учебное пособие, с одной стороны, представляет собой сжатый пропедевтический конспект чрезвычайно обширной историко-социологической американо-российской темы с четкой постановкой ключевых вопросов для каждой лекции, увлекательным и доступным изложением, сжатыми, емкими выводами, обобщениями в конце каждой лекции, обширным списком литературы. С другой стороны, здесь раскрывается собственное мировоззренческое и научное кредо автора, связанное с безусловным утверждением исторической преемственности и современного развития изучения общественного мнения как органической составляющей демократического образа жизни. Наконец, для Докторова важен личностный импульс в истории изучения общественного мнения и демократической политической системы. Вот почему хронология его курса, состоящего из шести лекций, разделена на исторические этапы: догэллаповский, гэллаповский, постгэллаповский, сконцентрированная вокруг имени выдающегося американского исследователя общественного мнения Джорджа Гэллапа. А последняя глава курса – об изучении общественного мнения в России во многом связана с наследием замечательного российского социолога Бориса Грушина.

В первой лекции «Догэллаповский этап в изучении общественного мнения» автор утверждает, что этот этап коренится во временах освоения Нового Света и продолжается до середины 1930-х годов. Таким образом, практика изучения американского общественного мнения стала складываться еще до образования Соединенных Штатов как таковых, в самой общественно-политической жизни ее первых коммьюнити, уже обладавших базовой формой американской демократии – городским собранием (town meeting).

На рубеже XVII-XVIII веков в США заявила о себе и свободная пресса, внесшая значительный вклад в формирование американского образа жизни. Именно пресса с начала XIX века стала целенаправленно вырабатывать технологии «соломенных опросов» с их традицией опубликования распределения мнений электората. А комментирование этой статистики фактические имело значение прогноза.

В конце XIX века Джеймс Брайс первым высказал предположение о существовании особой формы демократии в Америке, основанной на общественном мнении, которое стремилось проявить себя в референдумах, несмотря на все трудности их проведения в стране с огромной территорией.

В начале XX века в США возникла проблема измерения эффективности влияния на американцев рекламы. Появилась целая плеяда замечательных исследователей, разрабатывавших методы опроса населения в связи с изучением потребительских установок.

Констелляция традиций городского собрания, бытования свободной прессы, стремление к референдумам и, наконец, успехи методов разработки рекламы – все это исподволь привело в 1930-е годы к формированию социального заказа на проведение электоральных опросов общественного мнения, связанных с наивысшими достижениями в практике «соломенных опросов» еженедельника Literary Digest и такими именами первопроходцев в этой области, как Чарльз Парлин, Дэниел Старч, Эдвард Стронг, Генри Линк.

Во второй главе «Гэллаповский этап» показано, как в 1936 году, в связи с очередными выборами президента США, Джордж Гэллап, Элмо Роупер, Арчибальд Кроссли и Хэдли Кэнтрил совершили настоящий прорыв в изучении электорального общественного мнения. Все вышеупомянутые аналитики, по мнению Докторова, воспринимали ремесло изучения общественного мнения как совершенствование американской демократии.

В 1936, 1940 и 1944 годах успешные предсказания Гэллапом, Роупером и Кроссли особенностей электоральных побед Франклина Рузвельта закрепили уверенность в эффективности новой опросной технологии. При этом, с одной стороны, знаменитое фиаско Гэллапа 1948 года вызвало сомнение в возможностях эффективной работы с ограниченными выборками, с другой стороны, оно же заставило полстерское сообщество тщательно анализировать детали опросной технологии, повышая качество измерения установок. В это же время шло активное формирование самого полстерского сообщества, его инфраструктуры.

В 1940-е годы, опираясь на историко-социологическую интуицию и высокий профессионализм в формулировке вопросов интервью, Гэллап заложил основы динамического изучения общественного мнения.

Докторов приводит красноречивое объяснение опытнейшего полстера Бада Роупера о сути достижений Гэллапа: «Конечно, ...сегодня мы могли бы написать вопрос лучше, чем Гэллап сделал это десять лет назад. Мы постоянно совершенствовали наши вопросы, тогда как Гэллап чеканил один и тот же вопрос год за годом. И в итоге (я наконец-то это понял) Гэллап имеет большинство данных в динамике – неоценимые тренды!» (с.76). Совокупность методов сбора и анализа данных об общественном мнении, а также приемов организации опросов стали складываться в своеобразную саморазвивающуюся систему.

Автор величает Джоржда Гэллапа апостолом демократии, подчеркивая, что в ряде стран мира, например, в Скандинавии, слово «гэллап» стало синонимом слова «опрос». Метафорически обращаясь к наследию Владимира Маяковского, можно заметить, что, если для датчан и «прочих шведов» «гэллап» означает просто «опрос», то Докторов наверняка согласился бы с такой фразой: «Мы говорим — Гэллап, подразумеваем — демократия, мы говорим — демократия, подразумеваем — Гэллап».

Впрочем, в данной главе кроме интеллектуального наследия Гэллапа и ряда его современников, Докторов уделяет достаточно внимания и новациям второй половины ХХ века в организации и технике опросов, связанным с разработкой региональных опросов Джо Белдена, схем телефонного опроса Джозефа Ваксберга, изобретению exit poll Уоррена Митофски.

Особое место в книге занимает третья лекция «Изучение электората в двух последних кампаниях по выборам президента», сконцентрированная на специфике анализа «остро современного» в историческом исследовании. Здесь анализируются феномен современных «соломенных выборов» в городке Эймс, так называемый казус Санторума, исследование общественного мнения непосредственно в ожидании победителя, а также относительная неудача в прогнозах итогов президентских выборов 2012 года организации Гэллапа.

Разнообразный и подробный аналитический материал об особенностях президентских выборов 2012 года Докторов обобщает в следующем выводе. Изучение настоящего сквозь прошлое – это «не некое идеальное представление о том, как должен строиться научный анализ текущих событий, но важный элемент реальной практики современных американских исследователей общественного мнения» (с.100).

Электоральное прошлое и настоящее существуют не сами по себе, они соединены методологическими поисками совершенствования опросных технологий. Например, результаты современных республиканских «соломенных выборов» в Эймсе интересны и политологам, и историкам, и полстерам. Все они решают общую задачу: нахождение детерминант предвыборной борьбы и ее влияния на избрание главы Белого дома.

Отмечая, что в 2012 году выборка Гэллапа оказалась не самой точной, напоминая о горьких уроках ошибки 1948 года, Докторов подчеркивает, что Гэллапу еще предстоит борьба за восстановление лидерства в области опросных технологий.

В четвертой лекции «Прогнозирование итогов президентских выборов» рассматриваются элементы типологии прогнозов, обосновывается актуальность методологического наследия замечательного американо-финского аналитика общественного мнения 1920-1930-х годов Эмилия Хурьи, его агрегационной технологии прогнозирования. Из современных прогнозных технологий анализируются архитектура электоральных прогнозов Пола Перри, «13 ключей к Белому дому» Алана Лихтмана и прогнозы Нэйта Сильвера.

Пятая лекция «Вступая в постгэллаповский этап» посвящена ответам на вопросы о характерных особенностях постгэллаповских опросных методов. По мнению Докторова, кроме традиционного стремления к повышению надежности результатов измерения и активизации практики изучения мнений, установок, суждений населения, современные техники случайных ответов и опросов обогащенного общественного мнения для респондента делают более комфортной как среду, так и процедуру опроса. Создаются условия, при которых респонденты честнее и искреннее отвечают на сложные, сенситивные для них вопросы, связанные, например, с религиозными убеждениями, сексуальной ориентацией, отношением к «нашим» и «не нашим». В итоге возрастают шансы получать данные, не слишком «зашумленные» «социально желательными» ответами.

Тем временем онлайновые опросы и киберопросы, благодаря своей низкой стоимости и возможности перманентного мониторинга общественного мнения, ведут к дальнейшему повышению частоты измерения мнений, а значит, и повышению вероятности участия в опросах каждого взрослого американца.

Докторов дает и собственный, достаточно развернутый, футуристический (но поверяемый логикой имеющегося историко-социологического знания) прогноз на будущее развитие технологий опросов общественного мнения в Америке: «Сейчас в общих чертах можно представить, как будут организованы электоральные опросы в период президентской избирательной кампании 2016 г.: роль “живых” телефонных опросов уменьшится, значение онлайновых и киберопросов возрастет. ... А что будет в середине XXI в., скажем, в период выборов президента США в 2052 г.? Это будет десятая после последней завершившейся избирательной кампании 2012 г. Чтобы понять, можно ли с уверенностью ответить на поставленный вопрос, давайте “отмотаем” столько же лет назад... мы окажемся в 1976 г. Опросов проводилось мало, доминировал метод личного интервью, телефонное интервью делалось без компьютерной поддержки, широко применялся почтовый опрос. Естественно, никто не мог предположить, что в начале 2010-х гг. на смену этим методам сбора данных придут компьютерно-телефонные технологии, онлайновые процедуры и другие изощренные схемы изучения мнений. Я думаю, что и в 2052 г. большинство опросов будет проводиться с помощью технологий, которые сейчас мы не можем даже вообразить. Это будет уже не постгэллаповский этап, а нечто другое. А то, что мы обсуждаем сейчас, будет казаться далеким прошлым. Это – нормально. Такова история...» (с.153).

Последняя – шестая лекция книги посвящена истории изучения общественного мнения в России, которое формально, по мнению Докторова, восходит к переводам на русский язык книги немецкого ученого Франца фон Гольцендорфа «Роль общественного мнения в государственной жизни» (1881). Впрочем, отмечается далее, изначальное немецкое интеллектуальное влияние было дополнено влиянием и англо-американским благодаря переводу и изданию книги лорда Джеймса Брайса «Американская республика» (1889).

Докторов обоснованно считает, что термин «общественное мнение» был и до этих иностранных переводов достаточно известен в России, по крайней мере, уже при А.С.Пушкине, который в письме к Чаадаеву отмечал, что в современном ему обществе «отсутствует общественное мнение и господствует равнодушие к долгу, справедливости, праву, истине…» (с.159).

Личностный аспект изучения общественного мнения в России не менее важен, чем в США. Так, для Докторова в истории изучения национального общественного мнения американскому феномену Джорджа Гэллапа вполне соответствует феномен советского социолога Бориса Грушина. Именно Грушин первым в СССР организовал Институт общественного мнения при газете «Комсомольская правда» и провел первый опрос общественного мнения в мае 1960 года.

Излагая далее историю изучения общественного мнения в России/CCCР, Докторов в основном ориентируется на воспроизведение и комментирование соответствующей исторической периодизации разработанной В.А. Мансуровым и Е.С. Петренко.

В заключение автор самокритично отмечает, что последняя лекция курса – «не рассказ о том, как в России/СССР/России зарождался интерес к изучению общественного мнения и как на протяжении длительного времени складывалась методология и практика опросов. Это – введение в будущее историческое исследование…» (с.177).

Подводя итог обозрению лекционного курса Докторова, необходимо остановиться на ряде авторских мировоззренческих доминант, детерминирующих как теоретико-методологическое, так и культурно-историческое изложение книги.

Во-первых, автор – безусловный оптимист, верящий в развитие некоего естественно положительного порядка демократического хода дел как в США, так и во всем мире от прошлого к настоящему и будущему, разумеется, при неуклонном совершенствовании изучения общественного мнения. Он заявляет, что его «видение будущего базируется на презумпции исторического оптимизма», и далее говорит: «Я верю в то, что демократия в мире будет расширяться и углубляться, голос общественности усиливаться, а социальная значимость надежной информации о состоянии общественного мнения возрастать» (с.157).

Хорошо, что в наши скептические времена озвучиваются такие долговременно благоприятные перспективы. Проблема в том, что (мы думаем, тут Борис Докторов согласился бы с нами) самой демократии и ее общественному мнению со всеми процедурами соответствующих референдумов внутренне присущи невероятно драматические противоречия, заставившие в свое время Уинстона Черчилля отшутиться по поводу всякого рода «демократических оптимизмов»: «Демократия — наихудшая форма правления, если не считать всех остальных».

К сожалению, феномен особенностей наихудших форм демократических волеизъявлений как в Америке, так и в России, часто связанный с поразительными заблуждениями общественного мнения, почти выпал из изложения данного лекционного курса.

На наш взгляд, Докторов совершенно верно связывает проблему свободы общественного мнения в России с именем А.С. Пушкина, которого общественное мнение – мнение народное, как известно, страшно волновало и которое он фактически поставил в центр таких исторических сочинений как «Борис Годунов» и «История пугачевского бунта». Но насколько неоднозначно трагична историческая хроника народного волеизъявления в пушкинских текстах!

Задолго до Докторова, возводящего изучение мощи демократического волеизъявления к общественным референдумам Новой Англии XVII века, Пушкин отмечал его в следующем монологе из «Бориса Годунова»

Но знаешь ли, чем сильны мы, Басманов?

Не войском, нет, не польскою подмогой,

А мнением; да! мнением народным. 

Опираясь, на мощь этого мнения, лжедемократический Лжедмитрий вскоре одержал убедительную победу на соответствующем кремлевском референдуме, после чего это мнение забезмолвствовало…

А далее Пушкин с горечью констатировал, что судьбоносный народный референдум в России может обернуться бессмысленным и беспощадным бунтом...

В некоторых исторически кризисных ситуациях, связанных, например, с борьбой за национальную независимость, размышляя над случайностями общественно-исторического выбора (а «случай, – как известно, по Пушкину, – Бог – изобретатель»), Александр Сергеевич оценивал динамику колебаний общественного мнения в 1812-1814 годах в амплитуде от «остервенения народа» – до «понижения его ропота» в результате непостижимого промысла все того же казуса «российского случая – силы вещей – русского бога». Приведу два четверостишия:

Гроза двенадцатого года 
Настала — кто тут нам помог? 
Остервенение народа, 
Барклай, зима иль русский бог? 
Но бог помог — стал ропот ниже, 
И скоро силою вещей 
Мы очутилися в Париже, 
А русский царь главой царей.

Кто-то может возразить, что, подобно упоминаемым Докторовым старомодным американским «протосоломенным опросам», мы описываем пушкинские упоминания старинных «прото-демократических волеизъявлений». Но мы просто следовали историко-социологической логике Докторова, призывавшего к бережному изучению особенностей исторических корней национальных демократий.

За неимением времени упомянем лишь еще несколько казусов демократических референдумов – торжеств общественного мнения в истории России/CCCР: 1917 – казус демократического Учредительного собрания; 1936 – казус принятия самой демократической Конституции в мире (как раз в год торжества опросной методологии Гэллапа в США); 1991 – казус референдума о сохранении СССР; казусы процедур управляемой демократии в России XXI века…

Теперь о личностном феномене, которому Докторов уделяет заслуженно пристальное внимание – о Борисе Грушине. Характеризуя Грушина, Докторов наделяет его неуловимыми чертами пушкинского свободного гения: «На мой взгляд, Грушин не был ни ‘красным”, ни “белым”, ни левым, ни правым, ни либералом, ни консерватором, ни русофилом, ни западником, ни пессимистом, ни оптимистом. Он старался быть совершенно свободным, у него была своя цель в жизни и своя дорога. Грушин никогда не включался ни в какие политические сюжеты – даже если речь шла о Сахарове или об “уходе” в диссиденты. Когда ему предлагали это, он отвечал, что у него “есть работа на собственном поле”» (с.165).

Как известно, Грушин написал несколько книг, посвященных теории и истории опросов общественного мнения. Но и в грушинских исследованиях (подобно пушкинским наблюдениям) не оптимизм, но драматизм пронизывает авторскую историю российского общественного мнения2.

Все же и в самой книге Б.З. Докторова, несмотря на весь ее демократический оптимизм, безусловно, проступает проблематика драмы загадочности изучения и понимания опросов общественного мнения. Свидетельством тому – его особенно пристальное внимание к истории ошибок в прогнозах и результатах опросов общественного мнения в США.

Сильной стороной книги является внимание автора к исследованию значения региональности и локальности общественного мнения для итогов общенациональных референдумов в США. Читатель действительно узнает много интересного о том, как общественное мнение региональных «одноэтажных» Америк различных американских штатов в конечном счете определяет исход борьбы за американское общенациональное политическое лидерство.

Наконец, надо отметить безусловное значение историцизма как методологического принципа книги, например, явно проступающего в анализе значения «соломенных опросов» в США, когда автор виртуозно прослеживает переменчивую эволюцию границ между «соломенным» и «научным» в опросах американского общественного мнения. Того самого общественного мнения, которое, страхуя себя от пучины рисков демократических волеизъявлений, хватается за научную обработку соломинок гражданских мнений по правилу извечной житейской мудрости: «Знал бы, где упал, так соломки бы подстелил».

1 Докторов Б.З. Отцы-основатели. История изучения общественного мнения. М., 2006; Докторов Б.З. Реклама и опросы общественного мнения в США: История зарождения. Судьбы творцов. М., 2008; Докторов Б.З. Джордж Гэллап. Биография и судьба. М., 2011; Докторов Б.З. Явление Барака Обамы. Социологические наблюдения. М., 2011; Докторов Б.З. Современная российская социология: История в биографиях и биографии в истории. СПб., 2013.

2 Грушин Б.А. Мнения о мире и мир мнений. Москва: Изд-во политической литературы, 1967; Грушин Б.А. Массовое сознание. Москва: Политиздат, 1987; Грушин Б.А. Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения. М.: Прогресс-Традиция. Жизнь 1-я. Эпоха Хрущева. 2001; Жизнь 2-я. Эпоха Брежнева. Часть 1. 2003; Часть 2-я. 2006.

Об авторе рецензии см. здесь