См. ранее на Когита.ру:

= ЕУСПб: «Выставка достижений научного хозяйства – 7»

Из сайта ЕУСПб:

ВДНХ-7. Civil Society in Russia and the Contemporary World: Social Movements, Institutions, and Moods

В рамках седьмой ежегодной конференции ЕУСПб «ВДНХ» 7-9 ноября прошла мини-конференция «Civil Society in Russia and the Contemporary World: Social Movements, Institutions, and Moods», на которой выступили ряд крупных исследователей из России, Европы и США.

Конференция началась с выступлений декана Факультета политических наук и социологии ЕУСПб Артемия Магуна, представителя Лаборатории публичной социологии (PS. Lab), Олега Журавлёва и сотрудника Центра Европейских исследований – Центра ЕС ЕУСПб Елены Белокуровой. В своём выступлении Олег Журавлёв отметил, что социология общественных движений плохо представлена в научном пространстве современной России и задача лаборатории, которую он представляет, – исправить ситуацию, а также установить более прочные связи между наукой и гражданским активизмом. Елена Белокурова высказалась, что кроме изучения протестов и протестных групп и инициатив необходимо уделить внимание и другим секторам гражданского общества – неправительственным организациям и социальным движениям. Артемий Магун сделал доклад о том, что такое гражданское общество, и как это понятие трансформировалось в западной мысли за последние 200 лет.

1. Civil Society and Social Movements: Nature, Origins, and Sources

Джек Голдстоун, профессор Университета Джона Мейсона, в докладе «1848, 2013, and rising global middle class» показал, что 1848 год был годом «неуспешных» и «прерванных» революций в Европе, а события 1968 года в Европе и США, 2011 года в арабских странах и 2013 года в России, Турции и Бразилии нельзя определять как революции: в отличие от 1848-го, в последних трёх случаях восставшие не требовали свержения авторитарных политических режимов и изменения социального порядка, а боролись лишь за расширение гражданских конституционных прав в рамках существующей системы. Только события «арабской весны» могут быть сопоставимы по характеру с 1848 годом, однако, отметил он, ещё рано делать окончательные оценки. Восстания 2013 года являются результатом роста среднего класса и предоставления доступа к образованию широким слоям населения в развивающихся странах. Однако эти движения остаются городскими и не имеют общенационального масштаба.

Карин Клеман из Смольного института СПбГУ сделала доклад "Grassroots mobilization in Russia: embeddedness in daily life and ''rise in generality''", в котором осветила практику формирования низовых гражданских инициатив, опираясь, в частности, на опыт активистов из Калининграда. Первые значимые организованные протесты граждан она относит к 2005 году, когда вспыхнули недовольства против реформы монетизации льгот, однако граждане, вовлечённые в те события, не приняли никакого участия в протестах двух последних лет.

Артемий Магун выступил с докладом «Civil society and populism of recent russian protests», где изложил историю гражданского общества в России. Первые неправительственные организации в 1970-1980-х занимались, главным образом, критикой государственного строя в СССР. Бум (само)организаций пришёлся на перестройку, что вылилось в «негативную революцию»: насильственная приватизация, фрагментация интересов и распад социальных связей, атомизация в 1990-х. С начала нулевых государство осуществляет намеренную деполитизацию гражданского общества в России.

Однако в то же время наблюдаются и другие тенденции: рост городского образованного класса и увеличение доли нематериального труда, рост числа локальных протестующих.

С 2008 года стали вспыхивать полуспонтанные политические выступления, такие как «Марш несогласных» или националистический митинг на Манежной площади в декабре 2010 года, а государство включило в пропагандистскую кампанию продвижение гражданских и моральных ценностей. Всё это, в конечном счёте, создало базу для протестов зимой 2011-го.

2. State and social movements in comparative perspective.

Профессор НИУ ВШЭ Александр Филиппов в своём докладе "Police and politcs: civil society and the neoliberal state" рассказал о понятии «полиции» и «полицейского государства». Есть сфера политического — это сфера непрерывного конфликта внутри суверена (народа) между разными общностями, в то время как полиция и полицейское управление ведёт к нивелированию конфликта, полной гомогенизации суверена и унификации. В режиме полицейского государства потребность в политической дискуссии отсутствует, основная его задача это безопасность, благо и благосостояние.

Кыванч Атак, Ph.D. студент Европейского университетского института во Флоренции, представил доклад "Precarious against the ''looters'': an inquiry into policing and Gezi protests", в котором раскрыл основные вехи летних протестов в Стамбуле по поводу уничтожения парка Гёзи.

Маргарита Завадская сделала доклад "Between the Ballot and the Street: in Which Authoritarian Regimes the Elections Subvert?", в котором проанализировала выборы в авторитарных режимах и обнаружила, что далеко не во всех случаях действующее правительство выигрывает, несмотря на свой антидемократический характер и возможность махинации. Также анализ выборов за 1990-2011 годы показывает, что большая часть рассмотренных ей авторитарных режимов не оспаривалась протестами после выборов. Каждый конкретный случай возникших протестов необходимо рассматривать отдельно, чтобы выяснить, какое влияние оказали (и оказывают ли вообще) выборы на протесты. Насилие со стороны режима не может предотвратить или спровоцировать протесты, но способно перевести их в мирное русло. Вероятность протестов определяется типом авторитарного режима (гражданский — монархический — военный), меньше всего случаев выступлений падает на режимы военного типа, а случаев насильственного и ненасильственного протеста в каждом типе примерно поровну.

Ирина Соболева из Высшей школы экономики выступила с докладом "The effect of protests on political engagement in autoritarian regimes (evidence from Russia)". Идея докладчицы заключалась в том, что политическая вовлечённость усиливается через участие в протестах. Однако это касается только тех, кто уже к тому моменту был вовлечён, а рост вовлечённости возможен только во время электоральных циклов. Усиливаются ядра движений, а остальные — активисты и «нейтральные» - уходят после окончания протестов. Фреймирование любого коллективного действия как политического становится единственным выходом удержать активистов.

Андрей Семёнов (Тюменский государственный университет) и Олеся Лобанова (Пермский государственный университет) в докладе "How people and organizations demand changes: the research of protest actions' repetorie in Tyumen" представили панораму протестных выступлений 2011 года в регионах России и показали, что входило в репертуар действия движений: от традиционных митингов и пикетов до новых форм выступления — флэшмобов и стрит-пати. В частности, представители коммунистической партии чаще прибегали к традиционным средствам выражения политической позиции, в то время как националисты использовали более «креативные» подходы в том, что касается уличного протеста.

3. Social movements: logic of development

Донателла дела Порта в докладе "Evetful democratizations: how movements change relations" представила модель трёх режимов темпоральности в процессе политических изменений: телеологическая (события объясняются через абстрактные исторические категории — индустриализация, урбанизация); экспериментальная (события объясняются через сравнения исторических путей — революционный против нереволюционного, демократический против недемократического); событийная (события признаются в качестве силы, способной влиять на исторический процесс). Событийная темпоральность создаёт понимание классовых интересов у граждан, формирует контр-элиты, повышает уровень субъектности и производит восприятие «нет другого выхода» в среде участников движения. Все вместе эти факторы определяют основу для протестов, обеспечивающих демократизацию.

Иван Климов из Высшей школы экономики выступил с докладом "The movement of civil observers", в котором рассказал о специфике и результатах исследования движения наблюдателей.

Олег Журавлёв, Наталья Савельева и Светлана Ерпылёва из Лаборатории публичной социологии презентовали проект "Solidarity against individualism: new social movements in Russia". Они говорили о том, что ключевым моментом в формировании групп (движений) является опыт коллективных действий. В современной России социальные движения находятся в кризисе из-за господства «деполитизированной личности». Анализ протестных выступлений последних лет показал, что участники событий считают коллективные действия добровольным вкладом, обязанностью, которую можно сложить с себя в любой момент, а регулярное коллективное действие угрожает личной свободе. Групповая активность становится не целостным процессом, а суммой индивидуальных решений, что в конечном счёте ведёт к фрустрации и развалу движений.

Ольга Усачёва, представляющая Институт социологии РАН, выступила с докладом "Volunteers networks under disaster conditions in Russia". Докладчица объяснила мотивацию добровольцев через два фактора: 1) недоверие властям и, как следствие, необходимость самоорганизовываться; 2) моральный аспект. Катастрофы повлияли на общество по ряду параметров: 1) приобретение опыта коллективного гражданского действия; 2) накопление социального капитала участниками и формирование широкой платформы солидарности; 3) практика взаимодействия между частями гражданского общества; 4) появление доверия в к волонтёрам в обществе.

4. Identities and emotions in social movements

Профессор Университета Амстердама Берт Кландерманс выступил с докладом "Identity politics and politicized identities: identification and protest". Политизированную идентичность спикер обозначил как ситуацию готовности участвовать в политическом действии. Политизация — это процесс: он начинается с осознания жалоб и недовольств, затем участники движения выдвигают требования и ведут борьбу за удовлетворение своих требований. Чем сильнее чувство идентификации с организацией, тем больше вероятность выступления от имени группы. Коллективная политизированная идентичность повышает готовность к действию, а совершённое действие, в свою очередь, усиливает коллективную идентичность.

Максим Алюков из Лаборатории публичной социологии представил доклад "Infrastructure of political participation and affect", в рамках которых раскрыл вопрос о роли эмоций в политическом действии на примере ряда местных сообществ. Такие эмоции как гнев, согласие или несогласие являются и целью общественных движений, и спусковым механизмом («топливом»).

Михаил Габович из Эйнштейн Форума в Берлине в рамках доклада "The cognitive and emotional space of protest: Russia, 2011-13" презентовал базу данных протестных лозунгов из регионов России. Был рассмотрен случай Челябинска и «эмоциональный взрыв», сопровождавший приход Путина к власти и в дальнейшем протесты против фальсификации на выборах. Анализ показал, что и пропутинские движения, и антипутинские используют примерно одинаковый набор эмоций в агитации: от страха — к будущему и надежде.

Илья Матвеев, Наталья Савельева и Олег Журавлёв из Лаборатории публичной социологии выступили с докладом "Cultural consumption and protest". По их мнению, за последние десять лет России появился «новый средний класс», который во многом и определил новые протестные движения. Конечно, это не единственный и не главный субъект протекающих процессов, существовали и существуют множество иных идентичностей и причин к недовольству, однако прежде, до появления этого класса, они не были артикулированы. Сформировались новые социальные позиции, в рамках которых культурный и экономический капиталы синхронизировались: интеллектуальная элита заработала деньги, а те, у кого деньги были, частично вложили их в образование. Становление этого нового класса способствовало дестигматизации протеста.

5. Social movements and public sphere

Анна Желнина из Высшей школы экономики выступила с докладом ""Angry Urban Crowd": urban space and the mobilization in the Russian cities after the 2011-12 election".

Диляра Валеева, Олег Журавлёв и Наталья Савельева представили доклад "Networks of political activists: public vs. private". Исследования показывают, что дружеские сети внутри протестного движения играют более значимую роль, чем идеологии или идентичности. В России исторически не сформировалось приватной сферы (privacy) в западном понимании, и поэтому она выстраивалась как контр-публика, заключённая на «кухнях» и крайне деполитизрованная, а граница между приватным и публичным изначальном «нарушена».

Елена Белокурова и Ангелина Давыдова сделали доклад на тему "Russian NGOs between local and global agenda". В 1990-х неправительственные организации были самым значительным элементом гражданского общества в России. Состояли они во многом из старых советских диссидентов нового поколения гражданских активистов, сформировавшихся в перестройку и после неё. Основной поток финансирования шёл из Европы и США. Последние годы государство активно наступает на неправительственный сектор, что выражается, в частности, в законодательстве об иностранных агентах. В глобальном контексте Россия является ярким исключением: если в прочих странах НКО говорят об эксплуатации и нарушения прав отдельных категорий граждан в проблемном ключе, то в России обсуждают только Россию.

Николай Саркисян

**

ВДНХ-7. Презентация первого выпуска журнала STASIS "Политика негативности"

В четверг, 7 ноября, в Золотом зале состоялась презентация нового журнала по социальной теории "STASIS". Главный редактор Артемий Магун рассказал о миссии и планах журнала.

Идея журнала возникла несколько лет назад на конференции ВДНХ. Stasis – слово из греческого языка, имеющее два противоположных смысла одновременно – "застой" и "революция". Это слово в названии журнала отсылает к внутреннему характеру взрыва, революции интеллектуальной жизни, к современности, в которой всё бурлит, но ничего не меняется. Интеллектуальная работа понимается как революция.

Первым, кто написал статью про понятие stasis, был Димитрис Вардулакис (Dimitris Vardoulakis), социальный теоретик из Австралии. Ему не удалось создать свой журнал, но он с воодушевлением отозвался о нашей попытке.

Миссия журнала заключается в том, чтобы преодолеть постколониальную интеллектуальную зависимость региона Восточной Европы и России. В большинстве восточноевропейских стран есть много публикуемых авторов, но они не меняют ситуацию изоляционизма в целом. Лишь единицы российских статей, выходящих на международный научный рынок, написаны не про Россию, и в целом российская наука довольно бедно представлена за границей; этому посвящена одна из последних статей А.В. Полетаева.

При этом в России существует богатейшая интеллектуальная традиция 20 века, которая оставила незначительный след в мировой науке, за исключением, возможно, Бахтина. Недавний пример – статья Нины Брагинской, российского исследователя Античности, о судьбе Ольги Фреденберг. Фреденберг создала специфическую литературную теорию в своё время, но не получила признания. Теперь же, по словам Брагинской, на некоторых конференциях пересказывают идеи, близкие Фреденберг, публикуемые в топовых журналах. В социальных науках все идеи имеют своё время и свой адрес, поэтому их нужно публиковать вовремя.

То, что журнал по социальной теории, нужно понимать широко – тексты должны содержать теоретические обобщения, но могут быть основаны на эмпирическом материале. Акцент на теории важен для преодоления барьера борьбы за гегемонию. Важно, чтобы люди слышали не просто информацию о стране, а слышали голос с аргументами.

Журнал издаётся полностью на английском языке: Томас Кэмпбэлл, носитель языка, занимается английской редактурой. Концепция журнала предполагает, что в нём будет консолидированная презентация лучших исследований в регионе, и если не переведенная статья на русском или на французском проходит peer review, то журнал помогает с её переводом на английский. Нужно полностью отказаться от "россиеведения" как постколониальной зависимости, чтобы, наконец, начать продавать продукты переработки, а не просто сырьё.

Существуют опасности и проблемы, связанные с изданием такого журнала.

Во-первых, форма peer review не идеальна, поскольку принято более критически реагировать на статьи незнакомых людей. При большом количестве поступающих текстов возникает аналог "дедовщины".

Во-вторых, из-за отсутствия четкой тематической рамки, как, например, у журналов Ab Imperio или Новое Литературное Обозрение, журнал создаёт впечатление несистематического наполнения и разорванности тем.

В-третьих, английский язык плох для выражения сложных теоретических идей, в отличие от немецкого или русского. Однако двуязычность может сохранить глубину аргументов хотя бы на русском языке.

В целом, стратегия ответов на такого рода опасности предполагает тонкую настройку журнала, долговременное планирование содержания и мягкое выведение на международную арену лучших восточноевропейских практик социальной мысли. В течение ближайших 5 лет нужно завоевать контргегемонию и навязать свои языки теории, и сформировать свой невидимый колледж.

После Артемия Магуна слово взял член редакционной коллегии Александр Филиппов.

Он сразу отметил понравившееся название и поздравил Артемия Магуна, Светлану Ерпылёву и Оксану Тимофееву с созданием журнала. Начать журнал с нуля – очень тяжелая задача.

Тем не менее, то, что получилось пока, по мнению Александра Филиппова – это прекрасная книга. Журналом это станет через некоторое время, с новыми выпусками и читателями.

Есть поговорка – "человек в жизни может начать делать один, максимум два успешных журнала", связанная с тем, что самое тяжелое на самом деле начинается потом, когда вступает в дело научная рутина. Чтобы стать индексируемым, нужно выполнять требования и выдерживать темпы, иначе у журнала не будет рейтинга, а без него не придут рейтинговые авторы, которые крайне редко публикуются в малозаметных журналах. Такое кольцо "индекс журнала – индекс авторов – индекс журнала" трудно разорвать.

В качестве примера Филиппов привёл журнал "Социологическое обозрение", главным редактором которого он является уже 12 лет, и одной из официальных задач которого теперь стало вхождение в SCOPUS. И хотя, в общем, это здравая идея, связанная с поднятием показателей научной продуктивности университета-издателя и предполагающая перевод журнала на английский язык, есть тонкие различия в оценке ситуации.

В самом начале своего существования ставилась чёткая цель: это не научный, а информационный журнал для тех, кто не умеет квалифицированно ориентироваться в социологической информации. И хотя по номерам последних лет он постепенно превращается в научный, он остаётся журналом для русскоязычной аудитории. Читатель журнала "Социологическое обозрение" читает по-русски.

При этом меняется ситуация и в образовании: теперь студент бакалавриата ВШЭ на первом курсе готов без сопротивления осваивать монографии на английском языке для своей курсовой. Но страна большая и люди в ней разные, поэтому этот пункт неоднозначен.

Журнал востребован, это видно по показателям посещаемости и загрузок на сайте, но в то же время нам говорят о том, что самое важное в журнале – показатели цитируемости. Хотя это и не пространство для спора – учредитель задаёт свои критерии, но ситуация остаётся проблемной.

Другой важный момент, связанный с журналом STASIS – его дисциплинарная принадлежность. Первый номер – настоящий философский журнал, будущий второй – на стыке политической теории и философии, номер о Бибихине будет либо по философии, либо по философскому россиеведению. Дисциплинарное самопозиционирование – 70% успеха, потому что ты точно понимаешь, кто тебя будет читать. Вряд ли социологи в узком смысле могут справиться с текстом этого журнала. И если журнал однозначно презентует себя как философский, у него больше шансов.

Артемий Магун, отвечая на этот развернутый комментарий, заметил, что, хотя ненавидит дисциплины и их деление, реальность нельзя отрицать – они существуют, и здесь нужен тонкий баланс. Люди действительно любят свои дисциплины, как и нации, как и семьи. Здесь есть элемент насилия, когда дисциплины вторгаются друг в друга.

Всё-таки журнал не про философию, он про theory – про реальную жизнь с философским уклоном, и поэтому в следующих номерах будут, в том числе, и социологические тексты.

Алексей Кнорре

**

ВДНХ-7. Алгеброй гармонию поверить: опыт Лаборатории сравнительных социальных исследований

В рамках конференции ВДНХ прошла секция "Алгеброй гармонию проверить", посвященная исследованиям Лаборатории сравнительных социальных исследований Высшей школы экономики.

Первым выступил Эдуард Понарин с докладом, посвященным динамике антиамериканских отношений населения России в поколенческом разрезе.

Вначале на основании исследования по нескольким возрастным когортам он показал, что в когорте 1961-1970 наблюдается наиболее сильный перепад в отношении к американцам.

Вообще же теоретическое объяснение спада симпатий к американцам основано на идее рессентимента – разочарования в прозападных реформах и перехода от любви к ненависти, сформулированного впервые Ницще и разработанного в теории национализма Гринфельда.

Индикаторы разочарования есть далеко не во всех исследованиях, но нашлись в исследовании Ричарда Роуза, основанного на массовых опросах 1993-2006 годов. Индикаторы включали оценку текущей ситуации по сравнению с прошлым периодом (разочарование) и прогноз будущей ситуации по сравнению с текущим (уверенность). Другими переменными для анализа являлись время опроса, когорта, пол, занятость (работает человек или нет), статус (самоотнесение по шкале от 1 до 10), наличие высшего образования и место жительства (село или город).

Результаты обработки данных показали устойчивые эффекты обоих индикаторов. Оказалось, что образование устойчиво связано с индикатором разочарования, а статус имеет нелинейный эффект (наиболее антиамериканистски настроены высшие и низшие слои). Женщины при этом настроены менее радикально против, чем мужчины.

Что характерно, всплеск антимериканских настроений предшествует обострению международных отношений между Россией и США. Элиты всегда более антиамериканистски настроены, чем массы. В целом, великодержавные амбиции (связанные с масштабными международными проектами) падают со временем, но в сознании людей происходит рост роли военной силы в международных отношениях.

Следующим выступающим был Андрей Щербак, тема которого была посвящена "Двойной эволюции" – анализу связи генетического разнообразия и социальных изменений в употреблении алкоголя.

Общий вопрос звучит так: может ли генетическое разнообразие влиять на социальные изменения? Краткий ответ, полученный благодаря исследованию, таков: характер связей комплексный и взаимозависимый.

Если проследить ранние процессы в развитии человеческой цивилизации, то мы заметим, что в тот момент, когда с урбанизацией начинает расти плотность городов, изменяется частота одного из аллелей гена (аллель – это вариант гена, определяющий альтернативы развития какого-либо признака). Это связано с тем, что плотность населения ведёт к росту заболеваемости, в том числе туберкулезом и проказой, а эти болезни, в свою очередь, обеспечивают отбор наиболее устойчивых к ним.

Появление алкоголя сыграло большую роль в европейской колонизации. Великие торговые маршруты через море были основаны именно на алкоголе: 5-10% всех рабов в Африке были куплены за ром.. В геноме человека есть аллели, ответственные за специфический тип метаболизма алкоголя. Они кодируют защитный эффект от алкогольной зависимости – так называемый флэш-синдром, когда даже малые дозы алкоголя вызывают отравление. Эти аллели наиболее распространены в Азии и на Ближнем Востоке, а также немного в Северной Африке.

Гипотеза, выдвинутая в исследовании, заключалась в том, что риск быть колонизированной страной зависит от частоты аллели, ответственной за употребление алкоголя. Алкоголь был настолько выгоден в торговле для европейцев, что страна-контрагент становилась сначала экономически зависимой, а затем и политически.

В ходе корреляционного анализа была выявлена значимость корреляции аллеля со всеми социальными переменными, а благодаря регрессионному анализу оказалось, что фактор аллелей значим.

Одним из выводов исследования, в том числе, оказалось то, что на самом деле нет генов, которые способствуют алкоголизму, есть только ген, который активирует защитный эффект, заключающийся в том, что алкоголь не приносит удовольствия от употребления. И у русских нет генетической специфики в этом смысле.

Анна Немировская, следующий выступающий, представила доклад о сравнительном исследовании современного фронтира – различия между городами и провинциальными, менее населенными областями.

Термин "фронтир" был взят из работ историка Фредерика Тернера о фронтире – приграничных полосах и областях свободных земель, которые пригодны для освоения. Фронтиры мало населены и удалены от административных центров. Через идею фронтира Тернер, например, рассмотрел тот факт, что к 1891 году выходцы из Европы заселяли 50% всей суши.

В качестве данных использовались результаты World Values Survey, в ходе которого были опрошены 6573 респондентов из России (в том числе около 1100 – из области фронтира).

Обращаясь к выводам, Немировская обратила внимание на то, что люди из городов и фронтира достаточно сильно отличаются по целому набору культурных характеристик, и у последних более заметны индивидуализм, опора на социальные взаимодействия, меньшая поддержка государственной власти, толерантность (терпимость к другим национальностям), консерватизм и гражданское участие, а также порицание гомосексуальности.

Доклад Юлии Зеликовой был посвящен субъективному благополучию в поздний период жизни людей.

Современный социальный контекст таков, что население Земли в целом становится всё старше, особенно в развитых странах. Одна из причин – всё большая продолжительность жизни, и здесь встают следующие вопросы: для чего нужна старость? как правильно стареть? В социологии произошёл еще один поворот, связанный с исследованиями пожилого возраста, возникло понятие "успешное старение".

Несмотря на то, что понятие субъективного благополучия вообще тяжело операционализировать, есть несколько теорий, освещающих эту проблему:

·                                 теория несоответствия: благополучие ниже, если есть разрыв между ожиданиями и достижениями;

·                                 теория социальной стратификации: счастливее тот, кто занимает более высокий социальный статус;

·                                 теория социального сравнения, предполагающая, что счастливы не те, кто занимает место в высших слоях общества, а те, кто не завидует;

·                                 наконец, теория инвестиции ресурсов: возможность вложения личных психологических ресурсов в то, что кажется важным;

В качестве базы для исследования использовались результаты World Values Survey. Зависимой переменной являлся индекс субъективного благополучия.

В результаты анализа оказалось, что можно проследить геополитические границы, такие, как протестантские страны Европы, католические страны Европы, посткоммунистические страны и англоговорящие страны, при движении относительно которых исчезает значимость одних факторов и увеличивается важность других. Однако везде значимыми факторами являются здоровье, финансовый статус и чувство контроля над собой.

Борис Соколов рассказал про связи между различными характеристиками европейских государств и успешностью радикальных правых партий в них.

Сначала он осветил методологию изучения крайних правых партий. Она сложна, поскольку вероятность получить широкую и массовую поддержку авторитарной или ксенофобской партией непостоянна и меняется от случая к случаю. Каждая переменная из теорий, объясняющих эту поддержку, значима в одних случаях и не значима – в других.

Самая крупная методологическая проблема заключается в том, что во многих странах такие партии вообще отсутствуют, что приводит к частым нулям в данных и осложняет использование методов анализа. В рамках таких исследований распространено использование двухшаговой регрессии, которая предполагает два различных процесса для моделирования – наличие поддержки (для которой используется логистическая регрессия) и её отсутствие (модель обобщенной гамма-регрессии). Сам же автор использовал tobit-регрессию с фиксированными эффектами.

Общая теоретическая модель такова: по мере развития общества большая прослойка людей становится аутсайдерами – они не успевают за развитием рынка труда и становятся чужими в ускоряющемся темпе жизни. Они и выступают в поддержку традиционалистских движений. Возникает ценностная поляризация, которая сильно коррелирует с социально-экономическим положением, иногда ценности могут быть использованы для приближенной оценки социально-экономического статуса.

Для исследования брались различные данные (безработица, миграционные потоки, электоральная статистика) по 27 странам ЕС, а также по Норвегии и Швейцарии, за 1990-2010, давшие в итоге 158 наблюдений.

Результаты оказались интересными и не очень обычными: безработица ведёт к снижению популярности радикальных партий (объяснение – безработные голосуют не за традиционалистскую риторику, а за перераспределительные политики). При этом мигранты способствуют популярности крайне правых партий.

Однако получаемые выводы сильно зависят от используемых данных и методов их анализа.

Вероника Костенко с докладом о сексуальных и семейных нормах в Средней Азии и других странах постсоветского пространства закрыла секцию конференции. Вопрос её исследования, представленного в презентации, был поставлен следующим образом: как экономическая и социальная нестабильность повлияла на страны Востока и что вообще происходит с ценностями в странах, переживших значительные социальные трансформации?

Есть целый набор теорий, отвечающий на эти вопросы: теория модернизации (Инглхарт и Вельцель), социология революции (П.Сорокин), конструирование социальной идентичности (Геллнер), теория гендерного порядка (Р.Коннелл), теория гендерных сценариев (А.Тёмкина). Большинство из них сходятся на том, что самые неравноправные женщины – в исламских странах.

В качестве данных брались 8 постсоветских стран (Россия, Беларусь, Украина, Казахстан, Азербайджан, Узбекистан, Кыргызстан, Армения) из 6-й волны исследования World Values Survey. Была использована линейная регрессионная модель для тестирования гипотез о связи возраста, образования, безопасности и других переменных с либеральностью (сексуальной и семейной).

Либеральность (измеряемая как возможность оправдания секса до брака, аборта и развода) была использована как зависимая переменная. На переменной оправдания секса до брака произошёл разлом между Беларусью, Украиной, Казахстаном, Россией и другими странами, в последних отношение гораздо более жесткое – уровень оправдания секса до брака крайне низок, в отличие от Беларуси и других стран. При этом формирование блоков по другим переменным проходил по-другому, хотя в целом оправдание секса до брака положительно связано с аномией (оправданием совершения противоправных действий), за исключением Украины.

Неожиданным результатом исследования стало то, что во всех странах, кроме России, оправдание семейной жестокости и насилия положительно связано с сексуальной либерализацией.

Алексей Кнорре

**

ВДНХ-7. Мини-конференция "Северное изменение"

9 ноября в ходе третьего дня общеуниверситетской конференции «ВДНХ-7» в Белом зале состоялась мини-конференция «Северное изменение», организованная факультетом антропологии в рамках университетской профессуры по североведению. Ведущими конференции выступили профессор факультета антропологии Николай Вахтин и заведующая Центром экологической и технической истории Юлия Лайус.

Темой, объединившей доклады всех участников конференции, стали изменения, происходящие на Севере и в Сибири и затрагивающие их природу и жителей. Такие изменения, будучи отличительной чертой новейшего периода, привлекают внимание учёных-североведов по всему миру. Исследователи, анализирующие эти процессы с антропологической и исторической точек зрения, встретились на мини-конференции, чтобы обсудить различные подходы к описанию процессов трансформации Сибири и Севера и попытаться найти точки схождения этих подходов.

В фокусе внимания исследователей, выступавших с докладами в первой подсекции, находятся индустриальные населённые пункты Севера России. Елена Нуйкина из Университета Вены представила концепцию «клейких» мест в «скользком» мире, осветив вопросы того, как промышленные города Севера пересматривают свою роль и функцию. Андриан Влахов, аспирант факультета антропологии ЕУСПб, рассказал об изменении экологических представлений в индустриальных моногородах российского Северо-Запада, проиллюстрировав эти процессы примерами из собственной полевой практики. Доклад Аллы Болотовой, сотрудника Арктического центра Университета Лапландии, также был посвящён промышленным городам Мурманской области, особое внимание при этом было уделено взаимодействию их жителей с окружающей средой. Завершил первую часть мини-конференции доклад сотрудницы факультета антропологии ЕУСПб Ксении Гавриловой, рассказавшей на примере села Териберка Мурманской области о некоторых особенностях мобильности жителей побережья Баренцева моря.

Второе заседание было посвящено в большей степени историческим аспектам изменений советского и российского Севера. Аспирант факультета истории ЕУСПб Елена Кулигина в своём докладе осветила проблематику советского Севера в русле интереса канадских исследователей и их взаимодействия с советскими научными институтами в 1950-е – 1960-е годы. Исследователь из Университета Тарту Аймар Венцель в своём докладе «Кому нужна Сибирь: как обсуждают Третью Мировую войну в Арктике» продолжил обсуждение северной истории, сфокусировавшись на более близких к сегодняшнему дню процессах. Последний доклад «исторического» раздела конференции представила аспирантка факультета истории ЕУСПб Екатерина Калеменева, попытавшаяся на основе анализа разработки нового типа поселений на Крайнем Севере СССР в 1960-е годы ответить на вопрос, возможна ли северная архитектура.

Докладчики третьей, заключительной части мини-конференции, переместили внимание участников и слушателей на просторы Сибири. Сотрудники факультета антропологии ЕУСПб Елена Лярская и Вероника Симонова, специалисты по культурам коренных народов Сибири, представили своё видение процессов изменений социальных практик среди этих народов. Елена Лярская, задавшись вопросом, почему те, кто пользуются GPS, продолжают шить жильными нитками, рассказала о различной скорости распространения возможных новшеств среди коренных жителей Ямала. Вероника Симонова осветила вопросы отношений человека, животных и духов-передников в эвенкийской тайге на материале историй из Амудисы. Наконец, доклад Штефана Дудека, сотрудника Арктического центра Университета Лапландии, был посвящён дискуссионному вопросу о том, изобрели ли кочевники Канинского полуострова новую палатку без советского влияния.

Подводя итог мини-конференции, Николай Вахтин и Юлия Лайус отметили, что её участникам удалось продемонстрировать взаимодополняемость антропологического и исторического подхода к изучению Сибири и Севера, а также важность проблематики изменений в современных арктических и сибирских исследованиях. Николай Вахтин также выразил надежду на продолжение научной дискуссии в этом направлении.

Андриан Влахов

**