Б. Докторов, независимый исследователь

НЕМНОГО ОБ ИСТОРИИ ИСТОРИКО-БИОГРАФИЧЕСКОГО ПРОЕКТА

которого знал с конца 1960-х. Я позвонил Грушину, незадолго до этого я был у него дома в Москве, и сказал, что буду писать о нем статью, но никак не юбилейной, а историко-аналитической направленности. Сказал, что, если мне нужна будет биографическая информация, позвоню ему, но так советоваться с ним не буду. 

Конечно, было страшновато, у нас в стране еще не было практики написания биографических статей о действующих социологах, да и у меня был лишь весьма ограниченный опыт рассказа о жизни первых американских полстеров: Джордже Гэллапе, Элмо Роупере и других². И все же, в сентябрьском номере питерского социологического и маркетингового журнала «Телескоп» (2004, №4) вышла моя статья о Грушине. Я отправил ему журнал, и вскоре он, будучи тогда в Америке, позвонил мне и сказал, что в целом материал получился. «Гора - с плеч», но все же еще с некоторыми сомнениями я отправил статью Б.М. Фирсову и В.А. Ядову, которые дольше и лучше меня знали Грушина. Вскоре пришли их положительные отклики, кроме того, Ядов написал, что эта статья не только о Грушине, но о первых социологах. В то же время издатель и редактор «Телескопа» М.Е. Илле предложил мне вести в его журнале рубрику «Современная история российской социологии». Я никогда не занимался историей советской социологии, но все же согласился с его предложением и написал небольшую заметку «История есть, только если она написана». Она вышла в следующем номере журнала и, содержала нечто похожее на программу этой рубрики. Именно ее я и намеревался выполнять.

Вот тогда-то я и задумался о наполнении этой уже обещанной читателям рубрики. Под прессом обстоятельств возникла мысль – надо проводить интервью с успешно и долго работающими социологами – это и будет «современная история». Но как проводить? Они живут в России, я – в Америке. Выход был один – вести опрос по электронной почте. Многие сомневались в реализуемости такой технологии и в надежности получаемой информации. Но делать было нечего; или идти этим путем, или сразу отказаться от ведения рубрики и, соответственно, от изучения истории отечественной социологии. 

Проблематичным было все: отбор респондентов, построение биографического интервью, установление стиля общения с респондентами, особенно в том случае, а с этим я столкнулся на третий год интервьюирования, когда я не был лично знаком с опрашиваемым. Замечу, что в 2005-2006 годах, когда методология интервьюирования лишь складывалась, электронная почта еще была новинкой, мало освоенной коммуникационной технологией, особенно социологами старших возрастов. 

В силу сказанного не приходится удивляться тому, что первые интервью проводились с социологами, которых я знал годами, десятилетиями, с которыми меня связывали дружеские отношения и которые, что крайне важно, были известны как профессионалы. Самый первый разговор был проведен с Б.М. Фирсовым, затем – с Я.И. Гилинским, В.А. Ядовым и Л.Е. Кесельманом. Все интервью были опубликованы в 2005 году, «процесс пошел». Априори мне казалось, что в основе интервью будет лежать некий набор постоянно задаваемых вопросов, и он будет достраиваться, дополняться специальными, оригинальными вопросами. От этого плана сразу пришлось отказаться. Мои респонденты различались по возрасту, по времени вхождения и продолжительности работы в социологии, по предметно-объектным аспектам их исследований и т.д. Оставалось одно: каждое интервью строилось как нечто самостоятельное, где я задавал общую направленность разговора, но респондент (чаще я называю его собеседником) своими ответами определял границы обсуждаемой темы и тональность разговора. Это позволяло достигать доверительности нашей беседы.

2.

Я рассматриваю мое интервью не просто как технологию извлечения необходимой мне информации о жизни человека и о развитии социологии, но и как дружеское общение. Не ограничиваю объем написанного респондентом, особо не тороплю с ответом, стараюсь войти в положение респондента, и при необходимости  мы делаем перерыв. Бывает – на несколько недель. Но бывало и на пару лет. Я всегда веду несколько, пять-шесть, интервью параллельно, потому задержка в одной беседе фактически не отражается на процессе сбора биографических материалов. Так сложилось, что в среднем интервью продолжается 3-4 месяца, но бывает – несколько недель, даже несколько дней, с другой стороны – растягивались на два-три года. Жизнь человека многогранна, случается, ему не до рассказов о себе. Средний объем текста интервью – 2 авторских листа, это – немало, но многие интервью – значительно объемнее. Так, беседа с Дмитрием Рогозиным стала основой его автобиографической книги, объемом свыше 10 листов³.

Вообще легко понять, что методология и методика интервью в течение 13 лет постепенно (эволюционно) менялась. Общий тренд этих подвижек - «смягчение» процедуры общения. Если в первые годы я разрешал себе высылать интервьюируемому сразу более одного вопроса, то уже много лет я практически отказался от этого. Представьте себе разговор двух людей, к примеру, пассажиров двуместного купе, в котором один из собеседников сказал бы другому: «Пожалуйста, сначала ответьте на такой вопрос, а затем – на такой». В аналогичном ключе я вижу и мое интервью. Еще один штрих моей практики. Через 3-4 года после начала опроса я заметил, что некоторым моим собеседником сложно рассказывать о себе в логике, предлагаемой мною. Им я предложил рассказывать так, как им представляется комфортнее; так возникла новая разновидность мягкого интервью - «интервью-эссе».

Я несколько лет вырабатывал методологию интервью с исследователями мало известных мне (новых) поколений; они формировались после моего отъезда в Америку.

В начале марта 2007 года я неожиданно для себя провел первое интервью с представителем социологов IV поколения (родившиеся в интервале 1947-1958 гг.); это был М.А. Тарусин, которого я знал по совместной работе во ВЦИОМ на рубеже 1980-х - 1990-х годов. Но я долго не приступал к систематическим беседам с социологами этой когорты. Они казались мне «слишком молодыми» для бесед в историко-науковедческом проекте. Лишь в начале февраля 2014 года я решился на беседы с социологами VI поколения (1971-1982 гг.),  «первой ласточкой» была Л.А. Паутова. К тому моменту было завершено свыше 60 интервью, и я решил, что найду ключ к социологу совсем не знакомой мне страты; правда, я был лично знаком с Ларисой Паутовой.

Еще интереснее сложилось с началом интервью с представителями самой молодой страты социологов - VII поколение. Летом 2014 года я обсуждал направления развития данного историко-социологического проекта с заместителем редактора «Социологического журнала» Л.А. Козловой. В частности, она спросила меня, не собираюсь ли я спуститься еще на одну ступеньку ниже по «лестницы поколений» советских/российских социологов и начать беседы с социологами седьмой профессионально-возрастной когорты; теми, кто родился в интервале 1983-1994 гг. Хотя и с оговоркой «...никогда не говори никогда..», но я ответил, что пока даже «мягко» не планирую таких бесед. Объяснял я свою позицию тем, что рановато, их время не пришло. Даже старшим из этого поколения – лишь 30 лет с небольшим, среди них есть кандидаты наук или обладатели степени Ph.D от известных зарубежных университетов, но хотелось бы приступить к изучению представителей этой общности, лишь когда они приблизятся к 40-летию⁴. Однако, уже в сентябре я начал беседу с Евдокией Романовой, жизненная траектория которой показалось мне крайне интересной.

Такое быстрое вхождение в биографический мир социологов VI-VII стало возможным в силу ряда причин, но прежде всего потому, что я стремился приспособиться к новой коммуникационной обстановке. Я старался понимать молодых, как правило, не знакомых мне лично коллег и делал все, чтобы они понимали меня.

Важно заметить, что одновременно с основной линией беседы, задаваемой моими вопросами и ответами собеседника, зачастую между нами идет и общий разговор. Если он просит меня рассказать о себе, о текущей жизни, о моих исследованиях, я стараюсь делать это максимально подробно. Нередко мы говорим и по темам, вообще не относящимся к социологии и нашим биографиям.

3.

Очевидно, что ни о какой статистически репрезентативности выборки респондентов я не думал, понимая и ограниченность моих ресурсов (исключая 1-2 случая, все интервью проведены мною), и невозможность очерчивания генеральной совокупности. У нас нет статистики российского социологического сообщества. Вместе с тем, количество проведенных интервью и – что не менее важно – их содержание позволяют мне говорить о логической репрезентативности (или валидности) собранной информации. Увеличение числа интервью не ведет к обнаружению новых путей, схем вхождения в науку, качественному изменению взгляда на внутрипрофессиональные коммуникационные сети и прочее. 

В 2007 году, анализируя довольно ограниченное число интервью, я заметил, что некоторые из моих собеседников называли имена своих учителей, тех, кто вводил их в науку, руководил их кандидатскими исследованиями, тогда как А.Г. Здравомыслов, Н.И. Лапин, В.А. Ядов в процессе интервью не называли своих социологических «предков». Так было сформулировано мое утверждение о том, что послевоенная советская социология – это не возрожденная российская дореволюционная и ранняя советская социологи, а «второе рождение» советской социологии. Тогда же мне удалось предложить систему поколений советских социологов, каждое из которых формируется в течение 12 лет. Процесс обоснования этой лестницы поколений был откровенно математическим, «пифагорейским», однако поколенческая стратификация оказалась содержательно интерпретируемой. Это – известный феномен, математика ограничивает простор для введения в типологии ad hoc положений и дает простор для проявления общих тенденций. 

К настоящему времени в отечественной социологии работают семь поколений, и если в первые четыре-пять лет интервью в основном проводились с «ветеранами», то, начиная с 2014 года, я стал активно вести беседы с представителями новых, молодых когорт. Это интересно не только потому, что открылись новые дороги в социологию, удалось зафиксировать расширение предметных и объектных границ науки и обнаружить обогащение ее методологического и методического инструментария, но оказалось возможным от собственно исторического поиска перейти к историко-футурологическому. Ведь легко понять, что социологи, возраст которых сейчас заключен в границах 25-40 лет, будут активно работать всю первую половину XXI века, а многие – захватят и несколько десятилетий второй половины настоящего столетия. Таким образом, задуманное изучение прошлого дает основание для первичного анализа будущего. 

4.

Если говорить об организации моего исследования, то она принципиально отлична от большинства других многолетних научных проектов. Прежде всего, я работаю как независимый исследователь, никто не утверждает мои планы, никто не контролирует их выполнение. Да и сами планы носят очень примерный, условный характер. Многое подсказывает жизнь, и я должен на эти вызовы реагировать.  За все годы исследований я не получил ни рубля, ни доллара на мою работу, вместе с тем, у меня есть все основания говорить о мощной поддержке моих поисков.  

Выше я сказал о предложении, сделанном мне в 2004 году М.Е. Илле, – вести рубрику по истории современной российской социологии. «Телескоп» выходит шесть раз в год, за прошедшее время вышло 80 номеров журнала, и в каждом из них есть материалы исторической рубрики. Конечно, не все написано мною, но очень много и моего. Десятки интервью опубликованы и в других социологических журналах. В 2013 году Европейский университет выпустил мою монографию, в которой было отражены теоретические построения и эмпирический опыт первых лет работы⁵ . 

К тому же мой проект, хотя я использую это слово редко и весьма условно, имел и имеет уникальную, «звездную» команду консультантов. Сначала это были: А.Г. Здравомыслов, И.С. Кон и В.А. Ядов, несколько позже к ним присоединились А.Н. Алексеев, Л.А. Козлова и Б.М. Фирсов. Можно утверждать, что такого сильного состава консультантов не было ни у одного российского многолетнего и многоцелевого исследования. 

Отличительной чертой, важнейшей составляющей организации, отчасти и методологии рассматриваемого исследования является его пронизанность Интернетом, и в этом отношении он абсолютно современный. Понятно, что сбор информации и вся коммуникационная основа моей повседневной работы базируется на использовании электронной почты. Ежедневно я получаю и отправляю не менее десятка «мэйлов», связанных с этим проектом, а всего за годы исследований – десятки тысяч. И это не только короткие информационные послания, но и письма от многих социологов. Моя книга о В.А. Ядове в значительной степени основана на нашей переписке⁶ . Аналогичное можно сказать об эссе об А.Н. Алексееве, В.Б. Голофасте, Т.И. Заславской, И.С. Коне и других работах. 

Вся проводимая работа отражена и интерактивном издании «Биографические интервью с коллегами-социологами», в 2014 году вышла его 4-я версия⁷ . Своего рода визитной карточкой проекта стал «Большой портрет», на котором сейчас (конце июня 2017 года) расположено 152 фото-портретов моих собеседников; всех их я называю соавторами. Так реализовалось мое базовое положение о том, что история нашей социологии должна быть многолюдной и должна писаться многими. Только на этом пути прошлое может быть восстановлено, описано в достаточной полноте, это – единственный путь к минимизации субъективизма в освещении движения науки.  В моем понимании, наука делается поколениями, а прорывы в науке – отдельными учеными. 

Еще одно сетевое издание – 9-томник «Современная российская социология: Историко-биографические поиски», в этой книге около 6000 страниц⁸ . В ней собраны все интервью, проведенные к лету 2016 года, и многие статьи, эссе, несколько книг, отражающие данные проект. Все это оказалось возможным, благодаря постоянной поддержке исследования Ф.Э. Шереги, создателя и руководителя Центра социального прогнозирования и маркетинга (Москва) и филигранной работе веб-мастера Е.И. Григорьевой.

Таким образом, можно сказать мой исследовательский проект – продукт деятельности международного «незримого колледжа».

5.

Обращу внимание на то обстоятельство, что избранная технология проведения интервью – по электронной почте – предоставила мне уникальную возможность – несмотря на то, что живу в крошечном городке в Калифорнии, проводить беседы с российскими социологами, работающими во всех городах России. Конечно, поскольку я многие годы работал в Ленинграде и Москве, я прежде всего интервьюировал ученых этих городов. Мое первое интервью с социологом из других городов состоялось лишь в 2008 году, то была беседа с известным специалистом по изучению бюджетов времени – В.А. Артемовым. Позже были и беседы с другими социологами не из столичных городов: Ю.М. Беспалова (Тюмень, 2009-2010 гг), А.Ю. Мягков (Иваново, 2009-2010), Но концентрированное изучение биографий социологов из различных регионов России началось в 2014 году. Постепенно сложилась практика таких бесед, и к настоящему времени удалось не только собрать достаточно большое число таких интервью, но даже при поддержке университетов издать книги интервью с социологами Поволжья, Екатеринбурга, Тюмени и Дальнего Востока. Мне не известны другие публикации подобного рода. 

Последнее, что хотелось бы отметить – это относительно недавно возникший подпроект «О тех, кто уже о себе не расскажет...». Речь идет о проведении интервью, в котором родственники, друзья, коллеги рассказывают об умерших социологах. По многим параметрам это весьма непростая задача. И все же, к настоящему времени и в этом направлении кое что удалось сделать. Сыновья рассказали о З.И. Файнбурге, Г.П. Козловой и Ф.Р. Филиппове, друзья – о П.Н.Лебедеве и А.В. Полетаеве, коллеги и супруги – о В.Б. Ольшанском, Н.А. Аитове, о Г.П. Щедровицком рассказала участница его семинаров Л.Н. Цой. Но уже в ближайшие годы будет сложно найти людей, могущих и готовых рассказать о жизни и деятельности социологов старших поколений...

6.

Главное, что удалось сделать за истекшие 13 лет - это создать методологию дистанционного (по электронной почте) интервью, позволившего получить биографическую информацию о свыше полутора сотен социологов разных поколений. В моем понимании, этот информационный массив может стать базой для многих собственно историко-социологических исследований, более того – общеисторических и культурологических. Рассказы о родителях и более «удаленных» родственниках моих собеседников, дают картину развития российского общества на протяжении многих десятилетий, захватывают события XIX века, революцию и Гражданскую войну, период индустриализации, Великую Отечественную войну и далее.  

В завершение этого краткого очерка по истории моего историко-социологического исследования хотелось бы рассказом о планах на ближайшие годы.

Итак, собран большой массив информации, свыше 150 интервью. Марк Твен говорил: «Нет ничего проще, чем бросить курить. Я сам много раз бросал». Примерно так же и я: уже несколько раз думал прекратить проведение интервью. Прекращал, но вскоре начинал снова. И все же к осени этого года я думаю осуществить задуманное, а пока прекратил начинать новые беседы. Так что общий массив собственной информации будет порядка 160 интервью. Но ведь не только я провожу биографические интервью, первым это начал делать Г.С. Батыгин в конце прошлого столетия, большая программа интервьюирования реализуется Л.А. Козловой, значительное число интервью собрано в Петербурге В.В. Козловским. Все это требует изучения и обобщения.

Представляется, что главным в ближайшие годы будет развитие того, что я называю поколенческо-функциональным анализом истории российской социологии. 

Понятно, что изучение поколений социологов продолжается уже около десяти лет, с того момента, как была введена система профессионально-возрастных когорт. Этот структурный подход позволил выявить типичные пути вхождения представителей разных поколений в социологию и наметить направления поиска коммуникационных сетей, связывающих поколения. Вместе с тем постоянно ощущалась недостаточность подобной типологии, в ней учитываются изменения, присущие в целом населению страны, но она не принимает во внимание изменений, происходящих в самой социологической науке.  

Постепенно в рамках структурной интерпретации поколений складывалась деятельностная, призванная учитывать важнейшее историческое предназначение каждой профессионально-возрастной группы социологов, или основной смысл ее исследовательской деятельности. В 2010–2011 годах поиски в этом направлении привели к выявлению функций поколений социологов, и некоторые смутные представления о них были изложены в названной выше книге «Современная российская социология. История в биографиях и биографии в истории». К тому моменту было проведено немногим более полусотни интервью с социологами лишь первых четырех поколений. И все же мне представлялось оправданным говорить о ведущих ролях и функциях профессиональных когорт в процессе становления в СССР социологии. Отмечалось, что эти роли не распределялись каким-либо режиссером, внешней силой, властными институтами, они были избраны участниками процесса самостоятельно и часто выстраданы. Путь каждого социолога во многом был случаен, а вот функции поколений – закономерны, объективны. Они – следствие исторических процессов, составляющих фон и суть второго рождения современной советской / российской социологии. 

Однако соображения о функциональном анализе истории российской социологии были изложены мною только в начале 2015 года.  Цель, назначение  этого познавательного инструмента видится в определении и изучении функций каждого из поколений и того, как они осуществляются. Тогда же были введены главные, теперь я называю их доминантными, функции первых семи поколений (Таблица 1). Например, время показало, что первое поколение социологов активно искало темы теоретико-эмпирических исследований (труд, образование, молодежь, деятельность СМИ, общественное мнение, свободное время), большое внимание уделяло освоению эмпирических методов (прежде всего, анкетирование, измерение бюджетов времени, математические приемы анализа), многое делало для перевода западной литературы и пыталось внести в марксистскую методологию новые достижения американских и западных социологов — через участие в Международных конгрессах социологов и форумов иного рода, путем организации сравнительных социологических исследований, способствовало узнаванию достижений отечественной науки за рубежом. Но все же главная функция первопроходцев заключалась в конституировании социологии как самостоятельной науки.

Таблица 1. Матрица истории современной российской социологии

Легко понять, что введение термина «доминантные» сразу указывает на признание иерархичности множества функций, присущих каждому из поколений. Функции определяются всем развитием социологии, и в явном или стертом виде они наблюдаются, если не в деятельности всех поколений, то, по крайней мере, – соседних; но доминантными они – скорее всего – являются для одного поколения. Поколения имеют продолжительность в 12 лет, и новые доминантные функции выкристаллизовываются, обозначаются, становятся весомыми лишь к середине периода активной деятельности нового поколения. Поэтому они скорее будут обнаруживаться в интервью с социологами, представляющими младшие страты каждого поколения, нежели в беседах со старшими.

Для раскрытия сути поколенческо-функционального анализа принципиально отметить, что поколение и функция поколения – это субстанции, развивающиеся в разных временных пространствах. Поколение – это профессионально-возрастной срез населения, оно несет в себе следы времени рождения, социализации и т.д. Оно существует во внешнем, общем для всех социальном времени. Функция поколения – это производная от состояния науки, которая, естественно, не свободна от внешнего времени, но в известном плане независима от него, имеет свои собственные, внутренние законы развития. Функция поколения развивается во внутреннем, внутринаучном времени. Таким образом, поколенческо-функциональный анализ истории советской и постсоветской социологии – двухтемпорален, это изучение нашего прошлого-настоящего и будущего во внешнем и внутреннем временах⁹.

Все зависящее от меня я буду стараться делать. А там – как получится...

----------------

1. Докторов Б.З., Ослон А.А., Петренко Е.С. Эпоха Ельцина: Мнения россиян. Социологические очерки. Москва: Фонд «Общественное мнение». 2002.

2. Докторов Б.З. Отцы-основатели. История изучения общественного мнения. М.: ЦСП. 2006. http://fom.ru/publ.html?id=451

3. Рогозин Д. Автобиография в переписке с Борисом Докторовым. Москва, ФОМ. 2016.

4. Историко-биографическое исследование российской социологии: к десятилетию проекта. Б. Докторов отвечает на вопросы Л. Козловой // Телескоп, 2014, №4. С. 19

5. Докторов Б. Современная российская социология. История в биографиях и биографии в истории. Санкт-Петербург: Европейский университет в Санкт-Петербурге. 2013.

6. Докторов Б. Мир Владимира Ядова. В. А. Ядов о себе и его друзья о нём. – М.: ВЦИОМ, 2016. http://www.socioprognoz.ru/publ.html?id=451

7. Докторов Б. З. Биографические интервью с коллегами-социологами. 4-е дополненное издание [электронный ресурс] / Редактор.-консультант. А. Н. Алексеев. Ред. электр. издания Е. И. Григорьева. М.: ЦСПиМ, 2014. http://www.socioprognoz.ru/publ.html?id=385

8. Докторов Б. З. Современная российская социология: Историко-биографические поиски. В 9-ти т. [электронный ресурс] / Докторов Б. З., редактор-консультант Алексеев А.Н., редактор электронного издания Григорьева Е. И.¬– Электрон. текст. дан (объем 253 Мб)¬ М.: ЦСПиМ. 2016. 5901 стр. с илл. 1 электрон. опт. диск. http://www.socioprognoz.ru/hta_9/htm/menu.htm

9. Докторов Б.З., Козлова Л.А. Поколенческо-функциональный анализ истории российской социологии: обсуждение // Социология науки и технологий. Том 8. №3. 2017 (в печати)