Эрлена Лурье. Глухое время самиздата (7). Время перемен: В ожидании весны. Совесть нации. Последний генсек. Ельцин и другие. Экспресс-хроника
ЭРЛЕНА ЛУРЬЕ
ГЛУХОЕ ВРЕМЯ САМИЗДАТА
СОДЕРЖАНИЕ
Папки с машинописью
ВОКРУГ ЖИВОПИСИ
Наши знакомые
«Дело Глазунова»
Художники и власть
РЕПРЕССИРОВАННАЯ ПОЭЗИЯ
«Литературные папки»
Осип Мандельштам
Марина Цветаева
Борис Пастернак
Анна Ахматова
Николай Гумилев
Иосиф Бродский
Александр Галич
«Прометей свободной песни»
ВОКРУГ ЛИТЕРАТУРЫ
Антисоветское литературоведение
Бандитский шик «Алмазного венца»
Письма Солженицына
ПРОРЫВ НЕМОТЫ
Подвижница
Книга великого гнева
ПАРАНОИК У ВЛАСТИ
Темный пастырь
Открытое письмо Сталину
Большой террор
Смерть тирана
ВРЕМЯ ПЕРЕМЕН
В ожидании весны
Совесть нации
Последний генсек
Ельцин и другие
Экспресс-хроника
О прогнозах и предсказаниях
Август девяносто первого
Пока живу — надеюсь
ВЕЧНАЯ ТЕМА
Еврейский вопрос
«Цветы зла» на почве гласности
За и против истории
Родословная вождя
Post scriptum
**
См. ранее на Когита.ру:
= Эрлена Лурье. Глухое время самиздата (1). Папки с машинописью. Вокруг живописи
= Эрлена Лурье. Глухое время самиздата (5). Вокруг литературы… Прорыв немоты…
= Эрлена Лурье. Глухое время самиздата (6). Параноик у власти...
(Внимание! Если при клике мышкой на название материала Когита.ру Вы получите ответ: «К сожалению, по запрошенному адресу мы ничего не нашли», не смущайтесь и пойдите в конец открывшейся страницы, где сказано: «Возможно, Вы искали…» и соответствующее название. Кликните по нему и выйдете на искомый материал. А. А.)
ВРЕМЯ ПЕРЕМЕН
В ожидании весны
И пусть еще пока и холодно, и снежно,
Закончится зима — сомнений в этом нет.
Весна уже в пути и грянет неизбежно…
Чем сумрачнее ночь — тем радостней рассвет!
Как ни странно, но в этом холодном во всех смыслах климате советской эпохи у меня изредка появлялись такие, казалось бы, ни на чем не основанные, строчки. Не то, чтобы я и вправду ждала каких-то перемен… Но, видимо, подсознательно надеялась на то, что ничего вечного не бывает: даже после самой суровой зимы непременно приходит весна, а после самой сумрачной ночи обязательно наступает рассвет... Возможно, такие настроения связаны с «глотком свободы», который мои ровесники успели вдохнуть в короткую оттепель послесталинских времен.
Увы — потепление закончилось довольно быстро, а в конце 60-х мы пережили позор, отображенный в знаменитом стихотворении Евтушенко: «Танки идут по Праге, / Танки идут по правде». С этого времени несколько разболтавшиеся гайки были закручены намертво — начался так называемый «глубокий застой», продолжавшийся два десятилетия подряд…
Жилось в те застойные годы довольно глухо… Вот как отобразил наши тогдашние мысли и настроения Анатолий Гребнев в своих «Записках последнего сценариста»:
«Спроси нас кто-нибудь тогда, в семидесятые, в начале восьмидесятых, надеемся ли мы хоть краем глаза увидеть чаемую нами свободу — ни о чем другом мы не мечтали — да нет же! Может быть, когда-нибудь, в каком-нибудь гипотетическом будущем, кто знает...».
Причем речь тут идет не о политических свободах, а о свободном выражении человеческого духа, мысли и чувства. Но творчество, едва выходившее за рамки соцреализма, давилось, уходило в подполье, оказывалось за рубежом — это в лучшем случае, а в худшем — его создатели попадали в Гулаг или в появившиеся тогда «психушки для инакомыслящих», что было гораздо страшнее.
Кем до рожденья я перебывала?
И почему нисколько не боюсь
Ни дома серого, что занял полквартала,
Ни визга тормозов ночных «марусь»?
Но я боюсь людей в халатах белых
Переступивших клятву Гиппократа —
Инакомысли вытравят умело
И не допустят с воли адвоката…
А если даже не ГУЛАГ и не психушка, а просто перекрыт кислород? Тогда как? Как жить тогда?!
Никто не считал, сколько в эпоху правления нашего «полумаразматического политбюро» погибло ярких творческих личностей — спивались, «сжигали» себя или просто добровольно уходили из жизни, ибо никто даже мечтать не смел о возможности каких-то перемен в стране. «Надежды на то, что советской власти не станет, не было никакой. Она казалась незыблемой и вечной», — так те времена вспоминает знаменитый джазовый музыкант Алексей Козлов.
Все создаваемое в слове, живописи, музыке, кино жестко контролировалось, подвергаясь самому подробному анализу чиновниками, чья функция, в основном, сводилась к тому, чтобы найти повод что-то запретить. Все свежее, новое, талантливое вызывало зачастую какой-то немотивированный страх охранительных органов, вольготно жилось только безликой серости. И хотя никаких надежд на «чаемую свободу» не предвиделось, именно в семидесятые возникает мощная андеграундная, в буквальном переводе — подземная — культура, которая так или иначе пытается заявить о себе — эта была «естественная реакция общества на подавление духовной свободы».
Я была из поколения «шестидесятников», с мозгами, повернутыми на 180 градусов ХХ съездом, и тоже мечтала о свободе — свободе читать, смотреть, слушать и думать — что и как хотела сама. Хотя искренне полагала — лбом стены не прошибешь:
Пусть я не струшу
и вызов брошу —
Мир не разрушу
ни на полгроша.
Лишённым жажды
пить неохота.
Забились каждый
в свое болото.
В тюрьме их души,
в дерьме их уши…
Жирейте, туши,
жируйте, клуши!
Надо сказать, в те годы в нашей семье довольно часто возникали споры на всякие политические темы. В отличие от меня, мой муж не любил задумываться о вещах, которые лично его не касались, и умел быть довольным тем, что имелось в наличии — счастливое свойство натуры, не каждому дано. Иногда я с тайной завистью иронически произносила: «Всегда доволен сам собой, своим обедом и женой», — кстати, его имя на латыни именно это и означает — «счастливый».
Успев поступить в Военмех еще в самом начале «борьбы с космополитами» (1948), Феликс Лурье в определенном смысле оказался заложником ситуации и был вынужден соблюдать «правила игры». Короче, отказаться вступить в партию активный комсомолец и студент оборонного института позволить себе не мог. Но он сумел найти там свою нишу и превратить партийные нагрузки в удовольствие: будучи спортсменом, руководил факультетским спортсектором, а позже, вступив в общество «Знание», много лет читал на заводе разные лекции, в том числе рассказывал о проходящих в городе выставках с демонстрацией своих слайдов — так сказать, «нес искусство в народ». И хотя ко всей попадавшей в наш дом антисоветской литературе относился с явным интересом, все же считал себя «коммунистом, согласным с программой партии» — я уже не говорю о том, что на работе Лурье имел «самую крутую» форму допуска.
Естественно, моя бурная машинописная деятельность его никак не устраивала, поскольку подпадала под действие пресловутой 58-й статьи, 10-й пункт которой имел ко мне непосредственное отношение: «Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти <...>, а равно и РАСПРОСТРАНЕНИЕ или ИЗГОТОВЛЕНИЕ или ХРАНЕНИЕ ЛИТЕРАТУРЫ того же содержания». Именно по этой статье и сидела основная масса ГУЛАГа тех лет.
Держать литературу дома, читать ее — уже криминал, за который сажали, а уж перепечатывать... Тем более, что найти меня труда не составляло — образец шрифта моей машинки имелся где надо, ведь я на ней печатала заводские материалы. Так что не без причины бедный мой муж тщетно пытался вразумить меня и не рисковать — пожалеть его и ребят.
Домашние баталии по этому и разным другим общественным поводам странным образом никак на наших отношениях не отражались. Чаще всего они кончались вопросом загнанного мною в угол «идейного противника»: «Ну, и чего ты хочешь?! Чтобы я билет на стол положил?!!» И я замолкала — что толку желать невозможного... Сегодня трудно себе представить, какие разрушительные акции это бы повлекло...
Разрушений я не хотела и отдавала себе отчет в том, что выжить, не идя на компромисс с действительностью, невозможно:
Но как забыть? И как суметь простить?
Что делать — в стороне стоять иль драться?
Не знаю я, как в этом мире жить,
Чтоб выжить и притом собой остаться!
Не знаю, а верней — знать не хочу:
Такая ноша мне не по плечу.
«Выходить на площадь» я была не готова, но свою личную свободу в пределах квартиры отстояла и теперь даже удивилась — сколько же я всего наплодила! А ведь здесь всего только шестая часть, ибо я всегда закладывала в машинку не меньше шести листов — у нас был небольшой круг людей, с которыми я своим самиздатом постоянно делилась, но два экземпляра обычно оставляла себе: первый всегда дома был, второй давала читать. И вот однажды произошла такая история, после которой я сказала: «Все, ребята, на вынос не даю. Читайте у меня дома».
Одной из тех, кому я доверяла свой самиздат, была Люся К. И как-то вечером перед уходом с работы она позвонила нам и сказала, что сегодня заедет и вернет прочитанное. И НЕ ПРИЕХАЛА... Мы не знали, что и думать... Все выяснилось на следующий день.
Автобус, на который Люся села, чтобы ехать к нам, недавно изменил маршрут, и ей пришлось сойти на улице Фурманова, в малонаселенном районе за Летним садом, чтобы вернуться к Кировскому, пардон — теперь снова Троицкому — мосту. Вместе с ней вышел парень, шли рядом и о чем-то необязательном беседовали. И вдруг он выхватил у нее из рук мешок — тогда все с мешками ходили, они только-только в моду вошли — и бежать! Люся — за ним, у нее там в записной книжке последние 25 рублей...
Парень забежал в темную парадную нежилого дома, где светилась только пара окон. Идти за ним она побоялась, но гулявший невдалеке собачник, выяснив ситуацию, предложил: «Я его тут с собакой покараулю, а вы идите к автомату, вызывайте милицию». Телефонная будка рядом, Люся в растерянности от всего происходящего как-то и подумать не успела, как 02 набрала и милицию вызвала. И машина милицейская приехала как никогда оперативно. Но парня этого собачник со своим псом уже упустил: тот куртку темную снял, вышел в светлой рубашке, без мешка — он его и не узнал.
А милиция тут же начала выяснять: что за мешок? Что в нем было? Люся начала бодро перечислять: «Кошелек, записная книжка...» — и споткнулась... Вспомнила, что она в этом мешке везла… А опытные мильтоны сразу: «Литература? КАКАЯ? — Да, знаете, у меня там письмо, я бы не хотела, чтобы оно мужу попало... — Письмо ОТ КОГО?»
В общем — кошмар! В конце концов, они сказали: «Ладно, там посмотрим, что за письмо, а пока садитесь с нами». И бедную Люсю целую ночь с собой таскали. В цирк заезжали — там кто-то кого-то ножом пырнул от ревности, в коммуналку какую-то — там пьяная драка была. Еще куда-то... Отпустили свою жертву уже под утро. А когда, как обычно, она в 2 часа дня появилась в своей секции графики, сотрудница кинулась ей на шею: «Люсенька, ты жива!»
Потом уже общими усилиями восстановили порядок событий.
Парень, забежав в парадную, поднялся на этаж и позвонил в ту квартиру, где был свет: «Спичек не дадите?» Получив спички, он пошел смотреть содержимое мешка. Взял кошелек, остальное бросил и ушел. А утром молодая пара — последние жильцы идущего на капремонт дома — увидели в конце подвальной лестницы какие-то разбросанные бумаги. Спустились, подобрали записную книжку и стопку тесно напечатанных машинописных листов. Мало ли что? Хотели было позвонить в милицию, но, слава Богу, нос в эти листы сунули. И поняли, что в милицию звонить не надо... И тогда нашли в книжке Люсин рабочий телефон.
Люся на радостях купила на одолженные деньги торт и поехала к этим ребятам. Очень они друг другу понравились, даже какое-то время потом общались. Конквеста на пару дней им оставила. За обложкой записной книжки нашла свои 25 рублей. А в кошельке и было-то всего три рубля с мелочью.
Короче, повезло мне тогда — вычислить меня по образцу машинописного текста было проще простого — и не только для меня, но и для моего мужа с его секретной работой такая история имела бы непрогнозируемые последствия. В общем, этот случай тряханул нас обоих. Но, очухавшись от испуга, я снова принялась за старое — мне было просто необходимо иметь это у себя и делиться этим с другими. И я продолжала плодить свой самиздат и сбрасывать на бумагу свои зарифмованные эмоции…
И уже не впервые возникают в стихах какие-то странные, вроде бы, ни на чем не основанные слова надежды… «Весна уже в пути», — с чего это я взяла?!
Ах, эти времени приметы
На лике города седого!
Кумач и лозунг перепетый,
Портрет вождя очередного,
Конструкция из труб латунных —
Стенд с «лучшими людьми района»...
Цивилизация и гунны...
Надстройка из листов картона
На дюнах из песка, без базы,
Без базиса, без основанья.
Без основанья верить — фразы
От повторенья и старанья
Поверить в них — вдруг станут былью...
Промчится ветер, дюны сдвинет,
Картонная постройка пылью
Вмиг разлетится!.. Время минет,
И, может, больше не родится
Вождей, молиться станут Богу —
Не тем, кто рядит и рядится —
В пиджак ли, френч военный, тогу.
Но вот случилось невероятное — весна пришла еще на нашем поколении, и все произошло именно так, как надиктовал мне кто-то в безнадежных семидесятых: от невесть откуда примчавшегося ветра «картонная постройка пылью вмиг разлетелась», унеся с собой старую жизнь и все ее «приметы времени»... В том числе и тот огромный лозунг на Выборгской стороне, который выводил меня из равновесия каждый раз, когда я там проезжала: «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно!»
Насколько мудрее изобретателей коммунистических слоганов был каховский сапожник Гирш, про которого я вычитала у Губермана. Так вот, некогда он сказал дивную фразу: «Ой, вэй, Марла Какс, Марла Какс! Старик брендил, а оны думають, что это всерьез...»
Совесть нации
Пророк — горевестник Бога. Пророчество — это правда, которая всегда приходит слишком рано, а вспоминают о ней всегда слишком поздно.
Фазиль Искандер
Первой ласточкой грядущих перемен в стране стало начало общественной деятельности Андрея Дмитриевича Сахарова. Все началось с того, что в ЦК КПСС упорно не желали реагировать ни на его докладные записки по поводу опасных для жизни и бессмысленных с технической точки зрения ядерных испытаний, ни на его соображения более широкого порядка, связанные с гонкой вооружений.
С 1966 года Сахаров открыто начал свою деятельность «инакомыслящего», написав письмо в защиту политических заключенных. Он все больше включался в борьбу за права человека, и его мысли на эту тему вскоре воплотились в «Размышлениях о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», которые широко ходили в самиздате. В августе 1968 года книга вышла за границей, после чего академик, «отец водородной бомбы» и трижды (!) Герой Социалистического Труда в одночасье превратился в «антисоветчика, диверсанта и предателя». Известное дело, точка зрения «охранителей государственных интересов» никогда не совпадает с интересами жителей этого государства.
Но люди называли Сахарова иначе — Совесть нации. Пророк...
Кое-что из того, о чем он в свое время говорил и за что его «побили камнями», позже вошло в нашу жизнь. Только уже с потерями, которых можно было избежать. Но — увы... Перечитайте эпиграф.
В «Памятной записке», адресованной Генеральному Секретарю ЦК КПСС Брежневу, Сахаров просил об обсуждении некоторых общих вопросов…
«…а также о рассмотрении ряда частных злободневных вопросов, которые глубоко волнуют меня:
1. О политических преследованиях
2. О гласности, о свободе информационного обмена и убеждений
3. О национальных проблемах, о проблеме выезда из нашей страны
4. О международных проблемах».
Все очень подробно и аргументировано. И это в 1971 году!
Во второй части записки под названием «Тезисы и предложения по общим проблемам» затрагивались вопросы внутренней и внешней политики, экономики, управления, кадров, правовой и области взаимоотношений с национальными республиками.
«Проблемы, стоящие перед нашей страной, находятся в глубокой взаимной связи с некоторыми сторонами общемирового кризиса ХХ века — кризиса международной безопасности, потери стабильности общественного развития, идеологического тупика и разочарованности в идеалах недавнего прошлого, национализма, опасности дегуманизации. Конструктивное решение наших проблем, осторожное, гибкое и одновременно решительное в силу особого положения нашей страны в мире, будет иметь важное значение для всего человечества.
5 марта 1971 г. А.Сахаров».
Поразительное дело: этот заключительный абзац записки и теперь читается как абсолютно современный. И хотя многое из предложенного Сахаровым 30 лет назад нынче стало нормой существования, есть вещи, разрешить которые сегодня стало значительно труднее...
Но что взять с нашего тупого, слепого и консервативного руководства? Ничего умнее, чем спустить на Сахарова всю нашу продажно-подневольную прессу, организовав тот самый «гнев народа», о котором писала Чуковская, они не придумали!
Но вот резонный вопрос, который задал тогда всем «подписантам» все тот же Александр Солженицын:
«В сталинское время за отказ подписать газетную кляузу, заклинание, требование смерти и тюрьмы своему товарищу действительно могла грозить и смерть, и тюрьма. Но сегодня — какая угроза сегодня склоняет седовласых и знаменитых брать перо и, угодливо спросивши — «где?» — подписывать не ими составленную грязную чушь против Сахарова? Только личное ничтожество. Какая сила заставляет великого композитора ХХ века стать жалкой марионеткой третьестепенных чиновников из министерства культуры и по их воле подписывать любую презренную бумажку, защищая кого прикажут за границей, травя кого прикажут у нас?..
Бывало ли столь жалкое поведение среди великих русских ученых прошлого? Среди великих русских художников? Традиция их сломлена, мы — образованщина.
Тройной стыд, что уже не страх перед преследованием, но извилистые расчеты тщеславия, корысти, благополучия, спокойствия заставляют так сгибаться «московские звезды» образованщины и средний слой «остепененных».
Но не случайно существует такая русская пословица: стыд — не дым, глаза не выест. И трехкратный герой Социалистического труда, лишенный всех своих званий, постов и привилегий, в 1980 году был сослан в Горький, где денно и нощно находился под надзором КГБ, не имея даже телефона. Только Академия наук сохранила лицо и «не сдала» своего академика. А поднявшаяся по всему миру волна протестов зарубежных ученых, по меньшей мере, спасла ему жизнь.
Прошло семь лет.
После смерти Брежнева и некоторого калейдоскопа смены в руководстве страны началась «эпоха Горбачева».
Последний Генсек
Дух свободы... К перестройке
Вся страна стремится...
Саша Черный
С приходом Михаила Горбачева на пост Генсека — Генерального секретаря КПСС — в середине восьмидесятых началась так называемая ПЕРЕСТРОЙКА. Горбачев выпустил Андрея Дмитриевича Сахарова из горьковского заключения, разрушил Берлинскую стену, отменил цензуру, разрешил свободный выезд из страны и объявил нашим идеалом «социализм с человеческим лицом» (признав тем самым отсутствие такового лица в прошлом). Слова Гласность и Перестройка употреблялись сверх всякой меры и писались с большой буквы.
Все мы встрепенулись, решили, что теперь и от нас что-то зависит.
Господи, как вспомню все эти митинги! В Михайловском саду устроили Гайд-парк, говори — не хочу, и все говорили, все включались, все слушали... Однажды и я тоже оказалась на этой трибуне — предлагала что-то насчет того, чтобы запретить куда-то баллотироваться номенклатуре — не помню подробностей. Народ поддержал, договорились на следующий день всем явиться собирать подписи под это предложение. И — стыдно сказать — я же первая и не пришла...
Тем не менее, моя «социальная активность» на этом не кончилась — впереди ожидались первые демократические выборы. Не могу похвалиться, что на прошлые выборы я не ходила. Ходила, каждый раз выдерживая небольшой семейный скандальчик: мой муж никак не давал мне возможности устроить этот маленький демарш, убеждая, что все равно к нам явится «агитатор нашего участка», что я «подвожу людей» и тому подобное.
На сей раз все вышло иначе.
Во-первых, приятели, знавшие мои настроения, предложили мне подежурить на участке. Во-вторых, в нашем районе в депутаты выдвигался директор крупного химического института Гидаспов, многие, наверное, эту одиозную фамилию помнят — «не наш человек», не зря его Гестаповым прозвали. Надо было постараться эту фигуру нейтрализовать. Я сочинила какой-то короткий, но внятный текст, распечатала, нарезала и в ночь перед выборами с довольно большой пачкой листовок вышла «на дело». Феликс, естественно, эту акцию не поддерживал, но все же не захотел отпустить меня одну и с мрачным видом и банкой клея в руках шагал за мной, регулярно поглядывая на часы.
Наш путь шел к пункту голосования — зданию, стоявшему в глубине сада на углу улицы Скороходова и Кировского проспекта (нынче Большая Монетная и Каменноостровский). Когда-то там располагался Сиротский дом, потом, в 1844 году, туда из Царского села перевели Александровский лицей. При советской власти учебное заведение, выпускавшее элиту государственных чиновников, превратилось в художественное ПТУ — промышленно-техническое училище, готовившее мастеров по дереву. Про часы я упомянула не случайно — мы почти дошли до этого здания, как наступила полночь, и мой законопослушный муж применил власть и уволок меня домой, ибо с 12 часов ночи любая агитация запрещалась...
Текст листовки, к сожалению, не сохранился, зато сохранилось мое второе «общественное письмо». Оно помечено 21 марта 1987 года и было направлено на Ленинградское радио. Незадолго до этих событий группа молодежи, возглавляемая симпатичным Алексеем Ковалевым, занимавшимся «экологией культуры», отстояла от разрушения дом Дельвига, теперь они пытались спасти «Англетер». За «Англетер» наша семья болела особенно, ибо Дима наш там дневал и ночевал — ребята в буквальном смысле ночами дежурили, не пускали строителей, вернее — «ломателей», а я термос и бутерброды готовила...
Письмо имело название:
«УРОК ДЕМАГОГИИ
Совсем недавно закончился Съезд журналистов, на котором М.С.Горбачев призвал журналистов страны перейти на качественно новую ступень работы, но вот утром 20 марта я включила ленинградское радио и услышала репортаж, ведущийся в таком стиле, который был возможен лет 35 назад, да и то не в эфире — это меня и заставило написать Вам.
Звучал напористый, с прокурорскими интонациями, голос: «Ах, не знаете? А на экскурсии, посвященной Есенину, вы были? Откуда она начинается? Ах, не были! А когда он родился, тоже не знаете? А кто знает стихи Есенина?» Девичий голос начал читать — его тут же прервали: «А какие последние стихи? Ах, опять не знаете?!» Шел настоящий допрос с пристрастием и демагогией: «А почему вы раньше не пришли требовать, чтобы здесь повесили мемориальную доску? А откуда вы знаете, что здание может долго стоять, вы что, специалист? Ах, мама!» и т.д. и т.п.
Ответы ребят не привожу, ибо, практически, слышен был только этот уличающий голос, попытки ребят что-то объяснить тут же прерывались. Зато было дано слово прохожим — наверняка были прохожие и с другой точкой зрения, но их мы не услышали. Ветеран заявил, что он знает, что этот дом старый, потому что еще мальчишкой был, когда Есенин тут останавливался; москвичка сообщила, что только вчера приехала, но что, конечно, раз дом старый, то его надо снести, а третий товарищ, сходу уловив требуемое, убил всех вопросом: «А вы знаете, кто умер 24-го марта 1888 года? Не знаете? А говорите — литературу любите!»
Я думаю, на этот вопрос не ответила бы и оперативно подковавшаяся по Есенину Зоя Устинова — именно она вела этот репортаж в стиле допросов из старых фильмов. Но сегодня уже 1987 год!
Мы много говорим сейчас о перестройке, об изменении психологического климата, о гласности, о нашей молодежи, часто сетуя на ее пассивность. Но вот появилось молодежное движение, по-моему — прекрасное, появилась «Группа спасения», цель которой — максимально сохранить исторический облик нашего города. Ни для кого не секрет, как страшно пострадали некоторые города от этого бездушного разрушения, ломать — не строить. Совсем недавно эти ребята спасли дом Дельвига. «Группа спасения» имеет определенные права, и когда стало известно, что собираются сносить «Англетер», не имея на это необходимого разрешения от Министерства культуры (дом этот входит в охранную зону), ребята из группы сообщили об этом студентам некоторых ВУЗов.
Молодежь горячо откликнулась, ребята дежурили там днем и ночью, пытаясь защитить свой город от НЕЗАКОННОГО разрушения. Осознав свою ответственность граждан, приняв за чистую монету призывы быть активными, поверив, что они действительно что-то могут, они послали телеграмму в ЦК, ходили на прием к депутату в Горисполком. В Горисполкоме с ними долго разговаривали и обещали, что бумага с разрешением будет (насколько я в курсе, она действительно пришла, хотя уже и после сноса).
Как же освещает эту ситуацию журналист?
Всеми силами она хочет уверить радиослушателей, что перед нею — группа каких-то неорганизованных подростков, каких-то, простите, недоумков, которые даже не знают (вот ужас!), откуда начинается экскурсия об Есенине, а после этого еще чего-то там хотят. Чего хотят — высказать этого им не дают. «Только ловят», — как справедливо выкрикнул девичий голос. Причем говорится все в недопустимом тоне, унижая их достоинство.
Кстати, совершенно непонятно, к чему вообще весь этот допрос, когда речь идет (вернее — шла!) о другом — о сохранении исторического облика города! Действительно, почему финны должны пить нашу водку именно здесь? А если уж все-таки здесь, и фасад гостиницы, как нам обещают, будет полностью восстановлен, то зачем сначала нужно его разрушить? В городе очень много домов, из которых полностью вынималась начинка, а стены оставались старые.
И вот вместо того, чтобы быть хорошо подготовленной к разговору именно на эту, интересующую ребят тему, поговорить с ними как старший и компетентный товарищ, тоже заинтересованный в сохранении нашего любимого города, Зоя Устинова решает «поставить их на место» и учиняет нелепый допрос, заглушая в самом начале то еще неокрепшее благородное гражданское чувство, чувство ответственности, на нехватку которого мы постоянно сетуем.
Полагаю, что вред от этого неумного (мягко говоря) репортажа учесть трудно. Я сама — из поколения 60-х, того самого, которое вдохнуло «глоток свободы» (с нами, правда, так не церемонились — помните разогнанный митинг по поводу Пикассо на площади Искусств?) И я счастлива, что поколение наших детей начинает ощущать себя личностями, что оно теряет свою аполитичность, что они становятся настоящими Гражданами. «Нам всем надо учиться демократии» (М.Горбачев).
Менять методы и стиль работы должны и журналисты. Так давайте же учиться, не давите в зародыше прекрасных чувств у наших ребят, не унижайте их, не лицемерьте с ними, не давайте им уроков демагогии, подобных описанному — тогда будет кому продолжить начавшееся обновление общества, тогда надежды наши будут осуществляться.
Не мне объяснять работникам радио, какое это могучее средство пропаганды, как важно точно комментировать какое-либо событие, как важно правильно его осветить. Для конструктивного разговора с молодежью в наше время требуются не только профессиональные, но и определенные человеческие качества, иначе результат получится обратный, как в данном случае.
Я предлагаю проанализировать этот материал «Ленинградской панорамы» с позиции задач воспитания сегодняшнего поколения и сделать из этого определенные выводы.
Ленинград, 197061
ул.Скороходова. дом 30 кв.10
Лурье Эрлена Васильевна
Копия письма посылается в Москву, в Гостелерадио».
На это свое послание я получила короткий ответ от самой Зои Устиновой, привожу его полностью:
«Уважаемая Эрлена Васильевна!
Конечно же, мы, журналисты, меняем стиль работы и счастливы, что в условиях гласности и демократизации общества получили право иметь и свою точку зрения.
Теперь я свой репортаж сделала бы иным, многое ведь прояснилось, центральная печать сумела во всем разобраться, а мы были первыми.
Кроме того, журналистам раньше не приходилось бывать в подобных ситуациях. Действительно, все мы учимся демократии.
Вот только в одном Вы не правы — я отнюдь не за то, чтобы разрушали и предавали наши архитектурные и духовные ценности. Что касается моего тона, то, увы, там на площади я видела размалеванных девиц и весьма подозрительных молодых людей с расширенными зрачками.
Не разглядела, что это был наносный слой. Не попались мне, к сожалению, настоящие ребята.
А теперь два слова о Вашем тоне. Ваше письмо в мой адрес едва ли можно назвать уважительным, слишком оно... с окриком, что ли?
Заместитель главного редактора
Главной редакции информации,
Заслуженный работник культуры РСФСР
Подпись»
Оставляю этот беспомощный лепет без комментариев...
Нет, не могу без комментариев — душа горит!
Это надо же — без центральной печати она разобраться не может! И это замглавного редактора! Выходит, если человек по сути прав, но — «девица размалеванная» — так что? Для нее уже и не человек. И на суть — наплевать. И вот после такого хамства по отношению к ребятам она требует к себе уважения! Как же, заслуженный работник культуры. КУЛЬТУРЫ! А сама...
Ну да ладно, Бог с ней...
Ельцин и другие
К Ельцину в народе есть мистическая любовь, некий царский комплекс: придет батюшка и спасет... Он, конечно же, не политик. Ельцин — лидер харизматический.
«Невское время», 18.05.91
Тем же 1987 годом помечена и ходившая по рукам речь Ельцина в бытность его Первым секретарем Московского комитета партии. Надо сказать, что москвичи любили своего нового энергичного и демократичного руководителя, который ездил на трамваях, заходил в обычные московские магазины и вообще «болел за народ».
Эта речь относится ко времени, когда, с одной стороны, еще сохранялась вся традиционная чиновно-партийная иерархия с непременными реверансами в сторону «вышестоящих товарищей», с другой — уже можно было позволить себе сказать нечто, раньше никак не принятое:
«Товарищи, как на всех присутствующих, доклад М.С.Горбачева на меня произвел большое впечатление. Тот героический путь, который прошел наш народ за 70 лет построения соцобщества, отражен в докладе со всей своей сложностью.
...Да, трудно переоценить значение перестройки для нашего общества, судеб социализма на земле. Да, именно сейчас решается вопрос...
...Михаил Сергеевич предлагал мне отложить обсуждение этих вопросов по окончании юбилейных торжеств, НО Я ДУМАЮ, что ...
...Трудно объяснить рабочим завода, почему на 70-м году его, пролетариата, политической власти он должен стоять в очереди за сосисками, в которых крахмала больше, чем мяса, а на ваших столах, товарищи, есть и балычок, и икорка, и другие деликатесы, полученные без хлопот там, куда его, рабочего, близко не пустят. Как я должен объяснить это ветеранам и участникам гражданской войны, которых и осталось-то по пальцам перечесть?! Вы видели список продуктов их праздничного заказа? А мне принесли, показали, и каково мне выслушивать их, когда они говорят, что это объедки с праздничного стола? Вы понимаете, товарищи, чей стол они имеют в виду.
Как я должен смотреть им в глаза? Ведь это они не щадя жизни завоевали и вручили нам власть. Что же теперь могу им ответить? Может, товарищ Лигачев мне подскажет? Я думаю, товарищи, что все эти, как их называют в народе, кормушки являются наследием застойного периода в нашей жизни, и с этим явлением пора кончать.
...Не надо, тов. Лигачев, на меня кричать, и поучать меня не надо, я не мальчишка, и у меня такая принципиальная позиция, и я должен сказать вам, товарищи, со всей откровенностью, что трудно работать, когда вместо конкретной товарищеской помощи получаешь назидания и окрики, и в этой связи, товарищи, я вынужден просить Политбюро избавить меня от мелочной опеки Раисы Максимовны, от ее почти ежедневных звонков и нагоняев».
Неукротимый ельцинский характер и разногласия с Горбачевым (и его женой) привели к тому, что с поста Первого секретаря Ельцина сняли. Но москвичи его не забывали и даже, как позже увидим, пытались за него бороться... А фраза тупого консервативного Лигачева «Борис, ты не прав!» несколько лет бытовала в нашей речи, как, впрочем, и другое его высказывание: «Чертовски хочется поработать!» Мало он поработал, уничтожив уникальные, тогда еще советские, виноградники...
Кстати, эта антиалкогольная кампания обошлась бюджету потерей 10 млрд рублей в год и более чем что-либо, как сказано у политолога Соловьева, «обнаружила беспомощность Горбачева, породив бесчисленные анекдоты, самый короткий из которых горбачевское прозвище — “безалкогольная бормотуха”». Действительно, у нашего Михаил Сергеича имелась странная способность долго что-то произносить, ничего при этом не сказав. От него остались выражения «процесс пошел», слитно произносимое «пир духа» и слово «начать» с ударением на первом слоге, которое с энтузиазмом стало повторяться политиками рангом поменьше.
В результате филологи не выдержали издевательства политиков над русским языком и в телевизионном эфире начали обсуждение идеи создания для депутатов карманного словаря с ударениями, а для особо отличившихся придумали звание — «Русский лапоть». Тут же привели очередной перл одного из наших первых лиц: «Лучше водки хуже нет!» Все очень веселились...
Экспресс-хроника
Я на мир взираю из-под столика...
Век двадцатый, век необычайный,
Чем ты интересней для историка,
Тем для современника печальней.
Николай Глазков
«Экспресс-хроника» начала выходить с 1 августа 1987 года. Это тоже был самиздат, но уже не караемый властями — наступила официальная гласность. У меня сохранился 51-й номер журнала от 24 июля 1988 года — 18 скрепленных тонких, почти папиросных машинописных страниц. Притом очень плохо читаемых, наверное, какой-нибудь 10-й экземпляр. Оглавление занимает почти две страницы, в нем более 5О строчек, так что привожу его в сокращении:
«События недели
Положение в Армении и Нагорном Карабахе
Положение крымских татар
Митинг против «Памяти» в Ленинграде
Экологический марш в Литве
Побег Я.Муцениекса из психбольницы
Протесты против строительства метро в Минске
Забастовка в Великих Луках
Положение политзаключенных
Левко Лукьяненко
Пятрас Гражулис
Константин Карманов
Имена заключенных 3-й зоны
Известия Комитета в защиту Паруйра Айрикяна
Религиозные проблемы
Из черного списка
Зарубежные новости
Разное
Самиздат
Советская пресса
Письма и обращения
Документы
Оценки и комментарии
Последние сообщения».
Как только объявили Гласность, зашевелился весь Советский Союз, только в одном номере этой «Экспресс-хроники» о своих проблемах заявили армяне, крымские татары, украинцы, литовцы, латыши, грузины…
Самые горячие новости шли из Армении.
Напомню, что НКАО — Нагорно-Карабахская автономная область, где исстари жили армяне, формально принадлежала Азербайджану, внутри которого она оказалась. Азербайджанцы проводили политику выдавливания армян, закрывая армянские школы, заселяя азербайджанцами земли и т.д. Карабах добивался самостоятельного, независимого от Азербайджана статуса. Взрыв начался с кровавой резни в Сумгаите, на которую Горбачев, в сущности, никак не отреагировал. А потом во время заседания ПВС повел себя так, что вызвал шквал телеграмм протеста против своего «недостойного поведения». Можно сказать, что все началось с ослабления центральной власти. И в Карабахе, и по всей стране, что мы сейчас и увидим.
Итак — события в Армении за одну только июльскую неделю 1988 года:
«Ереван. В среду 20 июля в 18 часов у Матенадарана начался митинг, в котором участвовало около полумиллиона человек. Депутаты Верховного Совета СССР, писатели С.Капутикян и В.Петросян, участвовавшие в заседании ПВС (Президиума Верховного Совета) 18 июля, осудили принятое на заседании решение о сохранении статуса НКАО, но высказывались против забастовки как метода борьбы. Собравшиеся не поддержали их. Приняли решение провести двухдневную забастовку протеста. Некоторые из выступавших требовали также отменить Указ ПВС СССР о лишении П.Айрикяна советского гражданства.
В четверг и пятницу (21-22 июля) бастовало около 70% предприятий и учреждений Еревана. Работали магазины и часть общественного транспорта.
В других городах Армении в эти дни тоже прошли забастовки.
В четверг 21 июля состоялся еще один многотысячный митинг, на котором представители комитета «Карабах» призвали работников ереванских предприятий и учреждений посылать в ПВС СССР телеграммы протеста против принятого ими решения. Во многих телеграммах осуждается недостойное поведение депутата Горбачева на заседании ПВС. Сотрудники Ереванского НИИ математических машин осудили в своей телеграмме также и указ ПВС о лишении П.Айрикяна советского гражданства.
21 июля ереванская газета «Коммунист» опубликовала статью с резкими нападками на комитет «Карабах».
Как стало известно, в ночь на 8 июля были задержаны ереванцы А.Оганесян, А.Погосьян, В.Меркарарян, Г.Саркисян. Они фотографировали сцены нападения войск на демонстрацию в аэропорту Звартноц 5 июля. Каждому из них было назначено 6 суток административного ареста.
Степанакерт. Здесь решено продолжать забастовку вплоть до положительного решения карабахского вопроса. По сообщению объединения «Национальное самоопределение», работников типографии, где печатается областная газета «Советский Карабах», выводили на работу под конвоем. В среду 20 июля газета не вышла.
Баку. Здесь всю ночь с 19 по 20 июля рядом с армянскими кварталами проходило празднование по случаю решения, принятого ПВС СССР».
Через полгода, в декабре, в Армении случилось страшное землетрясение. Существует гипотеза, что отрицательная энергетика, возникшая во время кровавых событий в Карабахе, спровоцировала природные силы — город Спитак был разрушен полностью. Случилось это ночью, и огромное количество жителей Армении оказалось под обломками домов. На эту трагедию отозвался весь мир — все слали свою помощь, все выражали соболезнование, в Питере собирали деньги и теплые вещи — все помогали, чем могли.
И только питерские азербайджанцы — студенты сельскохозяйственного института, жившие в общежитии в Пушкине, устроили большой праздник с песнями и плясками... Я не знаю, как можно обозначить этот поступок... Он находится за пределами нормальной человеческой реакции.
Вообще в те годы что-то происходило везде:
«Нижняя Баканка (Краснодарский край). Однодневная демонстрация-голодовка шестисот крымских татар с требованием восстановить на работе уволенных ранее забастовщиков.
Бахчисарай. Демонстрация протеста против несправедливого суда. Плакаты: «Позор советскому суду!» «Позор наследнику Вышинского!» [Вышинский — прокурор на сфабрикованных сталинских политических процессах].
Львов. Проблемы Народного фронта и Хельсинкского Украинского сообщества.
Киев. Митинг памяти жертв сталинского террора...
Одесса. На еженедельную встречу Демократического союза содействия перестройке был послан автобус с «воинами-афганцами», которые угрозами и антисемитскими выходками сорвали встречу, а когда активист ДССП попытался получить объяснение у городских властей, то в ответ услышал: «Ну что вам еще непонятно? Еще раз соберетесь — будем бить».
Вильнюс. Митинг протеста против дальнейшего расширения строительства Игналинской АЭС.
Рига, 16 июля — двадцатитысячный митинг, посвященный латвийской национальной символике. Были подняты красно-бело-красные флаги времен независимости Латвии.
Рига, 21 июля — десятитысячный митинг, посвященный 48-й годовщине провозглашения в Латвии советской власти. В знак траура по утраченной 48 лет назад независимости Латвии были подняты черные флаги.
Минск — протесты против строительства метро. Требование предоставить место для свободного обсуждения экономических, политических и социальных проблем. Собрали более тысячи подписей.
Псков — выступления «зеленых».
Великие Луки — забастовка транспортников.
Свердловск...
Куйбышев...
Тбилиси...»
И Ленинград, конечно же, тоже — я просто оставила его «на десерт». Из Питера целых пять сообщений, тут уже сокращать ничего не буду. Такие до боли знакомые темы!
«Ленинград, 11 июля. Митинг, на котором обсуждалась идеология и деятельность «Патриотического объединения «Память», состоялся в ленинградском отделении Института востоковедения АН СССР. С резким осуждением «Памяти» выступили известные ученые Дьяконов, Юзбашьян, Узунова, Юхнова и др. Некоторые на выступлениях утверждали, что городские власти покровительствуют «Памяти».
Ленинград, 17 июля. На Дворцовой площади состоялась сидячая демонстрация ленинградских политических и культурно-экологических клубов в поддержку требований Нагорно-Карабахской автономной области. Участвовало около четырехсот человек, в том числе армяне и азербайджанцы. Составлена телеграмма в адрес ПВС СССР, в которой предлагается временно передать НКАО в непосредственное подчинение Верховному Совету СССР. Телеграмму подписало более трехсот человек.
Ленинград, 18 июля. Александру Богданову назначено 15 суток административного ареста по ст.165 Кодекса РСФСР об административных правонарушениях. Он организовал сбор подписей в адрес Политбюро ЦК КПСС с требованием «пресечь шовинистическую пропаганду, проводимую объединением «Память». Авторы письма обвиняют руководство ленинградской организации КПСС и правоохранительные органы города в покровительстве объединению.
Кроме того, 11 июля А.Богданов создал так называемую «Стену демократии». Еженедельник «Воскресенье» № 12 (17 июля) сообщает: «У костела на Невском проспекте начала функционировать «Стена демократии». Организатор акции Александр Богданов на заборе, ограждающем здание костела, вывесил около 25 плакатов перестроечного характера. По другим сообщениям в том же номере «Воскресенья», в последующие дни А.Богданов менял тематику экспозиции на «Стене демократии».
Ленинград, 19 июля. Предпринята попытка сорвать выставку-продажу работ независимых ленинградских художников у здания бывшей Городской думы на Невском проспекте. Сотрудники милиции потребовали от художников снять свои работы и разойтись по домам. Тогда трое из художников — Виктор Федоров, Алексей Искра и Юрий Казак — сели на землю, сцепившись руками. Через 15 минут это место было окружено усиленными нарядами милиции, наготове стояли милицейские микроавтобусы. «Операцией» по задержанию художников руководил подполковник милиции Голобородько, участвовавший в разгоне митинга у Казанского собора 28 мая этого года. Однако активный протест горожан, выступивших в защиту художников, вынудил милицию удалиться, и выставка-продажа была продолжена.
Ленинград, 20 июля. На митинге Патриотического объединения «Память» в Румянцевском саду один из ораторов выступил с резкими нападками на тех, кто «настроен против комитета госбезопасности». На митинг пришли члены некоторых неформальных клубов города (около 20 человек), которые начали скандировать: «Нет — фашизму!» На груди многих из них висела табличка «Я — еврей». В завязавшейся потасовке неформалы были вытеснены за пределы площадки. Милиция стояла в стороне и наблюдала за происходящим. На вопрос корреспондента «Экспресс-хроники», почему сотрудники милиции не остановили драку, заместитель начальника Василеостровского РОВД Карелин ответил: «Я ничего не видел».
Из остальных обширных материалов «Экспресс-хроники» не могу не привести три обращения к читателям.
Первое — по поводу личности, которая занимала умы соотечественников несколько десятилетий подряд. Фигура Солженицына в том или ином контексте постоянно появляется и в этих записках — обойти ее невозможно:
«Экспресс-хроника» проводит сбор подписей под кратко сформулированным мнением о необходимости опубликовать в СССР «Архипелаг ГУЛАГ» и предоставить Александру Солженицыну возможность вернуться на Родину».
Далее идет текст и технические подробности сбора подписей.
Второе обращение — в защиту опального Ельцина:
«В Политбюро ЦК КПСС направлено Открытое письмо «от москвичей и гостей столицы», датированное 7 июля. В письме содержится требование «политической реабилитации» Бориса Ельцина. Под письмом стоит свыше ста подписей. Сбор подписей продолжается».
И третье — от редакции:
««Экспресс-хроника» распространяется БЕСПЛАТНО. На выпуск одного экземпляра редакция затрачивает около 2,5 рублей. Пожертвования в фонд «Экспресс-хроники» можно передавать непосредственно в редакторскую группу или отправлять почтовым переводом по адресу...»
Напоминаю — в этом номере «Хроники» отражены события всего лишь одной недели лета 1988 года.
(Продолжение следует)
