Эрлена Лурье. Глухое время самиздата (8). Время перемен: О прогнозах и предсказаниях. АВГУСТ ДЕВЯНОСТО ПЕРВОГО. Пока живу — надеюсь
ЭРЛЕНА ЛУРЬЕ
ГЛУХОЕ ВРЕМЯ САМИЗДАТА
СОДЕРЖАНИЕ
Папки с машинописью
ВОКРУГ ЖИВОПИСИ
Наши знакомые
«Дело Глазунова»
Художники и власть
РЕПРЕССИРОВАННАЯ ПОЭЗИЯ
«Литературные папки»
Осип Мандельштам
Марина Цветаева
Борис Пастернак
Анна Ахматова
Николай Гумилев
Иосиф Бродский
Александр Галич
«Прометей свободной песни»
ВОКРУГ ЛИТЕРАТУРЫ
Антисоветское литературоведение
Бандитский шик «Алмазного венца»
Письма Солженицына
ПРОРЫВ НЕМОТЫ
Подвижница
Книга великого гнева
ПАРАНОИК У ВЛАСТИ
Темный пастырь
Открытое письмо Сталину
Большой террор
Смерть тирана
ВРЕМЯ ПЕРЕМЕН
В ожидании весны
Совесть нации
Последний генсек
Ельцин и другие
Экспресс-хроника
О прогнозах и предсказаниях
Август девяносто первого
Пока живу — надеюсь
ВЕЧНАЯ ТЕМА
Еврейский вопрос
«Цветы зла» на почве гласности
За и против истории
Родословная вождя
Post scriptum
**
См. ранее на Когита.ру:
= Эрлена Лурье. Глухое время самиздата (1). Папки с машинописью. Вокруг живописи
= Эрлена Лурье. Глухое время самиздата (5). Вокруг литературы… Прорыв немоты…
= Эрлена Лурье. Глухое время самиздата (6). Параноик у власти...
(Внимание! Если при клике мышкой на название материала Когита.ру Вы получите ответ: «К сожалению, по запрошенному адресу мы ничего не нашли», не смущайтесь и пойдите в конец открывшейся страницы, где сказано: «Возможно, Вы искали…» и соответствующее название. Кликните по нему и выйдете на искомый материал. А. А.)
О прогнозах и предсказаниях
Единственный способ предсказать будущее с какой бы то ни было точностью — это когда на него смотришь сквозь довольно мрачные очки.
Иосиф Бродский
Аналитическая статья Владимира Соловьева «Гласность: пир во время чумы» («Время и мы» № 100, 1988) подводит некоторые итоги прошедшего времени и прогнозирует дальнейшее развитие событий.
«Неудачная попытка Горбачева пробудить русский народ от летаргического сна разбудила, однако, другие народы империи: побочный и крайне нежелательный для Кремля эффект либерализации — возникновение на национальных окраинах империи центробежных, антиимперских, деструктивных тенденций.
...Русская империя склоняется к закату, и ее идеологическая, демографическая деградация носит исторически неизбежный, фатальный характер. Никакие паллиативы ей не помогут, никакие полумеры не спасут — лечить можно больного, даже тяжело больного, умирающему лечение не поможет, даже если бы у его постели дежурил более квалифицированный и последовательный эскулап, чем Горбачев.
...Россия — опытное поле, какие только эксперименты тут ни производились: от военного коммунизма — к НЭПу, от НЭПа — к неорабовладельческой модели Сталина и т.д. Иначе говоря, русская история движется не по инерции, а по закону контрастов — ее кидает из стороны в сторону, как пьяного.
Горбачевская эпоха подходит к концу, независимо от того, останется он у власти или будет смещен и объявлен козлом отпущения за хаос, в который вверг страну. Оба варианта возможны.
...Горбачев занял высший пост, когда необходимость в реформах остро ощущалась на всех уровнях советского общества. Он оказался во главе «революции», которая вскоре натолкнулась на сопротивление человеческого материала и запуталась в собственных противоречиях. Не в силах справиться с прошлым, эта революция из Кремля стала откатываться назад. Из полководца Горбачев превратился сначала в знаменосца, а потом в знамя — в символ надежд, которым не суждено сбыться.
...Есть анекдот о том, что после перестройки будет перестрелка, а потом — перекличка. Перестрелка уже началась — со снятия Ельцина, но еще не закончилась. Уцелеет ли в ней Горбачев — любопытно, но не настолько, как судьба самой империи, управлять которой в разбуженном состоянии намного труднее, чем когда она находится на транквилизаторах. Загнать выпущенного джинна обратно в бутылку неимоверно сложнее, чем держать бутылку в закупоренном состоянии. Вот почему возврат к «брежнему» бюрократическому правлению уже невозможен.
Перед распадом империи на ее сцену, несомненно, выйдут «спасители отечества» с силовыми приемами, правой идеологией, возможно, шовинистически окрашенной. Но все это уже и не так важно с исторической точки зрения — появление младотурок будет значить вовсе не спасение, а неизбежный конец этого политического анахронизма, который задержался на исторической сцене, как Майя Плисецкая — на балетной.
Так, во всяком случае, было в истории прежде: к крайним мерам прибегают тогда, когда они уже не могут помочь».
Давно болеет Правда на Руси...
Боюсь, залечат лекари-невежды.
«Не бойся, не надейся, не проси».
Я не прошу, но страшно без надежды.
Собственно, ничего другого, как надеяться, что и на этот раз «пронесет», нам не оставалось — теперь известно, насколько близким к действительности оказался написанный Соловьевым сценарий...
Обстановка в стране накалялась… Брожение умов, стояние в очередях, перебои с продовольствием... На так называемые основные продукты стали выдаваться талоны — «подделка, купля и продажа преследуется по закону» (если кто не знает — от карточек талоны отличаются отсутствием строгой нормы). В наш семейный фотоальбом вклеен целый «единый талонный блок» на июнь 1991 года: четыре талона — на мясо, три — на колбасу и по одному на муку и масло — животное и растительное. К такому блоку необходимо было иметь «визитную карточку покупателя» — с фотографией и круглой печатью. Талоны выдавались даже на спиртное — в месяц на «среднестатистического потребителя» полагалось по две бутылки вина и водки...
Я, конечно, не помнила бы этих подробностей, если бы не желание моего системного мужа оставлять на память подобные «знаки времени» — событий хватало. На этой же странице фото — я в толпе на Дворцовой площади. На заднем плане видны лозунги. Под снимком надпись: «31 марта на митинге в поддержку шахтеров». Помню сообщения о шахтерских маршах и несущееся из телевизора грохотанье их касок о мостовую… На память о шахтерских забастовках у нас осталась листовка:
«СОГРАЖДАНЕ!
ХВАТИТ ТЕРПЕТЬ циничные действия правительства Горбачева, направленные против своего народа, для укрепления советской социалистической системы. Сегодня только отставка этого коммунистического правительства способна удержать наше общество от катастрофы. Немедленная отставка президента и правительства СССР, роспуск Съезда Народных депутатов СССР и передача власти Верховным Советам республик — это основные требования забастовки шахтеров».
Перечислив бастующие шахты (Кузбасс — 71 шахта из 76; Воркута, Инта — 15 из 18 и так далее, всего названо 217 прекративших работу шахт) и объяснив, что словесной и материальной помощи теперь недостаточно, авторы листовки заканчивают призывом к ВСЕОБЩЕЙ ЗАБАСТОВКЕ.
«Проведение предупредительной политической забастовки 26 марта — это только первый шаг. Если рабочий Питер сумеет подняться на политическую забастовку в ПОДДЕРЖКУ ТРЕБОВАНИЙ ШАХТЕРОВ, то за ним может пойти вся Россия.
Подписи:
Представитель Координационного совета стачечных шахтерских комитетов СССР
Представитель Независимого профсоюза горняков СССР
Городской комитет Движения Гражданского сопротивления
Общегородской Центр Рабочего Движения.
24 марта1991 г.»
С ума сойти — «стачечный комитет СССР»! Жизнь бурлила как никогда, но о том, что Софья Власьевна, как называли советскую власть в диссидентских кругах, может рухнуть, никто даже не помышлял. Хотя у меня давно написался провидческий, как потом оказалось, стишок.
Стоит колосс на глиняных ногах.
Он радужными красками раскрашен,
Внутри же темен, запах тлена страшен,
Толкни его — он обратится в прах.
Но он стоит — на глиняных ногах —
И от вселенной требует: «Speak Russian!»
А вспомнила я о нем совсем незадолго до зарифмованных там событий.
В 1990 году в издательстве «Художественная литература» появился коммерческий отдел, и я решила напечатать свой первый сборник — «Неслышный крик». До этого, разумеется, нигде не публиковалась, да и не пыталась никогда — у меня ведь в стихах либо «мелкотемье», либо — сами видите что... «Толкни его — он обратится в прах», — действительно, это уж — слишком… И в мыслях не было, что такое может на моей жизни произойти.
В издательстве еще сохранялись и внутренние рецензенты, и редактура, и прочее, что полагалось иметь при советской власти, и я, отбирая тексты и опасаясь за судьбу некоторых из них, решила подстраховаться и подсунула редактору этот явно «непроходной» стишок в качестве «собачки Фаворского». Существует легенда, что Фаворский, делая иллюстрации к какой-либо книге, непременно где-нибудь в уголке рисовал собачку. И когда художественный редактор предлагал собачку, которая явно была «не в тему», убрать, Фаворский как бы нехотя соглашался. И все были довольны: редактор тем, что выполнил свою миссию, художник тем, что отвлек его внимание от чего-то другого, что ему хотелось сохранить.
Но редактор моей книжки, несмотря ни на какую гласность, потребовал убрать еще несколько стихотворений помимо «собачки», в том числе и посвященное Высоцкому. Но тут уже я уперлась. Мое нежелание подчиниться привело к тому, что редактор со мной работать отказался. И я в своем сборнике стала хозяйничать сама... И вот она — самоцензура! Стишок этот в книжку так и не включила, искренне полагая, что и вправду — это уж слишком…
Но не прошло и года, как — о, Господи, какое счастье! — наш прогнивший колосс от внезапного толчка рухнул и «обратился в прах». Вместе со всей капеэснёй! И почти без крови! Кровь — это уже потом… Похоже, интуиция улавливает то, что логическому уму недоступно, и в стихах, которые приходят, в отличие от тех, которые придумываются, бывают прозрения.
Но кроме прозрений существуют и точные предсказания. В уже упомянутой книге Бориса Полякова есть эпизод, где герой в застойные семидесятые получает из-за границы письмо с выдержками из написанных 500 лет назад «Центурий» Нострадамуса: «А вот прозаический отрывок о “революции в октябре”, после которой возникнет “Новый Вавилон” и простоит 73 года и 7 месяцев... Я уже посчитал: это продлится до мая 91-го года. Я не доживу. А жаль!»
Автор этой удивительной книги, состоящей из дневниковых записей, действительно не дожил пяти лет до главных событий нашей жизни. Он умер 24 января 1986 года в Израиле, куда за 10 лет до этого жена увезла его в надежде на чудеса зарубежной медицины. Чуда, к сожалению, не произошло: миопатию — заболевание, при котором у человека постепенно атрофируются мышцы — не лечат нигде. Но несколько лет больному было подарено: когда отказали дыхательные мышцы, его подключили к аппарату «искусственные легкие». С тех пор он лежал в полной неподвижности со стальной трубкой в горле. Говорить не мог, но верная жена Вера совершила подвиг не меньший, считывая слова и фразы с губ и тут же их записывая. Так родилась эта потрясающая книга о Времени, Мужестве и Любви.
Борис Поляков — «Опыт и лепет».
Поразительно, но дата конца «Нового Вавилона», которую «посчитал» Поляков, оказалась необычайно, неправдоподобно точна — Нострадамус, глядя на нас откуда-то «из глубины веков», ошибся всего на пару месяцев. Советская империя, простояв именно семьдесят три с чем-то года, вдруг пошатнулась и с грохотом, слышимым во всем мире, рухнула.
И развалины ее будут дымиться еще долго…
Август девяносто первого
Эти три дня в августе явились Божьим благословением, которое я ощущал физически...
Мстислав Ростропович
19 августа 1991 года — в день Преображения Господня — как черт из табакерки вдруг возник ГКЧП (Государственный комитет по чрезвычайному положению), который объявил, что в связи с внезапной болезнью Горбачева (отдыхавшего тогда в Крыму) он берет власть в свои руки.
Это стало началом конца советской империи.
Впрочем, осознание этого произошло позже — поначалу сообщения о военном перевороте (во главе — КГБ, МВД, Армия) повергло страну в шок. Никто ничего не понимал. Газеты не вышли, телевидение передавало «Лебединое озеро», информация по радио отсутствовала...
Из телевизионных каналов только наш питерский не поддался тогда панике и не прекратил информировать нас о происходящем в стране. Мы знали, что в Москве по направлению к Белому дому идет колонна танков...
И тут на одном из этих танков москвичи увидели рослую, решительную фигуру Ельцина, незадолго до этих событий ставшего Президентом Российской федерации (какие ассоциации: Ленин — на броневике, Ельцин — на танке!). Получив горячую поддержку народа, он встал у руля давшего течь и уже слегка накренившегося корабля, сменив многоговорливого Горбачева, быстро забытого неблагодарными соотечественниками...
Вечером того же дня был подписан УКАЗ нового лидера страны:
«Совершив государственный переворот и отстранив насильственным путем Президента СССР, Верховного главнокомандующего ВС СССР М.С.Горбачева, Вице-президент СССР Янаев Г.И., премьер-министр Павлов В.С., председатель КГБ СССР Крючков В.А., министр внутренних дел СССР Пуго Б.К., министр обороны СССР Язов Д.Т., председатель крестьянского союза Стародубцев В.А., первый заместитель председателя государственного комитета по обороне Бакланов О.Д., председатель Ассоциации промышленности, строительства и связи СССР Тизяков Л.И. и их сообщники совершили тягчайшее преступление, нарушив ст.62 Конституции СССР, статьи 64, 69, 70, 73, 72 УК РСФСР и соответствующие статьи Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик.
Изменив народу, Отчизне и Конституции, они поставили себя вне закона.
На основании вышеизложенного постановляю:
Сотрудникам органов прокуратуры, Госбезопасности, Внутренних дел СССР и РСФСР, военнослужащим, сознающим ответственность за судьбы народа и государства и желающим избежать наступления диктатуры, гражданской войны, кровопролития, дается право действовать на основании Конституции, Законов СССР и России.
Как Президент России, от имени избравшего меня народа, гарантирую Вам правовую защиту и моральную поддержку.
Судьба России и Союза в ваших руках!
Президент РСФСР Б.Н.Ельцин
22 ч. 30 м. 19.08.91»
Тем же 19 августа подписаны и два обращения наших питерских властей. Обращение к СОГРАЖДАНАМ заканчивается так:
«В сложившихся условиях мы призываем вас сохранять спокойствие и порядок, не допускать ущемления ваших конституционных прав, быть готовыми начать массовую кампанию гражданского неповиновения и бессрочную политическую забастовку».
В другом, весьма неформальном обращении к ЗАЩИТНИКАМ ОТЕЧЕСТВА, есть строчки, в которых слышно отчаяние:
«Друзья! Мы используем, быть может, последнюю возможность, чтобы обратиться к Вашей совести. Подумайте, какая жизнь ожидает Вас и Ваших детей в обществе, развитие которого пытаются повернуть вспять. Хотя бы во имя нашего общего будущего каждый из Вас сейчас должен сделать свой выбор: или выполнить преступный приказ, или, по примеру Румынской армии, перейти на сторону народа. Мы надеемся на Вашу зрелость, Вашу честь, Ваше мужество, на Вашу ответственность перед народом».
На следующий день обстановка начала несколько проясняться.
Обещанная Соловьевым перестрелка в Москве так и не возникла — Армия отказалась стрелять в народ. Запрещенные к выходу демократические газеты (в Москве — все, кроме «Правды», «Советской России» и «Красной звезды») объединились, и уже в ночь с 20-го на 21-е был выпущен небольшой листок «Общей газеты», который раздавали защитникам Белого дома и прохожим:
«Наша «Общая газета» рождена нашей общей бедой: в стране совершается антиконституционный государственный переворот. Первое, что сделали заговорщики, изменившие верховной власти, — запретили выход не устраивающих их центральных и московских демократических изданий. Ликвидация свободы информации — самого существенного достижения перестройки — и есть ответ на вопрос о смысле события и целях путчистов. Сомнений нет: они задумали восстановить в стране карательный режим, решили использовать свой последний шанс, сыграть ва-банк. Сегодня они обрушились на печать — завтра в условиях несвободы окажется каждый. ...Время требует объединения. И оно происходит — объединение всех демократических сил во имя подавления мятежа. Это свело и нас — представителей редакций самых различных направлений, единых в одном: демократия должна уметь защищаться».
Защищать демократию примчался из Парижа удивительный Ростропович... Приведу абзац из воспоминаний о тех днях некоего Юрия Иванова, напечатанных в юбилейном номере «Общей газеты», которая за эти годы превратилась в солидное еженедельное многостраничное издание:
«В 91-м я был помощником-юристом народного депутата РСФСР. Все три дня путча провел в Белом доме. Ждали штурма, и мне доверили короткоствольный «АКС». А 20 августа мне поручили охрану прибывшего в Белый дом Мстислава Ростроповича. Его появление было сильнейшей моральной поддержкой защитникам Белого дома. Такого колоссального воодушевления людей, как в эти трое суток, такого высокого градуса общей духовности я не наблюдал больше никогда...» (Иванов Ю. // Общая газета. 2001. 16-22 августа. ).
Здесь же помещена облетевшая тогда весь мир фотография: после тревожной бессонной ночи в Белом доме страж Ростроповича заснул, склонившись на плечо сидящего с его автоматом в руках и тоже усталого маэстро...
А у нас был наш мэр!
Похоже, что Собчак вообще был единственным во всем руководстве, кто в самые трудные минуты сохранил присутствие духа. Во-первых, юридически грамотно обрисовав положение вещей, он сумел убедить начальника Ленинградского военного округа не выполнять приказа ГКЧП по введению войск в город; во-вторых, призвал горожан выйти на Дворцовую площадь продемонстрировать свое отношение к происходящему.
Назавтра, 20 августа, народ со всех сторон начал стекаться на Дворцовую. Огромная площадь была полностью запружена народом, и я навсегда запомнила разлитое над площадью то самое общее энергетическое поле, которое дает потрясающее ощущение единства (его еще называют эгрегор или — уже по терминологии новейшей физики — лептонное поле). Собчак «держал пламенную речь» — у меня нет менее банального определения для его тогдашнего выступления, это поистине был его звездный час. Еще неизвестно, как бы все повернулось, если бы не он... Спасибо Анатолию Александровичу за его мужество и вечная ему память! Что имеем — не храним... Это вполне в наших традициях.
По этому поводу нельзя не вспомнить тогдашний стишок о Собчаке Геннадия Григорьева. Собственно, не столько о Собчаке, сколько о российских нравах — автор как в воду глядел:
Надменный, в адмиральском кителе,
Шел гордо к роковой черте
Колчак, рожденный в граде Питере,
Чтоб стать правителем в Чите.
Перекликаются события,
И есть, наверно, тайный знак
В том, что сегодня правит Питером
В Чите родившийся Собчак.
Как всё по-нашему, по-русски...
Товарищами из ЧК
Колчак расстрелян был в Иркутске.
Что ожидает Собчака?
Собчака ожидало предательство, травля и инфаркт... «Стихи сбываются». Но тогда он был героем дня!
Спустя три дня ГКЧП лопнуло, как мыльный пузырь, и 23-го августа народ снова собрался на площади — снова звучали речи, музыка, кругом улыбки, радостные лица... Мы праздновали нашу победу — тогда это воспринималось именно так. Да, собственно, так это и было.
Три окаянных дня и две кромешных ночи —
Запомнить навсегда, чтоб навсегда забыть...
Мы больше не рабы! Увидел мир воочью —
Мы больше не рабы, и нас не задавить
Ни страхом, ни стрельбой. Вдохнули мы свободу
И больше никогда нас не загнать в ГУЛАГ...
Шли к площади толпой, а разошлись — народом,
Кровавый флаг сменив на свой, российский флаг.
Кроме стихов, от этого времени у меня осталась бумажка с одной-единственной фразой — видимо, я никак не могла освободиться от впечатлений:
«Я хожу, переполненная тремя августовскими днями, как чаша, переполненная водой, время от времени выплескивая какие-то фразы и строчки, которые я не подбираю от сознания своего богатства, и они исчезают, испаряясь в воздухе, — а может быть, продолжая жить там, невидимо...».
А поскольку я родилась 21 января, а 19 августа — еще и день рождения моего мужа, то возник стишок с такими начальными строчками:
Всегда вас ждем, запомните получше,
В день смерти Ленина и в день рожденья путча…
Пока живу — надеюсь!
Будущее истории нам знать не дано.
Ибо дело это не человеческое.
Оставим прожектерство.
Займемся делом — подметем пол.
Александр Мещеряков
Это точно — будущее истории нам знать не дано...
Кто мог предполагать, что ожидало нас всего через полгода? Премьером первого правительства России стал «рыночник» Гайдар, и он, наконец, совершил то, на что никак не решался Горбачев. А зря — тогда это не имело бы таких катастрофических последствий.
С 1-го января 1992 года были отпущены цены.
Магазинные полки мгновенно опустели — народ пытался потратить быстро обесценивающиеся деньги. Затем магазины начали наполняться продуктами и барахлом, но цены взлетели и никакие прибавки к зарплате за инфляцией не успевали — уровень жизни в стране упал в несколько раз.
К концу января с продуктами было еще плохо, а цены подскочили уже хорошо. А 21-го у меня юбилей: «У меня теперь морока — / Юбилей во время шока! / Где, чего, на что купить? / Чем гостей моих кормить?» Это зарифмованное приглашение тоже сохранилось в нашем семейном альбоме. После некоторых сомнений выход из положения был найден: «Все решилось невзначай — / Приглашаю вас на чай! / Сей билет на два лица. / Травоядная Овца» (я родилась в год Овцы).
Под приглашением помещена фотография торта ценой 146 рублей — он стоил выше той максимальной пенсии (132 р.), о которой все мечтали всего пару месяцев тому назад, и на которую можно было вполне благополучно жить.
Это было начало. Продолжение хорошо прослеживается по все круче нарастающей цене городских проездных билетов. Много лет подряд единая карточка стоила 6 рублей, в феврале 1992-го — 15, а дальше поехало: март — 45, июнь — 75, октябрь — 130, декабрь — 240, апрель 93-го — уже 600 р., сентябрь — 1.500, январь 94-го — 2.300, май — 8.500, июль —16.000, апрель 95-года — 40.000 рублей... Разумеется, цены поднимались не только на проезд в транспорте и говорить о том, как это отражалось на нашей жизни, я не стану — и так все ясно...
Затем инфляция начинает несколько замедляться, в декабре 1997 года цена троллейбусной карточки «всего лишь» 50.000 рублей. Народ начинает потихоньку оправляться от шока, а заболевший от переживаний Президент — от операции, по поводу которой сильно беспокоился живущий на другом конце земли шаман племени майя — на странную заметку о его предсказаниях я наткнулась, разбирая свои старые газетные вырезки.
«Шаман майя предсказывает судьбу Ельцина и России. Предсказатель Омар Али Абрахам Мансанилья близко к сердцу принимает все, что происходит в России, ибо — как сам убежден — в предыдущей жизни был русским проповедником».
Напечатано это было в газете «Известия» за 1996 год, и две трети текста посвящены предстоящей операции Ельцина на сердце. Омар Али определяет наиболее благоприятные для этого дни — с 22 по 25 октября или с 12 по 19 ноября, разбирает действие Луны и Сатурна, дает рекомендации для скорейшего восстановления сил и даже предлагает прислать кое-что из целительного арсенала своих предков.
«Борис Ельцин, как большинство классических Водолеев, очень трудный и недисциплинированный пациент, поэтому процесс его послеоперационного восстановления займет больше времени, чем обычно, и протянется до дня весеннего равноденствия — 21 марта 1997 года, после чего начнется постепенное улучшение, и Президент снова приступит к исполнению служебных обязанностей».
А вот дальше...
Дальше я увидела нечто весьма любопытное, тем более что в 96-м году никто еще и знать ничего не знал ни о досрочном уходе Ельцина с поста Президента, ни об интеллигентном (как сперва было показалось) кагэбэшном полковнике в штатском:
«Однако через полтора-два года обстоятельства все-таки вынудят его уйти в отставку. К тому времени на политической арене уже появится его преемник, которому нынешний президент сможет передать свои дела, будучи уверенным, что история не повернется вспять и что Россия не свернет с проложенного им курса.
По описаниям мексиканского футуролога, новым лидером России будет человек 45-48 лет, выходец из народа и пользующийся поддержкой широких народных масс, политик социал-демократической ориентации. Социал-демократия по типу Франции времен Миттерана — это ближайшее будущее России, уверяет шаман из племени майя. Возврат коммунизма, по его мнению, русским больше не грозит».
Ко времени написания заметки мы все оглядывались в поисках лидера и — увы — никого не видели... И в голову не приходило, что Ельцин, которого выбрали второй раз только потому, что других кандидатов, кроме него и Зюганова (чур меня, чур!), просто не было, вдруг может уйти. Да сам он потом говорил, что до последнего дня все не мог решить, уходить ли ему...
Но факт остается фактом — все верно предсказал этот удивительный мексиканский шаман... И про Ельцина: операцию перенесет, вернется к работе, но до срока уйдет в отставку... И, главное, про Путина все точно, вплоть до возраста!
Нет, не зря когда-то в горбачевско-ельцинское время появился у меня еще один стишок со словами надежды!
Всегда жила с открытыми глазами
Без розовых очков и темных шор,
Надеясь все же — новый режиссер
Конец счастливый к нашей старой драме
Приделает, пристроит, присобачит,
Короче — нашу жизнь переиначит,
Как в страшной сказке молодой король,
Закованный в своей ужасной маске,
Освобожденный верностью и лаской...
Но дельных режиссеров нет как нет,
И «хэппи-энды» — для других планет.
Надежды естественны — после разочарований в нашем ровеснике Горбачеве наступило горькое похмелье (Чечня!) от харизматического Ельцина. И вот на смену им пришел третий — молодой, образованный и динамичный. Хотелось думать, что он пройдет дальше, а ошибок сделает меньше.
Ясное дело, такую огромную и расхристанную махину, как наша Россия, сразу не развернешь. Как там у Мандельштама: «Ну что ж, попробуем: огромный, неуклюжий, / Скрипучий поворот руля». 1918 год. Повернули... Теперь вот пытаемся развернуть обратно...
Не так-то это просто.
Сегодня видно — каждый из пытавшихся делал какие-то необходимые шаги к видимой ему цели, расчищая путь идущему следом; каждый успел наделать ошибок, каждый не смог — как не может этого никто — прыгнуть выше самого себя... Не будем неблагодарными — скажем им спасибо, они искренне «хотели как лучше». Что поделаешь, ежели у нас все получается «как всегда»...
Но вы еще не забыли, как робко мечтали мы о свободе? «Может быть, когда-нибудь, в каком-нибудь гипотетическом будущем, кто знает...»
И вот она здесь...
И многие даже не узнали ее в лицо и отвернулись... Но мне она нравится! Свобода дает самое ценное — ощущение независимости. Именно под этот рефрен: «Свободна я, свободна я, свободна я!» — в начале 1987 года я вышла на пенсию. Дети выросли, с государством расплатилась — теперь я принадлежала сама себе... Не знаю, как бы я распорядилась своим временем в той жизни, порог которой тогда переступила, но внезапно все изменилось, и моя личная свобода совпала с обретаемой страной общей... Начались те удивительные годы, о которых писатель и журналист Зоя Журавлева впоследствии вспоминала так:
«Но ведь был же, был «исторический миг», когда мы могли прорваться к самим себе! Восемьдесят восьмой, восемьдесят девятый, девяностый, начало девяносто первого. Было же! Какие речи звучали, какие люди шли тогда по Москве, гордые, сильные, вольные, за руки взявшись, как дети, какие были лица! Увидеть бы сейчас одно такое лицо — и умереть. Оглядываясь на те годы, я вижу сейчас — какое это было счастливое детство, время словесных заклинаний и клятв, страшной правды о себе и привычной все-таки лжи о себе же, безумных надежд, лопающихся идеалов, зачитанных до дыр “Огоньков”, пронзительной искренности, искреннего вранья, перевернутых судеб, новых имен, взбудораженного сознания...» (Журавлева З. И услышал я иной голос.. М., 1998. С. 168).
После некоторого опьянения обрушившейся на нас свободой наступило похмелье — прежняя жизнь рухнула, и многие оказались под ее обломками...
Потом потихоньку начали приходить в себя и выбираться на поверхность... Лихорадило еще долго, но сегодня уже понятно: «кто смел — тот и съел»; другие же, растренированные житьем в неволе, оказались на обочине... Но основная масса — куда денешься? — стала приноравливаться, реализуя свои ранее скованные режимом способности и, как многие другие, брошенные в воду, я тоже выплыла — стала лепить игрушки. Когда-то я рисовала, и на седьмом десятке мои нереализованные способности вдруг ожили.
Теперь я могла прокормить себя сама. И не только прокормить — а мои поездки? А мои книжки?! Раньше это было бы невозможно...
Раньше наша семья жила так, что до получки вечно не хватало пятерки. А подрабатывать по существующим законам «было не положено» — чего стоит тот эпизод в нашей жизни, когда к нам домой явилась некая комиссия, дабы выяснить, не хочу ли я на свой черствый кусок хлеба, полагающийся мне от родного государства, масла намазать? И, главное, без разрешения на него заработать?
Комиссию откуда-то вызвал наш нижний сосед-психопат (это не ругательство, а диагноз), которого раздражал слышимый через плохие перекрытия стук от моих по очереди работающих машинок. Вот и он тоже «стукнул», что я шью и печатаю «налево». (Между прочим, шить-то я, действительно, шила — передники, грелки на чайники и прихватки, которые к праздникам разносили по своим отделам и лабораториям мои приятельницы, где все раскупалось — без приработков прожить было трудно).
Но нам повезло — во время прихода комиссии «Веритас» мирно стояла, прикинувшись обычной тумбочкой, а около «Оптимы» лежала машинопись на заводских бланках, — я вполне официально работала дома. Не догадался наш сосед в другие структуры стукнуть! Тогда бы и обыск провели — было ведь что искать! Но, к счастью, у этих права на обыск не имелось. А у нас, как видим, при советской власти не имелось прав распоряжаться ни собой, ни своим временем, ни своей личной собственностью, мы были обязаны жить так и только так, как нам положено, и ни в коем случае не лучше...
Так что я не могла не оценить появившейся личной свободы, теперь только от меня зависело, чем зарабатывать, куда ехать, что смотреть, слушать, говорить, читать, писать, издавать... Да, действительно, теперь стало возможным и это тоже — издавать свои книжки. И главное — без цензуры!
Все слышнее в душе постоянная строчка —
Никогда не жила так легко и свободно!
Я ТЕПЕРЬ ЖИВУ БЕЗ ЦЕНЗУРЫ!
Это все, о чем я мечтала, я и вправду никогда не жила так легко и свободно, как нынче...
А что касается всего остального...
Тут уж ничего не поделаешь, наша страна — страна крайностей. «Коль любить, так без рассудку, / Коль грозить — так не на шутку»... И так далее — граф А.К.Толстой Россию знал хорошо. Об этом же и у Фазиля Искандера:
«В России крепкие напитки пьют залпом — в отличие от Европы, где обычно их пьют прихлебывая. Марксизм тоже Россия выпила залпом, пока Европа его пригубляла. Через семьдесят лет мы отрезвели и тут же залпом выпили демократию. Почему в России пьют залпом? Величайшая загадка».
Это точно — выпили залпом и даже не закусили. Так что синдром похмелья присутствует в полной мере... И все-таки...
И все-таки — даже обычный квартирный ремонт ломает привычную жизнь и превращает ее в «выживание». Сколько тратится сил! Сколько вдруг появляется грязи! Сколько выбрасывается ненужных вещей! При этом непременно куда-то исчезают нужные... А уж если перепланировка и перекладывание полов... Представляете, на сколько времени все это может затянуться?
Так что же говорить, когда идет такой ремонт по всей громадной стране, да еще капитальный — со сменой строя? И грязь, и кровь, и бардак, и всяческие потери — это неизбежно. И десять лет с точки зрения истории — краткий миг.
Ну, а с точки зрения отдельного человека... Это уж — кому как. Мне — «зато без цензуры». А по поводу всего остального...
Пока живу — надеюсь!
(Окончание следует)
