ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ПРОТЕСТ

В ПОЛЕ СОВРЕМЕННОЙ РОССИЙСКОЙ ПОЛИТИКИ:

СМЕХОВАЯ КУЛЬТУРА, СИМВОЛИЧЕСКОЕ ДЕЙСТВИЕ

И ХУЛИГАНСТВО

Сокращенная стенограмма семинара, проходившего в рамках проекта  «Мегарегион – сетевая конфедерация» в Генеральном консульстве Литовской республики в Санкт-Петербурге 16 июня 2016 г.

Полную стенограмму см.: http://www.net-conf.org/stenogr_40.htm#%D0%A1%D1%82%D0%B5%D0%BD%D0%BE%D0%B3%D1%80%D0%B0%D0%BC%D0%BC%D0%B0_

Ведущий В.И. Шинкунас: Тема дискуссии «Художественный протест в поле современной политики, смеховая культура, символическое действие, хулиганство». Я предоставляю слово Владимиру Владимировичу Костюшеву профессору Департамента прикладной политологии НИУ Высшая школа экономики, Санкт-Петербург. Пожалуйста!

В.В. Костюшев: Да, благодарю! Уважаемые коллеги, друзья, рад нашей встрече и благодарю Владислава, консульство за возможность общения. Я социолог, занимался практиками протеста в Социологическом институте РАН, в настоящее время десятый год работаю профессором в Высшей школе экономики в Санкт-Петербурге.

Волнуюсь перед докладом как, возможно, Павленский волновался перед дверью ФСБ. Тема, что предложил к обсуждению, весьма ответственна - так обозначу ее статус. Она привлекает внимание - как представителей власти, так и общественности - одна из важных в социальных сетях. Имею в виду не только последнюю акцию Петра Павленского, но и его судебное преследование, всю дискуссию вокруг этого события, а также другие акции, о которых буду говорить. Важны строгие определения в теме, которая будоражит общество и особенно беспокоит власть. Почему? Попробую предложить тезисы по теме.

Два слова о себе. Мое любопытство к теме давнее, почти тридцать лет  занимаюсь изучением практик протеста– в Советском Союзе и современной России, важен опыт протестов и в других странах. Художественные протестные практики, которых много -  случай Павленского, может быть, самый яркий из всех последних - вызывают особый интерес. Хочу предложить попытку академического формата понимания этих практик, свидетелями и даже участниками которых мы являемся. Такое широкое понимание участия связано с пониманием длительности каждого события, которое не заканчивается в те секунды, когда совершается акция. Важна тема жизненного цикла акции: продолжительность каждой акции много длиннее краткого времени в 23 или в 10 секунд ее совершения – эти секунды остаются только частью акции. Длительность акции более мощная, она продолжается и в нашей дискуссии – поскольку мы ее обсуждаем.

Среди многих вопросов, которые невольно просятся для обсуждения, выбрал одно предположение, один тезис, но в итоге остановился не на одном, а на трех тезисах.

Первый тезис связан с пониманием хулиганства в искусстве, культуре и политике. Термин хулиганство - довольно ясный конструкт, который обозначает нарушение правил - в культурном поле или в правовом поле, в поле права, законодательства. Этим термином можно обозначать нарушение правил, норм поведения в культуре или в праве. Термин устойчивый не только по отношению к футбольным фанатам (имеет прямую привязку к футбольным хулиганам), но существует и как особое направление в науке – социология хулиганства. Книги, статьи с1960-х годов публикуются. Вопрос, строго говоря, сводится к пониманию нарушения нормы и, соответственно, к пониманию того, что такое норма в культуре и правовой системе общества, государства. Нарушение правил ставит вопрос о норме, правиле, традиции, законе, об устойчивости или неустойчивости нормативных систем. С этим суждением связан тезис, предлагаемый к обсуждению. Яркий состав участников беседы: культурологи, социологи, психологи, политики, бывшие и будущие.

А.Ф. Кирьянов: Художники!

В.В. Костющев: Да, Алексей, и художники, акционисты. Гремучий коктейль. Буду благодарен за дискуссию. И благодарность Владиславу Шинкунасу. Предложил ему три темы, когда говорили о семинаре, и выбрали именно эту – непростую и горячую.

Тезис о хулиганстве продолжу в важном дополнительном измерении – как тезис о конструируемом хулиганстве, специально проектируемом проекте, программируемом автором акции в контексте культуры и политики того или другого общества - американского, европейского или российского. Автор акции конструирует акцию и элементы хулиганства в акции. В конструировании хулиганства, по-моему, содержится самый важный вопрос, который позволяет перейти от известной темы публичного скандала к пониманию художественного протеста. Почему конструируется хулиганство?!

Итак, тезис о хулиганстве переходит в тезис о конструируемом хулиганстве. Сознательно, рационально конструируемая акция с элементами хулиганства, с нарушением правил культуры, некоторых традиций, или с нарушением административного и уголовного права в рамках законодательства конкретного государства, не только России. «Хулиганство» - конструируется. Важно понять, почему. Так сформулирую исследовательский интерес.

Есть и второй важный тезис, связанный с первым - также выношу на обсуждение. Если первый тезис назовем тезисом конструируемого хулиганства, то второй назовем - художнику Алексею будет особенно важно - тезисом авторства и анонимности в современном стрит-арте. Мы знаем о Бэнкси, принципиально анонимном известном художнике. Знаем об опытах анонимности. Они не всегда получаются, авторство часто опознается, но тенденция к анонимности остается важной в современномакционизме.

А.Ф. Кирьянов: У Павленского, например, нет анонимности …

В.В. Костюшев: Яркое заявленное авторство сопровождается многими случаями анонимности акций. Эта дилемма, авторство и анонимность - шкала, место на которой определяется самим художником, автором, и достойна специального изучения. Тенденция анонимизации – будь она  длительной или краткой, (ситуативной?) - плохо исследована.

И третий тезис, более широкий. Все вопросы касаются политики и – склоняюсь к этому мнению - заставляют нас переосмысливать само понятие «политики». Есть понимание политики Платона и Аристотеля, Макиавелли и Гоббса, обсуждаются версии современной polity, policy, politics. Рациональное понимание - в моем чтении –«государства» и «политики» сводится к предположению, что происходит мощная трансформация и государства, и политики - в базовых характеристиках. Как говорится иногда, происходит «тектонический сдвиг». Во всяком случае, политика, традиционно понимаемая как иерархическая структура «верха» и «низа»,где «верх» распоряжается ресурсами, а«низы»остаются пассивным элементом иерархической «вертикали» - радикально меняется.

И государство, и государственность - более широкий термин, чем государство - меняют формат. И не только конкретное государство, а государственность как институция современного мира. Информационная напряженность и коммуникации общества возрастают, эти тенденции, можно думать, усиливаются в геометрической прогрессии. Государство, формы государственности, описанные в классической political science, меняются радикально. Как и «общество» - также существенные изменения. Эти макро-предположениясамодостаточны, но следуют из наблюдения за частными случаями хулиганства в политике, известные по российской и другим политическим площадках.

Реплика А.Ф.Кирьянова: Техника изменилась!

В.В.Костюшев: И техника изменилась, и коммуникации поменялись. Все общество меняется, становится, например, более образованным. И государственные структуры, властные институты - вместо слова «государственные» полезно пользовать понятие «властные группы» - которые распоряжаются ресурсами. Думаю, это более точно.

Итак, обозначены три тезиса, которые предлагаю обсудить. Есть общий знаменатель под тремя тезисами, связанный опять же с пониманием политики. Иерархическая вертикаль, которую мы традиционно понимаем как политику, где верх распоряжается ресурсами и так далее, уточняется другим понятием. Хочу напомнить  о концепции «поля политики» Пьера Бурдье. Вся политика у Бурдье понимается как социальное пространство, в котором происходит сопряжение капиталов разных акторов. Сопряжение капиталов акторов может описываться процессами с тремя «К» (так называю их иногда в лекциях): кооперацией, конкуренцией и - самое главное! - конвертацией капиталов. Для понимания художественного протеста последний фрагмент особенно важен: происходит конвертация символического капитала в политический. Этот тезис можно назвать даже эпиграфом к моему докладу. Как символические капиталы превращаются в политические? Почему они становятся более значимыми, чем институциональные капиталы государственных властных институтов – президента, премьер-министра и других чиновников? Как это происходит?! Или Россия – политическое «поле чудес»?! Неплохой образ. Но тема, конечно, не только российская. Подобные процессы происходят и в других культурах. В России, может быть, проявляются более ярко, чем в Бельгии или, например, в Литве.

Позволю себе объяснение методологического свойства. Я наблюдатель, социолог. Но, как и некоторые мои коллеги, являюсь участником многих событий. Дилемма наблюдателя и участника – интересная и важная методологическая проблема. Мой коллега Андрей Алексеев предлагает для подобных ситуаций понятие «наблюдающего участия» - важно отличать от «участвующего наблюдения», или «включенного наблюдения». Исследователь может быть участником действия и сохранять профессиональные умения описания (единицы наблюдения) и анализа (единицы анализа) действия, и сам в действии участвует.

Примечание А. Алексеева. В нашем понимании, отличие наблюдающего участия от включенного наблюдения - не в том, что в первом случае исследователь участвует в действии, а во втором – нет. Он участвует в жизни исследуемой группы, как ее член, в любом случае. Разница в том, что включенный наблюдатель ведет себя в изучаемой среде конформно (обычно даже – инкогнито). Он наблюдает эту среду в ее «естественном» состоянии. Наблюдающий же участник занимает позицию относительно самостоятельного автономного деятеля (в рамках изучаемой среды) и исследует эту последнюю через ее реакции, или последствия его, порой нетривиальных, «возмущающих» среду, действий. Как включенный наблюдатель, так и наблюдающий участник фиксируют, описывают, потом анализируют наблюдаемые процессы. В этом плане принципиальных различий между ними нет.

 Хочу акцентировать внимание на случаях, которые мне лично более знакомы, чем другие. Первый случай уже полузабыт – случай «Субтропической России». Кто помнит?! Известен автор – Владимир Прибыловский, московский историк (светлой памяти, недавно, в 60 лет, Володи не стало). «Субтропическая Россия» - проект, придуманный им и поддержанный многими людьми (у меня членский билет № 9; в нашем «движении»были шутливые «членские билеты»). Это «движение» имеет прямое отношение к теме беседы, поскольку «Субтропическая Россия» пародировала многие государственные и политические практики – публично объявляла, например, о намерении, в случае «прихода к власти», «радикальной климатической реформы» – повышения посредством указа президента РФ ежедневной температуры по всей территории России до плюс 20 градусов.

Второй случай – арт-группа «Война»,остается известной относительно недавними акциями. Мне довелось быть – вместе с Дмитрием Дубровским – общественным защитником группы в судебном процессе, рассматривающим акции группы в качестве хулиганских действий. Участвуя в процессе, общался с обвиняемыми, что помогло, думаю, лучше понимать «кухню» конструирования акций «Войны».

Перед нашим семинаром я смотрел недавнее интервью Сергея Медведева, ведущего программы «Археология» на радио «Свобода», с Петром Павленским, и заметил контраст ответов Павленского, рассказывающего о подготовке акции, и комментариев Медведева. Контраст акциониста и наблюдателя. Медведев предлагал Павленскому версии понимания акции. Павленский -  автор,также говорил о замысле акции – понятно, авторское понимание ценно, но тем интереснее был диалог наблюдателя и художника.

Итак, я поставил перед вами три вопроса, обозначил методологию и предположил версии ответов.

Добавлю: вчера у нас в НИУ ВШЭ был интересный семинар - его вел Григорий Львович Тульчинский, профессор нашего университета - о символической политике. Обсуждали, в частности, мое небольшое выступление на тему смеха и смеховой культуры в современной политике. Затронули также вопрос архетипов современного акционизма. Распространенным является мнение, что современное уличное искусство предлагает, мол, новые практики, которых не было прежде. Александр Боровский, доктор искусствоведения, зав. отделом новейших течений в Русском музее - как-то случились у нас теледебаты на эту тему - напоминает, что современный стрит-арт имеет давнюю историю. Я в той полемике вспомнил об исследованиях Михаила Бахтина и Александра Панченко, и позволил себе тезис о более глубоких архетипах, аж 1000-летней давности.

Вспомним трагический образ скомороха Ролана Быкова в «Андрее Рублеве» Тарковского. Легко вспомнить образ шута Олега Даля в «Короле Лире». Эти образы говорят об относительно недавней истории – всего в несколько столетий. Но мы можем обратиться и в более далекое прошлое. Фигура скомороха - будем обращаться не к«шуту», а к «скомороху»;шут – дворцовая культура, скоморох – народная культура. Надо признать, что институт скоморошества в народной культуре - не только в смеховой, но в трагической культуре - не изучен. Мне было важно познакомиться с размышлениями Александра Панченко на эту тему, с его исследованием скоморошества в истории. Панченко предложил - уже в моей интерпретации и ответственности - важную гипотезу, что скоморох может оказываться иногда в центре поля политики – между князем и народом. Скоморох - фигура маргинальная, и находится на периферии политики или того пространства, которое Бурдье называл«полем политики». Легко нарисовать схему, представляющую эту смысловую конструкцию. Круг – условное «поле политики», в нем два противонаправленных конуса: один обозначает «власть», другой –«народ». Даже не общество, появившееся относительно недавно, несколько столетий назад. Рядом с оппозицией разные маргинальные фигуры. Например, институт скоморошества.

Реплика А.Ф. Кирьянова: Юродивые еще есть!

В.В. Костюшев: Да, вчера на семинаре вспоминали и юродивых. И эти периферийные фигуры - в странных отношениях между властью и народом. Кстати, обращаю внимание, что в схеме – отношения вертикальны. Но ее можно перевернуть, и не один раз. И можно говорить о горизонтальной оппозиции народа и власти. Можно еще раз перевернуть... Такая нескучная геометрия отношений власти и народа. Легко понять, что «скоморохи» - возьмем слово в кавычки как метафору – находятся на периферии поля политики, с особенным капиталом критики власти и народа. Возвращаясь к Панченко: важность тезиса в том, что в некоторых ситуациях скоморох из периферийной, маргинальной фигуры может перемещаться в центр поля политики, в качестве центральной фигуры отношений князя и народа. И, понятное дело, на схеме периферийного актора – с его символическим капиталом и акционизмом – можно переместить в центр поля политики - неожиданно для всех, прежде всего для князя. Неожиданно для власти и народа маргинальные фигуры оказываются в центре поля политики - в силу своего символического капитала, который конвертируется в капитал политический. Фигура «скомороха» оказывается в центре поля политики! У нас есть основания  предполагать, что акции последнего года, а именно случай Петра Павленского, оказались в центре поля политики современной России.

Еще одна тема – тема авторства - также в связи с темой «хулиганства». Авторство и хулиганство художника или, более широко, создателя акционистного проекта - хорошо описывается теорией социального конструирования, которая с 1960-х годов стала важным трендом в социальной теории. Теория социального конструирования имеет хорошие описательные и объяснительные возможности, особенно по отношению к случаям художественного протеста - с нарушением норм культуры и права. Загадочные случаи, вроде бы. Неужели предполагается оправдание правонарушения?! - можно спросить.

Хочу обратиться к опыту моей профессии, социологии. Ровно 50 лет назад без двух месяцев, в августе 1965 года в пригороде Лос-Анджелеса случился скандал. Молодой парень, афроамериканец, на машине подъезжал к дому - внетрезвом состоянии. Полицейский его остановил. Парню стало обидно – до дома несколько метров. На помощь вышли мама и соседи… В скором времени - если пропустить некоторые события - многие районы Лос-Анджелеса были охвачены столкновениями массы людей с полицией - с применением оружия. В 1969 году социолог Калифорнийского университета опубликовал статью на эту тему, где проводил различение хулиганства и протеста. Он предложил академический анализ этого случая – с описанием цикла от скандала до вооруженных столкновений между населением и полицией, с участием армии. Социолог Ральф Тернер описывал случай для различения хулиганства и протеста - с попыткой различения внешне похожих действий. Последующие разбирательства привели к изменениям в судебной системе страны, к изменениям социальной политики по отношению к бедным слоям, к административным и правовым реформам. Обратим внимание: реформы проведены в связи с исследованием и предложением различения хулиганства и социального протеста.

Различение становится предметом судебных разбирательств. Констатирую, в отечественном правосудии (мне довелось быть участником судебных процессов) нет практики принятия случаев социального протеста как серьезного условия судебного разбирательства. В отечественной практике случаи протестов – это только случаи хулиганства, административного или уголовного правонарушения. Такова особенность правоприменительной практики в России. Буду доволен, вслед за Ральфом Тернером, если наши скромные социологические и культуральные исследования поспособствуют изменению правоприменения в российском правосудии. Кстати, Ксения Канева, студентка НИУ ВШЭ СПб, участница нашего семинара, недавно защитила курсовую работу по теме хулиганства и политического протеста, исследовала нарушения протестующими статей административного и уголовного кодексов. Итак, как отличить хулиганство от протеста?! Вопрос теоретический, и, как понимаете, предельно практический.

Про понимание хулиганства и про конструируемое хулиганство сказал, тему поля политики и авторства обозначил. Буду благодарен за вопросы и выступления. Спасибо за внимание!

Обсуждение, вопросы к докладчику и ответы.

Г.Л. Тульчинский: Как различает хулиганство и протест Тернер?

В.В. Костюшев: Благодарю, Григорий Львович. Тернер в профессиональном мире был признанным специалистом, президентом Американской социологической ассоциации. Можно сказать, его статья – помимо учебников по коллективному поведению – стала важным событием в профессиональном сообществе. Интересная интеллектуальная задача, и он предложил решение, которое рассматривали в последующем многие коллеги и  судебные инстанции. Может быть, у коллег в нашем семинаре будут версии?! Обещаю ответить - минут через десять. Социологический ответ Тернера был и сложным, и относительно простым. Кстати, статья Тернера (обнаружил ее в American Sociologycal Review, 1969, № 4, когда рылся в 1994 году в библиотеке университета Хельсинки) в России не переведена и остается малоизвестной. По моему совету пока только некоторые студенты обратились к этому опыту исследования. 

А.Ф. Кирьянов: Термин хулиганство очень узкий, потому что есть такое понятие как жертвенность художника. Он ведь идет сознательно ради высказывания, как Осип Мандельштам не мог не произнести свое стихотворение, понимая, что его могут убить за это. И тот же Павленский, большое количество людей, которые высказываются, они не являются хулиганами. Они являются художниками, которые предлагают другой язык, язык, который поверх барьеров. Хулиганский, а может быть деликатный. Он может быть любой. Но не высказаться, постоянно повышая планку?  И это был все же протест художника, а не протест хулигана.  Термин хулиганство является несколько узковатым.

Ответ В.В.Костюшева: Алексей, согласен. Потому и подчеркиваю: протест - с элементами хулиганства. Но можно сказать более строго: художественный социальный протест - с элементами нарушения правил в культуре и праве, который осуществляет автор протеста.

А.Ф. Кирьянов: Для художника правила не важны. У него нет правил!

В.В. Костюшев: Поддерживаю тебя: художник понимает, что правила тоже конструкты, сочиненные людьми, что они подвижны, динамичны. Тем более они условны для художника, перед которым, можно сказать, «вечность» и «весь мир на ладони».

А.Ф. Кирьянов: Иногда, когда я встречаю людей, которые знают, что я делаю, у них реакция какая?! О, Алексей, тебя еще не убили?! 

В.В. Костюшев: Сегодня день рождения Якова Гилинского, знаменитого социолога, специалиста по норме и девиации. Яков Ильич в Социологическом институте РАН руководил много лет сектором социологии девиантного поведения, и уже лет двадцать, если не больше, подчеркивает, что не уверен в отличии девиации от нормы, и обозначает их различение как проблему. Понятия недавние, чуть больше ста лет появились. Жесткое закрепление нормы и девиации - изобретение социологов. Есть культура с нормами, есть законодательство, плохое или хорошее. Важно понимать, что жесткое различение остается конструктом социологов и воспроизводится обществом. Художники же обязаны нарушить норму, чтобы произвести новое. Делай - что хочешь, главное – делай новое, творчески..

А.Ф. Кирьянов: Если ты не причиняешь боль другому человеку!

В.В. Костюшев: Да, с принципом «не навреди».

С.И. Шелонаев: Пока мы минут через семь не услышим ответ господина Тернера… Еще хотел бы спросить Вас не о разнице между хулиганством как девиантным поступком и социальным протестом, а о понимании именно художественной составляющей в этом поступке. Что Вы вкладываете в художественность хулиганства?

В.В. Костюшев: Один из главных вопросов. Если есть слово «художественный», значит появляются понятия эстетики, красоты, творчества в создании художественных образов.  И важно различать собственно хулиганский акт, например, переворачивания автомобиля и эстетически продуманный проект, который сводится не просто к переворачиванию авто, а к действию именно в этом месте именно с этой символикой. Появляется эстетика, что  позволяет интерпретировать действие как акт художественного протеста, а не просто уличное хулиганство. Здесь был бы хорош комментарий Александра Боровского, специалиста в искусствоведении, но мое понимание пока меня удовлетворяет. Важно обращать внимание на меру художественности акции. «Нравится - не нравится»: этот критерий остается не пустяшным. И про «Фаллос на Литейном мосту»: если бы я в ту белую ночь гулял рядом с десятилетней внучкой, то должен был бы объяснить ей смысл действия. Мол, 500 метров до здания ФСБ и т.д. Ребенок бы не понял? Не пробовал. В акции было нарушение культурной нормы. Вопрос в мере художественности - в области политики. Франклин Анкерсмит в «Эстетической политике» интересно анализирует тему.

И мы ее продолжим.  Прежде говорил о символических акциях протеста. Но в равной мере у нас есть возможность говорить о символических акциях, связанных с апологией режима. Разные символические действия предлагают апологию - от полета со стерхами до поднятия амфоры со дна моря. Эти символические действия эстетически и интеллектуально, на мой взгляд, бездарные, но амбиции авторов акции именно в поле символической политики. 

Можно согласиться: идет символическая борьба. Символическая борьба между властными группами - даже не скажу «государство», и группами общественности - не скажу «общество». Между группами власти и группами общественности - с разными ценностями, политическими взглядами. Символическая борьба, которая в ряду с другой борьбой, когда убивают выстрелом. Она, возможно, не важнее борьбы политической, связанной с интригами при престоле князя, описанных Макиавелли. Но много важнее для общества - невольного участника символической борьбы на той или другой стороне.

Символическая борьба в некоторых ситуациях оказывается в центре поля политики. Авторы акций в  этой борьбе определяют смыслы и выносят моральные вердикты власти. Моральный вердикт, высказанный Павленским по отношению к силовым структурам и в целом к полицейскому государству – определяет ценность и значение акции, перемещает художественную протестную акцию в центр сопряжений российского поля политики.

Кстати, термин «поле политики», предложенный Пьером Бурдье, принципиален и существенно шире традиционно понимаемой «политики», так как, как я уже говорил,  предлагает иное понимание политического - не как иерархически организованной вертикали власти, а как социального пространства сопряжения и конвертации капиталов акторов. Через скорое время другие акторы будут в поле политики, но эта акция останется в новейшей политической истории важным символическим фрагментом – для учебников.

А.Ф. Кирьянов: Это создание образа.

В.В. Костюшев: Он создал образ. На мой взгляд, очень талантливо. Все продумано и выполнено до детали.

В.И. Шинкунас: Как в медицине есть различие между нормой и патологией, естественно, и в акционизме есть какая-то норма и патология. А где Вы видите границу между хамством по отношению к обществу и художественным актом?

В.В. Костюшев: Тема запрета в художественном творчестве, на мой взгляд, отсутствует. Художник, как заметил присутствующий в нашей беседе художник, имеет право на все. Это вопрос его внутреннего эстетического вкуса, таланта, мастерства - и ремесла, в том числе. Чувства меры, понимания прекрасного, добра и зла. И это понимание индивидуально. Не осмеливаюсь делать диагнозы..

А.Ф. Кирьянов: Но художник это провокатор …

В.В. Костюшев: Согласен с тобой, провокатор. Иначе художника не услышат и не поймут. Художник всегда открывает новые форточки и окна для людей. Если он этого не делает, не открывает новую форточку или окно, если не нарушает норму, то его не услышат, не увидят. Через нарушение нормы происходит творчество как преодоление нормы.

Можно привести важное философское обоснование такого понимания от моего любимого - в единственном числе – Мераба Мамардашвили. Даже посчастливилось общаться с Мерабом Константиновичем. Одна из главных его тем - в текстах по истории философии, анализируя философские концепции, он конструирует собственный тезис - тема преодоления. Преодоление самого себя в творчестве через действие. Импровизационно и кратко сейчас сформулировал тезис Мамардашвили - преодоление себя самого и нормы через действие, талант и эстетический вкус. Преодоление прежде всего себя и общественной нормы - в культуре или в праве. Тем самым раздвигаются границы мира.  Автор открывает новое, сообщает новое обществу. Без нарушения норм новое не открыть. Мы переходим в тему понимания художественного творчества – конечно, загадочного.

В.И. Шинкунас: Я хочу уточнить и вернуть Вас к комментарию по поводу Вас и внучки около Литейного моста. Ведь есть еще и много внучек!

В.В. Костюшев: У меня – две! В данной акции есть нарушение культурных конвенций. Рисунок члена на Литейном мосту длиной в 26, помнится, метров - явное нарушение культурной конвенции. Художественного открытия не случилось. Публичное высказывание по отношению к известному зданию - «Литейный, 4  - самый справедливый в мире» - произошло. Но художественной акции не случилось, кроме продуманного уличного действия. Акция Павленского эстетически много богаче и мощнее. 

Г.Л. Тульчинский: Если бы не засняли видео, то никакой акции бы не было. Акция случилась потому, что попала в публичное обсуждение.

В.В. Костюшев: Согласен. В современном обществе публичность пространства - обязательный компонент производства и понимания протестной акции.

А.В. Ульяновский: А десять минут прошло уже!

В.В. Костюшев: Ответ Тернера можно прочитать в сборнике - я с собой принес, малотиражный сборник конкурса памяти Галины Старовойтовой 2009 года «Современные молодежные сообщества в культуре и политике» – в обзорном эссе Ольги Шоновой «Преступление versus протест». Ксения Канева в курсовой работе также вспоминает статью, и я в некоторых публикациях – например, в статье «Социальный протест в поле политики» в Полисе 2011 года – обращаюсь к исследованию Тернера. Тезис следующий: до середины 1960-х годов было представление о протесте как объективном событии. Тернер опубликовал статью в 1969 году - это время формирования концептов социального конструирования, знаменитая книга Бергера и Лукмана вышла в 1966 году – самого главного, может быть, тренда в социальных науках второй половины ХХ века. Тернер также говорит о социальном конструировании, по отношению к протесту. И обозначает трех акторов, которые создают протест. Первый актор – сами протестующие, со своими представлениями, которые они вкладывают в протест, часто импульсивно и ситуативно. Это первый актор - сами протестующие со своей символикой. Второй актор - властные группы, которые своими действиями создают, а потом сами же реагируют на протест.

Но, по Тернеру, главным конструктором и действующим лицом протеста - удивительная по тем временам гипотеза – является некоторая группа людей, которых Тернер шутливо назвал «болтунами». Это - журналисты, социологи, политологи, которые интерпретируют и объясняют общественности - в текстах, интервью, телепередачах - смысл вчерашнего действия. Эти «болтуны» - Тернер шутит метафорой - третий актор, важнейший коллективный масс-медийный актор протеста. Уже много позже в Париже была опубликована книга Патрика Шампаня «Производство политического события», где также в качестве главных авторов политического события рассматриваются журналисты, а не сами участники события, не протестующие и не властные институты. Как журналист о событии напишет, таким это событие и останется в социальной памяти.

Итак, Тернер выделяет трех действующих акторов протеста – протестующих, властные институты и масс-медиа (журналисты, социологи и др.), именно они – в радикальной версии - являются «производителями» политического события и акции протеста.

Петр Павленский в интервью говорил, что хорошо знает тексты Фуко. И по многим признакам мы можем рассматривать его как автора события. Но, например, Воротников и Николаев - участники акции «Войны», с которыми я не раз беседовал, о концепции Бахтина и практиках «переворачивания» услышали от меня. Авторов проекта больше: Дмитрий Пригов имеет к замыслу отношение, можно назвать имена и других авторов. Вопрос авторства и анонимности, Авторов и Статистов – так я назвал дилемму в одной из публикаций - сложный вопрос в художественном протесте, достойный исследования.

Реплика из зала: А кого судить тогда?

Реплика А.Ф.Кирьянова: Художников, конечно! Кого же еще?!

В.В. Костюшев: Во всяком случае, в повестку дня поставлена тема различения протеста и хулиганства,  и в судебных разбирательствах по каждому конкретному случаю ее надо иметь в виду. Протест и хулиганство. Нарушение нормы при социальном протесте или хулиганское действие вне социального контекста – важное социальное различение.

В.А. Садовский: Хулиганство, эпатаж, самолюбование, актерство - не в работе на сцене, а в актерстве в жизни. Обозначьте, пожалуйста, степень тождественности этих явлений.

В.В. Костюшев: Хороший вопрос. И эпатаж, и скандал – в целом социология скандала – важное направление научной литературы. Позволю себе сказать об инструментальной функции скандала: скандал как инструмент для вызова общественного интереса к акции, которая имеет совсем другие смыслы и функции. Распространенные упреки в адрес многих протестующих: мол, заняты эпатажем, саморекламой - на мой взгляд, не существенны и не связаны со смыслом акции. Скандал – только средство, инструмент художника для продвижения своего продукта на рынке. И справедлива реплика – не было бы медиа, поджог двери остался бы случайным эпизодом, который бы никто не заметил. Да, благодаря фото и видео в скором времени акция на Литейном мосту была уже во всех средствах массовой информации. Коммуникативная природа - в каждом действии.

А.Ф. Кирьянов: Художники и задумывали этот отклик.

В.В. Костюшев: Сегодня перед семинаром смотрел интервью Павленского Сергею Медведеву на «Свободе», и автор рассказывал о технологии акции. По словам Павленского, заблаговременно об этой акции он не говорил никому. И близкие не знали о подготовке. Техника индивидуального конструирования – до деталей: был на месте, знал, где полицейские стоят, в какое время. Но рядом оказались кинокамеры и журналисты.

А.Ф. Кирьянов: Да никаким чудом! Это была его жена, было два фотографа. Любой художник должен быть профессионалом!

В.В. Костюшев: Я цитирую Павленского, Алексей, но с Вами солидарен. Конечно, конструирование действия включает в себя конструирование публичности.  Обозначим эту тему: символическое действие в современном стрит-арте включает в себя необходимой компонентой включение масс-медиа в публичность действия. Безусловный компонент. Если его нет, не будет и акции. Но добавлю, пропуская некоторые элементы символического действия, что это действие имеет значительно более долгую историю и продолжается, например, в нашем семинаре. И будет продолжаться, пока не завершится его обсуждение. И акция, кстати, актуальна не только для России. Спецслужбы во всем мире работают, и акция связана с темой спецслужб. Публичность - элемент конструкции.

А.В. Каленов: Поддержку и понимание находит тезис про символическую войну, но тут возникают два вопроса. Первый касается не только, а может быть и не столько художников, как, например, историков, потому что они тоже воюют на том же поле и все истории с «Мемориалом» как раз абсолютно в этом ключе. С другой стороны, если мы говорим о художественной составляющей символической борьбы, то требуется какая-то демаркация, разграничение от информационной войны, которая вроде как вполне уже изучена, по ней масса книжек написана, технологии какие-то созданы. С другой стороны, классические примеры! Появляется картинка. Группа морских пехотинцев устанавливает на горе Сурибаши звездно-полосатый флаг. Война выиграна. Появляется картинка – вьетнамский офицер подносит пистолет к голове пленного. Война проиграна. Это картинки. Информационными технологиями не вполне описывается. Это символическая война, но где граница между символической войной и информационной войной?

В.В. Костюшев: Хорошо, что с нами в аудитории Григорий Львович - он специально исследовал информационные войны. Есть специалисты, которые понимают эту тему. По поводу истории: мы с вами участники и свидетели - именно на исторической площадке - символической войны. Переосмысления, захваты плацдармов, «звездные войны» на всем пространстве прошлого. У меня историческое образование: на истфаке Герценовского института  были яркие учителя – Ю.В. Егоров, В.М. Алексеев, Р.Г. Скрынников, Г.М. Дейч. То, чему нас учили, и то, свидетелями чего сейчас мы являемся - «исторических», в кавычках, битв – не имеют между собой ничего общего. Символическая борьба за исторические плацдармы к науке не имеет отношения. В следующем году 100-летие Октябрьской революции. Что произошло в России 100 лет назад?! Будет нескучно..

С.И. Ачильдиев: У меня два вопроса и одна реплика насчет журналистов. Вот сейчас лето, когда нет особенно больших протестов. Они просто высасываются из пальца, вытаскиваются и раздуваются как воздушный шар и превращаются в большой перфекционизм.  И это делается специально. Это такая профессия, так делается!

В.В. Костюшев: Это ваш брат журналист так делает. Говорю сегодня и с опаской смотрю на вас. Что появится в медиа?!

С.И. Ачильдиев: Ничего не появится. Два вопроса. Когда вы говорили о хулиганстве и проектируемом хулиганстве, организованном, я понимаю, что то, что вы нам сегодня рассказывали, это небольшая доля той работы, которую вы написали и которую вы еще будете писать. Не прозвучало слово «диссиденты». А мы помним, например, в Москве было большое диссидентское движение, а в Ленинграде нет. И во многом потому, что там находятся все иностранные корреспонденты, а здесь их нет. Не было возможности устроить шоу в Ленинграде! Меньше было возможностей, чем в Москве.

В.В. Костюшев: А, вы имеете в виду диссидентов в советское время?

С.И. Ачильдиев: Диссидентский период. И диссиденты это тоже те же самые, о чем вы говорите. Не знаю, будет эта тема у вас в работе или нет. И второе - хиппи. На мой взгляд, это было самое массовое движение. И, больше того, его сравнивают с революцией. И, на мой взгляд, эта революция победившая. Коллега Леонид Млечин вчера об этом говорил на Общественном телевидении. Он говорил, что это движение во многом изменило мир, политику, взаимоотношения власти и общества и так далее. Будет ли у вас эта тема?

В.В. Костюшев: Вопрос о т.н. «победе» позволю себе выделить как главный из того, что спросили, или точнее назову его вопросом об «успехе» и «неудаче». «Успех» и «неудача», «победа» и «поражение» – возьмем слова в кавычки и зададимся этим вопросом об успехе.

Позволю себе мемуарный сюжет. У меня и моих коллег - Виктор Воронков, Елена Здравомыслова, Александр Эткинд, Анна Темкина и другие (немаленькая социологическая группа по исследованию общественных движений в Социологическом институте РАН) - была встреча в 1989 году с Мануэлем Кастельсом, уже тогда мировой величиной в моей профессии. Сошлюсь в ответе на вопрос о «победе» на мнение мэтра социологии. Обсуждался вопрос о возможной победе или поражении демократического движения в СССР, мы рассматривали и опыт других стран. Мнение Кастельса: «победа» сводится к формированию ценностей, ценностной нормативной системы, которая приходит на смену прежней системе, с которой вы не согласны. «Победа» не в том, что конкретный человек из оппозиции станет депутатом или успешным министром. Успех - в смене нормативных систем и ценностного порядка. Конечно, хиппи в этом смысле «победили» - с ценностями свободы. То, что в 1960-е годы началось – хиппи и все другие массовые движения - все случилось одновременно. Вопрос, таким образом, в ценностях.

Позволю себе критику насчет безусловной «победы» - тоже условность («Ты пораженья от победы сам не должен оличать…» и т.д.) - одновременно происходила и происходит мощная архаизация самых жестких традиционалистских ценностей. Они тоже пришли, и нам явлен хамский лик. И о диссидентах: думаю, нет ничего общего между диссидентами и современными художниками - кроме чувства свободы. Диссиденты требовали соблюдения советской Конституции, соблюдения закона. У диссидентов главное: товарищи руководители, соблюдайте Конституцию. У художников же – протест  с нарушением правил, поскольку традиционный репертуар протеста дисфукционален.

Есть понятие репертуара коллективных действий - в социологии общественных движений. Репертуар протеста - часть коллективных действий. И есть традиционный репертуар протеста: митинги, пикеты, забастовки, голодовки. Более двухсот наименований одного только ненасильственного протеста. А если с элементами насилия - несколько сотен вариантов в репертуаре. Диссиденты использовали традиционный репертуар, который в современном обществе оказывается часто дисфункционален. Потому современные акционисты ищут новые практики, обращаются к современному репертуару – в котором, как правило, нарушаются правила. Хотя мы можем вспомнить требование Стратегии-31 о соблюдении 31-й статьи Конституции о праве на свободу собраний. Но это другая история.

В.И. Шинкунас: Еще вопросы?! Тогда у меня вопрос о Вашей замечательной схеме. Владимир Владимирович, не кажется ли вам, что роль скоморохов в этой схеме как раз и исполняют журналисты, социологи, культурологи?

В.В. Костюшев: Все возможно. Но институт скоморошества - особый, другой институт.

В.И. Шинкунас: То есть вы их не обобщаете, не объединяете, да?

В.В. Костюшев: Конкретный журналист может оказаться скоморохом или актором политической акции художественного свойства - возможно. И социолог тоже – с большей вероятностью. Ответственный переход из одного поля в другое. На эту тему есть тексты.

В.И. Шинкунас: Но в том смысле, в котором Вы высказались, они, в общем, акционисты!

В.В. Костюшев: Они, журналисты – «производители» политических событий, следуя Шампаню. Они «производят» современный мир, его смыслы. Можно с этим не соглашаться, но трудно не признавать огромную роль масс-медиа в информационном обществе. Медиа производит современное общество и приписывает ему смыслы.

В.С. Терехова: Быть может, я прямолинейно поняла ответ по Тернеру о том, чем отличается хулиганство от социального протеста. Правильно ли я понимаю, что если, например, футбольные фанаты, которых все-таки рассматривают как хулиганов в чистом виде, если их действия журналистами будут преподнесены соответствующим образом, тогда чем отличаются они, от тех, кто выходит и совершает акцию, создавая художественный образ, переворачивая машину, сжигая покрышки и так далее?

А.Ф. Кирьянов: Они не создают образ. Они просто хулиганят!.

В.В. Костюшев: Профессионализм среди журналистов – конечно, редкость и ценность. Можно говорить о случайно уцелевших журналистах, как и о социологах с политологами. Это вопрос о профессиональном опознавании сложной реальности. Есть специальные инстанции – прокуратура, суд, правозащитники и другие институты, которые должны доверять не прессе, а собственному профессионализму в расследовании случаев. Журналисты в этой ситуации – только одна из групп, позицию которой можно учитывать. Функциональность журналистов распространяется не на суд, а на массовое сознание.

В.С. Терехова: Получается, что вся ответственность и смысловая нагрузка все-таки ложится на «болтунов», да? А не на то, что протестующие имеют в виду?

В.В. Костюшев: Как в любой жизненной ситуации, важно соблюдать меру. Модель Тернера остается моделью. А если мы будем рассматривать конкретные случаи, то увидим, что бывают такие акции протеста, перед очевидностью которых все «болтуны» замолчат. Но Тернер и Шампань, конечно, правы в понимании «производства» события.

А.Ф.Кирьянов: Ян Палах, Чехословакия..

В.В. Костюшев: Да. Но всегда важны медиа и профессионализм журналистов.  О профессионализме журналистов  у меня был проект более десяти лет назад - о репертуаре протеста в Ленинграде-Петербурге с 1 января 1989 года до 31 декабря 1998 года. И мы с Валентиной Тереховой и с группой до 40 человек читали газеты - просмотрели все выпуски 4-х питерских газет за 10 лет, выписали 20 тысяч карточек, описывающих более 9 тысяч акций протеста в городе за это десятилетие. Информационная база Prodat немало сказала нам о профессионализме журналистов. Мы обратили внимание, что сообщения первых лет перестройки об акциях протеста оставались неинформативными: непонятно, где произошло событие, с какими требованиями, против кого, кто протестовал. Такова практика журналистов первых лет перестройки. К середине 1990-х профессионализм описания изменился качественно: кто, с какими лозунгами,как долго - сколько минут - продолжалось действие и т.д. – описывалось тщательно. Строгость описания за десять лет все-таки появилась. Зеркало прессы, как известно, может быть кривым, или очень кривым.

Ведущий В.И. Шинкунас: Заключительное слово докладчика, господа!

Реплика из зала: Последнее слово! Что вы скажете в свое оправдание? (Смех в зале)

В.В. Костюшев: Благодарность всем за ценные замечания. Ценность - в нашей неспешной содержательной беседе. Владиславу и консульству отдельное спасибо. (Аплодисменты)

Ведущий В.И. Шинкунас: К сожалению, Генеральный консул сегодня не смог присутствовать, так как идет Санкт-Петербургский международный экономический форум, но мы всегда в нашей информации говорим спасибо Генеральному консулу. И у меня не далее как вчера была возможность высказать Послу Литовской Республики в России нашу благодарность за восемь лет успешной работы нашего проекта здесь.

В.В.Костюшев: Так получилось, что был гостем Учредительного съезда движения «Саюдис». И помню, как с друзьями шли по ночному Вильнюсу после окончания съезда с возгласами:«Ли-ту-ва!». Прошло немало лет, но хорошо помню волнение и воодушевление тех важных лет. Вспомнил потому, что мы в гостях у литовского консула..

Ведущий В.И. Шинкунас: Еще раз всем спасибо! Друзья, имейте в виду, мы не создаем темы, а ждем, когда они сами созревают для обсуждения. Сегодня тема художественного протеста сама созрела, и мы ее обсудили! Спасибо! Успехов всем!

**

ПРИЛОЖЕНИЕ

Из переписки:

В. Костюшев – А. Алексееву

Дорогой Андрей,

пересылаю тебе стенограмму семинара в консульстве Литвы, на котором 16 июня я выступил с почти импровизационным докладом о художественном протесте, смеховой культуре и хулиганстве в поле политики.

Уже после семинара Косинова прислала ссылку на твой текст в Когита («Художественная акция Петра Павленского как социологический кейс». – А. А.) на эту же тему…

 Как интересно получилось! Мы параллельно готовили тексты - на одну важную тему! Неслучайны - и темы, и люди, и есть перекличка некоторых сюжетов в наших текстах!.. 

Спасибо тебе за твои ясные тезисы - буду обращаться к ним в работе.

Обнимаю, В.

А. Алексеев – В. Костюшеву

Дорогой Володя!

Спасибо за присланный сокращенный вариант стенограммы обсуждения проблем художественного протеста и т. д. в Литовском консульстве 16 июня 2016. Я уже подготовил его к публикации (убрал опечатки и т.п.). Как только Когита выйдет из состояния зависания (с ней такое иногда случается), вывешу там.

Я просмотрел и полный текст стенограммы на сайте «Мегапроекта». Должен сказать, что твои сокращения в общем необходимы и достаточны. Там есть и еще кое-что интересное, но кто захочет - пусть читает на том сайте (дадим ссылку). А для Когиты – твой вариант – оптимальный объем.

Да, интересно, что мы с тобой параллельно, и независимо друг от друга высказались на тему о «художественном протесте» (акция Павленского дала повод…). У Тебя и у меня, у каждого, свои резонансы с прежними собственными штудиями и профессиональным и жизненным опытом (у Тебя – «социология протеста», у меня – драматическая, или «экспериментальная» социология…).

Существенных разногласий в наших постановках вопроса я не усматриваю, что лишний раз свидетельствует в пользу справедливости наших трактовок.

Там у Тебя в тексте затрагивается «мое» «наблюдающее участие». Я счел уместным сделать концептуальное примечание, проясняющее разницу между наблюдающим участием и включенным наблюдением. Коль скоро уж именно я оказался публикатором этого твоего текста.

Я рад, что у нас складывается уже почти регулярное сотрудничество (автора и редактора) на Когите. Давай его приумножать и развивать!

Твой – Андр. Алексеев. 27.06.2016.