Фото – из серии «Дореволюционная Россия».

В 2007 году я решила поискать в интернете, нет ли каких сведений о моем отце Тимофее Дмитриевиче Гулевских. На сайте Министерства обороны я обнаружила имя моего отца среди награжденных Орденом Красного Знамени в 1925 году. Это были для меня новые сведения. Выяснив, что Центральный Архив МО находится в г. Подольске, Московской области, я написала туда письмо с изложением известных мне сведений об отце и с просьбой сообщить какие-либо сведения о нем и, если известно, что-либо о его родственниках (письмо от 09.04.2007). В декабре 2007 г. я получила ответ – прислали мне архивную справку о прохождении службы моим отцом. В конце письма приписка, что в деле есть автобиография отца от 15.08.1938, в которой указаны два брата, отец и мать.

Я написала туда же, в архив, письмо с просьбой выслать мне копию этой автобиографии и через какое-то время я ее получила. И мне написали, что я могу приехать в Подольск и ознакомиться с делом моего отца. В сентябре 2008 года мы с моим мужем, Ронкиным Валерием Ефимовичем, поехали в Подольск, получили пропуск в архив и заказали дело. Нам его выдали в этот же день, но иногда предлагают прийти на следующий. С делом мы знакомились, в присутствии работника архива, 2 или 3 дня. Можно делать любые выписки, но не переснимать. Можно заказать отдельные листы из дела в виде ксерокопии за оплату (предупредили, чтобы не заказывали аттестационные характеристики). Мы сделали выписки из дела и заказали какое-то количество ксерокопий. Нам все прислали по почте.

Из полученных в архиве сведений мы поняли, что мой отец в 1929 г. был под следствием и привлекался к суду в Воронеже, а его отец (мой дед) Дмитрий Лукьянович Гулевских был арестован и осужден в декабре 1937 года.

Я обратилась в ФСБ СПб с просьбой ознакомиться с архивными следственными делами моего отца Т.Д. Гулевских и деда Д.Л. Гулевских. Мне ответили, что мое заявление переслали в ФСБ по Воронежской обл.. Мое заявление Воронежское ФСБ передало в Государственный архив общественно-политической истории по месту хранения прекращенных архивных уголовных дел. (31.10.2008).  Из этого архива я получила архивную справку (19.11.2008) по поводу ареста, осуждения моего деда Гулевских Д.Л. и дальнейшей его реабилитации. А в конце января в ФСБ СПб пришли дела моего отца и деда из ФСБ г. Воронежа и мне сообщили, что я могу с ними ознакомиться. Мы с моим мужем в феврале-марте 2009 года ходили в архив ФСБ СПб и знакомились с делами. Можно было переснять на фотоаппарат все открытые страницы, часть дела была закрыта в Воронеже. Ознакомление с делом происходило в присутствии работника архива ФСБ. В конце нашего чтения нам открыли часть закрытых страниц после их просмотра работником ФСБ СПб.

Мой отец Т.,Д. Гулевских погиб два месяца спустя после начала Великой Отечественной войны, 29 августа 1941 года, как мы узнали их полученной только в 1942 году «похоронки». Однако еще в октябре 1941 года он числился пропавшим без вести (в интернете недавно выложены документы по безвозвратным потерям). Между тем, краткая заметка корреспондента «Правды» П. Синцова «Смерть командира» об обстоятельствах гибели командира полка Т.Д. Гулевских  была опубликована 24.09.1941 «Правда» № 265(8673). (Эту заметку мы обнаружили в военном архиве в 2008 г.).  Тем не менее, запись в деле о гибели отца произведена в конце января 1942 года. Извещение моей маме было послано в апреле 1942 года.

В октябре 2008 г. я послала запрос в г. Берислав, в военкомат с приложением извещения, письма политрука и заметки в «Правде». Мне ответили, что данных о Гулевских Т.Д. у них нет, а 29.08.41 город был уже занят немцами. Сейчас (2017) я нашла в интернете, что мой отец захоронен в братской могиле г. Берислава, очевидно, как безымянный. В сентябре 1941 года жители города собирали трупы погибших наших бойцов и хоронили в общей могиле, отец документы свои уничтожил. Памятный знак на братской могиле поставлен в начале 1950-х гг., но фамилии отца, как и многих других, там нет.

***

Теперь расскажу что мне стало известно из материалов Воронежского архива ФСБ о  моем деде Д.Л. Гулевских (1864- 1939?), На основании хоанящегося в тамошнем архиве его дела удалось составить довольно подробную биографию.. К сожалению, в деле не было фотографии. Это память о человеке-труженике, у которого было все отнято, уничтожено и последние 20 лет жизни он должен был существовать как бомж

                                                                       МОЙ ДЕД

     Мой дед Дмитрий Лукьянович Гулевских родился 24 октября 1864 года в с. Тербуны Елецкого уезда Орловской губернии. Сейчас это село Вторы́е Тербуны́ Липецкой области.

     (За последние 150 лет принадлежность к области (губернии) менялась – то это была Орловская, то Курская, то Липецкая. Вторые Тербуны находятся на северо-западной границе Воронежской области. Первоначально селение называлось Тербуны. Название было дано по небольшой реке Тербунчику (от ст.-русс. теребети — расчищать, корчевать).

В 1896 году в 10 км к западу от Тербунов прошла железнодорожная линия Елец-Касторная. Открытая на ней станция получила название Тербуны. При станции вырос одноименный поселок. Ныне это — поселок Тербуны, центр Тербунского района. Для отличия старинное село стали называть Вторыми Тербунами).

Отец моего деда Лукьян Кондратьевич Гулевских вместе с братом Федором Кондратьевичем Гулевских и с семьями в 80-х годах XIX века перебрались в Землянский уезд Воронежской губернии. Очевидно, это было выделение из семьи – в Тербунах сохранялся большой клан Гулевских.

Из справки Павловского сельсовета Воронежской обл. (в 1929 году дана по требованию следователя):

«Родители Т.Д. Гулевских прибыли в Землянский р-н Воронежской обл. приблизительно в 1882 году. Купили у помещика Хрущева имение в 350 десятин земли с лесом и постройками. Имели около 80 лошадей, 40 коров и прочего мелкого скота.

     Арендовали барской земли в количестве 400 десятин, расположенной рядом со своей.

     Постоянных батраков – 10-15 чел.

     Сезонных рабочих – 50 чел.

У семьи были земельные участки в Тербунском и Семилукском районах». (Воен. Архив, л.47)

Мой прадед Лукьян Кондратьевич Гулевских и его брат Федор Кондратьевич Гулевских были достаточно зажиточными крестьянами, сведения об их хозяйствах различны, зависят от того, кто и по какому поводу их дает, а также какое время имеется в виду.

В памятной книжке Воронежской губернии за 1912 год в списке крупных землевладельцев Воронежской губернии (имеющих не менее 200 десятин земли) за 1911 год по Землянскому уезду значится: Гулевских Лукьян и Федор Кондратьевичи, крестьяне. Местонахождение экономии – с. Павловское, Лебяженской волости…

В списке лиц, имеющих право на непосредственное участие в съезде уездных землевладельцев по Землянскому уезду, значатся Гулевских Лука (так в документе) Кондратьевич и Федор Кондратьевич, имеющие собственной земли по 131 десятине на каждого. (Из арх. справки).

Известно, что во время голода в 1892 году, мой дед Дмитрий Лукьянович Гулевских продал государству около 40 пудов зерна.

По некоторым данным (Воен. Архив., л.83) два брата Гулевских Л.К и Ф.К. были крупными землевладельцами Воронежской губернии и в общем владении имели около 1000 десятин пашни и лесных угодий (земля собственная и арендуемая), нанимали ежегодно на постоянную и сезонную работу – зимой до 60 рабочих и летом до 300 человек.

После смерти Лукьяна и Федора Гулевских в году 1916-17 хозяйством стали управлять Дмитрий Лукьянович Гулевских и Митрофан Федорович Гулевских - двоюродные братья, которые жили раздельно.

Дмитрию Гулевских в селах 1-я и 2-я Павловка, Лебяжье, Большие Ясырки в Землянском уезде досталось земли десятин 40, 8 лошадей, 3 коровы и 1 племенной бык, ну и, конечно, дом.

Мой дед Дмитрий Гулевских был грамотным, кончил сельскую школу (3 или 4 класса). Его жена (моя бабушка) – Надежда Алексеевна, крестьянка из этих же мест. У них было шестеро детей: старшая дочь Евдокия (1888-90 г.р.), затем Тимофей (мой отец), 1899 г.р., Григорий (Егор) 1901-02 г.р., дочери Пелагея и Мария и младший – Митрофан, 1911 г.р.

Мой отец Тимофей Дмитриевич Гулевских, родился в деревне 2-я Павловка Землянского уезда 7 июня 1899 г.. «С семи лет работал в хозяйстве деда (Л.К. Гулевских)», - пишет он в своей автобиографии. Хозяйство было громадное и приходилось работать не только наемным рабочим, но и всем членам семьи от мала до велика. В хозяйстве работали не только свои дети, использовался и детский наемный труд.

Иван Зуев, 1897 г.р.  (крестьянин, свидетель по делу 1929 года) рассказывает: «Как только исполнилось мне 13-14 лет, то я ходил к ним (Д. И Ф. Гулевских. – И. Р.) в имение на поденные работы, где подавал снопы в молотилку, погонял лошадей и возил снопы с поля и стоял на омете (укладчик соломы, - И.Р.). Возил пшеницу – одним словом, будучи ребенком, выполнял работы за взрослого».

Вместе с моим отцом рос и Григорий Наумов, 1896 г.р.:

«Когда мне исполнилось 10 лет, я работал в их имении постоянно, пас коров, свиней, на жатке работал и другие работы выполнял».

В 1911 году отец закончил 3 класса сельской школы.

О хозяйстве Д.Л. Гулевских рассказывают разные крестьяне, в цифрах есть различия, но все сходятся в оценке, что было очень крупное хозяйство.

Рабочих лошадей без молодняка 25-30, 2 жеребца -производителя, кровные матки. Молодняка 30-60, а периодами для выкармливания пригоняли до 100 и больше.

Рогатый скот до 25-30 дойных коров, не считая молодняка, до 30 волов, свиноматок до 15 голов, мелкого рогатого скота до 50-60 шт.

Осенью скупали гусей от 1500 до 2000 шт. В селе 2-я Павловка гусей били и отправляли в Москву.

Занимались выкармливанием волов 20-40 голов и отправляли их в Москву.

Имели пасеку до 50 колод, и сад 2,5 га.

Имели лесные угодья в Еманьче Нижнедавицкого р-на до 200 десятин и в с. Ясырки Анненского района. Вырабатывали шпалы, кадушки, колеса, пол. шпон и др.

Из сельхозтехники имели: плуги, бороны, сеялки, косилки, молотилки, веялки, и др.

Водяная мельница была в б. Ясырках при селе Высочкино, а во 2-х Тербунах была паровая мельница с сильным двигателем, гордость всего семейства Гулевских. По-моему, она принадлежала дяде моего отца, Кузьме Лукьяновичу, но пользовались ей сообща, и, конечно, зарабатывали на ней.

А вот из справки сельсовета о хозяйстве Гулевских Д.Л., данной в 1940 году в следственные органы:

 «До революции Гулевских Д.Л. имел земли 480 десятин, леса – 150 десятин, 3 дома,13 амбаров, 3 конюшни, 3 двора.

В его хозяйстве были мельница паровая, кузня, 2 молотилки, 9 конных, плугов -15, борон – 20 шт., 4 сеялки, 6 веялок, 4 косилки.

Они держали лошадей от 30 до 40 шт., коров – 6 шт. старых, молодых – 30 шт., волов – 24 шт., быков – 2 шт., овец – 40 шт., свиней – 40 шт.

У них работало 10 человек постоянных рабочих и до 200 человек сезонных».

В показаниях Наумова Григория Павловича о хозяйстве деда Гулевских Д.Л.. сообщается довольно четко:

Было три имения, одно во 2-й Павловке, где была пахотная земля, коровы, свиньи. Второе имение – в Нижнедавицком районе, с. Еманчи, где также была пахотная земля, большое количество лошадей и крупного рогатого скота, а третье имение в с. Ясырки в Анненском районе, где шла переработка леса. Наемной рабочей силы постоянной – 8-10 человек, а сезонной – от 100 до 200 рабочих. Наумов работал в батраках 6 лет – пас скот с 1900 г. по 1906 г.

Мой отец Тимофей Гулевских рос своевольным парнем, не ладил со своим отцом, тот считал его за бродягу. Тимофею часто от отца попадало. Он в 13 лет уходит из дома и работает по найму в разных экономиях на любых работах, но чаще – конюхом на юге России (в Сальском уезде и др., и даже в Нахичеване). По некоторым данным он иногда, а именно зимой, когда работы меньше, появляется дома. По его собственному  утверждению, он возвращается домой только в ноябре 1917 года. Ему уже 18 лет, возможно, он хотел, чтобы отец выделил из хозяйства ему какое-нибудь имущество, но этого не произошло. Тогда Тимофей, после ссоры с отцом в феврале 1918 года, забрал двух коней и ушел из дома. Коней он то ли продал, то ли оставил на время у своих друзей во 2-й Павловке братьям Акиловым, а сам подался в знакомые места, в Сальские степи. Уже шла Гражданская война и в Куберле из разрозненных партизанских отрядов формировался 1-й Социалистический крестьянский полк, в который мой отец вступил 6 мая 1918 года. С этой даты начинается его служба в Красной армии.

В Воронежской губернии в начале 1918 года, как и всюду, создаются комитеты бедноты. Комбед конфискует все хозяйство у моего деда Д.Л., Гулевских оставляет 1 лошадь и 1 корову и небольшой надел земли. Дед переселяется на хутор Грачи (Грачевка), Михайловского сельсовета, Тербунского района. Грачевка в тот момент находилась в Елецком уезде, Орловской губернии, расположена в 25-30 км. от деревни 2-я Павловка. Дмитрий Лукич жил там безвыездно с весны 1918 года до 1928 года.

Непонятно, что происходит со всей семьей, где растут еще четверо детей до 18 лет. Какое-то время семья живет на хуторе. Григорий пройдет службу в Красной армии в 1921-22 годах, а затем работает телеграфистом в Днепропетровске. Иногда мой дед Дмитрий Лукьянович живет у него. Дочери Пелагея и Мария, наверное, выходят замуж, во всяком случае в 1927-30 годах органы НКВД не смогли ни их, ни мать вызвать на допрос – не нашли. Митрофан, самый младший, какое-то время живет с матерью в деревне. Когда он вырос, мой отец определяет его на службу в армию. Мать Надежда Алексеевна в 20-х годах в деревне не остается, а живет у кого-либо из детей. Брат деда Кузьма Лукьянович Гулевских был в конце 20-х годов выслан, как «кулацкий элемент».

Мой отец весной 1919 года женился на девушке из зажиточной семьи Ивлевой Елене Григорьевне из села Троицкого Землянского уезда Воронежской области. У Елены было еще три брата, которые в 1918-19 годах поддерживали отношения с семьей Гулевских, бывали у них. Свадьба была уже после конфискации всего имущества Д.Л. Гулевских (ее играли не в своем доме, а у родственника  в Грачах), она была в один из приездов отца из армии (весной в 1919 г.).  Сын Николай родился в 1919 году. С Еленой они почти и не жили. Отец воюет на Гражданской в Красной Армии, она же через какое-то время возвращается в дом своих родителей, позже вновь выходит замуж. У них с Тимофеем был брак церковный, не знаю, оформлялись ли тогда разводы, об этом данных нет.

По всем данным дед после 1918 года сельским хозяйством не занимался.

В 1928 году дед на короткое время был арестован, но его не судили и по делу моего отца он проходил как свидетель. Вот его показания про приход белых в Тербуны в 1919 году:

«Сын мой Тимофей во время прихода белых на Тербунскую волость был дома, в старой армии не служил, а когда белые ушли, он ушел в Красную Армию добровольно и служит 8-й год. Скот, взятый у меня, белые отнимали у тех, кому его дал комбед, но ко мне не приводили. Местность наша была на самой границе между белыми и красными».

В 20-х годах семью Д.Л. Гулевских не трогают – не высылают, не лишают избирательных прав, т. к. его сын Тимофей – командир Красной Армии. Мой отец во всех своих свидетельствах постоянно делает упор, что он со своим отцом отношений не поддерживал с момента ухода в РККА, а справки о том, что он служит в армии, посылало командование по запросу матери.

В 30-х годах дед живет один иногда в Грачах, какое-то время у сына Григория (в Днепропетровске), иногда в Землянске у кого-нибудь из знакомых. Он подрабатывает на рынке – собирает солому, по-моему, просто убирает рынок в конце рабочего дня. «Общественно-полезным трудом» не занимался, «чернорабочий» – такие определения можно встретить в протоколах допросов. Для пропитания дед собирал на полях остатки урожая, и всякие отходы на рынке, т.е. к концу жизни был просто нищим, с трудом мог себя прокормить.

В августе 1937 года было постановление о зачистке всех неблагонадежных элементов, что явилось началом Большого террора. И дед попал под эту разнарядку.

14 декабря 1937 года его арестовали в Землянске, в доме, где он проживал, провели обыск «на предмет нахождения контрреволюционной литературы». А жил дед в это время не у себя, а у К.Ф. Столповских. В протоколе обыска в разделе «опись» короткая строка -  ничего не обнаружено. В Грачах обыска не проводили. Следствие прошло быстро – ровно неделю. Допросили четырех свидетелей.

Константин Федорович Столповских был одним из понятых на обыске (обыск же был в его доме). Дед у него «стоял на квартире» с 12 ноября и до момента ареста. К.Ф. Столповских, 1873 г.р., до революции был крестьянин-бедняк. В своих показаниях он говорит:

«Гулевских Д.Л. враждебно был настроен к существующему строю и высказывал недовольство».

Дальше он пересказывает высказывания моего деда (это, конечно, в изложении следователя, но похоже на правду, во всяком случае, дед наверняка так думал). Он говорил, что «…раньше жил очень хорошо, но и весь народ жил не плохо, лучше в несколько раз, чем при существующем строе. Весь народ никогда не видел такой муки при старом строе, какую он несет сейчас. Крестьян загнали в колхоз, это настоящее крепостное право коммунистов и в несколько раз хуже, чем раньше был крепостной строй. Что сейчас плохая жизнь народу будет, пока люди не станут на свое место и произведут реставрацию капитализма в России (это уж точно формулировка следователя. - И.Р.). Только после этого будет жизнь хорошая всему народу».

К.Ф. Столповских 64 года, он уже не работает, числится - «грамотный», но видно, что расписывается с трудом.

Другим свидетелем против Дмитрия Лукича оказался Герасим Григорьевич Мещеряков, 1898 г.р., родом из села Перлевка Землянского уезда. В то время он проживал в селе Хохлатском, работал в колхозе «Победа» рядовым колхозником, малограмотный, расписывается с трудом.

Все в своих показаниях обязательно с самого начала указывают, что дед был крупным землевладельцем, хотя вот уже 20 лет, как дед не имеет никакой собственности. Мещеряков показывает:

«Гулевских Д.Л. по базарным дням ходит по базарной площади, собирает корм с площади, а кроме сбора с площади занимается хищением корма с колхозных повозок. В особенности он это делал в 1936 и 1937 годах во время бескормицы и недостатка корма, после чего он собранный корм продавал по очень дорогой цене».

Дальше свидетель рассказывает о контрреволюционной агитации деда: «Гулевских Дмитрий Лукич в присутствии меня и еще двух неизвестных мне лиц говорил, что коммунисты совершенно разорили всех крестьян, закрепостили их колхозами хуже, чем раньше было крепостное право. Кроме того, Гулевских добавил, чтобы лучше обмануть крестьян, советская власть издала закон, как будто теперь все граждане равные и могут избирать и быть избранными в Верховный Совет. А на самом деле это есть подлинный обман народа и обратно, кого хотят коммунисты, того и выберут в Верховный Совет».

Свидетель Михаил Михайлович Поляков, 1889 г.р., родом из Землянска, грамотный, работал инспектором учета в Землянском Райзо, до революции был крестьянином – середняком. Он показал, что Гулевских Д.Л. до революции был крупным землевладельцем, но после революции все хозяйство было изъято. Последние 8 лет он проживал в Землянске и существовал исключительно «на средства сбора на базарной площади сена, а также на усадьбах сбора остатков урожая картофеля и других продуктов».

Дальше идет обязательный вопрос следователя о контрреволюционной деятельности деда. И М.М. Поляков показывает:

«В начале декабря с.г. я шел по базарной площади, где в это время Гулевских Д.Л. собирал сено. Я подошел к нему закурить и у нас завязался с ним разговор. Гулевских, имея злобу на Советскую власть, стал говорить, что в газетах пишут коммунисты, что хозяйство в стране Советов с каждым годом растет. А если посмотреть на деревню, то получается обратное, деревня разоряется и терпит ежегодно голод и нищету. Если в дальнейшем Сталинское руководство не изменится или не устранят его, то хорошей жизни ожидать народу нечего».

И последний свидетель Иван Федорович Громыхов, 1876 г.р. грамотный, до революции – крестьянин-середняк, в 1937 году работал сапожником в артели г. Землянска. Дмитрий Лукич проживал в его доме около года («стоял на квартире»). И вот опять показания:

«Он неоднократно высказывал недовольство существующим строем. В особенности он говорил об этом во время неурожая 1936 и до урожая 1937 года: «При старом времени мы и весь народ жили в несколько раз лучше, чем при Советской власти. Построили колхозы, ограбили всех крестьян, насильно заставляют крестьян работать в колхозе, а за работу получить нечего. Колхозники от своего хлеба, который они производят, ходят покупать его в г. Воронеж. Этого при царизме никогда не было и не могло быть, чтобы производитель хлеба сидел голодный, и холодный, и раздетый». Он говорит, что весь народ мученный».

Деду были предъявлены показания этих свидетелей, но на вопрос следователя он ответил:

«Виновным себя в контрреволюционной деятельности не признаю». О своем хозяйстве до революции он показал: «Я до Революции жил вместе с отцом, в хозяйстве имел 130 десятин своей земли, арендной земли 220 десятин, 8 пар волов, 20 лошадей, 6 дойных коров, 60 штук овец, 10-12 батраков, 1 дом с подворной постройкой, 1 веялка, 5 плугов, 1 сеялка, 1 конная молотилка,2 жатки. В 1918 году все имущество было конфисковано. После революции никакого имущества не имел и не имею, живу на средства сбора на базарной площади сена, а также на полях собирал остатки урожая картофеля».

Через неделю после ареста 21 декабря 1937 года следствие было закончено и было вынесено обвинительное заключение:

А утвердила это Обвинительное заключение

«Нач. Воронежской опер группы Мл. Лейтенант Гос. Безопасности Бабушкина».

И краткая «выписка из протокола» от этого же 21 декабря 1937 года:

Слушали: Дело Землянского Райотделения НКВД № 19126 по обвинению ГУЛЕВСКИХ Дмитрия Лукича, 1864 г. рождения, урож. с. Тербуны, того же р-на, Воронежской обл., прожив. в с. Землянск, быв. помещика, до ареста без определенных занятий.

Обвиняется в том, что вел антисоветскую агитацию, клеветал на Советскую власть и Конституцию СССР. Распространял контрреволюционные измышления о положении крестьян в СССР. Восхвалял царский строй.

Постановили: Гулевских Дмитрия Лукича заключить в исправтрудлагерь сроком на ДЕСЯТЬ лет, считая срок с 14 декабря 1937 г.

Дело сдать в архив.

Секретарь тройки…»  – и подпись в виде закорючки с буквой Ч, ни одной фамилии, кто был в этой тройке, кто одним росчерком пера отправил 73-летнего деда на десять лет в лагеря, т.е. на верную смерть.

Репрессии в это время коснулись и двух сыновей деда – моего отца Тимофея Дмитриевича и его младшего брата Митрофана, который тоже был командиром в РККА.

Мой отец в июне 1938 года был уволен из армии, исключен из партии за то, что он, якобы, скрыл свое социальное происхождение, арест отца, и не сообщил, что он привлекался к суду в 1929-30 г.г. (тогда он был оправдан). Несколько месяцев разбиралось дело отца в партийных органах. Параллельно собирался материал органами НКВД – шли снова опросы свидетелей по обвинению 1929 года, которое относилось к 1919 году – был ли отец с белыми в момент их прихода в Тербуны в октябре 1919 года. В результате отец получил строгий выговор за сокрытие своего социального положения, но в партии был оставлен и в армии восстановлен – приказ об увольнении отменен.

Его брат Митрофан служил в РККА с 1932 по1935 год на Дальнем Востоке, а с 1935 года на Колыме в Военизированной охране НКВД. 5 июня 1938 года он был арестован, а освобожден 16 апреля 1939 года. Он пишет по этому поводу:

«Был оклеветан врагами народа и посажен ныне арестованным начальником НКВД Д.С. Сперанским».

Митрофан продолжил службу командиром дивизиона ВОХР УСВИТЛ НКВД (ДВК Нагаево). В августе 1939 года он получил отпуск и приехал в Землянск, где от своей сестры Евдокии узнал об аресте отца. Вернувшись на службу на Колыму, он пишет заявление прокурору СССР (23 апреля 1940 года) по поводу судьбы своего отца. Интересен тон этого заявления – это не просьба, а требование. Человек прошел почти год тюрьмы, но он не боится, он уверен в своей правоте и в том, что и его отца оклеветали. Он хочет знать правду. Митрофану в это время 29 лет. Очевидно, сказался конец «ежовщины». Вот несколько отрывков из его заявления:

«... С отцом я не жил с малых лет, а с 1928 года не имел никакой связи. После ареста, по рассказам сестры, он был направлен в Воронежскую тюрьму.

Несмотря на неоднократные попытки сестры узнать от органов НКВД и администрации тюрьмы города Воронежа, за что арестован отец, она в то время ничего не могла добиться, т.к. с членами семей арестованных в то время не находили нужным (разговаривать И.Р.), отвечать на справедливые вопросы, связанные с арестами – следствием.

В апреле месяце 1938 года сестре в Воронежской тюрьме ответили неофициально, т.е. словами, – ваш отец отправлен недавно этапом в Сибирские лагеря. Когда сестра задала вопрос, – что, его осудили, за что и на какой срок? Ей ответили крайне в грубой форме, – идите отсюда и больше не ходите, – других ответов вам не будет.

Прошу вас разобрать мое заявление, – сообщить мне о причине ареста отца и степени его виновности. Если он осужден, – за что и на какой срок, – статья.

Где находится в лагерях. Если умер – сообщите, где, когда, причина смерти. За мое отсутствие 10 лет за отцом – стариком 75 лет антисоветских проявлений по рассказам никогда не замечалось со стороны местных властей. Со дня ареста и по настоящее время арест отца и его причины для меня непонятны. Возможно, кем-то оклеветан.

Прошу вас подробно разобраться, и если отец-старик не виновен, прошу его из-под стражи освободить...

Из семьи у нас нет никого осужденных...

Старший брат служит в РККА с 1918 года по настоящее время, – командует полком – чл. ВКП(б), сейчас в Ленинграде – был на финской границе...

В изложенном прошу вас, товарищ прокурор Союза ССР, подробно разобраться, т.е. ваше вмешательство крайне необходимо, – и сообщить мне по адресу: ДВК Нагаево, Штаб ВОХР Гулевских М.Д. Прошу не отказать»

Письмо-заявление такого же содержания одновременно Митрофан отправляет на имя «Наркома Внутренних дел НКВД СССР т. Берия».

Заявление написано грамотно, четко, почерк уверенный – очевидно, самый младший Митрофан прошел лучшую школу, чем другие члены семьи. Хотя и Дмитрий Лукич тоже был грамотным и умел вести бухгалтерию своего громадного хозяйства.

Очевидно, в связи с этим заявлением, проводится проверка дела деда. В сентябре 1940 года органы НКВД допрашивают граждан И.В. Зуева (завхоз колхоза им. Буденного, Павловского сельсовета), Г.П. Наумова (рядовой колхозник колхоза им. Буденного) – все вопросы по дореволюционному хозяйству Дмитрия Лукича, его размерам и применению наемного труда. 

И еще допрашивают тех свидетелей, которые дали показания против деда в 1937 году – К.Ф. Столповских, М.М. Полякова, И.Ф. Громыхова (Г.Г. Мещерякова не нашли, а дали справку, что он «выбыл по вербовке в 1940 г. г. Ташкент (так в документе) или Комсомольск»). Эти три свидетеля подтвердили свои показания трехлетней давности о том, что дед говорил, что при царе жить было лучше, что крестьян советская власть ограбила и загнала в колхозы и это потому, что люди, сидящие во власти, не на своем месте.

В результате появляется 7 октября 1940 года постановление УНКВД по Воронежской области, составленное заместителем начальника следственной части УНКВД по Воронежской области лейтенантом гос. безопасности Кутьяновым:

«...Будучи передопрошены свидетели Столповских К.Ф., Поляков М.М., и Громыхов И.Ф. свои показания об антисоветской деятельности полностью подтвердили. Кроме того, приобщенной к делу характеристикой и справкой сельисполкома, показаниями вновь допрошенных свидетелей подтверждено, что Гулевских в прошлом помещик, имевший до 1918 года – 480 десятин земли, 10 постоянных и 200 сезонных батраков.

Учитывая вышеизложенное, считаю, что оснований к пересмотру дела нет.

Руководствуясь приказом НКВД СССР №0165 от 23/IV– 1940 г.

                             ПОСТАНОВИЛ:

 Решение тройки УНКВД ВО от 21/XII–1937 года в отношении Гулевских Д.Л. – оставить в силе, а жалобу сына осужденного без удовлетворения».

Утвердил это постановление 9 октября 1940 года Начальник УНКВД по ВО майор гос. безопасности ПИСЬМЕНСКИЙ.

После вынесения этого постановления, чтобы дать окончательный ответ сыну, органы УНКВД В/О г. Воронежа 18 ноября 1940 года посылают запрос, чтобы выяснить, а где же этот Гулевских Д.Л. Довольно быстро, уже 21 ноября 1940 года составляют ответ:

«...по нашим данным значится Гулевских Дмитрий Лукич (Гулевских Дмитрий Лукьянович в Вашем запросе) 1864 г. рождения, осужден тройкой УНКВД В/О 21/XII–37 г. по ст.58-10 УК на 10 л. – умер в тюрьме № 6 – 8/I–39 г.»   Очевидно, все это и было сообщено М.Д. Гулевских.

(Возможно, что дед и не сидел в тюрьме этот год, а просто был расстрелян после вынесения приговора, т.к. его дочери Е. Подвальных заявили, что он осужден по первой категории, а это, как мы теперь знаем, означало расстрел. И, если дали 10 лет, то должны были отправить в лагерь, а не держать в тюрьме, а они этого не сделали. И при разговоре с председателем Воронежского Мемориала Битюцким я узнала, что тюрьма там была одна, и про № 6 данных нет. Это все наводит на мысль, что справка ложная. Но суть одна – Д.Л. Гулевских был уничтожен этой системой)

После XX съезда дед под реабилитацию не попал. Прошло еще 30 с лишним лет, когда вновь вернулись к рассмотрению дел репрессированных по политическим процессам в соответствии со ст. I Указа Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 года.

И 27 сентября 1989 года было вынесено заключение по материалам уголовного дела, арх. № П-5848 – Гулевских Д.Л. считать реабилитированным.

28.02.2017             Ирина Ронкина (Гулевских)

(Продолжение следует)