Разговоры о «правильном». 2. Социальное и политическое
В книге Александра Николаевича Радищева* «Путешествие из Петербурга в Москву», увидевшей свет в 1790 г., есть глава «Торжок», из коей намерен я предложить вниманию Вашему отрывок (не обращайте внимания на некоторую старомодность литературного слога – попытайтесь вдуматься в смысл):
Цитата:
Здесь, на почтовом дворе, встречен я был человеком, отправляющимся в Петербург на скитание прошения. Сие состояло в снискании дозволения завести в сем городе свободное книгопечатание. Я ему говорил, что на сие дозволения не нужно; ибо свобода на то дана всем {Указом 1783 г. типографии приравнивались к фабрикам, что позволило частным лицам завести книгопечатни.}. Но он хотел свободы в ценсуре; и вот его о том размышления. - Типографии у нас всем иметь дозволено, и время то прошло, в которое боялися поступаться оным дозволением частным людям; и для того, что в вольных типографиях ложные могут печатаны быть пропуски, удерживались от общего добра и полезного установления. Теперь свободно иметь всякому орудия печатания, но то, что печатать можно, состоит под опекою. Ценсура сделана нянькою рассудка, остроумия, воображения, всего великого и изящного. Но где есть няньки, то следует, что есть ребята, ходят на помочах, от чего нередко бывают кривые ноги; где есть опекуны, следует, что есть малолетные, незрелые разумы, которые собою править не могут. Если же всегда пребудут няньки и опекуны, то ребенок долго ходить будет на помочах и совершенный на возрасте будет каляка. Недоросль будет всегда Митрофанушка, без дядьки не ступит, без опекуна не может править своим наследием. Таковы бывают везде следствия обыкновенной ценсуры, и чем она строже, тем следствия её пагубнее. Послушаем Гердера.
Цитата:
"Наилучший способ поощрять доброе есть непрепятствие, дозволение, свобода в помышлениях. Розыск вреден в царстве науки: он сгущает воздух и запирает дыхание. Книга, проходящая десять ценсур прежде, нежели достигнет света, не есть книга, но поделка святой инквизиции; часто изуродованный, сеченный батожьем, с кляпом во рту узник, а раб всегда... В областях истины, в царстве мысли и духа не может никакая земная власть давать решений и не должна; не может того правительство, менее еще его ценсор, в клобуке ли он или с темляком. В царстве истины он не судия, но ответчик, как и сочинитель. Исправление может только совершиться просвещением; без главы и мозга не шевельнется ни рука, ни нога... Чем государство основательнее в своих правилах, чем стройнее, светлее и тверже оно само в себе, тем менее может оно позыбнуться и стрястися от дуновения каждого мнения, от каждой насмешки разъяренного писателя; тем более благоволит оно в свободе мыслей и в свободе писаний, а от нее под конец прибыль, конечно, будет истине. Губители бывают подозрительны; тайные злодеи робки. Явный муж, творяй правду и твердый в правилах своих, допустит о себе глагол всякий. Хождает он во дни и на пользу себе строит клевету своих злодеев. Откупы в помышлениях вредны... Правитель государства да будет беспристрастен во мнениях, дабы мог объяти мнения всех и оные в государстве своем дозволять, просвещать и наклонять к общему добру: оттого-то истинно великие государи столь редки"
|
{Из диссертации немецкого философа и поэта Иоганна Готфрида Гердера "О влиянии правительства на науки и наук на правительство" (1778) Радищев цитирует только то, что служило защите свободы слова.}. … Пускай печатают все, кому что на ум ни взойдет. Кто себя в печати найдет обиженным, тому да дастся суд по форме. Я говорю не смехом. Слова не всегда суть деяния, размышления же не преступления. Се правила Наказа о новом уложении {Радищев ссылается на "Наказ" (1767) Екатерины, давно запрещенный самой императрицей, притом обращает свое толкование на пользу свободе слова.}. Но брань на словах и в печати всегда брань. В законе никого бранить не велено, и всякому свобода есть жаловаться. Но если кто про кого скажет правду, бранью ли то почитать, того в законе нет. Какой вред может быть, если книги в печати будут без клейма полицейского? {Разрешение на печатание книг давала полиция (управа благочиния).} Не токмо не может быть вреда, но польза; польза от первого до последнего, от малого до великого, от царя до последнейшего гражданина. Обыкновенные правила ценсуры суть: почеркивать, марать, не дозволять, драть, жечь все то, что противно естественной религии и откровению, все то, что противно правлению, всякая личность, противное благонравию, устройству и тишине общей. Рассмотрим сие подробно. Если безумец в мечтании своем не токмо в сердце, но громким гласом речет: "несть бога", в устах всех безумных раздается громкое и поспешное эхо: "несть бога, несть бога". Но что ж из того? Эхо - звук; ударит в воздух, позыбнет его и исчезнет. На разуме редко оставит черту, и то слабую; на сердце же никогда. Бог всегда пребудет бог, ощущаем и неверующим в него. Но если думаешь, что хулением всевышний оскорбится, - урядник ли благочиния может быть за него истец? <…>
|
Не могу не прерваться здесь, дабы заметить: во множестве изданий обсуждается недавний (свежайший) пример уголовного преследования именно за сказанные в Интернете эти самые слова. Скажем в «Новой газете» прекрасная статья Евгения Титова «Христос остановился в Ставрополе» с подзаголовком: «На процессе об оскорблении верующих один из потерпевших выступил от имени всего православного христианства».** Продолжу:
Цитата:
Заключу сим: ценсура печатаемого принадлежит обществу, оно дает сочинителю венец или употребит листы на обвертки. Равно как ободрение феатральному сочинителю дает публика, а не директор феатра, так и выпускаемому в мир сочинению ценсор ни славы не даст, ни беславия. Завеса поднялась, взоры всех устремились к действованию; нравится - плещут; не нравится - стучат и свищут. Оставь глупое на волю суждения общего; оно тысячу найдет ценсоров. Наистрожайшая полиция не возможет так запретить дряни мыслей, как негодующая на неё публика. Один раз им воньмут, потом умрут они и не воскреснут вовеки. Но если, мы признали бесполезность ценсуры или паче ее вред в царстве науки, то познаем обширную и беспредельную пользу вольности печатания. Доказательства сему, кажется, не нужны. Если свободно всякому мыслить и мысли свои объявлять всем беспрекословно, то естественно, что все, что будет придумано, изобретено, то будет известно; великое будет велико, истина не затмится. Не дерзнут правители народов удалиться от стези правды и убоятся, ибо пути их, злость и ухищрение обнажатся. Вострепещет судия, подписывая неправедный приговор, и его раздерет. Устыдится власть имеющийся употреблять её на удовлетворение только своих прихотей. Тайный грабеж назовется грабежом, прикрытое убийство - убийством. Убоятся все злые строгого взора истины. Спокойствие будет действительное, ибо заквасу в нем не будет. Ныне поверхность только гладка, но ил, на дне лежащий, мутится и тмит прозрачность вод.
|
Выбор, о котором писал А.Н.Радищев, это... Позвольте, я назову его «экзистециальным выбором»?.. Можно назвать его «выбором парадигмы» - но, похоже, получится ещё более наукообразно!.. В чём этот выбор? – Или люди – хоть два человека, хоть 140 миллионов – соглашаются жить и действовать совместно, не зацикливаясь на том, что не все про всё думают одинаково, или им необходимо с помощью каких-либо процедур (насилия, избиений, арестов и отправки в лагерь, расстрелов или голосований) добиться единомыслия, принять «единственно правильное» решение и уж тогда действовать решительно и энергично, под всеобщий (не жалкие 89%, а 100-146!) «одобрямс». Поэт Вячеслав Засыпкин недавно написал об этом чудесные стихи:
Цитата:
Незнакомая страна
Я порой засыпаю и видится мне, Что проснулся я вдруг в незнакомой стране, Где мороз и железо сковали умы, Где клокочет в груди спёртый воздух тюрьмы
В свисте ветра и скрипе слепых фонарей - Похоронок печаль и тоска лагерей Потемневших церквушек сулит благовест - Кому — цинковый гроб, кому — струганный крест
А в присутственных залах — одно лишь ворьё А на телеканалах — одно лишь враньё Зычный голос начальства в шеренги зовёт, Ну а тех, кто не с нами — в мешки и под лёд...
...Я тогда просыпаюсь в холодном поту И бессмысленным взором гляжу в темноту Хорошо, что лишь сон это, а наяву Я не в этой стране, а в России живу
|
А сайт anekdotov.net высказался в своём стиле:
Цитата:
— Запрещённое что-нибудь везёте? — Собственное мнение.
|
***
Мао Цзе-дун... Вождь, значительно опередивший Сталина по многим показателям: в частности, на его счету более 70 миллионов уничтоженных жителей собственной страны... Куда больше, чем на сталинском!.. Большой человек!.. В этом году исполняется 40 лет со дня его смерти... Он, по-моему мнению, является примером для <…> – Дело в том, что Мао был «за старшего» в Китае более 33 (тридцати трёх!) лет.. То, что он там назывался «Председателем ЦК партии», а не «Генеральным секретарём», как Сталин, а не «Президентом», как Путин (или, вообще, «фюрером», как Гитлер), роли не играет... Да и разговор не об этом. Мао провёл несколько разгромных компаний, среди которых главнейшие: «Большой скачок» и «Культурная революция» (1966—1976), унёсшие жизни многих миллионов людей (Википедия рассказывает о великом Мао весьма обстоятельно). А с чего я-то про него вспомнил? – А вот с чего. До «Большого скачка» с огромным количеством репрессий... Да что я Вам буду рассказывать?!.. Вот – Википедия:
Цитата:
После смерти Сталина и XX съезда КПСС, в высших эшелонах власти Китая также возникают разногласия по поводу либерализации страны и допустимости критики по отношению к Партии. Поначалу Мао принимает решение поддержать либеральное крыло, к которому принадлежали Чжоу Эньлай (Премьер Госсовета КНР), Чэнь Юнь (Зампредседатель КПК) и Дэн Сяопин (Генсек КПК). В 1956 г. в своей речи «О справедливом разрешении противоречий внутри народа» Мао призывает открыто высказывать своё мнение и участвовать в дискуссиях, бросив лозунг: «Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ». Председатель Партии не рассчитал, что его призыв вызовет шквал критики в отношении КПК и его самого. Интеллигенция и простые люди резко осуждают диктаторский стиль правления КПК, нарушения прав и свобод человека, коррупцию, некомпетентность, насилие. Таким образом, уже в июле 1957 кампания «Ста цветов» сворачивается, и вместо неё провозглашается кампания против правых уклонистов. Около 520 000 человек, подавших голос протеста во время «Ста цветов», подвергаются арестам и репрессиям, по стране прокатывается волна самоубийств.
|
И что? – А вот что – лозунг: «Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ» сменился лозунгом «С корнем вырвем сорную траву!» (ради «Большого скачка»). И:
Цитата:
Политика «Большого скачка» закончилась грандиозным провалом. Качество произведённой в коммунах продукции было крайне низким; обработка коллективных полей шла из рук вон плохо: 1) крестьяне лишились экономической мотивации в своей работе, 2) много рабочих рук было задействовано в «металлургии» и 3) поля оставались необработанными, так как оптимистическая «статистика» предсказывала небывалые урожаи. Уже через два года производство продуктов питания упало на катастрофически низкий уровень. В это время руководители провинций докладывали Мао о небывалых успехах новой политики, провоцируя поднятие планок по продаже зерна и производству «домашней» стали. Критики «Большого скачка», например, министр обороны Пэн Дэхуай, лишались своих постов. В 1959—1961 гг. страну охватил величайший голод, жертвами которого стали, по разным оценкам, от 10 до 45 миллионов человек
|
Я обращаю Ваше, читатель, внимание на то, что кажущаяся уникальной драматическая (трагическая) история (сталинской) Страны Советов очень уж напоминает (маоистскую) историю КНР – только даты, имена и названия иные, да число погубленных властью «подданных» (там, где все оставшиеся в живых и на воле, по-прежнему обожают вождя и кричат <…>: «Великий кормчий – вдохновитель и организатор всех наших побед!») – этих числом поболее... Стóит, наверное, воспринимать идею об «особом пути России», как идиотскую; стóить видеть общее в явлениях, кажущихся непохожими, чтобы учиться не только на собственных ошибках... Да, нет... Речь не о том, чтоб вообще учиться на ошибках (хотя бы и на собственных) – речь о том, чтобы за деревьями учиться видеть лес... Но ещё вот о чём. Я помню время, когда Мао был жив (я ведь уж немолод); и помню, как обсуждалась версия – мол, «свора» вокруг Мао (такая терминология зазвучала в Китае через несколько лет после смерти великого кормчего, хотя и сегодня портреты и памятники...) хотела спровоцировать врагов (и несогласных), чтоб они подняли головы... А ведь поднятую голову рубить легче, не правда ли?.. А потом, когда они проявят себя, то и устроить им «Большой скачок» с «Культурной революцией» и хунвейбинами... Я не только не возражал тогда; у меня и мыслей не появлялось, что имеет смысл возражать... Но сейчас я могу (прекрасный английский глагол «to afford», и «I can afford it» мне симпатичней, чем высокопарное «я могу это себе позволить»)... I can afford to посопоставлять период НЭПа – начиная с «немного до» (скажем, с Кронштадского восстания) и завершая много после – аж до роспуска (или правильнее сказать: «развала»?) СССР, китайскую историю вокруг «ста расцветающих цветов» и весь <…> (постсоветский. – А. А.) период, начиная с Ельцина. Нерушимое и монолитное единство вождя, партии и народа разрушительно для экономики страны и губительно для населения этой страны (название страны при этом не играет роли, а возвышенные или, наоборот, уничижительные разговоры про спец-ментальность являются пустопорожней болтовнёй). Идею, высказанную Муссолини: «Всё в государстве, ничего вне государства, ничего против государства» по-итальянски и на тысячи ладов перепетую по-русски (и до Бенито, и многие годы после него), ту самую идею, что вполне соответственно описывает нынешнюю идеологию <…>, эту идею можно не называть фашизмом. Но, уверяю Вас, это не помогает. Всё-таки речь не о том, чтобы вместе с М.Кантором или без него, но в сообществе (других, не менее) компетентных учёных и политиков, «украшенных алмазами общественного признания», сформулировать отточенное определение «фашизма», принять его, в качестве единственно верного (как некогда «марксизм-ленинизм») и начинать бороться с тем, суперсложным и понятным только высококвалифицированным посвящённым специалистам, явлением, что назвали этим нехорошим словом, и с теми, кто соответственными «нехорошими делами» занимается. Нет. Наоборот – в противоположную сторону от аристотелевских определений!.. Речь о том, чтобы не допускать... ну, хотя бы всячески стараться воспрепятствовать тому, что разрушительно для экономики своей страны и губительно для её населения. А как Вы это назовёте, не суть столь важно. Я, говорю про «население» и, кстати сказать, стараюсь не пользоваться словом «народ», чтобы сохранить «страдательную» интонацию: те, кто из «патриотических» соображений поддерживает власть – особенно в её самоубийственных начинаниях, народом, по-моему, не является; это-таки «население»... или «подданные»... вернее, даже «верноподданные»... Которые «мнений не имут»; их задача – лишь восторженное одобрение властителей. И ещё один вывод напрашивается у меня из сопоставления советской, китайской и российской новейшей истории. Либеральная идея, идея свободы (свободы торговли, мнения, слова и критики, печати, совести, собраний, шествий и митингов, и пр.), реальное верховенство Закона, несут-таки смертельную угрозу власти, держащейся за идеологию монолитного единства и «тесного сплочения» вокруг кого велено. По-прежнему, можно не называть эту идеологию фашистской и искать фашизм где-то далеко-далеко... Всё-таки думаете, это поможет?..
***
И снова о «правильном». В недавней статье Игоря Яковенко «Русские ножницы и черные лебеди» наткнулся я на такой абзац:
Цитата:
...Что в этот момент происходит в общественном сознании, не знает никто. В стране целенаправленно истреблена социология и к тому же граждане теперь снова стали знать, как надо отвечать на вопросы, чтобы не накликать на свою голову неприятности. Поскольку люди не уверены, в каком именно звании тот, кто держит в руках анкету и задает нелепые вопросы о поддержке президента, к ним вернулось понимание правильной линии. Очевидно лишь, что нет в реальности никаких "86 процентов поддержки". Это миф, внедренный в общественное сознание соединенными усилиями двух сестер-близняшек – киселевской пропагандой и федоровской социологией. Чего действительно удалось добиться этой продажной парочке, так это закрутить спираль молчания, убедив нормальных людей, которых в стране большинство, в том, что они на самом деле находятся в меньшинстве, и заставить это большинство стать молчаливым, ощущающим себя в гетто мифических "14 процентов".
|
Хочу обратить Ваше внимание именно на слова о «понимание правильной линии». Об этом «правильнопонимании» (вместо... даже не предания гласности правды, а вместо знания и понимания) пишет и военный эксперт ЕЖа Александр Гольц «История «правильная» и «не правильная»»:
Цитата:
...У советских историков не было шансов докопаться до правды. Но сейчас такая возможность, пусть теоретическая, все же существует. В самом начале своего руководства военным ведомством Анатолий Сердюков разрешил допустить ученых до штабных документов Великой Отечественной, которые, как я подозреваю, до сих пор толком не разобраны. Это тяжелый труд — восстановить сотни, может быть, тысячи имен тех, кто полег под Москвой и спас столицу. Признание того, что хрестоматийных 28 панфиловцев не было, могло стать не причиной увольнения главы Госархива, а началом серьезных масштабных исследований о битве под Москвой. Ведь до сих пор официальная история Великой Отечественной представляет собой сборник плохо стыкующихся другом с другом сказок, которые объединены исключительно административными «скрепами». Такие исследования обязательно открыли бы имена новых героев. Но чиновникам-аллилуйщикам это совсем не нужно. Это будет ненужная, неправильная правда, которая не принесет ничего, кроме дополнительных проблем...
|
***
В 1933-м (позвольте, не буду напоминать Вам, что это за год?) Карел Чапек написал маленький рассказ «Дым»:
Цитата:
Наверное, вам попадались картинки, рассчитанные на то, чтобы забавить зрителя показать свою наблюдательность. На них - масса домов, людей, экипажей и всякого добра, под картинкой вопрос: что тут не так? И вот, оказывается, один человечек дробит щебень не правой, а левой рукой, два трамвая едут по одной колее навстречу друг другу, стрелки часов показывают шесть, а тень говорит о том, что полдень, а тут - хе-хе! - из нескольких труб идет дым, но в разные стороны, и т. д. Вот уж полчаса как я, от нечего делать, смотрю из окна наружу. На дворе - серый зимний день, ничем не примечательный; такой день, что невольно думаешь: "Поскорей бы уж март!", или "Хоть бы метель поднялась, что ли" Метель могла бы подняться, если бы ветер был западный; но вчера он дул все время с востока. А сегодня откуда дует? Посмотрим, в какую сторону тянется дым из труб. Ага, вон у Ф. дымный столб наклонен к востоку. А у Н. - к западу. Ей богу, прямо в сторону запада. А теперь оба поднимаются параллельно - прямо вверх, к небу. А теперь опять одна труба дымит в восточную сторону, а другая - в западную. Мало-помалу уясняешь себе всю странность этого факта - не может же у каждого дома быть свой особый ветер? Ведь дует либо только западный, либо только восточный, и обе трубы - этого требует логика! - должны дымить в одну сторону какой может быть спор? Тут что-то не так. Да нет, все в порядке. Ветер веет с юга и слегка колеблется на лету, как это часто бывает с ветром. А я смотрю на обе эти трубы под несколько разными углами зрения. В действительности - ничего подобного мне только кажется, что один столб дыма тянется на восток, а - другой - на запад. Оба абсолютно честно тянутся прямо на север. Вот и все. Нет, не все. Если бы мне теперь показали картинку, на которой одна труба дымит в сторону востока, а другая - в сторону запада, я сказал бы, что все - в полном порядке. Но меня подняли бы на смех: разуй, мол, глаза, - ведь тут трубы дымят в разные стороны. А я бы ответил: почему бы им не дымить в разные стороны? Пускай себе дымят: значит, ветер веет откуда-то с третьей стороны, понимаете? Тут они стали бы доказывать, что я мелю вздор; что откуда бы ни дул ветер, дым из всех труб должен идти параллельно. А я все твердил бы, что все зависит от ветра. Тут они (те, другие) потеряли бы терпение и стали бы кричать, что я жалкий эмпирик, отрицаю самоочевидные, общепризнанные истины и вообще со мной нечего разговаривать, что дым должен идти либо на запад, либо на восток, а ни в коем случае не туда и сюда одновременно, а кто допускает такую возможность, тот - человек бесхарактерный, беспринципный, без определенного мировоззрения и отчетливой ориентации. Я попробовал бы объяснить им, что видел собственными глазами, как дым тянулся и на запад и на восток, и что в реальном пространстве довольно места для того, чтобы дыму порезвиться с четырьмя сторонами света, но они (те, другие) не дали бы мне говорить. И я ушел бы посрамленный. Вот то-то и оно: как часто смотрим мы, куда тянется дым, вместо того чтобы поинтересоваться, откуда дует ветер.
|
«...не дали бы мне говорить. И я ушел бы посрамленный. Вот то-то и оно...». В середине 60-х, вернувшись из армии, стал я заниматься в студии (в ДК)... Чтением со сцены... А руководитель студии (И.Россомахин) по основной работе был режиссёром в ленинградском Ленкоме... Подготовил я, было, этот чапековский рассказ и прочёл ему... Он долго молчал, а потом выдал своё решение: «Не буду Вас с этим рассказом на сцену выпускать. Иначе меня не только из этого Дворца культуры, меня из театра выгонят!». Вот то-то и оно... Середина 60-х... Брежнев заменил Хрущёва... Идеи единственно правильного и всехпобеждающего («потому что оно верное») учения становятся всё актуальней и актуальней... Хотя само это ученье делается «всё чудесатее и чудесатее». Но одновременно в мире всё больше людей понимают пагубность стремления к единомыслию в каком бы то ни было деле... Отказ от идеи единомыслия (высмеянного Козьмой Прутковым, но зато взятого на вооружение нынешними пропутинскими пропагандонами) называют ещё иногда красивым словом «плюрализм»... «Даёшь плюрализм!» Уже, - говорят, - и Папу Римского призвали отказаться от догмата своей непогрешимости в вопросах веры...
-------------------- * Сосланного за свою книгу «добрейшей и просвещённейшей» императрицей (Екатериной II) в каторжные работы, ибо он оказался «бунтовщиком хуже Пугачёва». Когда я учился в школе, то полагалось думать, что суть его бунта, изложена в первой фразе 2-го абзаца: «Я взглянул окрест меня - душа моя страданиями человечества уязвленна стала» обличает недостаточность внимания российского правителя и его правительства к тяжёлому положению крепостных. Хотя смысл эпиграфа: "Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй" из "Тилемахида", том II, кн. XVIII. стих 514 объяснялся тут же и совершенно недвусмысленно: { Обло. - тучно; озорно - нагло, пакостливо; лаяй - лающее. Эпиграф - слегка измененный стих поэмы В. К. Тредиаковского "Тилемахида" (1766). Приводя слова, которыми поэт описывал одного из царей, злоупотреблявших властью, Радищев бросает вызов деспотическому русскому самодержавию}. И книга А.Н. Радищева оказывается не раритетом, посвящённым борьбе с крепостным правом (как считается, официально отменённым в 1861-м), но – дерзким вызовом этому самому деспотическому русскому самодержавию, никуда не девшемуся по настоящее время, и уж не менее актуальному сегодня, чем во времена Екатерины Великой. ** Я выбрал статью, практически, наугад – картинка Петра Саруханова понравилась. Google предложил мне на словочетание "Бога нет" возбуждение уголовного дела примерно 34 700 вариантов...
(Окончание следует)
|