«Воспоминания об ИНИОНе» - небольшой фрагмент из интервью с кандидатом философских наук, ведущим научным сотрудником Института социологии РАН Светланой Гавриловной Климовой. Наша беседа лишь началась, но уже сейчас видно, что ей пришлось встречаться, работать со значительным числом людей, оставивших заметный след в социологии, в целом в обществоведении, в культуре нашего общества. И приятно отметить, что она не только многое помнит, но щедро делится своими воспоминаниями, прекрасно понимания их значимость для истории.

Борис Докторов

 **

Светлана Климова

ВОСПОМИНАНИЯ ОБ ИНИОНЕ

….Я как-то стремительно проскочила мимо того момента, когда нужно было начинать рассказывать о других замечательных людях, с которыми я (в отличие от единомышленников Георгия Петровича Щедровицкого) начала сотрудничать примерно в это время (наверное, в 1980 г.) и это сотрудничество (в разных формах) и дружба продолжались всю оставшуюся жизнь. Эти замечательные люди работали в замечательном месте – в Отделе научного коммунизма ИНИОН, которым руководил Яков Михайлович Бергер. Он умер в этом, 2017 году, 1 января. В последние годы я его иногда встречала, когда он, уже старенький, с палочкой, ходил с работы мимо детской площадки в Новых Черемушках, где я выгуливала своего внука, и мы немного говорили с ним о текущем моменте и об общих знакомых.

А всё получилось так. Здание ИНИОНа на Профсоюзной – место, куда я всегда приходила с хорошим настроением. Радовало и небо в удивительных, круглых потолочных окнах, и уютные столы в небольших кабинетах с книжками в открытом доступе, и, конечно, то обстоятельство, что там почти всегда можно было кого-то встретить, обсудить последние новости, поделиться планами и проблемами. Так однажды я встретила там Вику Чаликову (Викторию Атомовну Заликову), с которой к тому времени была уже знакома благодаря Ларисе Бельцер-Лисюткиной, моей школьной подруге. Вика, как всегда, стремительно шла своей легкой походкой вглубь здания, в какие-то кладовые Али-бабы. Я ей сказала, что Вадим Борисович Ольшанский поручил мне написать большой обзор о проблеме потребления алкоголя в СССР. Вика почему-то очень оживилась, и повела меня с собой в комнату в конце коридора, которая, действительно, оказалась настоящей сокровищницей. Это был зал новых поступлений.  Она мне предложила читать книги в этом зале и попробовать написать обзор не только на свою основную работу, но и для публикации в сборнике ИНИОНа. За эту работу даже платят гонорары. Это было классно. Читать новые книжки, не дожидаясь их оформления в фонды, и даже получать за это деньги. Я, конечно, согласилась. И написала большой обзор, листа на два. Я очень старалась, потому что это была моя первая настоящая работа, которую должны были оценить строгий начальник и квалифицированная редакция, сотрудники отдела, которые этот обзор брались издать.

Концепция работы, конечно, принадлежала Вадиму Борисовичу: потребление алкоголя имеет три уровня детерминаций: социетальный, социально-психологический, психологический. Социетальный уровень – это право, экономика, рынок и оплата труда (если на премию можно купить машину, человек её купит, и не будет пить – потому что за рулём, - а если ему выдали три рубля, он купит бутылку и закуску). Но была ещё и экономика, и статистика правонарушений, связанных с потреблением алкоголя, и динамика продажи сахара в зависимости от цен на водку, и сравнительное потребление в динамике водки и вина при разных ценах, и смерти и заболевания от алкоголизма в зависимости от алкогольной политики государства. Социально-психологический уровень – это те самые неформальные нормы, которые мы изучали и которые оправдывали или осуждали употребление алкоголя в зависимости от разных жизненных обстоятельств.  Психологический уровень – это личностные особенности, диагностика зависимости, способы коррекции. В общем, читать было что. Концы с концами не сходились, было огромное количество всяких заполошных агиток, но дело шло, хоть и со скрипом. В общем, я написала этот обзор, его похвалили на заседании редколлегии отдела научного коммунизма, приняли к печати, и я стала полноправным внештатным референтом. Этот обзор не сохранился, наверное, уже нигде, потому что ИНИОН сгорел, и я хожу мимо, и каждый раз горюю, как при виде родного пепелища.

Позже осознала все преимущества статуса внештатного референта. Помимо прибавки к зарплате и возможности читать новые книги, я смогла участвовать в обсуждениях на редколлегии, когда обсуждались мои работы, и, конечно, это была хорошая школа. Я познакомилась со многими замечательными людьми, а через них – с другими замечательными людьми, а потом - с теми людьми, с которыми познакомилась ещё в студенческие годы, а потом как-то раззнакомилась.  

Я писала довольно много для Леонида Борисовича Волкова – какие-то обзоры по трудовым отношениям. Он тогда был очень увлечен концепцией запаздывающей модернизации и затачивал меня на то, чтобы я искала симптомы этой самой запаздывающей модернизации. Эта концепция в довольно детальном изложении Волкова тоже была издана в сборнике обзоров. Этот сборник сохранился в моей библиотеке.

Для замечательной, утонченной и деликатной Инны Феликсовны Рековской писала большие тексты по проблемам молодежи, в том числе и по девиантному поведению. О сотрудниках отдела Бергера я, в связи с моими воспоминаниями об Инне, хочу сказать, что все они каким-то непонятным, ненавязчивым образом создавали атмосферу взаимной доброжелательности и поддержки. Это чувствовалось с самого начала, а позже стало обрастать фактами, иногда курьезными. Например, Инна Феликсовна, когда мы как-то проводили выходные в доме Георгия Борисовича Фёдорова в Климовске, озаботилась тем, что молодые люди из каких-то органов, денно и нощно сидевшие в своей машине и следившие за калиткой, остаются без завтрака, и понесла им еду.

Другой курьезный случай произошел со мной. Сошлось так, что когда я готовилась к защите диссертации, мне пришлось выступать на судебном процессе на стороне своей подруги. Всё шло своим чередом, Но вдруг как-то в коридоре философского факультета меня встретил преподаватель и сказал, что  я должна выбирать – защищать подругу или диссертацию. Я сказала, что я учту его мнение, не очень ему поверила, но беспокойство осталось. Прямо с факультета я поехала в ИНИОН по другим делам, но заодно и рассказать кому-нибудь эту историю. Попалась на глаза Лидии Фридмановне Вольфсон. Рассказала её эту байку. И она, прямо как волшебница из сказки, сказала мне: «Не печалься, спи спокойно». Потом я узнала уже от Вики, что дальше произошла такая история. Лидия Фридмановна позвонила одному Очень-Очень Уважаемому Профессору, и он подошел величаво и спокойно к преподавателю и сказал: «У вас там скоро защищается такая аспирантка, Светлана Климова». «Да», - сказал преподаватель и покраснел. «Так вот, - сказал этот почтенный профессор, - я лично заинтересован в том, чтобы у неё было всё хорошо». «В этом не может быть никакого сомнения», - сказал преподаватель, и покраснел ещё раз.

Это только две маленькие истории. Но на самом деле их было бесконечно много. Например, история о том, как Вика потеряла спецхрановскую книжку Оруэлла «1984», и как она (не эта, но другая, такая же из заграницы) чудесным образом появилась, приобрела все положенные печати и номера, и упокоилась на полке.

Сборники обзоров и рефератов, которые выпускал этот отдел, быстро становились библиографической редкостью. Особенной популярностью пользовались обзоры из рубрики «Общий кризис капитализма», потому что там в компактной и культурной форме излагались модные западноевропейские концепции общественного развития. Многие трепетно собирали всё, что писала Вика Чаликова. Эти сборники  распространялись по подписке, в учреждения и многие к тому же имели гриф «для служебного пользования». Я не знаю, читали ли эти сборники те, кому они предназначались «по службе». Скорее всего, нет. В отделе это понимали и не хотели работать «в корзину». Поэтому придумали такое: помогать распространителям, составляя списки хороших людей, имеющих статус, приличествующий серьезности издания. Идея была стоящая, но беда в том, что многие хорошие люди подчас теряли (или не имели вовсе) приличествующий для включения в такие списки статус. Как-то выкручивались. У меня был подходящий статус. Поэтому я подчас отдавала положенные мне сборники тем хорошим людям, кто имел на них больше моральных прав.

Эти сборники были так популярны по многим причинам. Во-первых, они действительно выполняли ту функцию, для которой были предназначены: ориентировали исследователей в потоке специальной литературы, как отечественной, так и зарубежной. Во-вторых, эти сборники были, большей частью, действительно культурологической литературой высокого класса. В третьих, большей частью это были  оригинальные аналитические тексты, в которых неизбежно шла речь о социальных проблемах и предлагаемых рецептах их решения. Попался мне под руку сохранившийся чудом в домашней библиотеке сборник с моим обзором «Молодежь в современном мире». Материалы для него я привезла из Бонна, с конференции, которую проводил институт им. Г. Штрезермана в 1991 г. Естественно, что где-то ещё узнать об этой конференции и о том, что там говорилось, в безинтернетное время было невозможно. А речь там шла о материях, которые даже сейчас остаются актуальными. Например, о желании молодежи открывать для себя мир, а не жить в национальных границах и, соответственно, об институциональных возможностях для того, чтобы удовлетворить эти желания; о симптомах национализма и социальной агрессии, угрожающих открытой Европе и возможностях «межкультурной учёбы» для снижения этих угроз; об «утечке мозгов» из менее благополучных стран – в более благополучные; и многом другом.

Когда в ИНИОНе появились первые компьютеры, я стала их осваивать. В этом мне помогал Леонид Борисович Волков, который уже научился с ними обращаться – институтское начальство организовало специальные курсы для сотрудников. У нас троих (Вика, Волков и я) возникла идея: в подарок Георгию Борисовичу Фёдорову сделать «как настоящую» его книгу «Брусчатка», о которой мы были уверены, что её никогда не издадут, и подарить ему на день рождения. Тот экземпляр, который читали все друзья, знакомые, и знакомые знакомых уже истрепался вконец. Я сидела там, где размещался генеральный каталог, тыкала пальцами в клавиши, перепечатывая слепой машинописный текст, и ловила пробегавшего туда-сюда Волкова, чтобы он помогал мне справляться с трудностями. Книжку мы общими усилиями перепечатали, переплели. Через несколько лет «Брусчатка» вышла большим тиражом, но тот экземпляр, возможно, уцелел. Волкову вскоре стало не до науки, он с головой окунулся в политику. Я ещё выступала на собраниях избирателей в качестве его доверенного лица, но когда он стал депутатом, окончательно перестала с ним видеться, потому что мы пошли разными, хотя и параллельными (до некоторой степени) дорогами.

С Людмилой Михайловной Алексеевой, работавшей в этом отделе, мне не пришлось познакомиться. Её выслали из страны раньше, в 1977 г. (об этом упоминает Рената Гальцева http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2013/7/10g-pr.html). Но когда Людмила Михайловна вернулась, мне пришлось общаться с ней довольно регулярно, потому что она где-то в 1993 (?) году предложила Бергеру работать в Русско-Американском Фонде профсоюзных исследований. Яков Михайлович позвал меня в помощницы, и это было ещё одно замечательное время, потому что в это время сотрудники Фонда помогали лидерам альтернативных профсоюзов обмениваться информацией, организовывать съезды, и даже писать листовки. Мы делали и другое, не менее важное дело: регулярно издавали три вида сборников о деятельности альтернативных (свободных) профсоюзов: сборник аналитических материалов, регулярный журнал и отдельный сборничек, который назывался «Из писем в Фонд». Все эти издания, как положено, мы посылали в библиотеки. Сохранились ли они где-то? Не знаю. Во всяком случае, в ИНИОНе – вряд ли. Помню, уже перед тем, как Фонду прекратить своё существование, я посылала какие-то недостающие издания в Библиотеку конгресса в США по их просьбе..