Суррогат собственной значимости российского обывателя
Современная Россия: пропитый глобус и царство суррогатов
Россияне привыкли жить иллюзиями
Помню, пару месяцев назад у меня состоялся разговор с моим старым приятелем, священником одного из екатеринбургских храмов (назовем его отец Михаил). Отец Михаил четко попадал под определение типичного интеллигента из российской глубинки: мягкий, образованный, начитанный, не страдающий ура-патриотизмом и шовинизмом, в меру критично относящийся к начальству, живущий «малыми делами». Отец Михаил прекрасно находил общий язык с передовой молодежью, хорошо проповедовал, занимался социальными проектами, любил историю родного края, и человеком был отзывчивым и бескорыстным.
Российская экономика к тому моменту уже начала напрягаться под санкциями, рубль неуверенно ерзал, тихонько сползая вниз, война не кончалась, а этот славный человек в разговоре со мной лишь пытался рассуждать на тему: кто хуже – Обама или Путин. И этим, по его словам, на тот момент были больше всего озабочены прихожане его прихода.
Я пытаюсь представить такую ситуацию где-нибудь в Америке. Допустим, страна ведет войну не где-то далеко, на другом материке, а рядом, под боком, предположим, в соседней Канаде или Мексике. Вчерашние друзья из той же Канады клеймят ее агрессором, тогда как правительство отрицает сам факт ведения войны, а в дома простых граждан потоками идут гробы. Экономика из-за санкций рушится, простые американцы теряют свои доходы, а народ сидит дома и рассуждает о вечных ценностях или мировых проблемах, в которых, к слову, простые люди понимают не так уж и много. Это возможно представить?
Недавние события в Фергюсоне, а затем и по всей Америке показали, что нет. Убийство полицейским лишь одного человека, пусть даже застигнутого на месте преступления, а тем более оправдание этого полицейского привели к волне протестов по всей стране. Можно по-разному относиться к тому, насколько обоснована столь бурная реакция на отдельный инцидент, но она хорошо показывает ценность человеческой жизни в США. Множество людей отнесло происшедшее на свой счет: сначала застрелили одного, а завтра на его месте могу оказаться я. Люди вышли не против государства как такового, они вышли на защиту своей и чужой безопасности от потенциальной угрозы, потому что испугались за собственное будущее.
И, кстати, кто в этом мире лучше, а кто хуже, их совершенно при этом не волновало. Им не было дела, как, допустим, реагируют в аналогичных ситуациях россияне или кто-либо еще. Меньше всего американцы заботились о том, чтобы сравнивать себя с кем-то. Они вышли на улицы, поскольку считали, что возникшую проблему надо решить, пока она не приобрела системный характер. Насколько оправданы их опасения, насколько соизмеримы угроза и реакция на нее – это другой вопрос. Важно здесь то, что люди решили: их собственное будущее зависит от них самих, и больше ни от кого. И во время войны во Вьетнаме по Соединенным Штатам также прокатилась волна антивоенных протестов, хотя этот факт ведения войны тогда не отрицался, туда не посылали срочников против их воли и не называли погибших «отпускниками», да и экономика не рушилась на глазах.
Но русский человек, увы, привык жить иллюзиями со времени лежащего на диване Обломова, а может быть, еще раньше. С самого детства он живет в мире подмен и суррогатов. Его постоянно унижают: всесильные чиновники, требующие взятки, привыкшие к безнаказанности полицейские, собственные же сограждане, хамящие ему на улицах и в общественном транспорте. И вместо постоянно попираемого чувства собственного достоинства у людей рождается ответное хамство по отношению к своим соседям, к другим народам и странам, к целому миру. Надменность и злоба закомплексованного школьника, которого травят одноклассники, а он в ответ мучает кошку. Суррогат достоинства.
Опоры в жизни у русских людей тоже немного. Как справедливо заметил Олег Шро, в России так и не появилось подлинной неприкосновенности частной собственности. Я уже писала как-то о случаях, когда недобросовестный застройщик мог снести чужой гараж, когда человеку могли продать непригодную для жизни квартиру, и даже если юридически пострадавший был совершенно прав, это ничего не меняло. Ни закона, ни права, никакой возможности себя защитить даже обычному человеку, случайно попавшему под каток беспредела – а что в таком случае говорить об инакомыслящих? Случай обвиненного в «финансировании терроризма» Александра Щетинина – яркий тому пример.
Потому опора в жизни у россиян одна – государство. Какое бы ни было, плохое, страшное, несправедливое, коррупционное – но лишь лояльность к нему позволяет им надеяться, что в крайнем случае они смогут себя защитить. Знакомые «замолвят словечко». Попросят, кого нужно. Заступятся, если что. Хотя бы помогут узнать, «как оно там вообще?». И если рядовой россиянин десятилетиями живет с сознанием того, что от каких-то других людей зависит решение его проблем, что сам он ни на что не может повлиять даже в своей судьбе, тем более он уверен, что в жизни страны от него ничего не зависит.
И так возникает суррогат собственной значимости – рассуждения о геополитике. И неважно, что человек, черпающий информацию на глобальные темы из насквозь лживого телевизора, не имеет на самом деле никакого представления о подлинных международных процессах. Ему дали игрушку, погремушку, суррогат, он чувствует себя причастным к чему-то великому, значимому и высокому. Он не может или не хочет менять что-то вокруг себя, или меняет, но видит, что его усилия ничего не способны изменить по-настоящему. Но зато у него возникает иллюзия того, что от него в этом мире что-то зависит, что он знает что-то такое, что в других странах является в лучшем случае достоянием спецслужб.
«А помнишь охранника из нашего храма? Он говорит, что еще полтора года назад был в курсе планов НАТО о размещении их флота на Черном море», – уверяет меня отец Михаил. В самом деле, зачем нужны разведки, военные аналитики, армейские специалисты и прочий вагон совершенно бесполезных людей, если по всем планам НАТО за много лет вперед и назад может проконсультировать храмовый сторож с рабочей окраины Екатеринбурга? Кому, как ни ему досконально знать все хитросплетения мировых заговоров? И к чему ему скрывать свои таланты, если даже не самые глупые и вполне талантливые люди цитируют его рассуждения, не понимая, как смешно это звучит со стороны?
Данного конкретного охранника я, к стыду своему, не помню, но не раз встречала подобных в разных церквях, и примерно представляю, о чем идет речь. Какой-нибудь дядя Вася достигает зрелого возраста и обнаруживает, что у него нет ничего: ни денег, ни семьи, ни детей, ни перспектив. Да, у него чаще всего действительно нет семьи, потому что содержать кого-либо на зарплату храмового сторожа невозможно, и сам он питается в церковной трапезной. А в промежутках между питанием уныло сидит на стульчике у церковной двери и даже не молится – просто смотрит в монитор, если таковой есть, а если нет – смотрит на дверь или читает газету. А вне его смены он точно также сидит дома и смотрит в телевизор. В храм он по понятным причинам не ходит – храма ему хватает и на работе. И так проходит жизнь.
И вдруг где-то в газете или в этом самом телевизоре дяде Васе говорят вещи, по масштабу и значимости многократно превосходящие всю тусклость его жизни в тысячу раз. И неважно, что на улицах серость и грязь, настоящее беспросветно, а будущее тревожно, что доходы тают на глазах, а каждый завтрашний день грозит стать более тяжелым, чем сегодняшний. Неважно, что собственная страна летит в пропасть из-за действий собственных властей, и если не остановить войну, то будет еще хуже. Зато, процитировав телевизор, дядя Вася уверен – он сообщил что-то очень важное, и тем самым внес свою лепту в святое дело защиты Родины. Дядя Вася разоблачил врага, не вставая с дивана, он лично прикоснулся к глобальным и сложным процессам, и теперь с чистой совестью может садиться писать мемуары. Потому что, в самом деле, когда в жизни нет ничего другого, остается только НАТО.
Так родители великодушно дают своим детям подарки – иллюзию приобщения к взрослой жизни. Папа-шофер дает сыну подержать руки на руле – а мальчику кажется, что это он управляет машиной. Но подержать руки на руле или забить один гвоздь – это хотя бы полезные навыки, которые могут пригодиться ребенку во взрослой жизни. Телевидение не дает россиянам и этого – лишь пустышку, звонкую, яркую, масштабную, но пустышку, за которой они сами охотно бегут, прячась от серой бессмысленности жизни и неуверенности в завтрашнем дне. Россияне, как дети, привыкли жить лишь иллюзиями.
Кроме того, в России нет уважения профессионализма, потому что почти не работают социальные лифты, и не факт, что профессионал сможет чего-то добиться в этой стране. Мы сами стали свидетелями того, кто успешно и быстро делает карьеру в сегодняшней России: бездарные пропагандисты, как попугаи, повторяющие слова про «фашистов и хунту», не менее бездарные «борцы с пятой колонной», ровным счетом ничего не знающие о тех, с кем собрались бороться, стукачи и гопники.
В стране не просто не уважают профессионалов – в ней процветает культ непрофессионализма, и потому нет ничего удивительного, что все люди берутся рассуждать о сложных вещах, ничего в них не понимая. «Диванные ватники» учат любить Родину Юрия Шевчука, повидавшего не одну войну и выступавшего на передовой. Храмовые сторожа рассуждают о том, как надо противостоять США. В самом деле, почему непрофессионалам можно выступать на телевидении, делать новости, строить дома, в которых нельзя жить, лечить людей так, что потом они заболевают еще сильнее – почему им можно, а дяде Васе нельзя? Когда вообще дядя Вася в последний раз в своей жизни видел профессионала хоть в чем-то? Разве что профессиональных нищих на паперти его храма.
Мы привыкли жить суррогатами. Вместо подлинной духовности – «духовные скрепы». Вместо настоящей морали – рассуждения о морали. Потому что настоящая мораль не работает без ответственности и без поступков, вот в чем беда. Считать себя моральным, сидя на диване, и не делая того, что следовало бы сделать, это, говоря церковным языком, прелесть, а говоря светским – опасный самообман на грани галлюцинаций. Но ведь именно таков образ российского моралиста, и появился он задолго до русско-украинской войны и начала агрессивной пропаганды.
Помните талантливый и вполне реалистичный фильм по роману Алексея Иванова «Географ глобус пропил»? И, наверное, не новой будет мысль, что этот фильм — не только и не столько о спившемся школьном учителе, жена которого сначала мучается от безденежной беспросветности провинциальной жизни, а потом и вовсе уходит к его лучшему другу, ученики за редкими исключениями ненавидят или презирают его, а сам он не способен взять на себя ответственность ни за семью, ни за искренне полюбившую его школьницу Машу. Этот фильм — о России.
Серой, заснеженной, провинциальной, с грязными балконами и оптимистичным лозунгом на железнодорожной станции: «Счастье не за горами» на фоне низко нависшего неба. России, роскошной и величественной в своей природе, но при этом по большей части — бедной, с проржавевшими заброшенными судами на замёрзшей реке, привыкшей к своей разрухе и потому — пьющей, и пьющей много. С тонкой и ранимой душой, своей ранимостью способной причинить окружающим кучу бед, и с высокими нравственными принципами, порой реализуемыми, но только на трезвую голову. А ещё — мечтающей о святости устами главного героя Виктора Служкина: «Хочу жить, как святой». Потому что, в самом деле, когда ничего больше нет, и нет даже НАТО, остаётся уже только святость.
Только святой, равно как и учитель, из героя всё же не выходит, потому что потуги к святости заканчиваются прекраснодушными мечтами и вечной тягостной рефлексией, так не преломляющейся в поступки. Служкин не может найти в себе силы воли даже для того, чтобы отказаться от случайной связи, не может справиться с собой и не напиться в опасном походе, ставя под нешуточную угрозу жизнь учеников, за которых должен был отвечать.
И тем не менее, многие взрослые и трезвые люди, посмотрев этот фильм, делают из главного героя практически «носителя духовности». Я согласна, что Служкин у Хабенского получился хорошо, и такой типаж – честный, рефлексирующий, обладающий и совестью, и великодушием, достоин если не сострадания, то хотя бы жалости. Но очень мало зрителей почему-то подумало о том, что никакими страданиями, рефлексией, юродством и мечтами нельзя оправдать преступную безответственность, ценой которой едва не стали жизни детей. А ведь так очевидно, что легко рассуждать о душевной тонкости, видя её на экране, и совершенно невозможно делать то же самое, будучи, например, родителем ребёнка, сплавляющегося по бурным уральским рекам в сопровождении подобного «географа».
И, к сожалению, многие даже не самые плохие, не самые глупые и далеко не агрессивные люди сегодня уподобляются этому самому географу. Он стоял на горе, пил водку из фляжки и смотрел, как лодку с детьми, которых он сам вытащил в поход и за которых должен был нести ответственность, сносит на горных порогах. И каким бы «духовным» он ни был, а из-за него чуть не погибли дети. Так и россияне сегодня в массе своей смотрят на гибнущих людей, на массовую ложь и преступления – и рассуждают об Обаме, о НАТО и даже о святости.
Нет, они, наверное, не стали за этот год намного хуже. Они просто привыкли стоять и смотреть – они всегда так делали. Равнодушно, безответственно, трусливо, отрешенно, лишь с надеждой косясь на плакат, бойко сообщающий, что «счастье не за горами». Просто раньше, когда это касалось лишь своих, личных ржавых судов, грязных балконов, несчастных жён, бесконечной снежной серости – они казались лишь милыми и добрыми чудаками-«географами», которые и глобус могут пропить. Но если бы дети в фильме погибли на реке Чусовой – географ стал бы уже не «совестью нации», а банальным убийцей.
Так и здесь. Я уже не раз говорила – люди, оправдывающие военные преступления – соучастники этих преступлений. Дядя Вася имел моральное право рассуждать о НАТО все, что ему вздумается, и строить любые воздушные замки, но если он делает это после начала войны, оправдывая этим смерть людей, которым на самом деле не за что было умирать – он становится в этот момент пособником убийств. Никто не вправе решать за других людей, жить им или умирать, а уж насмотревшиеся телевизора непрофессионалы – тем более.
Обстоятельства изменились, а люди – нет. Они привыкли жить суррогатами, они «подсели» на яркий красивый мир иллюзий, как игроман на компьютерную игру. Там, в игре, он разоблачает злодеев и спасает мир, там он обладает силой и знаниями, там он значим и велик. Там, в игре, есть непобедимая «Новороссия» и сияющий «Крымнаш», там можно раскрывать мировые заговоры и менять ход истории. Реальности русский человек боится, жить в ней тяжело и страшно, возможности ее изменить – нет, опереться – не на что. А значит, большинство людей до последнего момента будет успокаивать себя новыми дозами суррогатов и беспомощно ждать счастья, которое, по их мнению, до сих пор не за горами.
Ксения Кириллова, «Новый регион»
Оригинал см.: http://nr2.com.ua/blogs/Ksenija_Kirillova/Sovremennaya-Rossiya-propityy-globus-i-carstvo-surrogatov-86012.html