Начиная примерно с середины 1970-х, наряду с треском салютных петард, идет нарастающий треск напыщенных и бессмысленных фраз. Каждый год в январе, в июне и в мае мой почтовый ящик переполняется «звоном фанфар». Не помню точно, чья это была инициатива, к сожалению, она исходила именно от ленинградских властей: всех, кто по формальным признакам попал в базы данных местной власти (под грифами участников и ветеранов Великой Отечественной войны, чуть позже – жителей блокадного Ленинграда, еще позже – тружеников тыла) первые лица высокопарными словами поздравляли с соответствующими праздниками (прорыва и снятия Блокады – январь; днем начала войны 1941-1945- июнь (ничего себе – праздник!); днем победы – май).

Затем в эти базы данных были подключены еще несколько «категорий населения», каждая категория получала свои (формально отмеренные) дозы льгот. Сегодня в категорию льготников (и практически – чествуемых «ветеранов») попадают и те, кто родился даже в период заключительных стадий Великой Отечественной войны, вплоть до 1945 года.

Давайте займемся простой арифметикой. Тем, кто родился в 1945 году – нынче исполнилось или вот-вот исполнится 70. Тем, кто застал войну в младенческом возрасте или  только родился в 1941 – уже далеко за 70. Тем, кому к началу войны исполнилось 10-12 лет – слегка (или не слегка) за 80. Тем же, кто к началу войны достиг призывного возраста (т.е. 18 лет), сегодня, как минимум, 92 года. Даже если учесть возрастающую продолжительность жизни российских граждан, много ли их осталось?

Через призму этого видения «контингента» разберем текст недавно полученного мною послания от главы местной (муниципальной) администрации.

Уважаемый(ая) Олег Борисович» (имя и отчество вписано от руки. – О. Б.)

Сердечно поздравляем Вас с Днем Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.

Примите самую искреннюю благодарность за Ваш бессмертный Подвиг, за Великую Победу и за неоценимый вклад в борьбу за освобождение мира от фашизма. Мы всегда будем помнить героизм и мужество фронтовых солдат и офицеров, партизан и подпольщиков, героев народного ополчения, тех, кто, не щадя своей жизни, отстоял на полях сражений независимость Отчизны, блокадников и тружеников тыла, которые  самоотверженным трудом ковали Победу, подняли из руин и пепла родные города и села..

От всей души желаю Вам крепкого здоровья, благополучия, мира и добра. С Праздником! С Днем Победы!

Глава администрации Центрального района Санкт-Петербурга  

(подпись) М.Д.. Щербакова

Итак, я попал в эту базу данных первоначально, как житель блокадного Ленинграда, так как имел неосторожность (или смелость, или наглость) родиться в 50-й день войны - 10 августа 1941 г. Затем нас, рожденных в начале войны и проживших не менее 9 месяцев в блокадном Ленинграде, приравняли к участникам войны, а затем и к числу ветеранов этой войны.

В мае 1942 мы с матерью были эвакуированы в дер. Выползово Бологовского района Калининской (ныне Тверской) области. Когда в мае 1945 мы вернулись в Ленинград, мне было без 3 месяцев 4 года.

Такова предварительная информация об адресате этого письма. А теперь зададимся некоторыми простыми вопросами.

Спрашивается, какой «бессмертный Подвиг» и какой «неоценимый вклад в борьбе (вообще-то по-русски надо было написать «в борьбу») за свободу мира от фашизма» я в этом нежном возрасте мог совершить или внести в эту борьбу?

Почитайте текст дальше. Здесь в «один флакон» слито все: «героизм и мужество солдат и офицеров, партизан и подпольщиков, героев народного ополчения», а также «блокадники и труженики тыла», которые «ковали оружие» и «подняли из руин»…

Каждую из перечисленных «категорий» (для чиновника это именно категории, а не живые люди) можно рассмотреть отдельно, чтобы понять, что за этими трескучими выспренними фразами нет ровным счетом никакого смысла.

Начнем с солдат и офицеров. Высокие слова стали щтамрами:  «проявляли героизм и мужество». Подавляющее большинство в самом начале войны просто мстили врагам за разрушенные города и села, за разрушенную войной жизнь. Потом, когда положение на фронтах более или менее нормализовалось, когда «ярость благородная» достигла должного предела, солдаты и офицеры не геройствовали, не проявляли «мужество» (сегодня легко произносить эти громкие слова). Они просто защищали своих жен, сестер, матерей от того, чтобы их не угнали в Германию, чтобы из не сжигали живьем и не расстреливали, как собак. Они воевали, конечно же, за Родину, но не за Сталина и других вождей. Они воевали за то, чтобы такие как я, родившиеся в начале войны, выжили, сохранили здоровье и смогли дожить до взрослого состояния.

Мы, к сожалению, очень немного знаем о партизанах и подпольщиках: многие сведения о них засекречены до сих пор. Но есть еще одна категория героев, которая активно эксплуатировалась советской пропагандой во времена моего детства и юности. Это герои пионеры и комсомольцы, «дети полков», юные партизаны и подпольщики, те, кому в годы войны было 9 - 16 лет. Они, безусловно, заслуживают и почета, и уважения. Для нас – послевоенных юнцов – они, конечно же, были героями и образцами для подражания. Но их было, в лучшем случае, сотни, но никак не тысячи? А сколько из них дожили до победы?

А ведь были и их сверстники, которым в годы войны пришлось жить на оккупированных территориях, которые голодали и терпели унижения от оккупантов. Но после войны это обстоятельство – нахождение на оккупированной территории – тянулось за ними черным шлейфом. Они были мечены этим обстоятельством. Впрочем, это распространялось в еще большей степени на их родителей, и после войны также ложилось на них черным пятном.

А как быть с теми, кто по не зависящим от них обстоятельствам оказались, особенно в первые дни и месяцы войны в плену или попали в окружение? Не всем удалось оправдаться и доказать свою невиновность. Я уж не говорю об узниках фашистских концлагерей, бежавших, бывших пойманными, и снова бежавших, и, наконец, освобожденных либо советской армией, либо союзниками. За ними тоже не один год тянулся шлейф если не «изменников Родины», то, по меньшей мере, - «капитулянтов», т.е. не очень надежных граждан. А сколько из их числа, освободившись из фашистских концлагерей, «прямым ходом» проследовали на так называемые зоны – те же концлагеря, но уже советские?

У меня был старший друг, который на фронт пошел добровольцем в свои неполные 18 лет. В одном из первых боев на территории Белоруссии, он, будучи контуженым, попал в плен. Бежал. Был пойман полицаем, возвращен в лагерь. В карцер. По сути дела был брошен туда умирать. Выжил. Бежал еще раз. Вновь был пойман. Затем попал в Германию, где его спас от верной смерти немецкий богатей, который искал в концлагерях бесплатную рабочую силу. Он оказался в той части Германии, которую освободили от фашизма американцы. Не согласился переселяться ни в Америку, ни в Канаду, добился возвращения в СССР. Два года прожил в Москве, откуда уходил на фронт. А затем, его персоной заинтересовались «компетентные» органы. Они решили, что он не искренен перед ними и отправили его в лагерь лет эдак на 10. В лагере он оказался вместе с тем самым белорусским полицаем, который поймал его после первого побега. Когда в 1953 или 1954 году в этом лагере вспыхнуло восстание, восставшие зэки настояли на  создании правительственной комиссии по реабилитации. Так вот. Так получилось, что полицай оказался более заслуживающим реабилитации, т.к. «хорошо вел себя в лагере». А мой друг был реабилитирован значительно позднее и с гораздо большими хлопотами.

Да, он вернулся в Москву, и вроде бы был восстановлен во всех правах, но устроиться на работу не мог почти еще два года: мешала справочка о том, что он в течение трех лет находился в плену, которая находилась в его личном деле.

Конечно, это всего один, известный лично мне, частный случай. А кто считал, сколько было таких «частных случаев»? И в каком году по отношению к таким людям была полностью восстановлена (и восстановлена ли) справедливость?

Даже на фоне этого частного (моего личного) знания слова из процитированного выше чиновничьего письма, призванного продемонстрировать действенность доброго лозунга «Никто не забыт, и ничто не забыто» пронизаны такой казёнщиной и формализмом, что хоть святых выноси.

Подобные процитированному письма приходят ко мне кучками (по три в каждой): от местной администрации, от губернатора и, наконец, в конвертах с надписью «Москва. Кремль», соответственно, с факсимиле, главы местной администрации, губернатора и, наконец, Президента. «Надо же, - думают некоторые старички и старушки, - и адрес мой им известен, и имя, и отчество». На самом деле, высокие чиновники понятия не имеют ни о ком из тех, кто такие письма получает: просто отдают распоряжения соответствующим службам выделить на эту акцию (теперь это слово в моде, раньше это называлось проще – мероприятием) деньги (в масштабе страны – отнюдь не малые) и обеспечить выполнение. Раньше, до кризиса и санкций, суммы были существенно больше. Их хватало не только на красочные открытки и конверты, но еще и на медали и на подарки (незатейливую такую «гуманитарную помощь»). И этот формализм по приказу сверху доходит до любого учреждения и требует неукоснительного выполнения.

В течение последних полутора-двух месяцев мне регулярно звонила одна милая женщина из учебного заведения, где я преподавал более 30 лет. Она приглашала меня (персонально) на торжества, посвященные 70-летию Великой Победы. Я понимаю, что лично она здесь не при чем, и мне очень не хотелось её никак обидеть. Я не отказывался: ссылался на занятость, на состояние здоровья, говорил, что, мол, «надо еще дожить до этого дня» и т.п. Однако на торжество так и не пошел. Стыдно и противно участвовать в праздновании, к которому я имею отношение только потому, что родился «в не подходящем для этого радостного события месте и в не подходящее время».

Все эти и почести, и льготы были крайне необходимы моим родителям. Отцу, который прошел всю войну, что называется «от звонка до звонка» и остался жив, хотя несколько раз был тяжело контужен и вернулся с войны почти глухим. Матери, которая выходила, вырастила меня. А после возвращения отца из армии – и его.

Мне, да думаю, и многим, кого сегодня причислили к ветеранам, претит такое казённое, формальное и, в тоже время, откровенное заигрывание с пожилыми людьми. Ведь среди них много простодушных и наивных и вполне обездоленных этой властью, готовых голосовать за тех, кто бессовестно играет на их чувствах. Эти люди за свою долгую и трудную жизнь не смогли заработать ничего, что могли бы передать своим детям. Они все (буквально, все) отдавали Родине. Справедливее по отношению к ним было бы, не тратить (так и хочется сказать «народные», т.е. их же собственные) деньги на эти бессмысленные открытки, а вложить их в трещащий по швам пенсионный фонд. Это было бы и честнее, и рациональнее.

О. Божков, социолог, ветеран ВОВ, родившийся в августе 1941 года.