Борис Докторов

МИСТИКА, НО ВЫГЛЯДИТ УБЕДИТЕЛЬНО

История, которую я кратко расскажу, продолжается уже десять лет, я наблюдаю за ее движением практически ежедневно, и нет знаков того, что она в ближайшее время завершится.

В конце 2007 года, когда моему историко-биографическому исследованию было два года и было проведено около десяти интервью с социологами старших поколений, возникла необходимость задуматься о будущем, о характере продолжения работы. Но одно было очевидно, массив интервью будет увеличиваться, и вскоре возникнет потребность в его изучении. Интуитивно просматривалось два направления анализа: микро- и макро. Опыт микро анализа, т.е рассмотрения биографии конкретного социолога у меня уже был – статья о жизни и исследованиях Б.А. Грушина. Но из-за малости накопленного массива интервью, описание жизни и деятельности той или иной совокупности, группы социологов тогда не казалось актуальным. Однако было ясно, что такая задача – не за горами.  

Легко понять, что, заглядывая в то время на несколько лет вперед,  «традиционные» рассечения массива по полу, образованию (наличие той или иной ученой степени), должности, месту проживания не смотрелись перспективными; массив собранной информации в любом случае виделся относительно небольшим. У меня даже не возникало мысли о том, что количество интервью будет измеряться десятками (сейчас их уже 160, см. Таблицу 1). Аналогичное утверждение относится и к «чисто» возрастной стратификации. Видя, как медленно пополнялся массив эмпирических данных (интервью с социологами), было понятно, что исследование продлится достаточно долго, а это означало, что возрастные группы «поплывут», не будут постоянными. По мере развития опроса, респонденты, с которыми  уже были проведены интервью, будут стареть и, к примеру, человек, возраст которого в момент интервью был 58 лет и он входил в группу «от 50 до 60» уже через два года автоматически будет относиться к группе «60 лет и старше», тогда как более молодые члены его группы останутся в прежней возрастном интервале.

Это обстоятельство подтолкнуло меня к использованию не возрастной, но поколенческой стратификации, в этом случае каждый человек, взрослеет, стареет, даже – умирает, но все равно остается членом своего поколения, и в его окружении – те, кто несколько старше его или моложе. Я не первым в российской социологии заговорил о поколениях, об этом писал А.Г. Здравомыслов, и именно «первые» рассказали о себе в коллекции интервью, проведенных Г.С. Батыгиным. Но то были достаточно общие рассуждения, в них не было установки на поиск конструктивного подхода к поколенческой стратификации нашего сообщества. В значительной мере это определялось отсутствием богатой биографической статистики и сосредоточенностью на жизненных историях лишь тех, кто стоял у истоков российской послевоенной социологии. У меня же в самом начале поисков возникла убежденность в том, что история должна быть многолюдной и писаться многими. Отчасти и такое решение подталкивало к конструктивному очерчиванию социологических поколений.

Сейчас сложно вспомнить характер рассуждений, которые привели меня к априорному отказу от привязки поколений социологов к шкалам, по которым изучают возрастную (поколенческую) стратификацию населения. Но скорее всего в этом был учет двух весомых для историко-научного исследования обстоятельств. Во-первых, население и научный мир существуют и развиваются в единой макросоциальной среде, однако, вообще говоря, направленность и скорость движения населенческого и научного сообществ различаются. Во-вторых, несмотря на драматические, трагические события в истории России, СССР в XX столетии, динамические процессы внутри населения не прекращались, и на смену одним поколениям приходили новые. Но в развитии российской социологии непрерывности не было, многие важнейшие процессы, характерные для нормального движения науки, свыше двух десятилетий находились в состоянии анабиоза.

Выход из обозначенной неопределенности я связал со сведением проблемы поиска поколенческой стратификации социологов к задаче типологического анализа, встречающейся во всех науках и достаточно проработанной в математике и естествознании. Предстояло построить такую универсальную поколенческую «лестницу», которая позволила бы (как правило) однозначно, алгоритмически разместить на ней каждого российского социолога, который работал в послевоенной советской социологии, работает и будет работать в обозримом будущем. Совокупность всех поколений рассматривалась как идеальная конструкция, которая в историко-науковедческих построениях могла бы стать  моделью, или теоретико-эмпирическим описанием, развивающегося сообщества российских социологов. 

Среди большого  числа правил создания такой типологии я предпочел принципы Альберта Эйнштейна, которые предлагались им для установления верности теоретических конструкций: принципы внутреннего совершенства и внешнего оправдания. В первом случае речь касается построения теорий (типологий), опирающихся на небольшое число общих положений, т.е. о минимизации ad hoc допущений, отзывающихся на локальные, частные флуктуации в рассматриваемом (историческом) процессе. Согласно второму принципу, новые типологии должны позитивно коррелировать с другими, уже зарекомендовавшими себя классификациями и отвечать более широким требованиями среды, с которой соотносятся типологизируемые объекты. Выбор именно эйнштейновских принципов для построения лестницы поколений российских социологов объясняется их мощной эвристической способностью и соответствием ряду глубоких философских и научных традиций XX века.

Процедура построения поколений, точнее сказать, поиска границ поколений, осуществлялась пошагово, или итерационно; делались некоторые количественные построения и проверялась их  интерпретируемость. Затем процесс продолжался. Так возникло соображение о существовании лишь одного способа освобождения от давления многих частностей при обосновании хроно-границ поколений: сделать все поколения одинаковой продолжительности.  Для меня это – важнейший, базовый принцип построения системы поколений, на мой взгляд, от него следует отказаться лишь при наличии серьезных аргументов собственно исторической и конструктивно-методической природы.  

На определенном шаге разработки типологии стало ясно, что для решения историко-биографических задач поколения придется дихотомизировать: выделять внутри них «старших» и «младших». Поэтому временной интервал годов рождения членов одного поколения (далее – «продолжительность поколения») должен задаваться четным числом. Обнаружилась и потребность в расчленении всего поколения на три группы: «старших», «средних» и младших». Из этого следовало, что продолжительность поколенческого временного интервала должна быть кратной трем. Наименьшим числом, одновременно делящемся на 2 и 3, является 6.  Легко понять, что типология, базирующаяся на интервалах длинной в шесть лет, не может соответствовать наблюдаемой картине поколений в российской социологии. Кроме всего прочего, строения поколений есть функция развития науки, изменения в которой не происходят быстро. Таким образом, длина поколения должна быть увеличена, но она опять же должна делиться на 2 и 3. Следующим после 6 числом с такими свойствами является 12. Оно и было положено в основу созданной десятилетие назад системы поколений российских социологов.

Определение «продолжительности поколения» – первый шаг в создаваемой типологии. Далее необходимо было расположить на временной оси эти интервалы так, чтобы задаваемые ими «поколения» оказались не просто смоделированными общностями, некими искусственными образованиями, но чтобы в них присутствовала большая история и чтобы в них отражалась история социологии, которую они и же творят. Другими словами, чтобы построенная типология была внешне обоснованной. Причем очевидно, следовало определить, обосновать положение на оси времени, или в истории послевоенной социологии, лишь первого поколения. Тогда автоматически были бы заданы и временные координаты всех следующих когорт социологов, ведь правая граница первого временного интервала задает  начало второго. И так далее...

Фактически одновременно с работой по созданию схемы поколений социологов было сформулировано положение о том, что начало современного этапа нашей науки было не возрождением дореволюционной и ранней советской социологии, а было вторым рождением российской социологии. Это не означает перечеркивание прошлого, отказ от него, но лишь четкое указание на то, что пионеры послевоенной советской социологии действительно составляют первое поколение. В политико-идеологическом мире, в котором они жили и делали первые шаги в новой для них науке, они, даже зная прошлое, не могли на него опереться. Об этом очень точно сказал А.Г. Здравомыслов в интервью с ним в 2006 году: «Я бы сказал так: Булат Окуджава имел для нас гораздо большее значение, чем Питирим Сорокин, которого мы знали в начале 1960-х годов лишь по трем упоминаниям Ленина. Тогда Сорокин рассматривался как персона non grata, так как с 1922 г. где-то в архивах хранится его расписка о добровольном выезде из страны с обязательством невозвращения». Другими словами, поколение, которому отводится в поколенческой стратификации нашего профессионально сообщества первая ступень, не получало «благословления» от старших, учителей; первые, по словам В.А. Ядова, были «самоучками».            

Изучение довольно скудной в то время биографической информации показывало, что значительное число ученых, с именами которых связано становление социологии в СССР, родилось в узком четырехлетнем интервале между 1927-1930 годами, серединой которого являются 1928-1929 годы. Помещая именно это двухлетие в центр еще гипотетического временного интервала, в котором родились советские социологи-первопроходцы, получаем его левую границу: 1928-5=1923 и правую: 1929+5=1934 годы. В свете сказанного выше, нахождение временного интервала рождения «первых» означало и построение поколенческой стратификации  (Таблица 1).

Таблица 1.  Девять  поколений советских/российских социологов

Второе поколение – (годы рождения: вторая половина 20-х – 1934) по возрасту и социально-политическим воззрениям очень близко к первому, но принципиально отлично от него тем, как оно входило в социологию. Эти люди формировались в той же социально-политической и нравственной атмосфере, что и социологи первой волны, но в силу различных обстоятельств они пришли в социологию позже них, став их первыми учениками, последователями, единомышленниками. Далее начинается период нормального развития науки, и потому все следующие поколения имеют свою собственную нишу на временнóй оси.

В момент создания лестницы поколений, напомню, в 2007 году, я ограничился обозначением первых семи поколений, тогда младшим в последней когорте было 13 лет, и мне представлялось бесконечно далеким время, когда они будут выбирать профессию и входить в науку. И на протяжении прошедшего десятилетия я в своих методологических построениях и в практике интервьюирования ограничивался анализом семи поколений. Но сейчас, в начале второй половины 2017 года мне представляется обоснованным, более того – необходимым обратить внимание на восьмое поколение и задуматься о девятом.

Самым старшим представителям поколения VIII в конце этого года будет 22 года. Те из них, кто готовится стать социологами, уже выбрали темы своих дипломных проектов и думают о начале профессиональной карьеры. С уверенностью можно говорить о том, что некоторые из них имеют не только опыт теоретического анализа социальных отношений, но уже принимали участие в реальных социологических проектах. Так что через год-два вполне можно начинать беседы с социологами восьмого поколения: фиксировать их представления о  своей профессии, планы, особенности их вхождения в науку. Поколение  IX еще не полностью родилось, при этом старшим в нем – лишь 10 лет. Но время бежит быстро.

То, что выделенные поколения вписываются в исторический контекст, мне стало ясно в момент создания типологии, когда обнаружилась, что революционный 1917 год, ровно на дюжину лет отстоит в прошлое от одной из центральных точек интервала рождения первого поколения советских социологов (1929 год). И ровно двенадцать лет отделяют большевистскую революцию от Первой русской революции - 1905 года. Сам  1929 год входит в историю России как год «великого перелома». Далее с интервалом в дюжину лет на временной оси «расположены»: 1941 – начало Великой отечественной войны и 1953 год, смерть Сталина. Еще через одиннадцать лет (1964 год, является одним из центральных для поколения, вступившего в жизнь в 1959-1970 гг.) наступила эпоха Брежнева. 1977 год оказался переломным в том плане, что Брежнев занял все высшие посты в стране и начался формироваться период, иногда называемый «культом, без личности». Наконец, 1989 год – «пик» перестройки, реальные выборы Народных депутатов СССР, образование Горбачевского парламента.

Безусловно, в 2007 году я не мог думать о том, какие социально значимые события (детерминанты) окажутся в центрах временных интервалов для поколений VIII и IX, и вообще, будут ли такие «особые» точки. Оказалось, что есть, более того, они – безусловно, важнейшие, основополагающие для характеристики в истории России. В 2000 году – центр временного интервала восьмого поколения – начался первый президентский срок Владимира Путина, в 2012 году – он был третий раз избран президентом России. Таким образом, первичная социализация обеих последних когорт социологов прошла и проходит в эпоху Путина. Таким образом, общая закономерность – обнаружение в серединах временных интервалов поколений (Таблица 1) поворотных в истории страны событий не нарушена. Это означает, что сами интервалы – не произвольно «нарезанные» временные промежутки, не сугубо математические образования, но интерпретируемые теоретико-эмпирические конструкции, вписывающиеся в российский исторический контекст.

В настоящее время на Западе приобрела известность концепция «переломных моментов» или «переломных точек» «tipping points», предложенная в начале 2000-х канадским и американским журналистом и социологом Малкольмом Глэдуэллом. Речь идет об особых моментах в истории, в которых начинается стремительное, подобное взрыву, и необратимое развитие социальных процессов, существовавших в «стертых» формах в общественной системе и ранее, но не доминировавших ее динамику. Не останавливаясь на рассмотрении деталей этой концепции, отмечу что середины всех поколенческих интервалов оказываются tipping points. И это – сильный аргумент в пользу «внешней обоснованности» предлагаемой типологии.

Пока я говорил о теоретических аргументах в пользу обоснованности поколенческой стратификации, но за прошедшее десятилетие накопилась большая практика анализа поколений. Она отражается в накопленном информационном массиве, рассказах, воспоминаниях социологов разных поколений, пришедших в социологию разными путями, имеющих опыт работы в разных регионах страны, и т.д. Во всем обнаруживаются и сходные черты поколений, и их кардинальные различия. И что крайне важно, просматривается интерпретируемая динамика поколенческой стратификации.

За прошедшие годы я как-то обвыкся и с положением о «втором рождении» российской социологии, и с поколенческой лестницей, имеющей равной высоты ступеньки, к тому же оба этих положения уже отражены в ряде учебников разных авторов. Но в 2007 году, когда эти положения впервые заявлялись в публикациях и в письмах коллегам, конечно же я чувствовал определенную неуверенность. Была критика, но в целом высказывались согласия и пожелания продолжать начатое изучение истории нашей социологии. Особенно ценной для меня была и остается поддержка В.А. Ядова.

8 октябре 2007 года я отправил ему статью, в которой изложил вывод о «втором рождении» российской социологии. Уже 11 октября я получил ответ Ядова: «...отличная и аргументированная статья. Термин «возрождение» нашей социологии я отныне забыл. Действительно, было становление социологии заново». Вскоре, 16 апреля 2008 г. я отправил Владимиру Александровичу короткий текст под названием «Современное российское социологическое сообщество: многопоколенная семья». Он сопровождался просьбой: «ВОЛОДЯ, БУДУ РАД УЗНАТЬ ТВОЕ МНЕНИЕ. БОРЯ». На следующий день я получил ответ: «МИСТИКА, НО ВЫГЛЯДИТ УБЕДИТЕЛЬНО. ПРИВЕТ ВОЛОДЯ».  Я был согласен со словом «мистика», так как мое построение было чисто пифагорейским, но при этом оказалось логически валидным, и был полностью удовлетворен замечанием Ядова: «выглядит убедительно». Теперь, когда середины временных интервалов для восьмого и девятого поколений оказались тоже tipping points, мне кажется, вся конструкция стала более убедительной. Но, наверное, в ней все же остался и мистицизм.

Возможно, это неплохо.

Фото. Встреча поколений: III Всероссийский Конгрессе социологов, Москва, 21-24 октября 2008 г. Слева направо: проф. Владимир Ядов (I поколение), Анна Цедилина студентка 3 или 4 курса соцфака СПбГУ (VII поколение) и проф. Борис Докторов (III поколене). Фотография сделана дедушкой Анны проф. Яковом Гилинским (II поколение).