На снимке: З.В. Рубеж 70-80-х гг.

Предметом размышлений публикатора было: что поместить в начало, что в конец: сначала – фрагмент семейной хроники, из которого явствует о ком и о чем речь, а потом – отрывочные мемуарные заметки, зарисовки жизни автора на кордонах Пслух и Гузерипль в Кавказском государственном биосферном заповеднике в 1981-1996 гг., или наоборот. Решил, что лучше все же – «наоборот».

Семейная хроника в свое время публиковалась на Когита.ру:

= В помощь пишущим о предках… (Опыт семейной хроники Зинаиды Вахарловской)

= Опыт семейной хроники Зинаиды Вахарловской. Продолжение

= Опыт семейной хроники Зинаиды Вахарловской. Окончание

(Внимание! Если при клике мышкой на название материала Когита.ру Вы получите ответ: «К сожалению, по запрошенному адресу мы ничего не нашли», не смущайтесь и пойдите в конец открывшейся страницы, где сказано: «Возможно, Вы искали…» и соответствующее название. Кликните по нему и выйдете на искомый материал. А. А.)

Почитав эту хронику (составленную еще в 1997-1998 гг.), можно узнать, как городская жительница вдруг круто сменила образ жизни, став обитательницей кордона в Кавказском заповеднике, где (в заповеднике) провела потом 15 лет своей жизни. Мотивы, обстоятельства, жизненные приключения – все в этой хронике, хоть и скупо, но отражено. Но это – всего лишь жизненный КОНТЕКСТ, а сама ЖИЗНЬ – то, из чего она повседневно складывается, отражено как раз в этих спонтанных записях, возникших много лет спустя, «от бессонницы», во время недолгого пребывания в госпитале, а потом эпизодически продолжавшихся.

Записи  эти, при перепечатке, автор не редактировала, а всего лишь расположила в определенном порядке (впрочем, не менее произвольном, чем они делались хронологически). Записи – совершенно бесхитростные, почти лубок, и стоило некоторого труда уговорить автора на их публикацию.

На мой взгляд, эти записки могут служить примером и некоторым призывом ко ВСЯКОМУ человеку: иногда вспоминать и записывать то, что хранится в тайниках памяти, и что никто за Вас не вспомнит и не напишет. А внуки и правнуки, возможно,  будут Вам впоследствии благодарны.

См. об этом также в журнале «7 искусств»:

Алексеев А.Н. Корни и ветви. В помощь пишущим о предках и о себе самом/самой: «эстафета памяти» и два примера семейной хроники , № 43

Алексеев А.Н. Корни и ветви. В помощь пишущим о предках и о себе самом/самой: «эстафета памяти» и два примера семейной хроники, № 44

Следует также отметить, что жизни первого из названных кордонов Кавказского биосферного заповедника  - Пслух – этого же периода (первая половина 80-х гг.) посвящены мемуары Ирины Яковлевой, подруги З. Вахарловской, упоминаемой и в этих заметках. См.: И. Яковлева. «Капризы памяти, фотографии и Пслух» на генеалого- биографическом сайте Ирины Яковлевой «Капризы памяти».

Разным людям помнится разное и у каждого свои аберрации памяти, Так что не следует удивляться фактологическим расхождениям, не говоря уж различии манер рассказа, а также  чувства такта и вкуса.

В мемуарах Ирины Яковлевой активно используются фотографии З. Вахарловской, которые могут служить иллюстрациями и для настоящих заметок.

А. Алексеев. Август 2014.

Справка:

Кордон Пслух в Кавказском биосферном заповеднике, расположен на южном склоне Главного кавказского хребта,  на высоте около 1000 м, вверх по течению р. Пслух – притока р. Мзымты, примерно в 20 км от центра пос. Красная Поляна.

Кордон Гузерипль в Кавказском биосферном заповеднике, расположен на северном склоне Главного кавказского хребта, на высоте порядка 700 м, вверх по течению р. Белой, в 100 км от г. Майкопа (Адыгея).

**

Зинаида Вахарловская

В ЗАПОВЕДНИКЕ

Андрю

Часть 1. У Кузьмича была собака

У Кузьмича была любимая собака Варда. Варда ожидала щенков. Когда Кузьмич работал на Лауре, какая-то лошадь лягнула Варду. Попала по голове, и там возникло воспаление, которое не зажило. Ожидание щенков ослабило ее организм, и опухоль стала разрастаться. Потребовалось лекарство. Кому-то нужно было идти в Красную Поляну. Все мужчины были заняты на работе. Кузьмич не мог оставить собачку. Я вызвалась пойти в Красную Поляну. Народ немного растерялся. Я не обратила на это никакого внимания. А надо было бы. Стали говорить, как это я пойду одна. Кузьмич предложил мне взять с собой его винтовку. Я рассмеялась и сказала, что в таком случае на меня обязательно нападут. Пришлось мужикам с этим согласиться, и я пошла в Красную Поляну. Прекрасная была прогулка по весеннему лесу.

Только спустя много лет я сообразила, женщины на Пслухе одни тогда никуда не ходили. Не было такого. Надо же, предложить винтовку для защиты. Я нарушила это женское затворничество.

31.03.2014   Александровская больница.

**

Осенью 1981 года я немного привыкла к новому образу жизни. Случилось так, Кузьмич отправился в обход. Меня, конечно, не позвал с собой. Я осталась одна на не существующем пока хозяйстве. Легла спать в комнате за печкой. Захотелось немного почитать на ночь. За головой у меня стоял громадный деревянный ящик с особо ценными книгами, привезенными из Ленинграда Кузьмичем. Поставила на ящик маленькую скамеечку, на нее свечку. И, конечно, довольно-таки скоро уснула. Потом наступило  странное пробуждение. Захотелось повернуться с боку на бок. Заметила какие-то сполохи на книжном стеллаже. Решила – надо спать. И что-то заставило меня оглянуться. Скамейка и частично ящик с книгами были костром пылавшем у меня за головой. Мгновенно я выскочила из койки, схватила на кухне ведро воды, половина попала в постель. Добавила второе ведро. И оказалась в полной темноте. В постели было болото. Кое-как перевернула мокрое, забралась в кровать и уснула.

Как выяснилось позже, книги в фанерном ящике не подгорели и не подмокли.

11.04.2014      Александровская больница.

**

В первый же год моей жизни на Пслухе, Кузьмич решил купить корову. Нашел подходящую  в Красной Поляне.Я совсем не стремилась иметь корову, но меня никто не спрашивал. И в один хорошо запомнившийся мне день мы, я и Кузьмич, отправились в Красную Поляну.

Хозяйка с большой неохотой отдавала корову. Причиной такой неохоты, по-моему,  был мой не слишком уверенный вид, скорее безрадостный вид. Но деньги (800 руб.) Кузьмич уже заплатил. Так что накинули веревку на рога Зорьки и, провожаемые ласковыми словами бывшей хозяйки Зорьки, мы тронулись в путь.

Первую часть пути, знакомую Зорьке по прежней жизни, мы прошли бодро. Она в этих местах паслась и была не против прогуляться там. Хуже дело пошло, когда вступили в лес. Удаляться от дома слишком далеко эта корова не считала нужным. Пришлось тянуть веревку, подхлестывать сзади. Движение замедлилось, но все же потихоньку продвигались. С трудом дошли до Нарзанного лагеря. На мост через Мзымту Зорька идти отказалась наотрез. Рядом с мостом стояли лесники из охотничьего хозяйства с газиком. Возникла идея привязать корову к машине и тихим ходом переехать на ту сторону. Привязали ее поближе к машине и тронулись. Зорька встала на колени и так, на коленях, и на брюхе ее перетащили на другую сторону Мзымты. Дальше нам никто помочь не мог. Последние4 кммы должны были преодолевать сами. Тут наша коровка порезвилась. Веревка на рогах для нее ничего не значила. Мы повисали на этой веревке, старались удержать ее в руках. Корова моталась в стороне от дороги, по кустам с зарослями ежевики. Она просто волокла нас по этим зарослям. К вечеру мы добрались до кордона, до хлева.

Дальнейшее воспитание взял на себя Кузьмич. Он привязывал Зорьку около дома и всячески  баловал. Выпускать корову на свободную пастьбу вместе с другими коровами кордона было нельзя до рождения теленка, что и случилось в течение месяца, в ноябре.

Так как на Пслухе у Наташи Салтыковой корову тоже звали Зорькой, нашу пришлось переименовать в Зойку.

4.04.2014.    Александровская больница.

**

Я люблю собирать грибы. На Пслухе грибов было много, но надо было знать где, когда и какие грибы растут. Первым делом я познакомилась с вешенками. Они росли на старом буковом бревне в тени, в папоротниках, недалеко от брода (дороги на Коготь). Была очередь сбора этих грибов, так как на всех там хватить не могло. Вешенки надо было жарить до сухости, после чего можно было добавить томатную пасту, тогда это жаркое переставало быть похожим на грибное.  Лисички росли в траве на пасеке. За ними надо было следить, чтобы не упустить. Белые, подосиновики, подберезовики росли больше вдоль дорог в лесу. И была масса грибов, о которых я никогда не слышала. Кузьмич был большой любитель отыскивать грибы неизвестные, на севере не растущие и нам всем не знакомые. Он обзавелся справочниками, популярными и научными. Был гриб, который был прозван Акулиной, настоящее название – трутовик серно-желтый. Его можно было тушить в сметане и мариновать. В обоих случаях это была прекрасная закуска, внешне похожая на мясо лосося. А серо-розовый мухоморчик? А зонтики?  Вкуснее всех был молоденький трутовик чешуйчатый. Это я поняла не сразу. Нежный, диетический с сильным запахом гриб. Запах поначалу пугал. По дороге на Аишхи росли грибы, похожие на подосиновики. Но красная шкурка у них была не только на шляпке, но и продолжалась на ножке, пока гриб был молодой. Грибы очень вкусные и они не теряли свой красный цвет при сушке и варке. Феолепиотта золотистая. Потом мы узнали, что в них есть микроскопическое количество синильной кислоты.

Однажды я собирала эти грибы на машинной дороге на Аишхи. Я стояла в траве с корзинкой возле дороги на склоне. Вдруг увидела, из-за поворота вышел наш сосед, лесник Иноземцев. Встреча в лесу с этим человеком могла оказаться опасной. Я замерла на месте и старалась смотреть в бок, не моргая.  И этот опытный лесной житель прошел в двух метрах, и не заметил меня.

После похода за грибами всю добычу необходимо было разбирать, чистить, мыть. Жарить или сушить было не трудно. В летней кухне вокруг печной трубы была натянута сетка с крючками. Так грибы сушились. Мариновались они в черном ведре, которое осталось после туристов, которым я одно лето выдавала снаряжение на Пслухе. Каждое семейство получило такое ведро, но сохранилось оно только у нас. Сейчас оно используется в хозяйстве на ул. Громова..

Конечно, осенью было полно опят, а скрипицы летом. Весь лес был в их белых шляпках. Перечислить все грибы, которые росли на Пслухе я не в силах.

12.04.2014.   Александровская больница.

**

Мне пришлось научиться доить корову. Конечно, корова была нужна в хозяйстве. Но она, корова, очень хорошо помнила свою прежнюю хозяйку и я не могла занять в сердце коровы ее место.

Есть два способа доения коров. С теленком и без теленка. Первый способ состоит в том, что теленок имеет право сосать молоко у своей матери. Т. е. человек доит корову и часть молока оставляет теленку. Корова хорошо знает своего ребенка и не убежит к старой хозяйке без него. При втором способе человек должен выдаивать молоко полностью, а теленка поить из соски или из ведра. Для этого корову и теленка разлучают в день рождения теленка. Все на кордоне доили своих коров по первому способу, и Кузьмич тоже решил доить корову с теленком, т.е. он имел в виду мое доение коровы Зойки.

Процесс совсем не был похож на то, что я видела раньше в пропагандистских журналах перед началом фильма или на специальных картинках. Там женщина на зеленой полянке споласкивает вымя коровы и вытирает чистым полотенцем. Наша корова могла иногда переночевать, расположив свое вымя в кучке навоза, который кусками висел потом на ней. Соответствующий вид имело тогда полотенце, а теплой воды не хватало, а холодной мыть было нельзя.

После мытья начиналось собственно доение. Корова уже была привязана в стойле за рога, теленок сидел в отдельном закутке. На картинке женщина в процессе доения сидит на маленькой скамеечке и боком прижимается к коровьей ноге. Зойка при одном виде меня поводила своим черным глазом и изготавливалась к борьбе. Я пыталась делать все как на картинке, но быстро поняла, что это очень опасно. Корова поначалу старалась ударить копытом по ведру. Следующий удар был нацелен мне в висок, но я успевала отпрыгнуть в сторону. Пришлось привязывать одну ногу в воздухе к столбу, который там был по счастью. Этого оказалось недостаточно. Хвост, большой и грязный тоже привязывался к столбу.  Некоторые сочувствующие советовали просто привязать к хвосту кирпич.

Теперь можно было начинать доение. Но корова так старалась освободиться от оков, что даже подходить к ней с ведром я не считала возможным. Поэтому доила в кружку. Так и молоко было чище, и от коровы я могла отскочить в любой момент. Отдав небольшую часть молока,  Зойка начинала зажимать молоко, Тут помогал теленок. Его я подпускала на веревке пососать молоко, корова расслаблялась, теленок отправлялся в загон, а я продолжала доение. Так могло повториться раза три-четыре. Наконец я шла домой с 7-8 литрами парного молока. Это был хороший удой. Кузъмич был недоволен, он считал, что можно подружиться с коровой. Я предлагала ему доить корову самому, а я убирала бы вместо него конюшню, Он был не против. Ему нравилось общаться с коровой, и он говорил, что Зойка никогда не попытается перевернуть ведро или лягнуть его, Кузьмича. Я хорошо помню, как он пришел смущенный с ведром коричневого молока, которое даже собаки не стали пить. Гораздо чаще доить корову приходилось мне, хотя Кузьмич и Ирина Яковлева настаивали на обратном. А для меня это был такой тяжелый труд, что я стала помечать в календаре дни моих доений и, конечно, их было гораздо больше чем кузьмичевских. Так начинался день на Пслухе. Для меня.

10.04.2014.   Александровская больница.

**

Зимой 1983 года приехали Абрашкевичи. Многих вещей, нужных в хозяйстве в сельской местности, у них не оказалось. Когда растаял снег по дороге на Аишхи, я решила  сходить с Ириной на армянские балаганы, немного их пограбить. Армянские балаганы располагались в альпике, выше нашего кордона. Дорога туда шла через Пслух и мы их контролировали. Жили армяне в своих балаганах только летом. Пасли скот рядом с заповедником, охотились. Мы их старались поймать на нарушениях. И не за грех считали немного пограбить эти балаганы.

Я – любитель всяких походов, а тут такая возможность. Взяли Малыша, самого спокойного и ленивого из всех лошадей. Повесили на него две самые большие сумы и в путь. В альпику поднялись по семиколенке, короткому,  но очень крутому подъему, а там и балаганы рядом. Нашли много посуды, 4-х ведерный бак для воды и разные другие вещи, для Ирины весьма полезные. Армян нам было не жаль, они все это бросили зимовать тут, не увезли на берег, значит не ценили. Вытаскивали, найденное, на дорогу, складывали в кучки. Я присмотрела себе маленький топорик. Легкий, с длинной ручкой, очень удобный. Он мне сразу же пришелся по руке, очень понравился.

Упаковать вещи было нелегко. Особенно 4-х ведерный бак. Крышку засунули в сумы, а бак веревками укрепили поверх всего. Получилось что-то вроде гнезда громадной птицы с баком вместо птенца на небольшой спокойной лошадке. Спускаться по Семиколенке с таким грузом было нельзя. Пошли по дороге для автомашин. Километр прошли спокойно. Дорога шла серпантином по  довольно крутому склону. Остановило нас дерево упавшее поперек дороги. Лошадь и без груза не могла перелезть через такое препятствие. Не могла она и обойти его по склону - ни ниже, ни выше дороги. Пытаться сделать это означало рисковать лошадью. И тут топорик. Пригодился. Дерево было не очень толстым. Я его перерубила новым топориком, и мы благополучно добрались до дома.

На следующий день мне захотелось рассмотреть топорик получше. Но я топора не нашла. Кузьмич объяснил: - Заходил Витя Салтыков, увидел топорик. Топорик понравился, попросил подарить, я и подарил. - Но ведь это не твоя вещь, как ты мог отдать мой топорик? Кузьмич пожал плечами: -  Я не знал. - Тогда скажи Вите, чтобы отдал. Кузьмич не стал отвоевывать мой топорик. Я тоже не пошла к Салтыковым.

15.07.2014   Украина, Вышгород. 

**

В конце лета на Пслухе начинали поспевать фрукты. Яблоки были нескольких сортов. Названий мы не знали. Были  деревья около дома, яблоки сочные, ароматные сладкие. Сохранить их в подвале было трудно. Крысы превращали плоды в стружку, чтобы добраться до семечек. На второй год жизни на Пслухе Муркец научилась ловить крыс, и яблоки сохранялись целыми всю зиму. Остальные коты ловить крыс не умели, и перенять у Муркец ее опыт не пытались. Витя, помню, похвалил Мурку, сказал – подходящий работник. На пасеке яблоки были попроще. За домом, в тени, росли яблоки зимние. Небольшие, твердые, сладкие, и падали в снег.

В сентябре поспевали сливы. Около дома и на пасеке росла венгерка. Крупная, сочная. Она имела большой успех у медведей. Ночью они залезали на  сливу, обхватывали лапами пучок веток и пропускали через пасть. Собаки лаяли на медведей, но без пользы. Осы тоже паслись на сливах. Однажды я подняла из травы крупную сливу, и принялась ее есть. Внезапно что-то ударило меня в язык. С другой стороны сливу ела оса.

Около нашей летней кухни росли 4 молодых грушевых дерева. Груши с этих деревьев по вкусу напоминали «Конференц», но долго не хранились. Их собирали в один день и делили на 4 части, по числу лесников, как и остальные, наиболее ценные фрукты. Получался целый штабель ящиков. Каждая хозяйка незамедлительно принималась за обработку. Я варила из груш жидкое повидло почти без сахара и воды. Заливалось это варево в 3-х литровые банки, а зимой наполнялась алюминиевая кастрюлька, не доверху, и ставилась в духовку с приоткрытой дверцей, и получался прекрасный густой джем.

А на пасеке росли груши совсем не известные раньше. Большие, с поллитровую банку, зеленые, твердые и совершенно несъедобные. Наташа резала их на части и варила ароматнейшее варенье, а я натаскала таких груш домой, разложила на книжных полках, и к Новому году был деликатес.

И повсюду и везде росли дикие груши, Их собирали, сушили. Трудоемкая была работа. Груши приходилось выбирать из травы, а в траве всегда полно мошки. Работа на коленках. Мешки переправлялись к сушилке. Тут помогала тележка, которую соорудил сын Наташи Дима. Тележка называлась «Blue dream». А наш 4-х летний тогда Сережа Вахарловский в сентябре 1984 года подвозил на этой тележке хворост к летней кухне. Он собирал его по всей территории кордона и натаскал столько, что я топила печку еще месяц после его отъезда с моей мамой и сестрой Светланой в Ленинград.

 Все это были относительно мелкие работы. Главное начиналось в октябре. Поспевали грецкие орехи. Орехи росли по всей Пслухской поляне, и было их много. Сажали их еще в в девятнадцатом веке адыги. Ни одно дерево не было похоже на другое. Орехи были крупные, мелкие, заполненные внутри и не очень. Были размером с яблоко, но ядро у таких было слабовато.

Вначале собирали орехи сообща. С утра с рюкзаками, сумками обходили наиболее плодоносные деревья. Мужчины помогали, сбивая орехи с верхних веток  большой палкой. Это опасное дело, т.к. ветки у ореха хрупкие. Добычу сваливали в большой короб около дома. Соседи пристально следили, чтобы никто не притащил себе орехов до дележки. Я раз шла к дому от конюшни и машинально поднимала орехи, которые попадались по пути. Совсем немного, пару пригоршней. Около дома меня встретили Кузьмич и взбудораженная соседка. Кузьмич взял мой маленький мешочек и демонстративно высыпал орехи в общую кучу, объемом больше кубометра. Т.е. меня заподозрили в воровстве.

Погода в начале сбора обычно стояла солнечная, но к концу октября начинались дожди, часто со снегом. Тут сбор принимал индивидуальный характер. Каждый собирал для себя. Вставали затемно, не успев даже чаю выпить, одевали резиновые сапоги и непромокаемую одежду, рюкзаки, брали сумки, ведра и шли к дальним деревьям. Шарили голыми руками в снегу, лазили по откосам, продирались сквозь кусты и приходили домой с заполненной тарой. Опять начиналась сушка, разборка. После обеда выпускали пастись свиней. Они отыскивали пропущенные нами орехи, и мясо свиней становилось еще вкуснее.

В ноябре 1983 года со мной произошел нехороший случай. Кузьмича и Витю Салтыкова отправили строить мост в центре заповедника. Мы с Наташей решили попытаться потрясти один орех. Наташа сказала, что она боится высоты, а я, конечно, полезла на дерево. И сорвалась метров с пяти. Я четко шла головой вниз. Но перед самой землей как-то повернулась в воздухе и ударилась спиной о землю. В результате – сломанные ребра. Даже не знала, сколько ребер сломано. К врачам в Красную поляну не ездила. Вспомнила занятия по гражданской обороне в конструкторском бюро, где я прежде работала, и завернулась в простыню. Она ограничивала движения.

Вскоре на кордоне я осталась одна. Кузьмича отправили на какие-то работы Салтыковы уехали в отпуск, Абрашкевичи тоже. А четвертый лесник куда-то пропал. Я провела со сломанными ребрами в обществе коров, лошадей, кур, цесарок, индюков, собак и котов 2 недели. Коровы и лошади свободно паслись, собак и котов я кормила. Иногда доила нашу корову. Справиться с электростанцией я не могла. Там нужна была физическая сила. Обходилась керосиновой лампой. Я никого и ничего не боялась, очевидно, по недомыслию. Мне было хорошо одной. Иногда я выходила на дорогу и садилась на камень посреди дороги. Понятно было, что я могу сидеть так сколько угодно. Никто не появится ни слева, ни справа. Главными были тишина, деревья. Каждый предмет имел свой звук. Все приехали внезапно, и все смешалось. Все закончилось.

6.04.2014              Александровская больница.

**

Когда я жила в родительском доме, мой отец часто говорил, что ему очень жаль, ято он не может объяснить мне, как это замечательно - париться в бане. Я считала: ванна - этого вполне достаточно. Лето мы проводили в деревне Рутелицы. Маленькая деревянная банька, в которой не было парилки, мне нравилась. Я помогала маме топить ее и таскала воду из ближайшей воронки от бомбы. Воронка эта и баня находились на краю болотистой рощи. В воронке я училась плавать.

В 35 лет я участвовала в недельном лыжном походе в р-не Рощино. Все здорово замерзли и когда обнаружили в каком-то поселке действующую баню, с удовольствием в нее забрались. Пара почти не осталось, но я поняла, о чем говорил мой папа.

На Пслухе баня была. Построили ее армяне, так сказала Наташа Салтыкова-Бухарова. В предбаннике была топка. В следующем, большом и холодном помещении следовало мыться. Я уговорила лесников, а это было нелегко, переделать эту армянскую баню. В предбаннике установили печь и котел. Раздевалка теперь была в холодной комнате, мылись в предбаннике.

Топление бани я старалась взять в свои руки. Баня топилась по-черному. Длинные поленья засовывать в печь можно было только стоя на коленках. Дым ел глаза. Воду таскали из ручья Пслушенка. Он был рядом, в10 метрах. Когда топление заканчивалось, я мыла скамейки и пол. Устилала пол пихтовыми ветками. На ветках  можно было сидеть. Подметала дорожку к ручью, чтобы удобнее было, распарившись, бросаться в ледяную воду. Как раз напротив бани в ручье был маленький порог, что-то вроде кресла из камня в воде. Человек мог сидеть там, и из воды торчала одна голова, а вода вокруг кипела.

Я, конечно, мылась первой, приглашая всех женщин кордона приходить в эту замечательную баню. Старалась, как следует похлестать каждую веником. Некоторые сопротивлялись и даже визжали. Но я не обращала на это никакого внимания. Воздух был такой горячий, что нельзя было дотрагиваться до металлических предметов. Холодная вода, налитая в таз, становилась теплой. Девочки приходили, мылись, парились, окунались в ручье и уходили, а я все сидела, парилась, окуналась, Заканчивалось это когда мужчины, которым надоедало ждать, а все дамы уже побывали в бане, приходили на берег ручья и садились напротив бани, отрезая тем самым для меня путь к ручью. Пара хватало и им.

Баня сгорела 5 сентября 1983 года. Накануне ее топили какие-то геологи, а на следующий день Кузъмич. Все бани, построенные позднее на Пслухе и в Гузерипле, были никуда не годными.

12.05.2014   ул Громова д 16.

**

Последней из сельскохозяйственных работ в Гузерипле была заготовка дров. Вообще-то, этим следовало заниматься летом, чтобы хорошенько высушить дрова. Да и гости с удовольствием помогли бы. Но летом не было времени. С началом дождливой погоды трактором подтягивали к дому длинные хлысты, стволы деревьев бензопилой распиливали на чурбаки, после чего начинали колоть и быстро убирали сырые дрова в сарай, иначе они могли попасть под дождь, да еще и со снегом. Я помню, мне пришлось колоть и забрасывать под навес дрова почти всю ночь. Шел сильный снег, а Кузьмич плохо себя чувствовал. Как ни странно, работа эта мне нравилась. Сырые дрова долго сохли в поленнице, а потом на печке. Растапливать печку сырыми дровами было невозможно, потому их предварительно сушили на той же печке. Всегда должен был быть запас сухих дров. На дрова обычно шли упавшие деревья, доступные для транспортировки. Иногда  их распиливали на чурбаки прямо в лесу и на какой-нибудь машине доставляли к дому.

Когда не стало Кузьмича, и я осталась одна, я решила: если смогу заготовить дрова, останусь здесь. Вначале нужно было достать бензин. Никакой бензоколонки в Гузерипле не было. Можно было только просить случайных шоферов. Вторым пунктом было масло, которое подмешивают в бензин для бензопилы. Масло подарил Сергей Розет в Питере. Далее – лесобилет на дерево. Потом надо было найти лесника, который это дерево распилил бы в лесу. К этому времени уже наступала зима, но проехать на место трактор с тележкой еще мог. Я вооружалась двумя топорами и деревянной кувалдой. Колтухи, почти метр диаметром, имели микроскопическую трещину, образовывавшуюся при падении дерева. В нее необходимо было вогнать топоры с двух сторон и колотить по ним кувалдой. Бук кололся легко. Быстро раскалывала на куски, которые можно поднять и складывать в поленницу.

Дальше. Нужно было просить тракториста и лесников приехать за дровами. А лесники были те самые, которых недавно ловил Кузьмич на браконьерстве. Но они были согласны помочь. Покупалась  бутылка водки, готовился закус. Все это употреблялось торжественно около поленницы. Потом все быстро забрасывали дрова в тракторную тележку. Выехать из леса без приключений было невозможно. Тележка на крутых поворотах дважды переворачивалась, и приходилось все грузить заново. Ребята без ругани, спокойно, проделывали это, собирая все дрова до последнего полена. Дома я колола и складывала в дровеник  сырые дрова. Это я уже сама.

8.04.2014               Александровская больница.

**

В начале осени 1984 года я, по моему мнению, совершила мелкий подвиг. Стали появляться слухи, что нам подкинут оружие. Слухи эти приходили из Красной поляны и из Адлера. Все было спокойно. Собаки не лаяли по ночам, да и днем никакие посторонние на кордон не заглядывали. Но слухи, ведь не бывает дыма без огня. Никто особенно не беспокоился. Кузьмич был в отъезде. Я подумала, если кому и подкинут, то Кузьмичу. Зимой было 4 суда, организованных директором заповедника. Все суды Кузьмич выиграл, но незаконное оружие очень опасная штука. И я стала искать. Облазила сеновал в коровнике. Свежее сено, которое недавно привезли с Аишек, мне ворочать было очень трудно. Я не была уверена, что достаточно хорошо проверила сеновал. Перерыла всю летнюю кухню, и низ и чердак. Ничего не нашла. Обыскала всю квартиру, как потом оказалось, невнимательно.

Остальные жены и их лесники никакими поисками не занимались. Ходили друг к другу в гости и пили чай.

Полезла на чердак. Там и прятать-то что-нибудь было негде. Нашла под досками между балками. Сарай с сеном, летнюю кухню и квартиру я обыскивала в кожаных перчатках. Кузьмич говорил -  нельзя оставлять отпечатки пальцев на оружии, если отыщешь. Но было так жарко. Сунула руку под доску и наткнулась на приклад. Винтовка была голубого цвета (приклад) с глушителем и оптическим прицелом. Рядом лежал охотничий нож Кузьмича, который пропал полгода тому назад.  Все это над нашей квартирой. Я мигом слетела с чердака со своей находкой, Страшно было находиться на улице с винтовкой. Казалось, из кустов могут наблюдать те, кто винтовку подложил и сейчас составят акт и я не докажу, что винтовка не наша.  Позвала Виктора и Володю. Они рассмотрели мою находку и решили пока спрятать ее в лесу. Я не успела сообразить, что нужно сфотографировать. Винтовку упаковали и унесли.

На следующий день я отправилась в Красную поляну, кажется, добывать какую-то справку. По дороге встретила Кузьмича. Он сказал: «Я получил сведения, нам подкинули винтовку.» «А я уже ее нашла. Теперь там  отпечатки пальцев всех жителей кордона.»  Когда я вернулась, Кузьмич решил еще раз обыскать все. Не были найдены патроны к винтовке. Начали с квартиры. Нашли в прихожей над дверью в дом на антресолях среди старой обуви пачку патронов калибра 5,6. Патроны подходили к винтовке.

Я вспомнила, недели за две до этого приезжали лесники на ГАЗ-е 66 наш лесник Броня, лесник из Медовеевки и еще один. Сказали – приехали за вещами Брони. Поставили свою машину рядом с крыльцом Брони. Поболтали с нами и попросили вскипятить чай. Мы, я, Ирина и Наташа, лесников в тот день на кордоне не было, разошлись по своим квартирам для приготовления чая. Я сидела на кухне, ждала когда вскипит вода. Услышала какой-то негромкий хлопок в прихожей, Звук был необычный. Тут вскипел чай, я вышла с чайником, но приехавшие сказали, что чай им уже не нужен, и они уезжают.

Когда нашлись патроны, я вспомнила о том хлопке в прихожей, объяснения которому я тогда не нашла. Винтовка приехала в ГАЗ-е 66 Пронести ее в дом незамеченной можно было только удалив нас с улицы. Они попросили нас вскипятить чай. Через Бронину квартиру забрались на общий чердак, положили винтовку под доску и через наш чердачный лаз подбросили нам патроны. При падении они рассыпались из коробки. Про винтовку на чердаке еще можно было сказать, что ее подложили, но патроны лежали на территории Кузьмича. Охотничий нож, он был рядом с винтовкой, утащил у Кузьмича Броня, Сообщил Кузьмичу о подкинутой винтовке лесник из Медовеевки. Подбросил и сообщил. Он был человек подневольный. В 1989 году осенью мы гостили у него. Приехали из Гузерипля в Медовеевку за каштанами.

А подброшенную винтовку, вместе с патронами, сдали по акту в милицию.

10.07.2014   Вышгород.

(Продолжение следует)

**

Из семейной хроники Зинаиды Глебовны Вахарловской

<...> Проработав инженером в судостроении около пятнадцати лет, став грамотным специалистом, я, неожиданно для своих родителей, рассталась с этой работой. Вот как это случилось.

После кончины  Марии  Петровны Пузановой (1973 г.) я продолжала дружить с ее семьей.  Сын  Марии  Петровны  ВЛАДИМИР ВЛАДИМИРОВИЧ АБРАШКЕВИЧ (род.  18.08.1939;  я о нем вскользь упоминала выше) женился на моей школьной подруге  ИРИНЕ  МИХАЙЛОВНЕ ЯКОВЛЕВОЙ (род.  21.06.1943). Владимир Абрашкевич в то время работал инженером,  в институте по разработке медицинских приборов,  а Ирина Яковлева, после окончания Ленинградского института культуры, заведовала детским садом.

В1980 г.  Владимир и Ирина,  путешествуя на  мопедах  по Кавказу,  побывали  на кордоне Пслух Кавказского биосферного заповедника. (Это высоко в горах,  на южном склоне  Главного Кавказского хребта). Там они познакомились с семьей Салтыковых.

ВИКТОР ГЕОРГИЕВИЧ САЛТЫКОВ (1947 г.  рожд.), по образованию  физик,  позднее закончивший высшие экологические курсы, работал на этом кордоне лесником.  С ним были его  жена  НАТАЛЬЯ ЕВГЕНЬЕВНА БУХАРОВА (1946 г.  рожд.; в прошлом - культпросветработник и киноактриса) и  их дочь ЮЛИЯ (1974 г.  рожд.). До переезда на Кавказ они жили в Одессе.

А еще  там работал лесником АНАТОЛИЙ КУЗЬМИЧ БАЗНИКИН,  в прошлом - учитель литературы,  из Ленинграда. (О нем подробнее - ниже). Вообще, это был необыкновенный кордон, с необычными лесниками.

Владимир Абрашкевич и Ирина Яковлева, подружившись с тогдашними обитателями кордона Пслух, посоветовали мне съездить туда. И я отправилась на Кавказ в зимний отпуск (1981 г.).

По возвращении из отпуска в Ленинград,  я сразу уволилась из ЦКБ «Малахит» и уехала на кордон к  «Кузьмичу»  (как  все там звали Анатолия Кузьмича Базникина).

В1981 г.  мы с Анатолием Кузьмичом Базникиным образовали семью.  Мне  тогда было 36,  Анатолию Кузьмичу - 52 года (он родился 18.07.1928).

(Этот мой  жизненный  шаг  тоже  вызвал неодобрение моего отца Глеба Анатольевича.  Что касается мамы,  то она никогда не стесняла моей свободы).

Расскажу подробнее об Анатолии Кузьмиче Базникине.

Анатолий Кузьмич -  родом  с  Кавказа  (его  родительская семья жила  в Тбилиси).  После окончания педагогического института в Ленинграде (примерно в1950 г.) он больше  25  лет учительствовал: в Кронштадте,  в Тбилиси, в г. Сосновый Бор, Ломоносовского района, Ленинградской обл., в Ленинграде, где стал директором вечерней школы, наконец, в Берлине, где преподавал русский язык в немецкой школе. В Сосновом Бору он получил квартиру,  которую потом поменял на Ленинград.  Состоял в браке. После развода со своей первой  женой кажется, ее звали - ТАМАРА) Анатолий Кузьмич один воспитывал дочь ИРИНУ (род. примерно в1958 г.).

В 1965  г.  Анатолий  Кузьмич  вступил во второй брак - с ДЖУЛЬЕТТОЙ СЕРГЕЕВНОЙ ГЕРАСКИНОЙ (1947 г.  рожд.).  Брак был неустойчивым. Примерно в1971 г. у Джульетты Сергеевны родилась дочь Наталья.  Анатолий Кузьмич не был  отцом  Натальи, однако он воспитывал ее, со дня рождения, как родную дочь.

Анатолий Кузьмич обменял свою квартиру  в  Ленинграде  на квартиру  в  Сочи,  куда  переехал со своей женой Джульеттой Сергеевной и младшей дочерью Натальей.  (Старшая -  Ирина  - примерно в1975 г. вышла замуж за военного и уехала на Дальний Восток).

Анатолий Кузьмич  хотел  работать в Кавказском биосферном заповеднике и, не без труда, добился того, чтобы его приняли на работу лесником (в1978 г.).  Он работал на кордоне Лаура (южный склон Главного Кавказского хребта), где в1979 г. перенес инфаркт. Однако продолжал работать лесником.

На кордон Пслух Анатолий Кузьмич Базникин переехал в1980 г.

Анатолий Кузьмич Базникин разошелся со своей бывшей женой Джульеттой Сергеевной Гераскиной еще до нашей с ним встречи.  Однако только в1983 г. ему удалось оформить развод.

Тогда мы с Анатолием  Кузьмичом  смогли  зарегистрировать брак. Это произошло в1984 г.  У меня это был второй брак, у Анатолия Кузьмича - третий.

Через полгода после моего переезда на кордон Пслух, зимой 1982-1983 г.  туда переселились и Владимир Абрашкевич с Ириной Яковлевой.  Владимир  Абрашкевич  устроился  работать на кордоне лесником, как и Виктор Салтыков, и мой супруг Анатолий Кузьмич.

***

Когда я уехала на Кавказ,  моей дочери Любе было шестнадцать лет. Люба заканчивала школу в Ленинграде, живя у деда с бабушкой, т.е. у моих родителей - Ольги Константиновны и Глеба Анатольевича.

Мой отец с мамой в то время жили уже не в Автово, а переехали (еще в1969 г.) в 3-х комнатную квартиру на ул. Громова  (на Охте).  С ними жила тогда также моя сестра Светлана.  (Ольга к тому времени уже вышла замуж и жила отдельно от родителей, как и я). (О моих сестрах речь - впереди).

Мой отец  Глеб  Анатольевич постоянно помогал моей дочери (своей внучке) Любе в ее школьных занятиях (как когда-то  он помогал мне).

После окончания школы (1983 г.) моя дочь  Люба  некоторое время работала  в отделе оформления в институте у деда Глеба Анатольевича, что было (как я слышала  от  его  сотрудников) ему приятно.

***

У моего  супруга  Анатолия  Кузьмича Базникина на кордоне Пслух была  однокомнатная  ведомственная квартира.  Мы с ним жили в этой квартире сначала вдвоем.  Потом Анатолий Кузьмич перевез  к  себе  из Тбилиси своего престарелого отца КУЗЬМУ ГРИГОРЬЕВИЧА БАЗНИКИНА (род. в начале 1900-х гг.).

Кузьма Григорьевич был тяжело болен и требовал постоянного ухода. Кузьма Григорьевич Базникин (отец Анатолия Кузьмича) скончался в1983 г.

Мой муж  Анатолий  Кузьмич  ходил в обходы по горам,  был грозой браконьеров.  Я - вела  хозяйство.  Держали  домашнюю скотину:  корову,  свиней, птицу. Еще - собаки, кошки. (Одно время на кордоне жил даже медвежонок,  оставшийся от застреленной браконьерами медведицы; потом его отдали в цирк).

Зимой добраться  на кордон Пслух можно было только верхом на лошади или пешком -20 кмв гору, от Красной Поляны.

Пришлось и мне овладеть «искусством верховой езды». Правда, были и неудачи.  В1984 г. лошадь подо мной споткнулась, я упала,  лошадь  - на меня,  и раздавила мне тазовую кость.  Пришлось лежать два месяца.  По счастью, окончилось благополучно. Однако и по сей день нога побаливает.

Жизнь на кордоне была трудной, но она была мне интересна.

Как явствует  из  уже сказанного,  на кордоне Пслух почти все лесники (и их жены) были с высшим образованием, выходцами  из  города.  Круто сменив свой образ жизни,  они целиком посвятили себя делу защиты природы.

Мой супруг Анатолий Кузьмич Базникин, по выражению одного из наших гостей,  был «горнистом  экологического  движения».  Это  было небезопасно.  Однажды я обнаружила на чердаке дома подброшенную винтовку с глушителем рядом с давно пропавшим у Кузьмича охотничьим ножом, а в нашей квартире - подброшенный комплект патронов.  То была провокация  против  А.К. Базникина...

О легендарном кордоне Пслух,  с его командой лесников-интеллигентов,  экологистов,  в свое время писалось в «Литературной газете»,  в журнале «Знание-сила». В1984 г. на нашем кордоне побывал знаменитый зоолог и писатель Дж. Даррэл, снимавший там фильм.

<…>

В1985 г. мой муж Анатолий Кузьмич Базникин получил должность помощника лесничего в Северном лесничестве Кавказского заповедника, и мы переехали на кордон Гузерипль, расположенный по  другую сторону Главного Кавказского хребта на территории Республики Адыгея (в100 км.  от Майкопа).  Мы поселились там в отдельном ведомственном доме.

Вслед за Анатолием Кузьмичом на кордон Гузерипль переехала и семья Салтыковых. (Позднее, уже в 90-х гг. они переехали из Гузерипля в дер.  Жарки,  Ивановской обл.,  где Виктор Салтыков поначалу служил дьяконом,  а теперь стал  священником).

Семья Абрашкевичей тогда оставалась на Пслухе.

Жизнь на кордоне Гузерипль была не легкой,  но иначе, чем на Пслухе.  Команды лесников-экологистов здесь не было. Анатолию Кузьмичу пришлось начинать с «отлова» собственных подчиненных, лесников-браконьеров. Те, в свою очередь, пытались ему всячески отомстить.

Постепенно, зачастую  при   противодействии   начальства, Анатолию Кузьмичу  Базникину  удалось набрать молодых лесников, которые разделяли его экологические убеждения.

Еще когда мы жили на Пслухе,  возникла  проблема  с  моей пропиской. До регистрации нашего брака с Анатолием Кузьмичом Базникиным (в1984 г.) я формально не могла там прописаться.  Приезжала милиция,  штрафовали. Чтобы прописаться, надо было (в ту пору) сначала съездить в Ленинград,  за штампом о  выписке.  Только в1987 г. состоялась моя выписка из Ленингада и прописка в Гузерипле.

Скотину, как на Пслухе, мы с мужем уже не держали. Но был огород. Анатолий  Кузьмич иногда брал меня с собой в дальние обходы, в горы. (Между прочим, пригодились мои знания и умения, полученные еще в детстве,  в кинокружке Марии  Петровны Пузановой: я много фотографировала, вела фотолетопись кордона; эти фотографии хранятся сейчас у меня дома).

Мой супруг Анатолий Кузьмич помог мне найти работу. Около года  я  заведовала  местным музеем природы на кордоне Гузерипль.  Потом стала работать в заповеднике  фенонаблюдателем (регистрация сезонных изменений в природе). Надо было еженедельно, в любую погоду, подниматься от лесных подножий гор в альпику, чтобы снимать показания метеоприборов и вести фенонаблюдения.

Я вообще  с  детства люблю природу.  Эта работа мне очень нравилась.

Изредка мне удавалось бывать в Ленинграде.  В  свою  очередь, родственники и друзья приезжали к нам на кордон каждое лето, а бывало - и зимой.

Как правило,  в  Гузерипль  летом приезжала моя дочь Люба (сначала с друзьями, потом с мужем Александром и детьми, моими внуками),  а осенью - моя мама с сестрой Светланой. Приезжали дети моей младшей сестры Ольги - Сережа и Даша,  другие родственники.

Наш дом  на кордоне почти всегда был полон гостей (из Ленинграда, Москвы,  Краснодара,  Киева,  Харькова, Новосибирска, других городов).

Моему супругу  Анатолию  Кузьмичу  Базникину  приходилось (еще на Пслухе,  а здесь - особенно) много  конфликтовать  с главными в заповеднике браконьерами - директором заповедника и другим начальством.  В1988 г.  они уволили его, в связи с достижением  пенсионного возраста,  и воспрепятствовали даже тому, чтобы он продолжал заниматься охраной природы  на  общественных  началах.  Анатолий Кузьмич глубоко переживал эту «отставку».

В1990 г.  мой супруг Анатолий Кузьмич тяжело заболел.  В Майкопской больнице не смогли поставить правильный  диагноз.  После выписки из больницы, уже в Гузерипле, ему стало совсем плохо. На вертолете его доставили в Краснодар.

Там 12 июня1990 г., в возрасте 61 года, Анатолий Кузьмич Базникин скончался. (Оказалось - позднее последствие инфаркта, перенесенного им на кордоне Лаура в1979 г.).

Анатолий Кузьмич Базникин похоронен на  кладбище  в  пос. Гузерипль Республики Адыгея (на берегу реки Белой).

Анатолий Кузьмич Базникин был самоотверженным и неукротимым защитником природы.

Вокруг Анатолия Кузьмича группировалась молодежь, любители и самодеятельные защитники природы.  На кордон к «Кузьмичу» приезжали  студенческие  экологические отряды.  Анатолий Кузьмич Базникин был одним из учредителей Социально-экологи-ческого Союза России (само учредительное  собрание  Социально-экологического союза в августе  1987  г.  происходило  на кордоне Гузерипль Кавказского биосферного заповедника).

В газетах «Труд»,  «Комсомолец Кубани», «Адыгейская правда» печатались статьи о Кузьмиче и его собственные  публикации по проблемам охраны природы. На Краснодарской студии документальных фильмов снят фильм  «Дальше  -  зона  покоя...» (кинорежиссер В. Тимощенко), который посвящен А.К. Базникину.

Соратники Анатолия Кузьмича Базникина сегодня  продолжают борьбу за спасение природы Адыгеи.

<…>

***

После смерти  Анатолия Кузьмича (1990 г.) я осталась жить на кордоне Гузерипль одна.  Продолжала работать в заповеднике.

Друзья и сподвижники Кузьмича всячески помогали мне.

Я стараюсь  в  этих записках не слишком выходить за рамки семейной хроники. Поэтому ограничусь здесь только упоминанием некоторых  из  друзей,  которым  я многим обязана в жизни (особенно после  кончины  Анатолия  Кузьмича  Базникина).  В частности, назову:  ИГОРЯ  и НАДЕЖДУ СЕРГЕЕВЫХ,  ВЛАДИМИРА и ЛЮДМИЛУ КАРАТАЕВЫХ,  ВАЛЕРИЯ и ОЛЬГУ ТИМОЩЕНКО, АНДРЕЯ РУДОМАХУ, ТАТЬЯНУ КРОЛИКОВУ, братьев АЛЕКСЕЯ и ДМИТРИЯ ВОЛКОВЫХ, СВЯТОСЛАВА ОСЕЦКОГО, АНДРЕЯ СКИРТУ...

Всем им,  и  еще  многим  другим - моя глубокая благодарность!

<…>

З. Вахарловская. Январь 1998.