Мнение редакции может не совпадать с мнением автора републикуемого и / или цитируемого материала. А. Алексеев.

**

Первоисточник

"СРЕДИ ВАШИХ ЧИТАТЕЛЕЙ ЕСТЬ СОТРУДНИК "ЦЕНТРА "Э"

13-07-2016

В Москве 12 июля информационно-аналитический центр "Сова" представил сразу два доклада о ситуации в первой половине 2016 года: о ксенофобии, радикальном национализме и борьбе с ними и о применении "антиэкстремистского" законодательства в Интернете. Кроме того, центр разработал памятку для тех, кто боится стать жертвой неправомерного преследования за публикации в Сети. Как отмечают эксперты, приговоров за реальное насилие на почве ксенофобии в разы меньше, чем за настоящую или мнимую пропаганду ненависти в Интернете. <…>

Эксперты центра "Сова" отмечают: в 2016 году деятельность националистов стала разнообразнее, а вот криминальная активность снизилась. Правда, данные о последней лишь приблизительные — часто пострадавшие не обращаются в полицию, а соответствующую статистику правоохранительные органы не публикуют. Правозащитники отмечают: иногда о произошедшем преступлении становится известно через год-полтора из СМИ, когда суд выносит приговор. В остальном "правые" продолжают традиционные для них занятия: проводят рейды по местам нелегальной торговли, проверяют наличие регистрации и санитарных книжек у продавцов шаурмой, проводят обучение ножевому бою (соответствующих клубов очень много, но не все из них популярны). Не так давно к этому списку добавились еще рейды против курящих и употребляющих алкоголь. Эксперты полагают, что это "укладывается в общую для страны консервативную повестку".

В целом большее разнообразие националистических инициатив в 2016 году в "Сове" склонны увязывать со сворачиванием "донбасского проекта", поддержка которого на время стало основной целью значительной части националистов.

Если же говорить о насилии, одной из популярных форм остаются случаи групповых нападений на национальной почве в метро и электричках, так называемые "белые вагоны". Например, в апреле на станции "Битцевский парк" несколько праворадикалов избили двух человек, один из нападавших брызнул пострадавшему в лицо из газового баллончика. Ранее схожий случай произошел на станции метро "Калужская" — двое людей были избиты, праворадикал распылил газ в глаза пассажиру, попытавшемуся за них заступиться. В свою очередь, проправительственно настроенные консерваторы выбирают для нападения тех, кого ассоциируют с оппозицией. В частности, в апреле активисты "Национально-освободительного движения" попытались сорвать награждение победителей школьного конкурса "Человек в истории. Россия — ХХ век", организованного "Мемориалом": хулиганы облили зеленкой писательницу Людмилу Улицкую и брызнули нашатырным спиртом в историка Анатолия Голубовского.

Более жестокими в 2016 году стали нападения на представителей ЛГБТ-сообщества. Эксперты вспоминают идеологически мотивированное убийство журналиста Дмитрия Циликина человеком, который назвал себя "чистильщиком, объявившим крестовый поход против извращенцев".

Всего с начала года от расистского насилия погиб 1 человек и были ранены 30. Приговоров по делам о насилии на почве ксенофобии было вынесено не менее 11 (против 18 человек).

В свою очередь, приговоров по статьям о пропаганде насилия и экстремистских идей куда больше. За этот год их было вынесено 102 против 117 человек. 92 из них — за публикацию материалов в Интернете, 84 — за размещение информации в социальных сетях, большая часть — за репосты. В основном привлекшие внимание правоохранителей записи размещались в соцсети "ВКонтакте". В основном речь идет о видео и картинках. При этом количество приговоров за репосты в Интернете увеличивается от месяца к месяцу.

Совершенно необоснованными правозащитники считают меньшую часть этих дел, однако значительная часть приговоров видится им чрезмерно жесткой. Как отмечают эксперты "Совы", неуклонно растет количество людей, наказанных за слова лишением свободы. В прошлом году реальные сроки по таким делам получили 46 человек, причем 16 человек осуждены впервые, есть и подвергшиеся преследованию повторно. В частности, житель Твери Андрей Бубеев и некий человек, исполнивший "экстремистскую песню" перед 20 слушателями в подвале дома в Костроме и получивший за это 2 года тюрьмы с учетом повторного привлечения к ответственности. Эти наказания кажутся правозащитникам "неоправданно суровыми".

Случаи привлечения к суду за лайки "Сове" на данный момент неизвестны, однако в 2014 году в Перми на 1000 рублей была оштрафована Евгения Вычугина, которую отметили на видео "Последнее интервью "Приморских партизан" вместе с еще 30 пользователями.

"Это немного, но прецедент очень опасный", — уверен директор "Совы" Александр Верховский.

Как отмечают правозащитники, продолжилась борьба со свободой слова в СМИ: все вынесенные в 2016 году Роскомнадзором предупреждения интернет-издания эксперты "Совы" считают неправомерными.

О недостатках Единого реестра запрещенных сайтов правозащитники говорили не раз, в частности, критика связана с тем, что содержание запрещенных ссылок читателю списка остается неизвестным, соответственно, по факту проверить, законен тот или иной контент, он не может. В 2016 году под действие основанного на реестре механизма интернет-фильтрации уже попали 253 ресурса, тогда как за весь 2015 год их было 283. Внесение около десятка из добавленных за этот год, эксперты "Совы" считают неправомерным. "Открытием" 2016 года, как отмечают правозащитники, стала блокировка контента не по конкретным адресам, а по перечню слов. Эксперты приводят пример: следователь ищет на каком-нибудь музыкальном ресурсе слово "Коловрат", появляется куча ссылок, и в итоге блокируют их все.

Помимо Единого реестра запрещенных сайтов функционирует аналогичный список для ссылок, признанных экстремистскими без решения суда. Его появление — следствие принятия "закона Лугового". В 2015 году, по данным "Совы" в него попали 133 ресурса, а с начала текущего года — 278.

Как отмечают эксперты, "закон Лугового" был принят, чтобы пресекать мобилизацию для участия в массовых беспорядках, однако показал свою неэффективность — при блокировке одной ссылки с тем или иным содержанием масса аналогичных остаются висеть в Интернете. При этом под действие закона уже попали и совершенно законные призывы посетить мирные акции, к примеру, прийти на марш памяти политика Бориса Немцова.

В сложившихся условиях у пользователя Интернета возникает закономерный вопрос: как обезопасить себя от преследования за слова? "Невозможно создать инструкцию, как точно не привлечь к себе внимание полиции", — отмечают правозащитники. Однако несколько полезных советов они дали в своей памятке.

Эксперты "Совы" отмечают: привлечение людей к суду за высказывания в Интернете в целом нельзя назвать случайным процессом. Кто же тогда чаще всего попадает в поле зрения правоохранителей? Эксперты "Совы" уверены: привлекают, как правило, активистов. При этом пока что нельзя сказать, что преследовать могут за любую публикацию, хотя возможности широки.

"За что цепляются, что кажется правоохранительным органам пригодным для заведения уголовного дела? Тут важны актуальные тенденции. Недавно молодого человека обвинили в клевете на политику СССР за то, что он написал, что Германия и СССР одновременно напали на Польшу. Что в этой истории важно? Для того, чтобы создать такое дело, следователю надо написать, что подозреваемый точно знал, что пишет неправду.

Поэтому, если хочется себя подстраховать, высказываясь на какие-то темы, связанные со Второй мировой войной, можно ссылаться в своей публикации на источники. Понятно, что это не стопроцентная гарантия, но все-таки способ отвести неприятности", — поясняет Верховский.

Он также дает еще один повод для размышления. "Например, вы вывесили нечто, что сейчас не кажется запрещенным. Но, возможно, оно попадет под запрет через год-два. Конечно, нельзя помнить все, что вы когда-либо публиковали. Однако правонарушением нечто может считаться, вне зависимости от того, когда его опубликовали — до вступления закона в силу или после. Отсчет ведется не с момента, когда вы его вывесили, а с момента, когда это найдет сотрудник правоохранительных органов", — отмечает правозащитник.

Верховский напоминает: в основном пользователей Интернета судят за репосты. "Часто это вызывает определенный моральный протест: "Как же, этот человек ведь этого не писал!" Но он это публиковал. Конечно, при расследовании надо изучить, как человек прокомментировал репост, что писал до этого, что потом. Однако следователь этим, как правило, манкирует. Но, надо сказать, что и мы этим манкируем", — объясняет Верховский. Он напоминает: люди привыкли писать в соцсетях в расчете на понимание друзей. "Мы рассчитываем, что они понимают, что мы хорошие, и вывешиваем какую-то листовку с призывом к беспорядкам не потому, что разделяем такое мнение, а потому, что ужаснулись или заинтригованы ее существованием. Но следователь этого не понимает, он вас не знает", — замечает директор "Совы". Он призывает в случае репоста пояснять свою позицию.

"Конечно, вы пишете не для оперативника из Центра "Э" (Центр по противодействию экстремизму — прим. Каспаров.Ru), а для друзей. Но понимайте, что этот читатель тоже есть среди ваших читателей",

— замечает Верховский.

По его мнению, в делах об "интернет-экстремизме" необходимо изучать обстоятельства высказывания, состав и количеств аудитории, личность публикатора, однако экспертиза, на которой основываются приговоры, этого не подразумевает. По мнению экспертов, де факто она заменила и суд, и следствие.

"Раньше считалось, что судья должен сам разобраться во всем, но в последние годы сложилась практика, что в любом деле должна быть экспертиза. Видимо, для научности. Чаще всего привлекаемые эксперты — лингвисты, на втором месте — социопсихологи. Они ищут умозрительно возможные негативные последствия того или иного высказывания. Дальше все это переписывает к себе прокурор. Потом то же самое делает судья, причем меняют что-то в таких случаях редко", — рассказывает Верховский. И качество экспертизы часто оставляет желать лучшего. Он напоминает случай, когда привлеченные лингвисты сочли экстремистским лозунг "Долой самодержавие и престолонаследие!", правда тогда прокурор этот пассаж поддерживать не стал.

Такие казусы в экспертизах Верховский объясняет обилием дел такого рода. По данным правозащитников, за прошедший год по статьям о возбуждении ненависти и публичных призывах к экстремизму (282 и 280 ст. Уголовного кодекса) вынесено около 500 приговоров. Еще больше дел до приговора не дошли — были закрыты. И еще больше — закончились на досудебных проверках. Однако в каждом случае проводилась экспертиза.

"То есть было создано несколько тысяч экспертиз. Квалифицированных специалистов столько быть не может, поэтому их пишут порой самые неожиданные люди. Например, учителя математики. И дело даже не в продажности или сервильности этих людей, а в том, что им все равно",

— замечает Верховский.

Одной из причин сложившейся ситуации он называет желание "ущучить оппозиционных активистов", которые часто становятся мишенями регулярно их читающих сотрудников Центра "Э" и ФСБ. Однако только к этому проблема не сводится.

"Есть такой формальный показатель — отчетность по противодействию преступлениям экстремистского характера. В него входят обычные уголовные преступления по мотивам ненависти, "экстремистские высказывания", что бы это ни значило, членство в запрещенных организациях и некоторые более мелкие показатели. Отчетность по ним суммарная", — говорит правозащитник. По его данным еще пять лет назад больше всего раскрывали реальных уголовных преступлений — избиений, убийств, угроз. Однако сейчас показатель формируется в основном из расследования дел о словах.

"Выяснилось, что раскрывать такие дела просто. Причем настолько просто, что можно делать это, не вставая со стула. Для этого не надо бегать по всей стране. Последователей того же "Хизб ут-Тахрир" в России тысячи, однако приговоров против них — десятки. А по делам об "экстремизме" в Интернете — сотни.

Он также поясняет, почему чаще всего дела заводятся по записям "ВКонтакте": для того, чтобы дать делу ход, необходимо установить личность публикатора. Эта соцсеть на запросы ФСБ о своих пользователях отвечает всегда, а Facebook будет выяснять причины интереса спецслужбы и теоретически может отказать.

"Это неоправданный риск для правоохранительных органов — дело уже заведено, но личность не подтверждена. Такое дело становится "висяком", — констатирует правозащитник.

Алексей Бачинский

 **

ПРИЛОЖЕНИЕ

На сайте "7Х7 - Горизонтальная Россия" опубликован текст лекции члена Совета при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека, директора информационно-аналитического центра "СОВА" Александра Верховского, в которой он рассказывает о том, что в России считается "экстремизмом", как не быть наказанным за собственные высказывания и за что можно действительно угодить за решетку.

ЭКСПЕРТ АЛЕКСАНДР ВЕРХОВСКИЙ: НЕ РЕПОСТИТЕ ТО, ЧТО МОЖЕТ ПРИВЛЕЧЬ ВНИМАНИЕ

Когда директор информационно-аналитического центра «Сова» Александр Верховский читал лекцию об «антиэкстремистском» законодательстве в России студентам, приехавшим на баркемп в Сыктывкар, «пакет Яровой» еще не был подписан президентом. Однако спикер почти не использовал сослагательное наклонение: настолько он был уверен, что «пакет» станет законом. «7x7» представляет краткий обзор лекции Александра Верховского, подготовленной совместно с фондом «Общественный вердикт»: что в России считается «экстремизмом», как не быть наказанным за собственные высказывания и за что можно действительно угодить за решетку.

Информационно-аналитический центр «Сова» — это экспертное агентство, исследующее правотворчество и правоприменение в том числе в области антиэкстремистского законодательства. Помимо выпуска аналитических сводок и отчетов, «Сова» ведет просветительсткую деятельность, разрабатывает памятки и инструкции для активистов и простых граждан.

Почему дел так много

— Наше «антиэкстремистское» законодательство уникально, такого нет больше нигде. Только в странах СНГ, но они у России его просто переписали.

На самом деле, похожие нормы существуют в других странах. Мы ведем мониторинг с тех пор, как оно у нас появилось. В наше поле зрения попадают насильственные преступления по мотивам ненависти, участие в запрещенных организациях, различные «экстремиcтские» высказывания. Последняя группа преступлений в нашей статистике раньше составляла маленькую часть, но потом их доля стала быстро расти. Сейчас их количество значительно превышает число остальных преступлений. Стоит отметить, что 85% приговоров выносится за «экстремистские» высказывания, размещенные в интернете.

Слово «экстремистские» я интонационно ставлю в кавычки. Но мы живем с этим законом, и даже если он нам не нравится, с ним приходится считаться.

В нашей практике сложно отследить все случаи. Поэтому мы делим приговоры хотя бы на те, что были вынесены в соответствии с законом, и на те, что уже не в соответствии с ним или с грубыми натяжками. Последнюю категорию мы считаем неправомерными. Раньше таких случаев бывало около 5%. В прошлом году доросло до 10%.

Опыт показывает, что риск возникает у людей, которые в, скажем так, среднестатистической европейской стране с этим риском не столкнулись бы. Да, у них более независимый суд, полиция. Но есть и несколько специфических факторов. У нас выносится несколько сотен в год приговоров за высказывания, и мы далеко не всегда знаем, за какие конкретно. Из того, что знаем, большинство — за расистские высказывания или с призывами к военному джихаду, насилию. Так что нельзя сказать, что те люди пострадали очень уж невинно.

Но в Польше, Германии подобных преступлений на два порядка меньше. Там даже не каждый год такое случается. Почему? У нас суд и следствие не учитывают такой важный фактор, как степень опасности общественного высказывания. Некий человек написал призыв к погрому: ясный, понятный, инструктивный. Это плохо. Но у этого человека могла быть аудитория в 200 тысяч человек или — в десять. В условной европейской стране суд примет это во внимание, ведь от этого зависит общественная опасность. У нас даже в приговорах можно встретить: 12 человек-читателей. Вот отсюда эти сотни приговоров. Все, что можно прочесть в открытом доступе или даже в режиме только для друзей, считается публичным.

Также должно бы иметь значение качество аудитории. Скажем, один человек не любит определенную категорию граждан, и он написал, что он бы с ними сделал. Если его читатели — мирные домашние люди, они почитают, подивятся, возмутятся и будут крутить колесико мыши дальше. А бывает другая аудитория, которая прочитает и воспримет это как руководство к действию. Изучение аудитории — это непростое дело, но есть и очевидные случаи.

Вот почему дел так много. Мы видим, что репрессивные тенденции имеют обычай плавно усиливаться. Так работает бюрократическая машина. Первый следователь берет на себя риски, его будут критиковать внутри системы. А 3–4 успешных случая — дело идет уже легче. Но бывают политические решения, которые могут остановить эту машину. Или наоборот, разогнать. Я не готов предсказывать, каких политических решений нам стоит ждать.

Использование интернета — отягчающее обстоятельство

— У нас много статей, которые легко нарушить. По этим статьям почти никогда не сажают, но даже небольшие наказания в виде штрафов, но и другие негативные последствия.

Самая известная — статья 282 Уголовного кодекса «Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства». Верховный суд разъяснил эту широкую формулировку примерно так: призывы к насилию, депортации, то есть к каким-то действиям. А критические отзывы о верованиях, национальных обычаях, организациях, их лидерах — здесь не в счет. Но эта оговорка не была услышана судами.

Статья 280 — «Призывы к экстремистской деятельности». Определение суда длинное, занимает несколько страниц печатного текста. Но смысл понятен: призыв к вражде, сепаратизму, перевороту. Что значит призывать? Людям кажется, что повелительное наклонение — это призыв, а фраза «перебить бы их всех» — выражение эмоций. Для суда это одно и то же. Суд анализирует не лексику, а текст как целое — создает ли ощущение к призыву. Найдется эксперт-лингвист, который подтвердит, если следователю это нужно, а суд послушается. Эта статья применяется гораздо реже, чем предыдущая, но чаще, чем применялась раньше.

К ней добавился недавно пункт первый — призывы к сепаратизму. Человеку без специального опыта чтения российских законов может показаться, что это призыв к вооруженному мятежу. На практике же осудили в Карелии одного депутата, который о российской власти высказался так: «Лучше бы в Финляндию податься». В реальности пока подобных приговоров мало, в основном — про Крым. Но «кандидатов» на эту статью очень много.

В обеих этих статьях использование интернета — отягчающее обстоятельство. Легким штрафом отделаться трудно: лишение свободы, и хорошо, если условное.

Есть еще статья 205.2 — «Призывы к террористической деятельности или призывы к терроризму». Статья сформулирована разумно, поэтому упоминаю только «для порядку»: за признание терроризма оправданной и заслуживающей поддержки деятельности грозят серьезные последствия.

Теперь про «реабилитацию нацизма». Это очень неправильное название. Под ним у нас понимается три разных действия. Одно распространено в европейских странах — оправдание преступлений, определенных Нюрнбергским трибуналом. Второй состав могу только процитировать, он очень странный: «распространение заведомо ложных сведений о деятельности СССР в годы Второй мировой войны». Есть один пример: в июне был вынесен приговор украинскому националисту, живущему в России. Он написал, что СССР вместе с нацистской Германией напали на Польшу. Ключевое выражение — заведомо ложное. Мы знаем, что не одновременно, а через две недели, но можно ли было сформулировать и таким образом? И как определить: заведомо ложное или он просто забыл? Тем не менее ему выписали штраф. К счастью, по таким делам никто не «садится», но приятного мало.

Третий пункт — грубые высказывания, осквернение памятных дат и символов, связанных с российской историей. Пока еще не очень опробованная вещь. Был один кейс — с осквернением памятника. Но как применять это к высказываниям — непонятно.

Три года назад была введена статья 148 — «Оскорбление религиозных чувств верующих». Было несколько дел, некоторые из которых связаны с интернетом. Наиболее медийное дело — о патриотичном человеке, который считал, что он мастер вуду и хотел навести порчу на Порошенко и Яценюка. Он резал петуха, какой-то текст произносил и выложил видео. Среди предметов было распятие и еще какие-то элементы из православной символики. Верующих не спрашивали, оскорбило их это или нет, но следователь оскорбление усмотрел.

Есть и редко применяемые статьи — участие в экстремистском сообществе или членство в запрещенной организации. Если вы из интереса, любопытства у себя репостнете документ запрещенной организации, то это действие может быть понято как пропаганда или участие в сообществе. Поэтому надо внимательно следить, особенно за Фейсбуком, потому что там вас легко могут вписать в непонятные группы. Еще один момент: при цитировании пользователям интернета, в отличие от журналистов, оговариваться о том, что организация запрещена в России, не надо. Список таких организаций можно посмотреть на сайте нашей организации. Сайт «Совы» всегда up-to-date.

С запрещенной символикой запретил знакомиться Роскомнадзор

— На этом уголовная часть заканчивается, но не заканчиваются трудности.

Есть процедура запрета экстремистских материалов, массовое распространение которых является нарушением. Под «массовым» у нас понимается в том числе любое распространение в интернете, вне зависимости от того, сколько человек это увидело. В списке таких материалов больше 3,5 тысяч пунктов. Их не просто невозможно запомнить, но иногда даже нереально, что именно запрещено. Например, в списке фигурируют названия типа «3.jpg». То есть риск нарушить закон есть у каждого человека.

Наказание за это хоть и невелико — это «нетяжелая» административная статья — но начинать не хочется. Можно попытаться минимизировать эффект: полиция тоже не помнит полного списка, поэтому привлекают только по ограниченной части наименований, которые на слуху. Поэтому прежде чем репостить, проверьте по списку. Но кто знает, любой материал могут запретить завтра, так что следить придется и за старыми записями.

Другая статья предусматривает ответственность за демонстрирование запрещенной символики. Она бывает нескольких видов: нацистская, как раньше в Германии, и неонацистская, типа кельтского креста. Всю ее тоже помнить не могут, но есть каталоги. У нас на сайте была ссылка на такой каталог, но ее пришлось убрать по указанию Роскомнадзора. Также нельзя демонстрировать символику, сходную с запрещенной до степени смешения. Суды признают похожими на свастику практически любые формы повернутых крестов.

Есть еще символика запрещенных организаций. Для этой категории никакого каталога нет, у этих организаций, может, и вообще нет символики, но есть и такие, чья символика широко используется. Четвертая часть статьи — совсем загадочная. В ней говорится о символике организаций, сотрудничающих с Третьим рейхом во время Второй мировой войны. Парламентарии поняли, что сами ничего не поняли, и поручили правительству составить каталог. Но пока это поручение не выполнено.

Чтобы попасть под эту статью, не обязательно пропагандировать нацизм или деятельность запрещенной организации. Достаточно эту символику просто изобразить, и таких случаев — тьма. В июне был осужден гражданин, который сделал коллаж — Путина в нацистской форме, и рисунок — свастика и серп и молот взвешиваются на весах. По контексту он ничего не пропагандировал, он использовал символику как элемент политической критики. Но все равно был оштрафован. Обжаловали решения в конституционном суде два раза, и два раза в суде повторяли: нельзя ни в каком виде.

«Случайных» дел мало

— Самый «толстый» правовой нюанс — это ответственность за репост. Кстати, за «лайки» пока никто не «попадал», а вот за репосты — многие. Насколько это вообще законно? Ответа на самом деле нет. Репост — это в сущности цитирование. В 10-м году суд подтверждал норму: ответственность за цитируемое не может устанавливаться для СМИ, но определяется контекстом. Если воспроизвести цитату с призывами к погромам и убийству и написать, что это плохо — это одно дело, а если написать, что это хорошо — то другое. К сожалению, следствие, как правило, игнорирует эту разницу.

Еще у каждого цитирования существует контекст. Любой человек пишет в своем блоге, ориентируясь на свою читательскую аудиторию. Так что если антифашист процитирует фашистский текст, читатели домыслят. Но следователю это неочевидно. Он должен был бы оценить не только пост и репост, но и почитать, что у блогера написано выше и ниже. Но следователь не будет этого делать. Нет, не надо каждый чих комментировать и писать, все время имея в виду следователя. Просто не репостите то, что может привлечь внимание.

Распространено мнение, что все, что написано на сервере Фейсбука, неподсудно России. Это неверно. Действие Уголовного кодекса распространяется на территорию России или на любую другую территорию, если действия направлены против интересов РФ. Неважно, на каком языке, лишь бы к материалу был доступ в России. Даже если писали его из Мадагаскара — неважно. Как нарушителя там, на Мадагаскаре, найдут, это уже другой вопрос. Его могут просто «ждать» в России, например.

Еще нюанс: под вашим постом могут появиться комментарии, из-за которых могут возбудить уголовное дело. По идее, в отношении авторов этих комментариев: это довольно легко сделать во «ВКонтакте», потому что администраторы выдают персональные данные владельцев аккаунтов. Но были случаи, когда обвиняемым стал автор изначального поста. Где-то из-за разгильдяйства, где-то по злой воле, но такое бывает.

Последнее — про срок давности высказываний. По уголовным статьям сроки давности большие, по административным — всего 3 месяца. Вопрос, от какой даты это исчисляется. Оказывается, не когда вы это написали, а с того момента, когда это полиция обнаружила и зафиксировала. То есть человек может репостить что-то, что было не запрещено. Через год это запрещают, текст попадает в список, и репост годичной давности становится административным правонарушением, хотя вы о нем уже не помните. Можно, конечно, постоянно чистить ленту и удалять все то, что уже не актуально [такой вариант на встрече предлагает Асмик Новикова, руководитель исследовательских проектов фонда «Общественный вердикт»], но это непосильный труд.

Да, я сказал, что приговоров за «лайки» не было еще. Зато был случай, когда кто-то тегнул [отметил] одну девушку на каком-то видео, которое, как оказалось, нарушало закон. Она была не одна, кого отметили, но почему-то именно ее, даже не владельца видео, осудили по административному делу. Похоже, никто просто не хотел даже разобраться в ситуации.

Но глядя на всю совокупность дел, мы видим, что совсем случайных людей бывает довольно мало. Обычно это случается с людьми, которые ведут общественную деятельность. Офицеры их ленты почитывают.

Екатерина Богданова, «7x7»