ПРИВЕДЕТ ЛИ СЖИГАНИЕ ЕДЫ К «ВОЗГОРАНИЮ» РОССИИ?

В России уже вторую неделю уничтожают попавшие под санкции продукты. Очевидно, что подобное решение вызвало массовое недовольство среди россиян и впервые за последние полтора года пошатнуло авторитет власти. При этом мнения аналитиков по ситуации расходятся. Часть исследователей считает, что решение об уничтожении продуктов приведет к неминуемому краху путинского режима или, как минимум, дворцовому перевороту. Другая же часть уверена, что недовольство ограничится пределами Интернета. На самом деле, пытаясь прогнозировать реакцию населения на «расправы с санкционкой», важно учитывать несколько факторов.

1. Традиционный способ восприятия российским обществом непопулярных решений властей.

Чтобы попытаться ответить на вопрос, возможны ли в России народные волнения в качестве ответа на уничтожение продуктов, следует отдельно сказать о таком явлении, как механизм привыкания россиян к самым диким и абсурдным порой решениям правительства. В последние несколько лет складывается впечатление, что основной функцией российских пропагандистов, идеологов и политологов стало не только создание виртуальной реальности, но и создание объяснений для любой прихоти правящей верхушки.

Интересно, что подобные оправдания чаще всего создаются «задним числом», когда решение уже принято, и становится очевидно, что оно не получило желаемого одобрения населением. Так было со знаменитым «антисиротским» законом, когда в ответ на возмущение людей судьбами сирот, лишенных приемных семей, стали один за другим выходить фильмы об «ужасах иностранного усыновления». Так происходит и по сей день.

При этом нельзя сказать, что в сложившейся ситуации виноваты одни лишь власти и их штатные пропагандисты. В данном случае спрос не только не уступает предложению, но и превышает его. К сожалению, даже после принятия Госдумой или лично Путиным решений, явно идущих вразрез с интересами народа, главным инстинктом большинства россиян становится не желание изменить ситуацию, а жгучая потребность получить объяснение, ради чего это было сделано.

На самом деле, конформизм свойственен человеческой природе, и является одним из необходимых условий выживания как человека, так и животных. Умение смириться с тем, что невозможно изменить – это своего рода трансформированный инстинкт самосохранения, дающий человеку возможность выживать в нечеловеческих порой условиях. Однако природой мудро предусмотрены и другие, не менее важные механизмы адаптации, к примеру, ощущение тревоги, явной ненормальности ситуации, «красные флажки» здравого смысла, морали и совести, инстинкт борьбы в случае наступления на твои права, механизм рационального мышления и сомнений, и, в конце концов, элементарные границы нормы и патологии.

К сожалению, у большинства россиян сегодня (чаще всего в силу безответственности, инертности и глубинного страха перед беспощадной и непредсказуемой государственной машиной) атрофируются все инстинкты, кроме конформизма. Гражданин тоталитарного государства убежден, что ничего изменить он не сможет, да и не имеет права, борьба с государством для него воспринимается чем-то сродни святотатству, но, тем не менее, отдельные решения правительства все же выбивают его из колеи – реже в области морали, чаще – в сфере личного комфорта.

При этом таких людей чаще всего само ощущение дискомфорта пугает больше, чем суть принятого властью решения. Иллюзия комфорта и стабильности у человека такого типа – это единственная компенсация за несвободу и бесправие, ощущение призрачной защищенности – последняя пристань, куда он сбегает от пугающей реальности. Поэтому основным его желанием становится потребность не изменить ситуацию, а лишь вернуть утраченный комфорт. Главным способом такого возвращения становится мало-мальски логичное объяснение того, что очередной удар по его нормальной жизни был правильным, верным и направленным для его же блага.

 В результате объяснения, оправдания и запоздалые обоснования необходимы большинству населения России, как воздух. Человек тоталитарного общества видит в них единственный способ психологического выживания в обезумевшем мире. Ему все равно, что такие объяснения перечеркивают объективную реальность, правовые и моральные нормы и даже порой ту грань, которая отделяет здоровую психику от состояния шизофрении. Доведенная до предела потребность в рационализации происходящего перекрывает ему все иные инстинкты, потребности и рациональные доводы.

Соответственно, работа всех аналитических и медийных структур в такой стране направлена не на решение проблем, а на объяснение «нормальности» их возникновения. Российские власти прекрасно видят на практике, что до тех пор, пока большинству населения объяснения будут важнее, чем изменения, действующему режиму ничего не угрожает.

2. Позиция государства

Понимают этот механизм и российские ученые. Так, социолог Владимир Соколов в своем интервью ВВС, говоря об уничтожении продуктов, отметил: «Народ против этого. Государство не обязательно должно слушаться народа, но оно обязательно должно объяснить народу, почему оно это делает. Очень плохо, что государственные деятели, особенно самого верхнего эшелона, не выступили, не сказали, что продукты уничтожать очень плохо, но мы вынуждены делать это потому-то и потому-то».

Вскоре подобные объяснения действительно были предложены. Первые формулировки, «рационализирующие» расправы над едой, были сформулированы лояльными Кремлю аналитиками, а затем стали активно транслироваться в СМИ.

«Принятие указа как нельзя более актуально. В политическом смысле он демонстрирует решимость президента действовать в выбранном направлении… Позиция государства должна быть твердой — незаконно ввезенный товар уничтожается, все расходы возлагаются на предпринимателя…  Этих товаров в России быть не должно. Поэтому на законных условиях они не могут попасть к нуждающимся. Смысл благотворительности и помощи нуждающимся — не только материальный, но и духовный. Это должно делаться добровольно и осознанно. Поэтому гуманитарная помощь должна оплачиваться из законных источников. Попытки спекулировать на этих вопросах нужно изучать. Вполне возможно, пристальный анализ позволит выявить интересные факты — от популизма до лоббизма», – рапортует в бравой комсомольской манере в полном соответствии с духом 30-х годов сотрудник окологосударственного «Центра изучения кризисного общества» Максим Вилисов.

«Уничтожать плоды труда — хоть своего, хоть чужого — всегда жаль. Но порою необходимо. Уходя от наступающих нацистских полчищ, наш народ своими руками разрушал всё, что не удавалось эвакуировать — сжигал пшеничные поля и бензохранилища, взрывал мосты и заводские корпуса… Полагаю, и сейчас крайняя мера покажет народу: борьба идёт всерьёз — с нами воюют так, что придётся напрячь для победы все силы. Так что при грамотном разъяснении причин варварского на первый взгляд деяния можно надеяться на его превращение в один из источников моральной силы, столь необходимой нам в противостоянии с теми, кто обычно именует себя «весь мир», – полагает Анатолий Вассерман.

«Все меры у нас направлены на то, чтобы исключить доступ такой продукции на рынок. Чтобы бизнес понимал, что экономически они терпят серьезный ущерб. И не дело страны рассуждать на тему, что вот хорошо бы бедным детям раздать запрещенное…» — отметил в интервью «Газете.Ru» глава Россельхознадзора Сергей Данкверт. 

Разумеется, авторы текстов и их «патриотичные» коллеги ни на секунду не ставят под сомнения глупость и подлость самого решения об «антисанкциях», равно как и не смеют допускать мысли об оправданности первоначальных, совершенно не связанных с продуктами санкций Запада как реакции на военные преступления России. Ни вопросы нравственности, ни права, ни элементарного здравого смысла здесь в принципе не поднимаются. Задача таких спикеров – лишь убедить народ в том, что уничтожение еды было правильным и логичным поступком.

3. Особенность нынешней ситуации

Однако привычная модель поведения «решение плюс объяснения» в данном случае очевидно дала сбой. Благодаря предельному конформизму российского большинства многих людей действительно смогли убедить в необходимости войны с Украиной при сохранении веры в то, что подобной войны нет в природе, в милитаризме, в необходимости лжи, в оправданности преступлений и репрессий и даже в отказе от западных продуктов (который, как мы помним, состоялся еще год назад.

К сожалению, средний российский обыватель научился не реагировать на ложь, убийства, развязывание войны, словом, на явления, находящиеся в сфере права, морали и даже логики. Однако у него остались как минимум два ограничителя: примитивные инстинкты выживания в текущей ситуации и понятия, к которым общество привыкло относиться, как к сакральным. Что касается последнего, то здесь особенной ценностью в глазах населения обладают вещи, которые, с одной стороны, сакрализуются естественным путем (в результате семейных и общественных традиций, пережитого народом опыта, исторических реалий), и при этом их значимость особенно подчеркивается государством.

В данном же случае еда отвечает всем перечисленным критериям. С одной стороны, в стране, пережившей тяжелейшие годы голода, войны и разрухи, очень велика ценность продуктов как таковых. В еде российский человек видит не только средство утолить голод, но и символ чужого и собственного труда, символ мирной жизни и достатка, сокровище, которым надо дорожить, и которое достается в этой жизни не каждому.

С другой стороны, те события в истории России, которые привели к подобному отношению к продуктам (по крайней мере, некоторые из них) активно сакрализуются самой властью и не менее активно используются российской пропагандой. Сюда относится и Великая Отечественная война, и Ленинградская блокада. Соответственно, даже у людей, кто не переживал ничего подобного и не застал в живых родственников, переживших голод, сохраняется соответствующий ассоциативно-ценностный ряд, связанной с бережным отношением к еде.

В-третьих, и в нынешней России по данным социологов не менее 16% населения живут за чертой бедности, поэтому еда не только является в стране ценностью, но и отвечает непосредственным инстинктам выживания – по крайней мере для тех, кто может позволить себе далеко не все желаемые продукты.

Все эти факторы пошли вразрез с традиционной привычкой общества конформистски относиться к решениям государства и искать объяснение их нужности. Возмущение по поводу уничтожения продуктов стало практически поголовным.

«Уничтожение продуктов – безумное дело в стране, где люди чудом выживали в голод и помнят людоедство… Правители России, повелевая с холодным сердцем уничтожать пищу, вы совершаете святотатство, так как пища – это жизнь, а многие в мире умирают от голода, и повторяете преступления ваших отцов и дедов, обрекавших на мучительную голодную смерть миллионы наших граждан в изобильной едой России», – взывает к совести властей российский историк, профессор Андрей Зубов.

«Когда президент Путин подписал указ об уничтожении контрабандных продуктов, я очень удивился. Не возмутился даже, а именно удивился. Ленинградец? Сын женщины, пережившей блокаду, и мужчины, раненного на Невском пятачке? Брат ребенка, погибшего в осажденном городе? Уничтожать продукты? Как это?» — написал российский журналист Валерий Панюшкин в блоге для Сноб. Вторят ему и многие другие блогеры.

Показателен и тот факт, что уничтожение еды стало едва ли не единственным властным решением за последнее время, которое не было с энтузиазмом подхвачено телепропагандистами. Если федеральные телеканалы еще придерживаются единой политики в данном вопросе, то региональные СМИ ведут себя гораздо свободнее. Так, Амурская служба новостей на канале АСН24 осветила события с редкой для России демократичностью. Наряду с хроникой ликвидации продуктов в новостном сюжете были показаны и карикатуры по этому поводу, и Петиция с просьбой раздать продукты нуждающимся, набравшая почти 350 тысяч подписей. При этом в отношении выразивших свой протест граждан не использовалось никаких оскорбительных пропагандистских клише и никаких намеков в стиле уже упомянутого Вилисова о «подлых целях» и «скрытых врагах» среди подписантов.

«Даже пропаганда очень активно не поддерживала этот шаг – уничтожение продуктов. В стране, которая пережила несколько голодоморов и блокаду Ленинграда, это будет воспринято как огульный шаг», – подтверждает наблюдения политолог и журналист Андрей Пионтковский.

4. Реакция населения

Что касается реакции на ситуацию обычных людей, своими наблюдениями за земляками с нами поделились участники уральского диссидентского движения «Екатеринбург – за свободу».

«Моя знакомая – аполитичный «ватник» – в полнейшем шоке и недоумении. Начала читать и присылать мне для прочтения различные статьи о том, какие ОНИ сволочи. Кажется, это что-то значит», – сообщил Алексей Осадчий.

«На остановке, пока ждала автобус, общалась с двумя дачницами, лет 50 и лет 70. Обе возмущались уничтожением продуктов и повышением цен на них», – делится впечатлениями Екатерина Надеждина.

«Лимонов – и тот ворчит. Нас же с детства учили еду беречь. Про блокаду рассказывали и обезумевших империалистов, уничтожающих еду, чтобы не снижать цены. Кто-то еще и талоны помнит. При этом официальные лица выступают с обличением иностранной еды и называют ее отравой, которую есть нельзя», – отмечает Елена Шукаева.

«Реакция: шок и еще раз шок. Их Путин! «Как они посмели там, в Кремле! «Это край... да это вообще не наш президент! Мы не выбирали войну и голод!», – цитирует соотечественников Галина Королева.

«В общем, отношение негативное. Даже убежденные «патриоты» ворчат: «Лучше бы в детские дома или пенсионерам отдали». Сжиганием еды «верхи» увеличили пропасть между собой и «низами», по принципу «сытый голодного не разумеет». Главный постулат Рима – хлеба и зрелищ – забыт. Народ без хлеба обиделся», – рассуждает Екатерина Вологженинова, которая в силу того, что работает продавцом, имеет возможность наблюдать самых разных покупателей.

Однако все опрошенные сходятся в том, что общий уровень возмущения ограничится тихим ворчанием на кухнях и карикатурами в Интернете, и не перейдет в стадию народных волнений.

«В активную стадию возмущение не перейдет. У нас народ уже ничему не удивляется. Мои покупатели, с кем пришлось пообщаться, крутят у виска пальцем – мол, чиновники совсем спятили. Но не более того. Важно понимать, что еда на прилавках есть. Есть сыр, мясо, колбаса, овощи, фрукты. Но еда во все времена – это сакрально. Люди возмущены самим фактом», – продолжает Вологженинова.

Юрий Кузнецов тоже настроен скептически относительно «продовольственных бунтов»: «Многие и здесь оказались подвержены пропаганде. Им говорят, что там все не пригодное к тому, чтобы есть, и они примерно так и верят. Например, те, кто смотрит РЕН-ТВ, верят, что Ротшильды нас травят пальмовым маслом и т.д. Говорят, что отраву нужно сжигать».

«Пока ворчание. С трудом представляю этих дачниц на митинге», – отмечает Екатерина Надеждина.

«Одобрения нового указа не слышала, хотя покорности – до противного много, по принципу: что делать, проживем. Активность на тему «требуем прекратить безобразие» – разве что в Интернете. Крайне сомневаюсь в каких-либо голодных бунтах. По крайней мере, сейчас», – считает Елена Кораблева.

Существуют и те, кто открыто поддерживает скандальное решение.

«В моем окружении преимущественно лояльное отношение: мол, люди во власти лучше понимают, как защитить нас от проклятых американцев, стремящихся нас любыми способами подчинить, расчленить и распылить», – сообщает Валерия Петровская.

«В моём окружении люди не понимают, что происходит. Поддерживают диктатуру, так как иного нет», – вторит ей Олег Краев.

Похожие сведения приходят и из Москвы:

«Все вроде возмущаются и ЖКХ и продуктами, но устно и каждый в одиночку. Никто не верит, что можно что-то изменить», – сообщают наблюдатели.

Правда, в некоторых регионах все же прошли немногочисленные протесты по поводу уничтожения «санкционки», однако чаще всего они были организованы оппозиционными политическими партиями. Правда, даже здесь инерция оказалась сильнее. Так, 8 августа в Санкт-Петербурге активисты НОД избили митингующих против сожжения еды, а подъехавшая полиция задержала как нападавших, так и их жертв.

Вывод

Исходя из всего перечисленного, можно заключить, что нынешние протестные настроения еще не достаточны для того, чтобы большинство российского населения всерьез захотело перемен, и тем более чтобы оно было готово активно требовать этих перемен у государства. Однако прецедент с едой показал, что не все решения властей способны «перекрываться» пропагандой или покрываться высоким рейтингом лично Путина. Уничтожение продуктов обнажило уязвимые места в пропагандистском механизме, которыми, как уже говорилось, являются базовые потребительские инстинкты и сакральные в глазах народа понятия.

Соответственно, крах нынешнего режима наступит тогда, когда базовые инстинкты или какие-то понятия, еще не обесцененные в глазах россиян, возобладают над конформизмом и жаждой объяснений и оправданий. Произойдет это в ситуации с продуктами или чуть позже – покажет время, но, похоже, на данный момент потребность в пропагандистских объяснениях безумия и преступлений властей еще очень сильна среди населения.

Англоязычную версию статьи можно посмотреть здесь: http://www.4freerussia.org/will-the-burning-of-food-lead-to-a-conflagration-of-russia/

Ксения Кириллова