Антропология как дисциплина, изучающая представления человеческого общества о самом себе и окружающем мире и взаимодействие этих представлений с практиками, в России ещё не стала привычной. Это слово для среднестатистического российского уха до сих пор ассоциируется с изучением человеческих рас и черепов, а проблемами общества и культуры традиционно занимаются другие науки – этнография, фольклористика, история, отчасти лингвистика. Тем не менее, уже есть молодое поколение исследователей, получивших образование на кафедрах и факультетах антропологии, которые появились в некоторых вузах после перестройки, и называющих себя социальными или культурными антропологами. От большинства выпускников современных этнографических кафедр они, правда, отличаются только самоназванием и большей ориентированностью на западную научную традицию (остальные отличия обусловлены особенностями той или иной научной школы).

Функции антропологов в обществе, в сущности, аналогичны функциям социологов: это инструмент, который может использоваться либо обществом для самопознания, либо государством для изучения своего населения. Антропологи, в отличие от многих социологов, изучают человеческие общества при помощи качественных методов и глубокого погружения в жизнь изучаемой культуры. Специфический опыт антропологии, начинавшейся с изучения неевропейских культур, обретает новую актуальность в современных глобализованных многокультурных обществах.

Тем не менее, в России на сегодняшний день именно социологи привлекаются государством в качестве экспертов по современному российскому обществу. Независимые исследовательские центры, подобные ЦНСИ, тоже формируются преимущественно социологами.

Этнография и фольклористика, главные дисциплины «антропологической» тематики в России, в обывательском представлении связываются, прежде всего, с изучением старинных или экзотических обычаев и литературоведческим исследованием народных текстов. Профессиональные фольклористы и этнографы, особенно в регионах, действительно активны в государственных и общественных инициативах, связанных с сохранением или возрождением местных культур. Госзаказ, поступающий к этим наукам (так же, как и к истории), тоже связан, в первую очередь, с конструированием национальной идентичности на основе «народных традиций». И хотя некоторые этнографы и фольклористы, не говоря уже об антропологах, сейчас исследуют и современное российское общество, искать у них информацию такого рода пока мало кому приходит в голову.

Особенности результатов, получаемых антропологами, впрочем, тоже не располагают к ним потенциальных потребителей их услуг. Социологи могут использовать количественные методы и представляют выводы на основе статистических данных, которые производят более внушительное впечатление и пользуются большим спросом, так как цифрами проще манипулировать. Результат работы антрополога – это текст, содержащий гипотетические ответы на заданные вопросы (о причинах возникновения какой-либо ситуации или конфликта, о природе связей, работающих в том или ином сообществе, и т.п.). С таким продуктом чиновнику или коммерческой структуре работать сложнее, тем более, что жанры научных текстов не предполагают конкретных рекомендаций по решению социальных проблем. Между тем в долгосрочной перспективе польза от результатов исследования антрополога может быть не меньшей, чем от цифр статистики (дискуссию о положительных и отрицательных сторонах количественных и качественных методов можно найти в одном из номеров «Неприкосновенного запаса»).

Определенный недостаток знаний, необходимых для продвижения себя на рынке исследовательских услуг, характерен и для самих антропологов/этнографов/фольклористов (а возможно, и для всей российской науки). Иногда им не хватает умения или желания представить себя и свои навыки и наработки в выгодном для потребителя свете. Если же речь идет о том, чтобы давать рекомендации заказчикам из власти или коммерческих структур, снова возникает проблема научной этики. В социальных и гуманитарных науках почти не бывает однозначных ответов, а сформулировать рекомендацию по проблеме – значит выбрать какой-то один ответ в качестве верного и взять на себя за это ответственность перед своими информантами и обществом в целом. Не забудем и уходящее корнями глубоко в историю науки, но по-прежнему сильное убеждение, что ученый должен быть отстраненным наблюдателем, а не деятельным участником общественных событий.

Роль инструмента самопознания общества антропологическим дисциплинам в России, возможно, пока удается несколько лучше.

Для современной антропологии в меньшей степени, чем для других наук, характерно использование громоздких научных теорий и сложной терминологии, она больше внимания уделяет литературности своих текстов. А значит, и меньше барьеров отделяет эти тексты от читателей-неспециалистов. Антропологи печатаются в непрофессиональных интеллектуальных журналах (таких, как «Неприкосновенный запас»), хороший пример антропологической монографии, ставшей бестселлером, - книга И. Утехина о быте коммунальных квартир.

В России есть любопытные местные особенности интерпретации антропологии и её отношений с обществом. Так, в Саратовском государственном техническом университете есть кафедра социальной антропологии и социальной работы, где студентов обучают, в том числе, социальной работе (работе с людьми, нуждающимися в особом уходе, которой обычно занимаются государственные органы социальной опеки или волонтерские организации), которая, таким образом, становится специфическим видом прикладной антропологии (applied anthropology).