«Вместе с  тенью Шереметьевых, Пушкина, Вяземских, Ахматовой, Маяковского, Мандельштама к нам вернулась тень Бродского. Для Бродского этот сад Шереметьевского дворца - непривычное место, но нам хотелось, чтобы здесь поселились стихи Бродского. Я не знаю, какие стихи он писал бы сегодня, в свои 70 лет. Бродскому не суждено было дожить до этих 70 лет. Он прошел грань, которая сродни самоубийству, когда проходишь эту грань и возвращаешься снова в жизнь. Это перемещение в конце ХХ века с одного материка на другой, из одной системы в другую. Есть понимание того, что этот мир исчезнет, потому что ему не нужен поэт, потому что он может обойтись без поэта. Мы хотим показать разные грани того, что называется "мир Бродского". Наша новая экспозиция смешно называется «Американский кабинет Бродского». Хотя причем здесь американский кабинет? Это не нужно понимать буквально. Это профессорский кабинет, где у Бродского было все, где он жил в комфорте, где он написал эссе «Полторы комнаты» в память об отце и матери, в память о двух стариках, которых это государство, имевшее опыт превращения человека в «лагерную пыль», не пустило в Америку, чтобы единственный раз увидеть сына. Гнев и негодование против государства, и сожаление о жизни и смерти этих стариков, и осознание вины перед ними...».

Владимир Быстров, художник проекта «Американский кабинет Иосифа Бродского»:

«Создание экспозиции – это поиск поэта. Где же можно увидеть  «следы на воде», «следы на снегу», как увидеть то, что вырастет под растаявшим снегом? Где можно увидеть дом поэта? Мы поместили фотографии дома на Пестеля, фотографии предвечного дома – могилы в Венеции, в центре стол, за которым Бродский работал до самой смерти. Но нигде мы не можем увидеть поэта. Дом в его текстах. Это был поиск поэта там, где его нет. В «Американском кабинете» есть все, кроме текстов Бродского. То, что мы сделали, - это музейная  инстоляция. Раньше это была просто выставка предметов, которые нам передали из Америки. Теперь все объединено неким художественным текстом. Ну и добавились письма Бродского, открытки из путешествий. Конечно, все подлинные предметы, реликвии сохранены в экспозиции».

Среди гостей этого вечера была Ольга Старовойтова. Вот что она рассказала нашему корреспонденту:
«Можно сказать, что я была знакома с Иосифом Бродским заочно. Не зная его лично, в качестве машинописной «халтуры» я не раз перепечатывала запретную (естественно!) стенограмму суда над ним. Эту стенограмму сделала Фрида Вигдорова – выдающийся человек. Тогда я этого не понимала и не ценила. Я печатала эту стенограмму столько раз, что фактически знала ее уже наизусть. Печатала на папиросной бумаге, как водится. Это был обычно чей-то заказ, но я старалась подсунуть еще пару листов, чтобы раздать своим друзьям. А потом Галина [Г.В.Старовойтова] мне сказала: «Ты хоть понимаешь, что за это семь лет дают?» Я чувствовала, что делаю что-то запретное, но про сроки не знала. Вот от Гали узнала.

Однажды Бродский был у нас в доме. У нас был очень открытый дом. Всегда кто-то гостил. В тот раз тоже было много народа. Для нас это было привычным делом. Вот среди многочисленных гостей был Бродский. Стихов он не читал, к сожалению. Потом мне сказали, что это он. Тот самый поэт, которого судили, и о суде над которым были напечатанные листочки. Я расстроилась: «Чего же вы мне сразу-то не сказали?»

Как поэта я оценила Бродского гораздо позже. У каждого свой возраст, наверное. Вот моя внучка знает Бродского наизусть. Я очень этим горжусь. А для меня Бродский как поэт открылся после сорока лет. А теперь я собираю все про него, все, что пишут  о  нем. На мой взгляд, самая глубокая и умная книга о Бродском – это книга его друга (тоже уже покойного, к сожалению) Льва Лосева. Это внутренняя биография, биография поэтического творчества, его уникальности.   Это самая сильная книга о Бродском. Возможно, потому что Лосев знал его с самых юных лет. Они познакомились, когда Бродскому было лет семнадцать, а Лосеву – девятнадцать-двадцать. Потом они много общались в Америке. Когда Лосев в прошлом году скончался, я восприняла это как личное горе, хотя мы не были знакомы...».

См. также:

Музей-квартира Иосифа Бродского "на точке замерзания"

Польша в биографии Иосифа Бродского