Нина Ивановна Попова, директор Музея Анны Ахматовой в Фонтанном Доме. Интервью записано на юбилейном "Вечере с Бродским" в Фонтанном Доме 24 мая 2010.

 
Что особенного сделано к юбилею в музее?

Нина Попова: Сделан DVD диск «Иосиф Бродский. «Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной» , который представляет собою виртуальную выставку. Делал его коллектив музея, который над этим работал полтора года. Он выставлен у нас на первом этаже, его можно смотреть интерактивно на двух компьютерах, и он продается, каждый может купить.

Из описания диска
DVD-диск «Иосиф Бродский. «Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной» Фрагменты интервью с Иосифом Бродским, записи авторского чтения стихов, фотографии из фондов музея с аудиокомментариями Нины Поповой, стенограмма судебных слушаний по делу Бродского, фрагменты документальных фильмов, 3D модель полутора комнат Бродского в доме Мурузи. В создании диска принимали участие Н.Попова, Л.Копылов, М.Чекоданова, И.Бородина, И.Иванова, Е.Бурмейтере, М.Коростелева. Музей Анны Ахматовой в Фонтанном доме, 2009. Стоимость диска в кассе Музея 300 р.

Как это построено? Это построено как попытка такой игры, которую человек, владеющий компьютером, должен сам выбрать. Почтовая открытка, на которой воспроизведена фотография Мильчика «Бродский на чемодане», почтовый штемпель и марка. Это все имеет свои оригиналы в реальности – они были на почтовых открытках, которые Бродский отправлял родителям.

Далее из пяти позиций или больших тем - Процесс, Отъезд, «Полторы комнаты», «Prix Nobel» и Путешествия – ты выбираешь внизу, что ты хочешь посмотреть.

Идут какие-то тексты Бродского, которые надо читать. Есть фотографии с комментариями. Есть стихи его, к этому периоду относящиеся, которые он читает, есть отрывки из документальных фильмов, где он рассказывает об этом периоде своей жизни, в главе «Процесс» есть стенограмма суда, которую читает Яков Гордин.

Что самое главное в Бродском? Не только дать почитать стихи, но помочь человеку установить связи между событиями, стихами, состояниями его духа, чтобы масштаб личности поэта можно было понять. За один присест этого не поймешь, но там есть некая наводка – камешки, по которым нужно идти, чтобы почувствовать, понять, прочитать. Захотеть его прочитать.

Мы специально это сделали, пустив этот диск в мир очень широко. Тираж – 1000 экземпляров. Это копейки, но пусть эта тысяча разойдется.

Я до сих пор ужасаюсь тому, насколько огромна пустота, образовавшаяся после его отъезда. Когда приходят журналистки молоденькие и говорят мне: «Да. Он уехал? И как он там устроился?» Понимаете, это же провал полный. Да, стали выходить стихи и собрания сочинений, но отсутствуют, долго, до самого последнего времени отсутсвовали комментария к этим стихам. Биография, написанная Лосевым – это тоже камешки, потому что письма еще нельзя публиковать.

Крупнейший поэт, трагический поэт конца 20 века, который сказал о человеке, живущем в пространстве культуры, и о земном шаре, которому никакой поэт не нужен, никакая культура.

В его стихах не только гнев по поводу того, что исторгло это государство, исторгла эта страна. Это так, но и – больше. Потому что вообще этому земному шару никакая поэзия не нужна и поэты не нужны. И вместе с тем он - как тот самый ястреб – туда улетает и сгорает, остается только перышко и какие-то дети кричат внизу, поймав перышко: «Зима, зима…»

Как рассказать поэзию Бродского? Ведь ее не возможно рассказать, ее надо читать. Собственно, наша задача – соединяя биографию, которую он не любил, и стихи, которые он любил, и его фотографии, которых, слава богу, много, хроникальные фильмы, которые тоже есть, попытаться продвинуться к тому, чтобы у человека возникло присутствие его рядом. Его голоса, его оценок, его стихов, интонации... Вот ею заразиться и захотеть открыть книгу. Собственно такая – простая, примитивная - задача музея. Она есть, и мы считаем, что мы ее выполнили. Как возможность: она есть у человека – прояви интерес и прочитай.

Выставка «Американский кабинет» как-нибудь обновлена, по сравнению с 2005 годом? Мы ведь уже видели экспозицию с таким названием у вас в музее пять лет назад.

Нина Попова: Да, абсолютно. Она обновлена вот в каком смысле: мы хотели убрать ощущение буквальности, которое было в первой экспозиции. Мол, это про американскую жизнь и про то, как он там жил. Дело же не в этом. Действительно важно, что эти вещи морем-океаном присланы и пришли к нам. Но для нас важнее, что в пространстве этих вещей он начал «Полторы комнаты», он начал писать о Ленинграде, об этом доме, о своих родителях. О том, как это государство двух стариков размозжило, превратило их в прах жизни. Как он виноват перед ними. А с другой стороны, как он не виноват – в чем его вина? Собственно, для нас этот кабинет, условно говоря, «американский», для того, чтобы рассказать о мире, о взглядах, о шкале ценностей, о гневе против этой тоталитарной системы, мучающей людей. О любви к ним, к этим старикам.

Он пишет по-английски, потому что надо писать по-английски, чтобы дать им возможность вечной жизни – по-русски нельзя. Потому что на русском, на котором они говорили, и он говорил, на русском об этом не рассказать. Как он пишет: не сравниваю язык с государственной системой, но не могу о них писать по-русски. И опять же мы все это построили как импульс и толчок для человека – прочитать «Полторы комнаты». Мы простые задачи ставим, мы не ставим сверхзадачи.

А специалистам что может быть интересно?

Для специалистов у нас была конференция [Международные юбилейные литературные чтения «Иосиф Бродский и Россия»,13-15 мая 2010 года. Сообщения и доклады исследователей творчества Бродского из России, США, Голландии, Великобритании, Германии, Франции] - трое суток. И еще на четверо суток шла другая конференция - в большом университете [СПбГУ]. Специалисты знают, чем заняться, мы специалистам не указчики. Мы идем своей дорогой и никогда не претендовали, чтобы беседовать со специалистами.

У нас есть фонды, кстати говоря, есть материалы, есть письма Бродского родителям. Есть письма родителей Брежневу. Это потрясающие документы. 12 лет раз в год они писали письма с просьбой разрешить им выезд, чтобы увидеть сына. Среди этих писем есть письмо Евтушенко, который пытался тоже написать Брежневу, поддержать стариков. Что совершенно, с моей точки зрения, неожиданно, хотя у него такой статус был. Как сказал мне Денис Ахапкин, когда я что-то зачитывала: «Я не знал, что у вас такие материалы». Но что мы можем? Мы храним. Но с другой стороны, будем стремиться издавать, если это получится. Запрет на письма наложен не нами на 50 лет.

На письма родителей тоже наложен запрет?

Да. И к родителям – тоже.

Они не доступны для исследователей?

Для исследователей – почитать без права воспроизводить, без права цитировать.

Какие из книг юбилейных вы можете отметить?

По-моему, замечательные книги Валентины Платоновны Полухиной. Она что делает? Она же пишет биографию, собирая интервью. Она, таким образом, этот запрет обходит.

Прекрасная книга Лосева в ЖЗЛ. В ней не все сказано, но с этим интересно работать. Но я еще многого не видела.

Прекрасная книжка Мильчика «Венеция Бродского». Она построена не как краеведческий путеводитель, а как сравнение Питера и Венеции с точки зрения пространства, архитектуры, водного пространства, водички вот этой самой. Возникают очень интересные сближения. Через зрительный ряд там возникает анализ структуры поэтики Бродского. И там прекрасная статья Лосева о Венеции. Он пишет, что совершенно Венеция ни на какой Петербург не похожа и быть похожей не может. Ему кажется, что и Бродский так воспринимал. А вместе с тем и так, и не так.

Вообще с Бродским интересно, потому что на каждое утверждение положительное есть отрицательное, такая идет диалектика, как это говорилось когда-то про Толстого. С ним интересно.

Был замечательный у нас круглый стол.

[14 мая 2010, Музей анны Ахматовой: Круглый стол на тему «Иосиф Бродский и Россия». Дискуссия по проблемам: •    Значение поэзии Иосифа Бродского в русской культуре XX–XXI веков; •    Посмертная судьба образа Бродского – формирование мифа; •    Публикация поэтического и эпистолярного наследия Бродского: где пролегают границы допустимого? •    Изменение роли и места поэзии на рубеже XX – XXI веков в духовной и общественной жизни российского общества. Участвовали Дмитрий Бак (Москва), Наталья Иванова (Москва), Эра Коробова (Санкт-Петербург), Михаил Мейлах (Страсбург), Татьяна Никольская (Санкт-Петербург), Валентина Полухина (Лондон), Игорь Смирнов (Констанц),Людмила Штерн (Бостон), Анни Эпельбойн (Париж). Модератор дискуссии Д. П. Бак].

Впервые все эти наши специалисты говорили о противоречивости и сложности мира Бродского и взглядов на него. О том, что одно положение отрицает другое. Это очень важные вещи. Потому что очень не хочется, да и не дается он ни в какую мифологию и патетику, потому что это ему противопоказано, не получается так с ним. Наша манера всегда ставить на пьедестал и турусы на колесах создавать, - а вот с ним это не получается. Бродский будет этому – омузеиванию, обронзовению его жизни и личности - сопротивляться всегда. И то, что об этом говорили как о важной вещи именно в юбилей, очень существенно.

А с музеем-квартирой есть какие-нибудь подвижки?

Выступавший на открытии конференции председатель Комитета по культуре Антон Николаевич Губанков сказал, что вот уже скоро. Не завтра, но ужо.

Пообещал? Или это просто было как бы для красного словца?

А кто его знает? Но сказал. И я его цитирую.

Скоро будут найдены недостающие деньги, все убудет выкуплено?

Наверное. Мы что? Мы люди страдательные, ждем-с, готовимся. Мы готовы, в принципе. Это трудная задача будет очень. Он не хочет и не может, не поддается. С ним очень трудно. Я уж не говорю про линейные, арифметические способы решения. Трудно будет. С другой стороны, интересно же очень.

См. также:

"Вечер с Бродским"

Музей-квартира Иосифа Бродского "на точке замерзания"

Польша в биографии Иосифа Бродского