Александр Николаевич Архангельский, литератор, ординарный профессор ГУ-ВШЭ (Москва), телеведущий и популярный блогер, выступил в ЕУСПб на семинаре "Вечера в Европейском" с лекцией на тему: "Зачем нужна культура?".

Вечер вела Мария Мацкевич.

Александр Архангельский: Что скажет человек искусства, если его спросят: « Зачем нужна культура?»  Ответ очевиден: «культура»  означает «художественная культура», «искусство» и существует для того, чтобы самому себе отвечать на вечные вопросы, страдать и сквозь страдание прорываться к истине.

Если мы спросим действующего политика, то он сделает глубокомысленное лицо и произнесет ряд банальностей, из которых станет ясно, что он ответа на вопрос не имеет. И, естественно, он этот вопрос отодвигает на обочину и занимается этим формально, если окончательно отделаться не может.

Нынешний премьер РФ знает ответ на вопрос: «Зачем нужна безопасность?»  Он знает, зачем ему нужна такая кредитная политика и т.д. Это определяет его выбор состава правительства. Зачем ему министр культуры, - он не знает.

Между собой политики говорят так: «Культура, как свинья, - шерсти мало, визгу много!» 

Для меня культура – вся сеть  социальных институтов, ответственных за производство смыслов. Эти социальные институты или поддерживают смыслы, или их разрушают. Это образование, это наука, это и телевидение. Если мы так ставим вопрос, становится понятным, как вести культурную политику.

Есть два направления: американское и европейское (французское). Американский путь заключается в том, что элиты в культуру не вмешиваются, но создают условия, чтобы бизнес вкладывал в культуру деньги.

Французская культурная политика заключается в том, что государство занимается культурой непосредственно от имени налогоплательщика: вкладывает деньги в музеи, театры, но при этом решения принимают не государственные органы, а сами кинематографисты между собой договариваются, кому эти деньги достаются и на каких основаниях. Деньги распределяются между французскими режиссерами. Было принято решение, что французским режиссером считается любой режиссер, снимающий для Франции: на французские деньги, для французского зрителя. Главный критерий – зритель, аудитория. Так Павел Лунгин стал французским режиссером, Отар Иосилиани стал французским режиссером. Государство четко разделило: чиновники выделяют деньги, а художники решают, какие проекты поддерживать.  Еще государство занялось пропагандой французского кино, рассматривая рекламу национального кинематографа как социальную.

Так же поступили в Англии, когда стал падать интерес к чтению. Никто не доказал, что человечество не может жить без чтения. Если мы принимаем то, что чтение как времяпрепровождение уходит в прошлое, мы должны оценить издержки: это упрощение восприятия, упрощение сознания. Если выбор делается в пользу более сложного сознания, то надо заниматься привлечением к чтению. Англия ответила себе на этот вопрос тем, что она хочет жить в Гутенберговской цивилизации. В Англии не стали давать денег издателям и писателям. Государство не распределяет гранты – это подкуп. Избирается другая модель: государство поддерживает читателя. Оно действует через библиотеки, гарантируя право доступа к современной английской литературе. Оно продвигает книгу в те неблагополучные регионы, где книга перестала быть ценностью. Туда, где стоят закрытые шахты, где нет работы, где папы сидят по тюрьмам. Книг в этих домах нет. Мальчики никогда не видели читающих мужчин. Девочки (в лучшем случае) читают раскрашенные книжки, но чаще и они ничего не читают.

Государство принимает решение, что нужен обыватель, понимающий, что мир сложнее, чем кажется. Не интеллектуал. Однако обыватель, догадывающийся, что есть интеллектуальная деятельность и уважающий ее. Только с  таким обывателем государство может решить проблему продвижения в истории. Вкладывать деньги и силы надо в читателя. Кому поручено возглавить кампанию продвижения книги? Дэвиду Бекхэму. Только он – авторитет для этих мальчиков. Он говорит: «Читать круто!» Он приезжает обсуждать прочитанные книжки.

Еще одна социальная программа: папам, сидящим по тюрьмам, выделили по несколько часов в неделю, освободив их от общественных работ, чтобы они начитали для своих детей книжки на диск. Ребенку доставляли диск и книжку. Кроме того, библиотеки получили деньги на закупку современной английской литературы. Выиграли и издатели, и писатели. Косвенно поддержали всех. Но без подкупа. Еще была запущена телевизионная программа, по выбору любимой книги. Отрасль книгоиздания задышала.

Как делают в Америке? Америка тоже на вопрос: «Должно ли следующее поколение читать?» - ответила положительно. Для этого нужны усилия. Появились «ридеры» с магнитными чернилами. Электронная книга становится такой же удобной для пользователя, как обычная. Это случится в ближайшие 5-10 лет. Это будет новая эра существования книги. Следующее поколение должно привыкнуть к этому типу книги. Америка принимает решение закупить для школ «ридеры». Это шанс для нового поколения вписаться в новую эпоху и привыкнуть к этим источникам информации. Бенефициар - гражданин. Не писатель, не издатель. В итоге выигрывают все.

Теперь о ситуации в России. Наш премьер предлагает модель государства – раздаточного пункта. Оно дает деньги в обмен на смысловые преференции. Эта линия отрабатывалась на судьбе толстых журналов и на финансировании киноиндустрии.

Писателям было обещано, что толстые журналы будут поддержаны на федеральном уровне. Писатели благодарили, шаркали ножкой. Разошлись очень довольные, после чего строгий минфин сказал, что денег нет, что такая раздача противоречит федеральному законодательству. Все рассосалось, но писатели свое отработали.

Потом пришла очередь кинематографистов. Они жаловались на то, что производит современное кино в России нерентабельно. Государство говорит, что готово вложить деньги в современное российское кино. 2 миллиарда рублей на 10 фильмов. При этом государство говорит, что само будет вырабатывать критерии, по которым примет решение, кому давать гранты. Государство будет выступать главным заказчиком. Любой подкуп приведет к тому, что все, что можно взять, возьмут, а ничего, что обещали дать, не дадут.

Постепенно общество и власть начинают нащупывать новые формы взаимодействия с культурой. Я хочу привести пример далеко не однозначный. Это «Пермский эксперимент». Проблема в Перми была следующая: инвестиций нет. Три города-миллионника на одном пятачке. С точки зрения инфраструктуры, место есть только для одного города. Исследование показало, что инвесторы путают Пермь и Пензу. Пермь настолько неизвестна миру, что предъявить ее в качестве заемщика невозможно. Традиционный путь: заказать рекламному агентству создание положительного образа Перми. На эти деньги появляется десяток особняков в далеких краях. Все уходит в песок. Город пошел другим путем. Те деньги, которые можно было вложить в рекламное агентство, вложены в культурный  эксперимент. Город решает предъявить себя в качестве европейской площадки. Туда пришел и стал министром культуры Борис Мильграм. Он привел Марата Гельмана. Объявлен открытый конкурс на строительство здания художественного музея. Жюри международное. Пермь впервые заявила о себе. В Перми теперь проходят выставки серьезных американских и европейских художников. В итоге журналистам за то, что они расскажут, что есть такой город Пермь, платить не надо. Они и так расскажут. Есть реальный информационный повод. Ни копейки на рекламное сопровождение не тратится. Соответственно, не воруется. Это выгодно с точки зрения инвестиций. Деньги начинают идти. Пермский экономический форум становится точкой притяжения не только для российской экономической элиты, но и для мировой. 3% от регионального бюджета выделяется в Перми на культуру. Это примерно равно 3 километрам недостроенной дороги.

Риски этой модели очевидны. Возможен раскол местного сообщества, что приведет к краху эксперимента. Главная проблема в том, что это – не система. Это отдельные люди. Есть люди – эксперимент работает. Выдернуть людей – все развалится мгновенно. Главный российский ужас в том, что нет институтов. Есть только люди.

Еще одна российская проблема: все движется только из регионов в центр. Если вы уехали из центра в провинцию – это поражение. Только очень успешные люди могут позволить себе уехать из столицы в регион и не проиграть. Это преодоление одноколейности российского пространства. Это очень важно в социальном отношении. В Перми вопрос о «Министерстве Правды» не стоит. Там есть оппозиционная пресса. Не только Кремлю, но и местным властям. Это очень полезно  для Перми и для ее руководства.

(Полная стенограмма выступления будет опубликована на сайте ЕУСПб)

Во время обсуждения доклада Андрей Столяров и Дмитрий Травин предложили свой взгляд на российскую практику присуждения  премий в области культуры.

Андрей Столяров. Неделю назад я сказал молодым писателям, что для написания книги деньги не нужны. Нужно только время. Деньги нужны, чтобы напечатать книгу. Ни одно издательство не хочет брать ни одной книги, не относящейся к определенному жанру. Только если автор получил премию.

Что такое получить премию? Включаться в премиальную гонку – это значит совершать действия, которые нормальный человек совершать не должен. Нужно в течение десятилетий поддерживать связи с «нужными» московскими людьми. Нужно придерживать свое мнение. Ни с кем не спорить. Писать восторженные рецензии на тех, кто входит в узкую литературную тусовку, определяющую, кто пройдет, а кто – нет. Это не литературная работа. Это чисто карьерное продвижение.

Дмитрий Травин. Я уже шесть лет являюсь членом жюри журналистской премии «Золотое перо». Эта премия имеет очень мало отношения к качеству журналистского труда в Петербурге. Механизм такой: Гран-при  получают по очереди все журналисты моего поколения. Кто еще не получил, получит в ближайшие годы. По отдельным номинациям премии проталкивают сильные группировки. Я пытался привлечь внимание к аналитике. Ничего не получилось. Все схвачено очень жестко.

Михаил Ошеров вызвался откомментировать ситуацию в Перми.

Михаил Ошеров. Для меня пожар в пермском клубе «Хромая лошадь» - это не трагическая случайность, а трагическая закономерность. Один из культурных проектов господ Марата Гельмана и Бориса Мильграма был троллейбус, ходивший по Перми с надписью: «Лучше зажигать в клубе, чем в лесу!» Вот оно зажглось! Для меня это не просто Нью-Васюки, это катастрофический эксперимент. Это эксперимент над российским сознанием. Это искусственное привнесение Запада в традиционную российскую культуру. Надеюсь, эксперимент подошел к своему естественному концу. А теперь я хочу сказать о том, для чего нужна культура. Сейчас безумное количество «чернухи» - фильмов, которые пачкают наше общество. Дикие обвинения того, что было в советское время. Откровенно лживые фильмы снимаются на государственные деньги: «Штрафбат», «Груз-200». Эта тенденция культуры – очернение нашего прошлого – настораживает.

Итоги дискуссии подвел А. Архангельский.

Александр Архангельский. У нас доиндустриальная  экономика и инновационное потребление. Все, чем мы пользуемся, произведено не здесь, и здесь производиться уже не будет. Государство находится в тупике. Население голосует за «Единую Россию». Правда, не в тех масштабах, о которых нам говорят. Население лояльно. Оно не хочет перемен. Оно хочет, чтобы все было так, как сейчас, только чуть-чуть лучше. Поэтому вопрос о необходимости модернизации в сегодняшней России остается открытым.

Но это не значит, что нам не нужна культура. Советские стратегии я не рассматриваю. Их в России больше не будет. В потребительском обществе надо выстраивать модели, которые помогают не только потреблять Донцову, но и потреблять то, что выходит за пределы Донцовой.

Работать с населением можно. Спрос на культуру нужно формировать. Но самое существенное – это обеспечить не спрос, а право на встречу. Это и есть наша задача – обеспечить любому гражданину право на встречу с культурой. Независимо от места проживания, независимо от его имущественного статуса.