Никита Ломагин, доктор исторических наук, доцент экономического факультета СПбГУ, директор Балтийского исследовательского центра.
Сам автор указал на то, что обилие «еврейских страниц» в книге «Неизвестная блокада» (в 2-х томах: СПб.: "Нева", 2002, 2004) удивило его самого и произошло помимо его воли. В основу книги легли документы, хранящиеся в архивах ФСБ.

Рассказывает Никита Ломагин.

"По первому образованию я историк, по второму – юрист. Я занимался военным переводом и спецпропагандой.  Моя первая диссертация была посвящена немецкой пропаганде во время войны на Ленинградском фронте. Естественно, что значительная часть этой пропаганды,- антисемитизм.

Чтобы судить об эффективности пропагандистской работы, мы должны посмотреть, каково было ее воздействие на солдат, красноармейцев, краснофлотцев, защищавших Ленинград. Сделать это довольно сложно.

Моя вторая диссертация посвящена политическому контролю, всем видам цензуры, работе информаторов во время войны. Важно было выяснить, какие настроения власть считала антисоветскими, каким образом она пыталась минимизировать воздействие немецкой пропаганды, и какой отклик пропаганда вызывала у населения.

Были использованы и официальные, и закрытые источники. Нередко информатор видит то, что хочет от него услышать начальство.  Есть и дневники интеллигенции. Кроме того, я работал в Гарвардском университете с документами, собранными при опросе более 5,5 тысяч людей, которые после войны оказались в Австрии и в Германии. Были записаны их рассказы о жизни в Советском Союзе. Опрос проводился по заданию американской разведки. Один из вопросов касался проблемы межнациональных отношений, «есть ли «еврейский вопрос» в России?» Вот источники, которыми я пользовался.

Кроме того, я перевел на русский материалы немецких спецслужб: отчеты, посвященные Ленинграду, и данные немецкой разведки. Этот вопрос у нас замалчивается, но было большое число перебежчиков. Около 4,5 тысяч человек в ноябре 1941 года перешли на сторону немцев. Это основа, которая есть у меня.

В довоенное время в Ленинграде существовал латентный антисемитизм.  Он носил бытовой характер, государством не поддерживался. После того, как началась война,  в Ленинград с июля 1941 года стали проникать нацистские листовки («Бей жида-политрука!»).  Их было порядка 16 миллионов.

До середины сентября немецкие агенты беспрепятственно проходили в город. Идею, что война ведется против большевиков и евреев, немцы пытались укоренить в сознании населения. Сначала это не имело никакого воздействия. И народ, и власть были заняты другим. Источники не свидетельствуют о том, что антисемитизм представляет угрозу.

Начиная с  20-х чисел августа [1941], судя по партийным материалам и материалам НКВД, мы видим, что антисемитизм входит в повестку дня. Особенно в материалах райкомов партии, бюро горкома и обкома партии.

Принимались специальные постановления по борьбе с антисемитизмом и антисоветской пропагандой. Партийная власть, безусловно, испугалась этих настроений, поскольку нацисты не делали в своей пропаганде различий между коммунистами и евреями. Таким образом, антисемитская пропаганда воспринималась как антикоммунистическая пропаганда.

Было заявлено, что мы должны сделать все, чтобы антисемитизм победить. Было сделано соответствующее распоряжение и прокуратуре, и НКВД, и милиции: выявлять подобные настроения и с ними бороться.

Но эта война была очень сложная. Поскольку серьезным средством мобилизации населения был русский национализм. С самого начала стали вспоминать о Дмитрии Донском, о Ледовом побоище, о псах-рыцарях. Стали говорить о традициях русского народа. Впервые русская национальная идея стала основой пропаганды.

Это вызвало отклик у населения, которое было очень необразованно в области отечественной истории. Люди, под воздействием пропаганды, стали задумываться об этих вопросах. В каком государстве мы живем? Кто нами управляет? Впервые этот вопрос был актуализирован теми, кто приехал в Ленинград во время индустриализации. Это были крестьяне, весьма восприимчивые к идеям черносотенцев. Таким образом, они стали самоопределяться в условиях Ленинграда.

Пропаганда русского национализма и патриотизма актуализировала проблему, стимулировала появление вопросов о необходимости русского национального правительства.

Есть статистика роста антисоветских настроений. В это время растет и антисемитизм, но он не выделялся в отдельную категорию учета у органов НКВД.

Мы видим дуализм власти: партия настаивает на том, что с антисемитизмом нужно бороться (только в газете «Ленинградская правда» за сентябрь этой проблеме посвящено 10 статей), но НКВД за все время блокады не возбудило ни одного уголовного дела по факту антисемитизма, хотя была такая статья в Уголовном кодексе. Возможно потому, что очень сложно было сформулировать состав преступления. Возможно, НКВД не считало это направление приоритетным. Возможно, дело в том, что такие настроение в то время разделяло довольно много людей.

Судя по немецким источникам, проявлений антисемитизма в Ленинграде было очень много. Но нацисты видели то, что хотели видеть. Они утверждали, что антисемитизм проснулся в русских. Они настаивали, что используются слова, которые четко маркируют тех, кто их произносит как антисемитов. В своих сводках они приводят множество примеров, основываясь на показаниях перебежчиков. Они рассчитывают воздействовать на население  Ленинграда.

Начиная с марта 1942 года, антисемитизм пошел на спад. Это показывают и советские, и немецкие источники.

До конца 1943 – начала 1944 года антисемитизм в повестке дня не стоял.

Когда, после прорыва блокады, стали возвращаться те, кто был в эвакуации, проблема возникла вновь. Складывалась ситуация, когда одним разрешали вернуться в Ленинград, другим - нет. Это становилось почвой для конфликтов. Но для власти антисемитизм как политическая проблема, начиная с 1944 года, не стоял.

Мне удалось найти свидетельства нескольких весьма уважаемых людей, которые говорили, что на себе не ощущали проявлений антисемитизма до и во время войны.

Один из респондентов в рамках Гарвардского проекта утверждал, что по большому счету, все в Советском Союзе зависело от Сталина. Скажет, что евреи – герои, будут хвалить, говорить, что евреи страдали и были вместе с нами. Скажет: «Ату их!»  - средства пропаганды сделают все, чтобы дискредитировать участие евреев в войне, работу на заводах.

Зависимость общественных настроений от линии партии, от пропаганды прослеживается в материалах 1945 года.

Был ли антисемитизм общераспространенным явлением? Те, кто мог почувствовать это на себе, отвечали: «Нет». Таких дневников по Ленинграду мне удалось выявить всего четыре. Материала не хватает. Но это важно. По крайней мере, для меня.

Я не специалист по этому вопросу. Для меня это была периферийная тема. Каких-то деталей по уголовным делам я могу не знать.

Расскажу об одном деле. Оно показывает попытку людей объединиться в ответ на антисемитские настроения. Было зафиксировано несколько собраний представителей руководства крупных заводов. Они пытались дать отпор проявлениям антисемитизма на тех предприятиях, которыми они руководили. В материалах НКВД эти собрания проходят под грифом «Создание сионистской организации». Все, что там записано, это факт проведения собраний. Темой обсуждения на собраниях стала не тревожная судьба участников встречи, а проблемы качества работы предприятий: «Если негативные тенденции возьмут верх, то мы не сможем выполнить план». Речь не шла о личной стратегии выживания. Речь шла о том, как реализовать задачи, поставленные  командования Ленинградского фронта перед заводами. «Если будем отвлекаться на межнациональные отношения, не отремонтируем танки». Это было в 1941-1942 годах. Продолжения ( в виде следствия, ареста) у этого дела не было".

Вместо послесловия

Сведения об антисемитизме в СССР во время Великой Отечественной войны (по материалам  Википедии):

«В 1943—1944 гг. был издан ряд закрытых инструкций, в соответствии с которыми началось выдавливание евреев с руководящих постов и из системы образования и был введен негласный лимит на приём евреев в ВУЗ. Ключевую роль в этом отношении сыграло расширенное совещание, созванное Сталиным осенью 1944 г., во вступительном слове на котором сам Сталин призвал к «более осторожному» назначению евреев; выступивший вслед за тем Маленков со своей стороны призвал к «бдительности» в отношении еврейских кадров; по итогам совещания было составлено директивное письмо, подписанное Маленковым (так наз. «Маленковский циркуляр»), перечислявшее должности, на которые не следует назначать евреев. На банкете в честь Победы 24 мая 1945 г. Сталин провозгласил установочный тост «за русский народ», особо выделив русский народ из числа других народов СССР как «руководящую силу Советского Союза». С этого момента, по мнению исследователей вопроса, начинается нарастание официально поддерживаемой волны великорусского шовинизма, сопровождавшегося антисемитизмом. Во многих регионах, особенно на Украине, местные власти препятствовали в возвращении евреям их квартир, в устройстве на работу. Никак не преследовался усилившийся антисемитизм, доходивший до погромов (например, в Киеве). С осени 1946 г. был взят курс на жёсткое ограничение иудаизма. В частности, Совету по делам религиозных культов было поручено резко ограничить еврейскую благотворительность (цдока), развернуть борьбу с такими «подразумевающими националистические настроения» обычаями, как выпечка мацы, ритуальный убой скота и птицы, ликвидировать еврейские похоронные службы».