Докладчик Борис Габе начал свое выступление с того, что подчеркнул коренное отличие движения, которое вылилось в создание независимого самоуправляющегося профсоюза, от той традиции национально-освободительного повстанчества, которая существовала в Польше с конца XIX века до середины ХХ столетия. Он указал, что та традиция пресеклась потому, что в тяжелейшей вооруженной борьбе, сначала с нацистским, а затем и с коммунистическим тоталитаризмами, погибло большинство ее носителей. При этом они не смогли передать свой опыт и свои идеалы последующим поколениям и потому «Солидарность» складывалась достаточно самостоятельно.

Затем он обратил внимание собравшихся на следующее: помимо тотального террора нацистов и коммунистов Польша пережила и иные глубокие социальные потрясения. Гибель доброй трети горожан в ходе уничтожения немцами евреев - со времен средневековья каждый третий польский горожанин был евреем (обычно ремесленником или  торговцем). Переселение миллионов с восточных земель, отошедших после 1945 года к Советскому Союзу, на запад, «прирезанный» стране за счет побежденной Германии. Массовое выселение немцев и украинцев «в порядке обмена населением и территориями» между СССР, ПНР и будущей ГДР. Полное разрушение столицы страны Варшавы и многое другое подобное. Большинство поляков после 1945 года были беженцами или вынужденными переселенцами, утратившими привычное окружение, связи и знакомстав. Эта десоциализация людей во многом и стала причиной победы коммунистов в гражданской войне, шедшей в ПНР до начала 1950-х.

Между тем коммунисты не просто терроризировали страну, но и создавали из социально атомизированных подданных новое, нужное им, общество. Для службы в аппарате государства им требовались образованные люди, а прежние интеллигенты были антикоммунистами в большинстве своем – их репрессировали, а вместо них срочно обучили выходцев из городских низов и деревень. Своей опорой коммунисты считали промышленных рабочих – и началась широкомасштабная индустриализация, приведшая на заводы миллионы вчерашних крестьян. Для централизованной плановой экономики требовалось множество чиновников – всем, кто имел организаторские способности и демонстрировал свою лояльность через вступление в компартию (назвавшуюся после 1945 ПОРП), давали возможность выдвинуться. В стране возник многомиллионный слой людей, ощущавших себя поднявшимися по социальной лестнице – они были благодарны власти, приведшей их к этому.

Но одновременно они же злились на эту власть за те мелкие, но тотальные повседневные трудности, которые она им создавала. Построив экономику на началах полного огосударствления и централизованного планирования, коммунисты породили этим неизбежный  тотальный дефицит, очереди и черный рынок. Причем эти бытовые мучения большинства происходило на фоне полного благополучия тех, кто входил в высшие эшелоны власти. Они «правдами» (через систему «закрытого» распределения жизненных благ), а чаще неправдами (благодаря повальной коррупции) обеспечивали себя всем достаточным и не только.

Злоба эта находила себе выход в брожении, неизбежно возникавшем в многочасовых очередях. Власть видела, что ее политика ведет к возникновению зародышей некоего организованного протеста – очереди становились своего рода оппозиционными политклубами  Поэтому в октябре 1956 года она решилась на широкомасштабное повышение «твердых» цен на основные продукты питания, надеясь тем самым, сбалансировав спрос и предложение, ликвидировать политически опасные «хвосты».

Но накопившееся недовольство от этого не исчезло - наоборот, повышение цен его подогрело. Однако оно проявилось не в очередях, а у проходных предприятий. Там традиционно, как во всем мире, в «пересменку» стоят кучки рабочих, выкуривая последнюю перед началом работы (или первую по ее окончании) сигарету. Именно в этих кучках резко усилилась ругань по адресу начальства в те дни, когда было обнародовано решение власти о новых ценах на хлеб, мясо, масло и пр. В Познани это возбуждение вылилось в стихийную демонстрацию от рабочих окраин к центру со скандированием требований снизить цены.

Власти были готовы к такому повороту событий: переход от брожения к демонстрации занял достаточно много времени. Шествие встретил заслон автоматчиков, открывших стрельбу, были десятки убитых и раненых. Эти события шокировали всю Польшу, но куда важнее, что они дали повод верхушке ПОРП совершить давно чаемый ею переворот.

Во главе послевоенной Польши стоял Б.Берут – старый коминтерновец, ухитрившийся уцелеть в годы сталинских кровавых чисток партаппарата. Он лично подобрал себе окружение и командовал им твердо и непреклонно, немедленно избавляясь от тех, кого считал опасным для себя. (Кого-то расстреливали, кого-то сажали в тюрьму, кого-то выгоняли отовсюду.) К середине 50-х собранные им люди устали от его самоуправства, а он, состарившись, не увидел этого. Октябрьские события стали катализатором стремительного объединения недовольных Берутом высших партаппаратчиков против «хозяина» - тот был снят со всех постов. А на его место назначили В.Гомулку – фигуру, идеальную для умиротворения возбужденных умов народа. В отличие от Берута, всю II мировую войну просидевшего в СССР, Гомулка успел поработать в антинемецком подполье, к тому же, Берут подержал его несколько лет в тюрьме. Бывший подпольщик и бывший политзаключенный встает во главе партии и государства в трудную минуту – это сразу возбудило надежды, которые Гомулка отчасти сумел оправдать.

Он приостановил политический террор (утративший всякий смысл после гибели большинства активистов вооруженной национальной оппозиции), ускорил освобождение ранее репрессированных (процесс этот начал еще Берут сразу после смерти Сталина), и полностью отказался от некоторых основополагающих моментов политики своего предшественника. Была прекращена коллективизация села – что-то успели «кооперировать», но 2/3 земли осталось в единоличном владении крестьян. Была свернута сверхиндустриализация – недостроенные объекты потихоньку «доводили до ума», а новые не начинали. Гомулка оставил в покое католическую церковь – а она в Польше не только молельный дом, но и важнейший социокультурный институт. (Польская церковь традиционно – это места регулярного сбора общины, система образовательных учреждений, сеть лечебниц, приютов и богаделен, кассы взаимопомощи, а так же периодика, издательства и т.п., существующее на базе десятков тысяч приходов.) Наконец новый глава ПНР нащупал форму взаимодействия государства с мелким частным предпринимательством, устраивавшую обе стороны: частнику не мешали обогащаться, но и не давали стать настолько сильным, чтобы угрожать монополии казенных заводов, фабрик и учреждений. Ну и еще отметим: первые годы правления Гомулки цензура в сфере культуры вела себя достаточно умеренно.

До середины 1960-х это приносило и народу и власти позитивные плоды. Хотя госсектор тратил злотых больше, чем зарабатывал (продажей своей продукции или налогами), частник, стремясь эти злотые заполучить, старался изо всех сил. Крестьяне выжимали все возможное из своих наделов, ремесленники до седьмого пота трудились в своих мастерских, а мелкие торговцы – в лавках. А недавно сформировавшаяся польская интеллигенция, которой цензура не мешала знакомиться со всеми достижениями процесса мирового культурного развития и участвовать в нем по мере сил, наслаждалась этими возможностями. Она, в большинстве своем, была аполитична и всем довольна, за что Польша получила славу «самого веселого барака соцлагеря».

Но к середине 1960-х частный сектор оказался не в состоянии давать столько товаров и услуг, чтобы поддерживать товарно-денежное равновесие рынка – его постоянно нарушал тот поток злотых, который изливался из госсектора. (Частник «переварил» бы этот поток, но всем его преуспевавшим представителям коммунистическая власть мешали развивать свой бизнес, чтобы они не превратились из мелкой буржуазии в средних и крупных предпринимателей.) Поскольку государство всевозможными полицейско-бюрократическими мерами поддерживало систему «твердых» цен, то избыток денег в обращении обернулся новым всплеском «инфляции по социалистически»: вновь повсеместно стали пустеть магазинные полки и возникать очереди.

К этому добавилось и ужесточение цензуры в сфере культуры. Гомулка и верхушка ПОРП к середине 60-х состарились и вкусы их закоснели. Меж тем именно в 60-е в мире произошли глубокие перемены в массовой культуре, что руководство ПНР приняло в штыки. Цезура ужесточилась, новинкам иностранного и отечественного происхождения стало труднее пробиваться к публике, что обозлило и публику и творцов. Кризис случился в марте 1968 года, когда была запрещена новаторская постановка классической пьесы А.Мицкевича «Дзяды» в одном из студенческих театров. Об этом быстро стало известно всей интеллигенции, а студенчество в столице и ряде крупных городов даже вышло на демонстрации протеста. Полиция разогнала демонстрантов дубинками, множество студентов были «вычищены» из ВУЗов, а Гомулка, приблизив к себе отличившегося при этом министра внутренних дел генерала Мочара, обвинил во всем произошедшем польскую еврейскую общину.

Этот поворот во внутренней политике ПОРП произошел не только по желанию Гомулки, пытавшегося  использовать широко распространенный среди поляков антисемитизм. Дело было еще и в том, что в силовых структурах ПНР обычная во всем мире в таких ведомствах грызня кланов обрела форму противостояния «польской» и «еврейской» генеральских клик. Основным кадровым резервом ПОРП в послевоенной Польше были люди, прошедшие в годы II мировой войны через Войско Польское.

Осенью 1939 года Польшу поделили Гитлер и Сталин. Миллионы ее граждан оказались на территории Союза, а среди них были не только поляки, но и евреи с украинцами. Когда в 1941 году началась война СССР с III Рейхом, Красная армия стала терпеть тяжелые поражения. Возникла необходимость в формировании новых частей и была сделана попытка сформировать польские национальные войска. Эту задачу (по согласованию с находившимся в эмиграции в Лондоне польским правительством) Сталин поручил одному из генералов Речи Посполитой Андерсу. В ходе создания польской армии на территории СССР Андерс и его сподвижники обнаружили свидетельства массового уничтожения польских офицеров (т.н. «катынское дело») Естественно, что армия Андерса на территории СССР воевать не захотела и по соглашению с Англией ушла через Иран в Северную Африку.

Так как армию Андерса формировали офицеры довоенной Польши, они подбирали в нее людей в соответствии со своими предпочтениями: в нее не брали польских евреев и людей левых взглядов. Именно из них в 1942 году сформировали новые польских соединения – вначале отдельные батальоны и бригады, затем дивизию им. Т.Костюшко, развернутую в 1944-1945 году в Войско Польское. После победы над Германией это Войско вело антипартизанскую войну до самого начала 1950-х. Во время любой войны карьеры делаются быстро, поэтому в 1950-е в силовых структурах ПНР было много офицеров как польской, так и еврейской национальности, хотя после 1945 года от многомиллионной еврейской общины Речи Посполитой остались лишь несколько сотен тысяч человек. В 1960-е мающиеся от безделья в условиях мира генералы интриговали друг против друга – обычное занятие высокопоставленных военных во всем мире. До марта 1968 года Гомулка предпочитал лавировать между их соперничающими кланами», а после подавления студенческих волнений поддержал неформального лидера «польской» клики – генерала Мочара.

По настоянию последнего из армии, полиции и госбезопасности изгнали всех польских граждан еврейского происхождения. Заодно по тем же мотивам «очистили» госаппарат, систему образования, промышленность и учреждения культуры. Были закрыты все еврейские национальные организации – культурно-просветительские, образовательные, и пр., восстановленные после 1945 года, после трагедии тотального уничтожения, пережитой польским еврейством. В таких условиях сотни тысяч человек эмигрировали и в Польше реализовался сравнительно мирный вариант «окончательного решения еврейского вопроса».

Несмотря на распространенный в стране антисемитизм, на многих, особенно образованных, поляков все это произвело гнетущее впечатление. Им стало очевидно: коммунистическая власть цинично-беспринципна и никаких надежд на перемены к лучшему нет. (Это подтвердило и прошедшее в том же году в августе подавление «пражской весны».) Между тем именно такая надежда позволяла людям до поры мириться с теми постоянным житейскими трудностями, террором и политическим абсурдом, которых было так много при диктатуре коммунистов. В стране началось политическое брожение: многие стали размышлять о том, как изменить эту явно гнилую политическую систему. Своими размышлениями они делились с друзьями – и постепенно Польша покрылась сетью неформальных кружков, в которых господствовали оппозиционные настроения.

Тем временем, к 1970 году, товарно-денежное равновесие в стране было окончательно нарушено. Гомулка встал перед необходимостью вновь (как в 1956 году) резко повысить «твердые» цены на продовольствие. В надежде на благоприятный эффект от антисемитской кампании 1968 года, власти в декабре 1970 провели это удорожание. В ответ в стране вспыхнуло недовольство, вновь, как 24 года назад, вылившееся в стихийную демонстрацию рабочих от проходных своих заводов к центру города – на этот раз это произошло в Гданьске. И опять демонстрантов встретили войска, убившие и ранившие десятки человек.

Гданьский расстрел окончательно лишил коммунистическую власть остатков легитимности в глазах интеллигенции и городских рабочих, несмотря на то, что, как указывалось выше, эти социальные слои были созданы «с нуля» этой властью. Но в среде оппозиционно настроенных мыслящих поляков возник вопрос: что противопоставить «реальному социализму»?

Большинство интеллектуалов, которые только и способны дать обществу ответ на этот вопрос, были знатоками лишь в системе марксистской социологии. (Все немарксистские обществоведы из системы образование были изгнаны еще в конце 1940-х, а соответствующая литература из библиотек и многих частных собраний была изъята, да и из-за рубежа не пропускалась.) Поэтому они говорили не о радикальном отказе от основных принципов социализма, а о необходимости демократического развития их. Однако до 1976 года ничего конкретного из этих размышлений в подполье не вытекало. Распространялись самиздатские тексты, складывались устойчивые группы друзей, обменивавшихся таковыми и обсуждавшие их, налаживалась общенациональная сеть связей между такими группами, но все это касалось сотен, много – тысяч человек. Все изменилось летом этого года.

Тогда обнаружилось, что «новая экономическая политика» ПОРП, начатая в 1970-1971 годах, провалилась. По итогам гданьских событий снова, как в 1956 году, окружение тогдашнего лидера коммунистов, Гомулки, решило от него избавиться, свалив на него вину за все произошедшее. (Тот к этому времени, как и Берут,  оказался окружен враждебностью тех людей, которых сам подобрал себе в помощники.) Новым лидером ПОРП и ПНР стал Э.Герек, кадровый партаппаратчик. Он задумал такую экономическую «спецоперацию»: власти Польши берут у западных банков крупные кредиты, закупают на эти деньги лицензионные предприятия по производству товаров ширпотреба, продают часть продукции этих предприятий в СССР, получают в обмен нефть и, переработав ее, продают нефтепродукты на Западе, рассчитываясь с тамошними банкирами за кредиты.

Но к середине 1970-х обнаружилось: закупленные заводы строятся медленнее, чем было рассчитано. Продукция их отличается низким качеством – чиновники, заключавшие соответствующие соглашения, корыстно или по невежеству, закупили самые дешевые, заведомо устаревшие лицензии. Власти СССР оказались прижимистее, чем рассчитывал Герек, и нефти от них удалось получить куда меньше, чем он планировал. Это и ряд других обстоятельств привели к тому, что злотые, выплаченные рабочим в период строительства и наладки указанных предприятий, оказалось нечем «отоваривать». Вновь стали пустеть магазинные полки и удлиняться очереди, вновь возникла необходимость повышать «твердые» цены.

Летом 1976 года это повышение было проведено и вновь вызвало взрыв недовольства. Но теперь общество, в том числе и промышленные рабочие, было лучше организовано, чему способствовало, помимо вышеотмеченного, и прекращение в 1956 году политики сверхиндустриализации. На предприятиях и в учреждениях с конца 1950-х наступила «кадровая стабильность», когда люди годами и десятилетиями работали в одних и тех же коллективах, сплачиваясь в компании приятелей-сослуживцев. Поэтому, когда стало известно о повышении цен, никто уже не стремился выходить на улицу – народ попытался провести что-то вроде забастовки.

Как это делать – никто не знал. Поэтому все вылилось в митинги на предприятиях, которые, пока народ митинговал, стояли по нескольку дней. (Лишь кое-где отдельные группы молодежи пытались останавливать поезда, но широкого распространения эта практика не получила.) Власти, выждав, когда из людей «вышел пар недовольства», принялись увольнять замеченных в особой активности на этих митингах. В итоге события 1976 года закончилось этим увольнением многих тысяч человек.

И тут в среде оппозиционных интеллигентов, которые в это время уже сплотились в общенациональную сеть кружков, возникла идея: организовать помощь уволенным, попавшим в «черные списки». По инициативе известного в этой среде Я.Куроня стали возникать «комитеты общественной самозащиты – комитеты помощи рабочим». (По-польски аббревиатура этого выражения выглядит как КОС-КОР – под таким названием эти комитеты и вошли в историю.) Комитеты эти прежде всего подыскивали уволенным работу. Это им удавалось: ведь далеко не все даже государственные конторы были готовы принимать во внимание «черные списки» - многие испытывали такую нужду в людях, что брали всех. К тому же в работниках, пусть лишь временных, нуждался частный сектор. Кроме того, «коскоровцы» помогали уволенным, многие из которых были молодые, семейные и многодетные, пристраивать детей в ясли и детсады при костелах. При социализме заведения такого рода обычно существуют при предприятиях и учреждениях, а потому за увольнением человека выгоняли и его детей. Иногда даже удавалось помочь людям если не восстановиться по суду на прежнем месте, то хотя бы получить денежную компенсацию за незаконное увольнение.

Но почти сразу выяснилось: у немногочисленного подполья мало людей, способных квалифицированно вести подобную работу. Поэтому КОС-КОР стал создавать нелегальные образовательные кружки – «летучие университеты». Там на лекциях рассказывалось об основах трудового права, о базовых понятиях профсоюзной работы, о реальном (а не искаженном пропагандой коммунистов) опыте польского и мирового рабочего движения. При этом надо учесть: большинство активистов интеллигентского подполья хорошо знали лишь Маркса и Ленина,  Польша в целом страна глубоко воцерковленная и хорошо знакомая с Писанием, а межвоенная Речь Посполитая многим представлялась «золотым веком» по сравнению с «реальным социализмом». Поэтому в идеологии, доминировавшей в системе «коскоровских» кружков, поневоле сложилась смесь социал-демократические идей, «сдобренных» евангельскими и национально-реставрационными мотивами.

Уже в конце 70-х активность КОС-КОР породила новые общественно-политические структуры. В мае 1977 возник общепольский студенческий комитет солидарности, а в конце 1977 – начале 1978 местные комитеты студенческой солидарности образовались в Варшаве, Вроцлаве, Познани, Гданьске, Щецине. В феврале 1978 на юге сложился подпольный комитет свободных профсоюзов Катовице (шахтеры), а в апреле на севере начала действовать «комиссия свободных профсоюзов побережья», выпускавшая подпольный бюллетень «Роботник выбжежа». В середине 1978 начал выходить общенациональный подпольный профсоюзный журнал «Рух звязковы». Тогда же в Гданьске образовалось «Движение защиты прав человека и гражданина», а по всей стране стали складываться ячейки организации «Молодая Польша». При этом брожение охватило и правящую коммунистическую партию – в ПОРП возник дискуссионный клуб «Опыт и будущее», где осторожно критиковалась прошлая и нынешняя политика властей. В 1979 в Кракове и других университетских центрах страны складывается сеть кружков «движения академического обновления». Наконец в сентябре того же года образуется «Конфедерация независимой Польши», объединяющая до 40 подпольных групп, идеологически тяготевших к некоторым традициям когда-то существовавшей в Польше весьма влиятельной партии «национальных демократов» - эндеков. А все ранее отмеченные структуры тянулись к традиции другой, более левой, исторической политической силы – польской социалистической партии, ППС. Политической активности поляков способствовало и избрание в октябре 1978 новым римским папой под именем Иоанна-Павла II примаса польской католической церкви кардинала К.Войтыла, известного своей твердой позицией по отношению к коммунистическим властям.

К 1980 году идея профсоюзов, свободных от опеки коммунистической партии и защищающих интересы работников в их спорах с администрацией (назначенной коммунистами), охватила большинство мыслящих поляков. Особую роль в этом сыграли как «летучие университеты», так и нелегальные издательства, в частности, возникшее в 1976 «НОВА». Оно (немалым для подполья тиражом) издало ряд брошюр (т.н. «Библиотека рабочего»), в которых были изложены указанные идеи.

Меж тем в конце 1979 встал вопрос: способна ли Польша платить по кредитам, взятым у западных банков? Эти банки стали заявлять, что польские власти, по их мнению, слишком много тратят на дотирование цен на продовольствие. Условия возврата кредитов можно облегчить, лишь если эти дотации будут сокращены – ведь банки хотят хотя бы когда-то получить назад свои деньги. В это же время власти ПНР обнаружили, что попали в долговую ловушку: оплата процентов по кредитам съедает все их доходы. Оттянуть дефолт можно было, только получив новые кредиты. Приходилось соглашаться с условиями банков – финансовый крах грозил и политическим крахом, а так появлялась надежда выкрутиться.

Весной 1980 ЦК ПОРП приняло решение о повышении цен на товары первой необходимости, т.е. о сокращении объемов дотирования. Слух об этом прошел уже в мае-июне - и начались первые волнения рабочих, желавших повышения зарплаты в предвидении роста цен. На этот раз власти не стали прибегать к репрессиям, а начали удовлетворять недовольных – благо первые требования были небольшими и аполитичными. Но народ понял - «коммуна» поддается на давление! Когда с 1 июля цены были подняты, по стране пошел вал забастовок. Началось все в Люблине, Варшаве и Гдыне, а затем распространилось по всей стране. Власти попытались справиться с забастовками путем уступок – но это лишь раззадорило стачечников и, затихавшие в одном месте, забастовки возникали снова и снова в других местах. В ходе этих волнений стали формироваться заводские стачечные комитеты, в которых, естественным образом, на первых ролях оказались активисты КОС-КОР, как наиболее подготовленные.

В начале августа 1980 между заводскими стачкомами стали налаживаться  связи - и эта сеть комитетов выдвинула общий политический лозунг: независимые профсоюзы. Во второй половине августа идея получила свое воплощение в общепольском стачкоме, опиравшемся на судоверфь им. Ленина в Гданьске. Все остальные забасткомы провозгласили себя ячейками независимого профсоюза «Солидарность» и потребовали от властей признать законность его существования.

31 августа 1980 власти ПНР после изнурительных переговоров признали «Солидарность» и заключили соглашение об этом с забасткомами Гданьска, Щецина и Ястшемба. Тогда же они пообещали зарегистрировать общенациональную организацию «Солидарности», если та проведет все необходимые формальные процедуры – съезд делегатов и т.п.

5-6 сентября 1980 на пленуме ЦК ПОРП своей должности лишился Э.Герек, а на его место был назначен С.Каня. Политика, олицетворявшаяся им, была неопределенной. Так, власти не помешали «Солидарности» провести свой съезд, но всячески тянули с официальной регистрацией профсоюза, не давая тому открывать счета, арендовать помещения, распоряжаться печатной техникой и т.п. Только 10 ноября 1980, после нескольких акций предзабастовочной готовности и короткой, но мощной всеобщей стачки «Солидарность» получила официальный статус. А ведь съезд «Солидарности», делегаты которого представляли 8 миллионов человек (и это в стране с населением в 35 миллионов!), прошел еще в начале октября, так что месяц затяжки не улучшил отношение народа к власти коммунистов. Власти ПНР тянули и с регистрацией низовых структур «Солидарности». Несколько раз за полтора года своего легального существования профсоюз проводил всеобщие политические стачки, требуя легализации то одного, то другого своего подразделения, а уж объявлениям предзабастовочной готовности был потерян счет!

Следует отметить: все стачки, как и первая всеобщая, лета 1980 года, проходили в т.н. «оккупационной» форме. Трудящиеся приходили на свои предприятия и учреждения со спальниками, запасами еды и одежды, оставаясь на них для охраны от вторжения правоохранительных сил до конца стачки. При этом в цехах проводились митинги и дискуссии, по заводским радиосетям исполнялись песни протеста, над занятыми зданиями развевались флаги «Солидарности», а  на оградах вывешивались плакаты и объявления. Предзабастовочная готовность отличалась от этого только тем, что предприятие не прекращало в это время работать, но демонстрировало непреклонную готовность в любую минуту остановиться.

Большинство забастовок возникало из-за конфликтов с властями на местах - общенациональная структура «Солидарности», объявляя всеобщую стачку солидарности, шла навстречу требованиям низов. Сама же эта структура строилась так: во главе «Солидарности» - всепольская комиссия из делегатов регионов, объединявших несколько воеводств. Комиссия избирала из своего состава постоянно действовавший орган – Президиум, при котором был круг экспертов, готовивших проекты документов, и аппарат технических работников.  В регионах были свои комиссии, построенные по той же схеме, в воеводствах и городах - свои структуры такого же рода. Но фундаментом профсоюза были заводские организации с их общезаводскими комиссиями, опиравшимися на цеховые ячейки «Солидарности».

Помимо чисто профсоюзных дел – заключения коллективных договоров о правилах оплаты труда и обеспечения безопасности на рабочих местах и т.п., «Солидарность» вела огромную пропагандистскую работу. Ее структуры издавали газеты и журналы (от цеховых и  заводских до общенациональных) организовывали лекции, проводили пресс-конференции и т.п. У нее был аппарат освобожденных работников – 40-50 тысяч человек на 8-10 миллионов членов профсоюза. Функционеры «Солидарности» существовали на членские взносы и пожертвования – последних было особенно много. (Деньги при социализме не имели для людей ценности – из-за тотального дефицита связи были куда важнее. Поэтому очень и очень многие охотно отдавали «Солидарности» немалые суммы – она была для поляков символом надежды на лучшее будущее.) Треть своих доходов «Солидарность» тратила на содержание аппарата, а еще треть шла на пропагандистскую работу.

В те месяцы 1980-1981, когда «Солидарность» существовала легально и все шире развертывала свою деятельность, стали возникать параллельные ей структуры. В первую очередь, это т.н. «Сельская солидарность», (начала формироваться в марте 1981) и  Независимый союз студентов (возник в апреле 1981) Последний был связан с Конфедерацией независимой Польши (КНП) и насчитывал примерно 70-80 тысяч членов - 15-20% от общего числа студентов высших и средних специальных учебных заведений. Акции Независимого союза студентов, с их призывами отстранения коммунистов от власти, находили все больший отклик в народе. Особенно это было заметно на фоне сдержанности «Солидарности», которая, добившись легализации, активно отстаивала интересы своих членов и низовых структур на местах, но дальше этого не шла. Но надо отметить: антикоммунистическая радикализация настроений многих поляков шла на фоне радикализации власти, готовившей реванш.

Летом 1981 прошел внеочередной IX съезд ПОРП. На нем был снят с поста генсека С.Каня и избран генерал В.Ярузельский. Это было прологом ко введению военного положения в декабре, но тогда все сочли это неким шагом по успокоению вождей СССР.

В сентябре прошел первый этап съезда «Солидарности», на котором определялась стратегия на будущее – ведь стало ясно, что независимый от коммунистов профсоюз плохо уживается с их властью! После нескольких дней работы в начале сентября делегаты съезда разъехались по регионам, чтобы обсудить две выявившиеся в эти дни позиции: одна – в расчете на долгое сосуществование с ПОРП, допускающая компромиссы с властью, а другая – в надежде новой всеобщей стачкой смести диктатуру коммунистов.

В конце сентября делегаты встретились вновь - и в острых дискуссиях к началу октября победили «умеренные». Но власть стала широко использовать речи «бешеных» на съезде для пропаганды идеи о том, что с «Солидарностью» сосуществовать нельзя.

В октябре 1981 ячейки «Солидарности» возникли в пожарной службе – а это уже система МВД. Это крайне встревожило власти - именно с этого момента актив «Солидарности» отовсюду стал получать сведения о том, что  спецназ выводят в тренировочные лагеря, в тюрьмах готовят места для большого числа заключенных, а «органы» составляют списки на аресты. Тогда же милиция стала проводить массовые облавы на спекулянтов - как оказалось, ее так тренировали перед грядущим переворотом.

Тем временем, выполняя решения съезда, «Солидарность» стала создавать на предприятиях органы самоуправления. К декабрю они возникли на 20 % предприятий и учреждений, но, конечно, почти нигде не успели укорениться. Но само их создание позволило втянуть в орбиту «Солидарности» многих из числа администрации, что позднее помогло в годы подпольной борьбы – у нелегальных структур нашлись сочувствующие в аппарате управления на местах.

В конце октября 1981 года коммунистические власти наотрез отказались зарегистрировать близкий «Солидарности» профсоюз пожарных. 28 октября прошла общенациональная часовая предупредительная забастовка протеста, но на этот раз ПОРП не уступила. 4 ноября переговоры между лидером ПОРП Ярузельским, председателем «Солидарности» Л.Валенсой и главой  польской католической церкви кардиналом Глемпом кончились ничем. 11 ноября (день независимости Польши) по стране прошла волна антикоммунистических уличных акций, инициатором которых выступила КНП. Во второй половине ноября по всей Польше прошла серия манифестаций солидарности со студентами высшей инженерной школы в Радоме, добивавшихся отставки ректора. (Инициатором этого стал Независимый союз студентов.) 22 ноября по инициативе Куроня возникла сеть «Клубов самоуправления Речи Посполитой» - дискуссионных площадок для обмена мнениями всех оппозиционных сил и групп. 3-10 декабря во всех регионах страны состоялись совещания актива «Солидарности» для выработки мер, необходимых в условиях роста напряженности.

11-12 декабря в Гданьске состоялось заседание общепольской комиссии профсоюза. На нем было принято решение: провести 17 декабря общепольские уличные манифестации перед зданиями радио- и телецентров с требованиями прекратить травлю «Солидарности». Параллельно профсоюз работников банковской сферы постановил: с 17 декабря не обслуживать органы власти, армию и спецслужбы до тех пор, пока не будет достигнуто соглашения с «Солидарностью». Одновременно в ряде регионов местные руководители и активисты стали готовиться к работе в подполье. Без особой огласки со счетов снимали деньги, прятали множительную технику и бумагу, договаривались о надежных квартирах.

Тем временем 13 декабря 1981 в 00-40 власти ввели военное положение. (Правда, официально они объявили об этом лишь в 6 утра!) Сразу же спецназ бросился к той гостинице, где заседала общепольская комиссия, однако заседание это закончилось в полночь. Часть делегатов заночевала в том отеле, но очень многие разъехались, поэтому военные арестовали далеко не всех лидеров «Солидарности». Так из 13 членов президиума уцелели 8 человек, из 40 лидеров регионов – 25. Именно они - и множество низовых активистов - стали тем костяком, который позднее восстановил сеть ячеек профсоюза в подполье.

С раннего утра 13 декабря воинские части двинулись ко всем крупным заводам. Там, где было круглосуточное производство, ночные смены успели организовать оккупационные забастовки и им на помощь поспешили остальные рабочие. Но там, где ночью никого не было, войска заняли заводы, танками сломав ворота. Параллельно отряды ЗОМО (аналог ОМОНА) штурмовали помещения региональных правлений профсоюза. Так что к утру 13 декабря бастовало лишь несколько сот предприятий из многих тысяч. В течение всего дня войска вторгались на одно предприятие за другим, вытесняя с него рабочих. 14 декабря бастовало уже только 170 предприятий, а 15 декабря – лишь 70. Причем, среди последних были в основном шахты, где сопротивление было особенно упорным - власти подавили его лишь к концу декабря, применив слезоточивый газ и пластиковые пули. В этом шахтеры сильно отличались от остальных рабочих, которые, в общем-то, сдавали свои заводы без сопротивления. Тем не менее, в декабре по стране были арестованы более 5 тысяч человек и помещены в концлагеря, а в январе взяли еще не менее 500 человек.

Лагеря эти были на скорую руку созданы из загородных пансионатов предприятий, оцепленных колючей проволокой. Людей многие месяцы и годы – до самой формальной отмены военного положения в 1983 - держали там без суда. А затем их стали отправлять туда же за деятельность по подрыву социалистического строя, т.е. за попытки вести профсоюзную работу в подполье.

Подполье это возникло уже в первые дни и недели «польско-ярузельской» войны. Во Вроцлаве и Гданьске это произошло еще в декабре, в Варшаве – в январе 1982 в других местах – лишь немногим позднее. В феврале-марте сложилась общепольская сеть подпольных комитетов. Тут же появился координационный центр, вначале называвшийся ОКО (Общепольский комитет сопротивления - «отпору»), а с апреля ВКК (временная координационная комиссия). Комиссия взяла на себя выпуск заявлений общенационального значения и организацию связи с Западом, а так же издание общенациональной нелегальной газеты. Но главная тяжесть работы легла на региональные группы – ведь ВКК была, прежде всего, органом совещания региональных лидеров.

У каждого такого лидера был круг добровольцев, обеспечивавших ему ночлег и места встреч. Они же размножали и распространяли литературу и связывали лидера с заводскими ячейками, которые практически избежали разгрома в декабре 1981 года. (Власти ПНР просто не успели к моменту переворота накопить сведения о низовом активе «Солидарности», а администрация предприятий без острой необходимости не «сдавала» этих людей «гебухе», не желая терять хороших работников.) Так в Варшаве уже в январе действовало семь нелегальных типографий и издавалась общенациональная газета «Тыгодник мазовше». В регионах тоже издавались свои газеты, перепечатывался «Тыгодник…» и выпускались листовки.

Множительной техники не хватало – в «предвоенный» период успели припрятать немногое. Правда в 1983 удалось, обманув госбезопасность, ввезти в страну и передать подполью несколько десятков копировальных аппаратов (целый контейнер). Но для нужд «Солидарности» это была капля в море, а вторая такая попытка кончилась провалом. Поэтому главной множительной машиной подполья стали «рамки» - примитивный самодельный шелкограф. К тому же весной 1982 года подполье было на этапе становления и его связи с массами были слабы. Меж тем настроение рядовых поляков было боевым – им хотелось показать власти, что «еще польска не згинела!» (Это относилось не только к прошедшим кружки КОС-КОР или активистам «Солидарности», но и ко многим бывшим коммунистам – зимой 1981-1982 из ПОРП вышло до двух миллионов человек!) 

1 мая 1982 народ повел себя так, как того не ждали ни власти, ни подполье. Тогда нелегальные структуры не сочли нужным как-то отмечать этот день. А власти, поняв это по отсутствию соответствующих призывов в подпольных газетах и листовках, решили провести свои обычные коммунистические первомайские шествия. Но к официальным колоннам тут же стали пристраиваться большие группы низовых активистов запрещенной «Солидарности», поднимавших флаги профсоюза. (Благо флаг этот легко было изготовить: на белом полотнище национального двухцветного флага красной губной помадой писался логотип профсоюза – и символ готов!) К первым энтузиастам тут же присоединялись тысячи и оппозиционная колонна быстро сравнивалась по численности с официальной, а то и превосходила ее.

Власти растерялись: чаще всего они вообще ничего не делали и колонны «несогласных» беспрепятственно шли по городам, а там где ЗОМО кидался разгонять их, это делалось с большим опозданием. Нередко при этом доставалось не оппозиции, а официальным демонстрантам, а стоявшие на трибунах хлебали слезоточивый газ, предназначавшийся вовсе не им.

Успех акции массового стихийного народного сопротивления военной диктатуре коммунистов, воодушевил людей, и они сами пожелали продолжить борьбу. Подполье, конечно, тоже было вдохновлено этими событиями, но в силу самой своей структуры не могло реагировать быстро. Меж тем народ стихийно выбрал день конституции в качестве следующего «дня Д».

В Польше день конституции отмечается 3 мая: в этот день в 1793 была принята первая польская конституция. По этому случаю в костелах проходят торжественные богослужения – участвуя в них, люди отдают этим дань той роли, которую в возрождении польского государства после разделов XVIII века сыграла церковь. В 1982 в костелах людей было особенно много – все хотели провести после службы акции протеста. Но и власти готовились – около костелов стояли части ЗОМО. При первых же попытках поднять флаг «Солидарности» или начать скандировать лозунги, они набрасывались на толпу, били и хватали людей. Народная акция сопротивления была в тот день (в отличие от 1 мая) сорвана, но это не охладило оппозиционные настроения. Наоборот – вышедшие на улицу люди нащупали связи с единомышленниками, ощутили, что они не одиноки в своем неприятии ВРОНы (польская аббревиатура названия той военной хунты, что осуществила переворот), а многие принялись искать контакты с подпольщиками. В результате к середине лета нелегальная «Солидарность» стала структурой, укорененной во всех регионах, на всех более-менее крупных предприятиях, охватывавшей своими связями и печатными листками сотни тысяч человек.

Ощутив, лидеры подполья призвали народ отметить 31 августа – день подписания соглашений в Гданьске – массовыми уличными манифестациями. С 14 августа распространялись листовки и газеты с призывами к этому. 31 августа по стране прошло много демонстраций, но народу на них вышло куда меньше, чем рассчитывали организаторы. А власти, стянув войска и ЗОМО, сумели рассеять оппозиционеров, и, почувствовав ограниченность их сил, вскоре официально запретили «Солидарность» (До этого его деятельность была лишь приостановлена – как и деятельность всех общественных организаций на время военного положения.)

С конца 1982 в Польше установилось равновесие сил между властью и подпольем. Власти выслеживали нелегальные типографии, конспиративные квартиры, лидеров и активистов «Солидарности», пытаясь разгромить ее структуру. Подполье восстанавливало утраченные звенья – желавших бороться с «коммуной» было много. Его активисты печатали и распространяли листовки и нелегальные газеты, организовывали учебу новичков, помогали арестованным и их семьям, находили конспиративные и явочные квартиры, собирали деньги, доставали бумагу и т.п. Регулярно вещало неуловимое радио «Солидарности», проходили уличные акции протеста, собиравшие многие сотни и тысячи человек, отчаянно дравшихся с ЗОМОвцами. Но поднять народ на новую всеобщую стачку не удавалось – общественное настроение было не то.

Подполье, чувствуя это, пыталось расшевелить людей. Придумывались разные необычные формы выражения общественного протеста: день без коммунистической прессы, всеобщее уличное гуляние в момент передачи общенациональных вечерних новостей по телевизору (а эта программа была полна лжи, клеветы и умолчаний), выставление горящих свечек на окна в те или иные знаменательные дни и пр. Это втягивало в орбиту сопротивления режиму новых людей, но всего этого были явно мало.

Отменив в 1983 военное положение, ВРОНа попыталась создать собственные («желтые») профсоюзы, поручив им представлять интересы рядовых рабочих. Но из этого ничего не вышло: аппарат этих структур создали и даже немного рядовых членов в них набрали, но все эти люди страшно боялись, что кто-то узнает об их принадлежности к «вороньим» структурам. Самым ужасным наказанием для членов таких профсоюзов было, если в подпольной газете или в наклеенной на стене листовке появлялись их фамилии – нередко они даже просили не взимать с них взносы через бухгалтерию, чтобы никто не знал об их членстве. Так что фактически общество загнало «вороньи» профсоюзы в то же подполье, в котором была и «Солидарность»!

Ситуация стала меняться во второй половине 1980-х.  В СССР началась «перестройка» и вожди «стран народной демократии» (в том числе и в ПНР) почувствовали себя неуверенно – никто из них не понимал, чем все в Союзе закончится. Эта их неуверенность передалась в первую очередь репрессивным органам – «гэбухе» и милиции – что придало оппозиционно настроенным полякам смелости. Причем те из них, кто все же не хотел связываться с политическим подпольем, стали втягиваться в движение «культурной» оппозиции. Многочисленные музыкальные и полусамодеятельные театральные группы устраивали концерты и представления с явным антирежимным подтекстом, а то и открыто критические по смыслу и форме. Эти представления собирали множество публики, горячо принимавшей выступления.

Все это шло на фоне вала экономических забастовок – хозяйственная система «соцлагеря» двигалась к краху. Через Совет экономической взаимопомощи – СЭВ – она держалась на советских доходах от продажи нефти и газа на Запад. С началом падения цен на эти товары в 1980-е начался и коллапс СЭВ. В таких условиях подпольные издания «Солидарности» разбирались людьми все охотнее, а чисто политические уличные акции собирали все больше участников, все меньше боявшихся ЗОМОвских дубинок.

В 1989 польским коммунистам стало ясно: власти СССР увязли в своих проблемах и Варшаве помощи от них не будет. (I съезд народных депутатов СССР превратился в гигантский, транслировавшийся в прямом эфире на всю страну, «антисоветский» митинг - и все поняли: «коммуна» умирает,) Меж тем множились уличные акции протеста, число их участников росло и все чаще они скандировали «На деревьях вместо листьев будем вешать коммунистов!». Пришлось, пока демонстранты не перешли от слов к делу, идти на переговоры с «Солидарностью» на т.н. «круглом столе» - ее «исторические» лидеры, по крайней мере, такого не кричали и вообще были за сосуществование с ПОРП. В результате этих переговоров было достигнуто соглашение о досрочных выборах в Сенат - верхнюю палату польского парламента

«Солидарность» выиграла их с преимуществом 9:1. Было сформировано некоммунистическое правительство из видных активистов «Солидарности»:  премьером стал редактор «Тыгодника мазовше» Т.Мазовецкий, министром внутренних дел – З.Ромашевский, главный «техник» варшавского подполья, создавший непеленгуемое радио, министром социального обеспечения – уже упоминавшийся Я.Куронь. Так что из попытки сосуществования коммунистов и независимого от них профсоюза ничего не вышло – народ этого не захотел. В Польше началась декоммунизация.
 

На этом моменте оратор завершил свое сообщение и после ряда вопросов присутствующие стали выступать со своими мнениями и комментариями.

Первым взял слово известный общественный деятель Петербурга С.Разливский, сравнивший «Солидарность» польскую с «Солидарностью» российской, возникшей в нашей стране недавно. Он отметил: в Польше это было движение, сложившееся снизу, а в России это дело рук группы политактивистов, действующих без участия народа. Так в Питере в момент образования «Солидарности» числилось 450 активистов, сегодня на деле есть не более 200 человек. При этом лидеры российской «Солидарности» ничего не делают для подготовки актива и расширения его численности: так тиражи газет организации в условиях полной легальности никогда не превышали 3 тысяч экземпляров. Меж тем на выпуск 10 тысячного тиража надо 4-5- тысяч долларов – именно столько получают в месяц работники центрального аппарата организации! Впрочем, их тоже немного – всего 2 в Москве – при том, что у польской «Солидарности» в 1980-1981 годах было 50-70 тысяч штатных работников. Это говорит о масштабах поддержки движения, а ведь эта поддержка предопределяла все! В Польше на выборах 1989 года не было фальсификаций именно из-за нее, а в России сегодня они неизбежны. Поэтому лозунг «свободных и честных выборов», начертанный на знаменах российской «Солидарности», выглядит сегодня абсурдным. Оратор указал – пока оппозиция не начнет работать с народом, она останется политической фикцией. Меж тем уже сегодня, при полной неукорененности оппозиции в массах, усиленное обращение к народу дает некоторый позитивный эффект. Так в Калиниграде перед известными митингами по области было распространено 200 тысяч экземпляров спецвыпуска оппозиционной газеты – и на площадь вышло около 15 тысяч человек. А когда в Петербурге действительно распространяется 100 тысяч экземпляров спецвыпуска издания, призывающего придти на митинг, собирается 5-7 тысяч участников.

Следующим выступил бывший политзаключенный В.Сытинский. Он начал свое выступление выражения убежденности: события в Польше имеют «второе дно». Так ряд бывших активистов Армии Крайовой, прошедших тюрьмы и лагеря, в 1980-е – 1990-е обвиняли Л.Валенсу, главу польской «Солидарности» в сотрудничестве с местной госбезопасностью. Но, тем не менее само это движение действительно шло снизу, а сам факт его появления толкнул Горбачева начать «перестройку» в попытке предупредить возможность такого развития событий в СССР. Говоря о сегодняшней российской «Солидарности», оратор назвал ее пародией на происходившее в Польше.

Третьим говорил активист независимого профсоюзного движения Ю.Симонов. Он отметил: низовое народное движение «Солидарность» распалось с крахом власти ПОРП. Есть отдельные группы и организации, связывающие себя с ним, но это уже не то. Говоря о Ярузельском и введенном им военном положении, он сказал, что ВРОНа была попыткой избежать весьма вероятного вторжения советских войск. Ярузельский, как типичный польский коммунист старого закала, был в сложном положении: польская компартия всегда была «нелюбимым ребенком» Кремля. Не случайно ее в 1938 году распустили, воссоздав лишь в годы войны. Поэтому польские коммунисты всегда пытались сохранять автономию и события 1981 года, по его мнению, надо понимать именно так. Говоря о независимом профсоюзным движением сегодня (в том числе речь должна идти и об отдельных организациях ФНПР) оратор указал, что, вступая в конфликты с работодателями, они опираются на помощь комитета солидарный действий и актива левых движений. Но, несмотря на все усилия, независимое профсоюзное движение слабо потому, что СУБЪЕКТИВНО в мире нет рабочего класса: заводы есть, рабочие на них имеются, но особой социальной группой они не считают.

Затем выступил активист одного из независимых профсоюзов («Защита») В.Фисаков. Он указал, что попытки создать таковые продолжаются уже 20 лет, но безуспешно. На этом фоне неудивителен сегодняшний произвол властей – ему некому противостоять. Политическая оппозиция сегодня вялая потому, что большинство ее активистов думают о карьере, а не о переменах в стране. Причем это происходит в условиях, когда народ превратили в скопище мелких буржуа.

Активист российской «Солидарности» Е.Сизенов заявил, что польская и российская «Солидарности» несопоставимы – с польским аналогом можно сравнивать ЛНФ и «Демократическую Россию» рубежа 1980-х – 1990-х годов. Тогда и в Польше и в СССР происходило объединение людей вокруг 1-2 главных задач. Сегодня такие задачи не выкристаллизовались в общественном сознании. Сегодняшняя российская «Солидарность» - не профсоюз, а политическое движение и, может быть, даже партия. «Демократическая Россия» двадцать лет назад была тем же, но распалась из-за вождей. Каждый из которых в начале 1990-х стал создавать собственную партию. Заканчивая свое выступление, оратор отметил, что «Солидарность» в России сегодня пассивна потому, что у людей нет желания работать.

Слово взял ведущий клуба Григорий Иванов. Он указал, что главным итогом героической эпопеи польской «Солидарности» стало очищение страны от большей части коммунистического наследия. История социалистической Польши короче истории СССР и коммунистический террор там был менее масштабен. Но в стране прошло несколько этапов люстрации – один еще на рубеже 1980-х – 1990-х, второй начался в 2006 году с принятием соответствующего закона. Этот процесс идет нелегко, свидетельство чему – яростная публичная дискуссия между старыми активистами «Солидарности» (в частности, между журналистом Михником и недавно погибшим президентом страны Качинским). Аргументы противников люстрации (того же Михника) нам здесь в России известны с конца 1990-х – они сводятся к обвинению сторонников люстрации в «белом большевизме». Тем не менее, в Польше создан специальный аппарат люстраций – 20 трибуналов, разбирающих личные дела обвиненных в преступном сотрудничестве с коммунистической властью. Трибуналы эти пытаются вытащить на свет всю грязь, которой сопровождалось правление коммунистов и им это удается лишь после немалых усилий. Очевидно, что в России все будет еще труднее, но наша политическая оппозиция страшно боится даже серьезно говорить на эту тему.

Завершая дискуссию, Б.Габе отметил: весь опыт польской «Солидарности» говорит о том, что при власти коммунистов невозможна никакая общественная и прочая самодеятельность людей, невозможен и нормальный быт их. Поэтому люстрации, предупреждающие приход коммунистов к власти – не прихоть, а насущная необходимость. Кроме того, за время своего правления коммунисты совершили столько преступлений, что люстрации нужны для восстановления попранной ими справедливости. В сегодняшней России коммунисты – часть власть имущего истеблишмента, а правящая корпорация «чекистов» - лишь одна из уцелевших фракций распущенной в 1991 КПСС, умело «перекрасившаяся». Следует согласиться с Г.Ивановым: нам люстрации еще нужнее, чем Польше. Но большинство нынешних российских оппозиционеров думают не о том, как защитить страну от весьма вероятного реванша ортодоксальных «красных», не о том, как избавить ее от власти «красных» мимикрировавших, а о том, как «вписаться» в сложившийся политический порядок, сохранив свое «политическое лицо». Именно потому тему люстраций они обходят, а если и говорят  о ней, то сугубо формально. Во многом из-за этого российская «Солидарность» - пародия на то великое польское движение. Но еще она пародия потому, что, как правильно отметил С.Разливский, даже не пытается всерьез обращаться со своими идеями к народу. Что и понятно – принципиальных идей, с которыми можно идти к людям, у них нет, о чем говорит хотя бы программа «300 шагов к свободе». Мало того, что программа из 300 пунктов – это имитация политического документа. (Прав Е.Сизенов, указывавший, что в политике необходимо и достаточно согласия по 1-2 позициям.) Так еще и ключевой момент сегодняшней политики – монополия корпорации ФСБ на власть в стране – лишь упомянут в ней на 273 шаге!

См. ранее на Когита!ру:

К 30-летию польской "Солидарности"