Обсудить столь актуальную проблему собрались правозащитники, политические активисты, наблюдатели на выборах и члены избирательных комиссий, социологи и политологи, студенты и преподаватели СПбГУ и Высшей Школы Экономики. Лекции организует и проводит главный редактор Когита!ру Татьяна Косинова при поддержке Научно-информационного центра "Мемориал" и Московского филиала Фонда Фридриха Науманна. Анонс лекции на Когита!ру.
Тему предложил сам лектор – Григорий Голосов – доктор наук, профессор Европейского университета, политолог, директор Межрегиональной электоральной сети поддержки «Геликс», содействующей избирательным правам граждан и улучшению избирательного законодательства в России, редактор журнала «Российское электоральное обозрение». Проект «Геликс» подвергся жесткому давлению со стороны властей. В результате чуть не закрыли Европейский университет.
Тема российских выборов оказалась в центре внимания в декабре 2011 года, когда наблюдатели зафиксировали массовые фальсификации во время голосования в Государственную Думу. Несоответствие официально объявленных результатов реальным предпочтениям россиян особенно остро восприняли москвичи и петербуржцы. Тогда, неожиданно для властей, десятки тысяч людей вышли на улицы. Начались массовые протесты 2011-2012 годов, согласованные и несогласованные марши и митинги.
С тех пор количество нарушений на выборах только возрастало. Каждые новые выборы проходили по новым правилам, переписанным на ходу, сочинялись новые технологии фальсификаций. В 2014 году сентябрьские выборы губернатора Петербурга, куда не был допущен реальный соперник действующей власти, и петербургские муниципальные выборы с вечно закрытыми для потенциальных кандидатов в депутаты избирательными комиссиями, с избиением претендентов, с десятидневным досрочным голосованием и переписыванием бюллетеней побили все рекорды. Но там, где есть задача – усидеть в своем начальственном кресле, фантазия чиновников не знает границ: ждем очередных сюрпризов 2016 года на выборах в Законодательное Собрание Петербурга и в Государственную Думу. Пробный шар вброшен на днях: обсуждение переноса выборов с декабря на начало сентября, чтобы избиратели в день голосования остались на дачах.
Профессор Голосов говорит, что «нынешний повышенный интерес к выборам – временное явление. Начиная с осени этого года и до 2018, разговоры о выборах будут звучать отовсюду: от чайников – до утюгов. По окончании этого периода невозможно будет даже слышать слово «выборы». Но пока интерес не ослабевает. Часть аудитории пришла пополнить запас академических знаний. Другая – получить практические советы по поводу участия в предстоящих выборах в авторитарной стране.
Либеральная общественность надеется на перемены, хочет способствовать позитивным изменениям, но, естественно, ни в коем случае не путем насилия (в чем ее постоянно подозревают). Надежды политических активистов на выстраивание современной страны с европейскими ценностями, с развитым гражданским обществом, с конкуренцией в политике и в экономике, с независимыми СМИ, с реальными, а не бутафорскими политическими институтами опираются на собственный приход во власть через выборы, то есть на свою активность, на умение найти общий язык с избирателями, на грамотно проведенную кампанию, на широкое информирование граждан и на добросовестное наблюдение в день голосования, пресекающее возможные фальсификации. Возможно ли это?
Григорий Васильевич ответил на этот и на другие вопросы слушателей. Но его ответы едва ли можно назвать обнадеживающими.
В паре «авторитаризм и выборы» «авторитаризм» - более важное понятие. Оно определяет, возможны ли настоящие выборы. В мировой истории подавляющее число бывших режимов – авторитарные. Обычно демократия – редкое явление. Правда, сейчас, по оценке Freedom House, из 193 стран-членов ООН – 123 являются электоральными демократиями, 70 – авторитарными режимами. Эта уникальная ситуация сложилась в 1990-х годах. Но и демократии, и авторитарные режимы очень разнообразны.
Демократии обладают институциональной общностью, но они так же непохожи друг на друга, как и авторитарные режимы. В качестве критерия, чтобы различать политические режимы, Григорий Голосов предлагает механизм передачи власти. В электоральных демократиях власть передается путем выборов. В авторитарных режимах – другими способами. В целом электоральная демократия – это режим, при котором власть может быть утрачена или приобретена путем выборов».
Профессор Голосов сейчас больше интересуется странами Африки и их политическим устройством (недавно написал об этом статью), но авторитарные имитационные порядки африканских стран напоминают российскую действительность. Может, и в Африке всё непросто, но это у нас выборы как бы есть, а власть в стране не меняется уже 15 лет. Странно? Нет. Поэтому не надо обольщаться насчет «особого пути» России. Этот путь довольно банален: «Авторитарные режимы, в которых проводятся выборы, называются авторитарными электоральными режимами. Этот феномен называется электоральным авторитаризмом. Если посмотреть на 70 стран с авторитаризмом – две трети представляют собой электоральный авторитаризм. Это, во-первых, наиболее распространенная форма авторитарного правления в современном мире. Во-вторых, это самая быстрорастущая форма. Почти все новые авторитарные режимы, которые возникли в последние десятилетия, являются электоральными. На выборах в электоральных авторитарных режимах участвуют партии. Кроме того, результаты выборов должны в какой-то мере зависеть от воли избирателей. Не должно быть формальной предрешённости выборов. Но, хотя в электоральных авторитарных режимах проводятся выборы, фактически способы передачи власти там точно такие же, как в неэлекторальных авторитарных режимах».
Что это за способы? Это наследование (в современном мире чаще это преемничество) или насилие (революции, военные перевороты). Задача любого авторитарного режима – не допустить второго сценария. Соответственно, главная функция любых авторитарных институтов (не только института выборов) – недопущение революций или военных переворотов. Зачем авторитарные режимы проводят выборы? Институт выборов решает проблему минимизации рисков для диктатора. Кроме того, если авторитарный режим институализируется, он существует достаточно долго. Институализация – это имеющиеся формальные правила принятия политических решений о передаче власти и об остальных политических процессах. Правила должны быть закреплены в законах, которые хотя бы отчасти соблюдаются.
А здесь опять слышится что-то знакомое. То ли про Африку, то ли про Россию: «Внешние причины по отношению к авторитарным режимам, заставляющие эти режимы проводить выборы, тоже важны и многое объясняют. Во-первых, авторитарные режимы часто наследуют институты страны, которая раньше была демократической. Многие авторитарные лидеры сначала избирались на демократических выборах. Приобретя власть таким способом, они сочли целесообразным сохранить соответствующие институциональные механизмы или не сочли их опасными для себя. Во-вторых, для авторитарных лидеров важен международный контекст (проблема международной помощи и инвестиций)».
Какова роль института выборов в устойчивости авторитарных режимов?
В некоторых странах есть так называемая «конкуренция за патронаж» - «клиентелизм». Политическая поддержка в обмен на материальные блага: плата за голоса, размещение гос. заказов. Но таких стран ничтожное меньшинство: это арабские и латиноамериканские страны. В бывших коммунистических странах это не распространено. Конечно, у нас раздают продуктовые наборы пенсионерам за то, что они приходят на выборы, вообще собесы участвуют в обеспечении явки. Но это нельзя признать существенной электоральной мобилизацией.
Вторая функция выборов в авторитарных режимах – мобилизация и поддержка. Авторитарные выборы нуждаются в поддержке, как и все другие. Они обеспечивают ее за счет контроля над СМИ и идеологической обработки населения.
Кроме того, с помощью выборов режим посылает сигнал о своей неуязвимости и слабости оппозиции. Это объясняет, почему авторитарные лидеры так любят побеждать с гигантским перевесом. Казалось бы, какая разница: 51% голосов или 85%? Но нужны именно 85%. Нужны для того, чтобы показать: альтернативы нет и не предвидится.
Всё это имеет некоторое отношение к легитимности режима, то есть к массовому, отраженному в общественном сознании праву режима на власть. Но в авторитарных режимах выборы не являются главным способом обеспечения легитимности. «Если избиратель в авторитарной стране точно знает, что выборы фальсифицируются, но верит, что так лучше для страны, ему наплевать, что выборы фальсифицируются», - говорит Григорий Васильевич.
Смысл выборов в авторитарных режимах в том, чтобы гарантировать отсутствие успехов оппозиции. У власти нет альтернативы.
Помните: если не Путин, то кто? И далее – попытка убедить общество, что больше никого среди 146 миллионов нет.
Григорий Голосов говорит, что «существуют механизмы, позволяющие этого добиться. Первое и главное – это прямые фальсификации на выборах, когда распределение мест не соответствует фактическому распределению голосов. Способы фальсификаций в разных странах разные. Люди на местах всегда знают, как это сделать лучше. Другой способ – ограничение входа на партийную арену и на электоральную арену. Партии можно фильтровать таким образом: одним партиям позволить существовать, другие - запрещать. А можно позволить оппозиционным партиям существовать, а в решающий момент не допускать их до выборов. Это массовая практика. Носит универсальный характер. Далее – ограничения на избирательную кампанию. Еще – селективные репрессии против отдельных политиков. Последний (наименее эффективный) способ – манипуляция избирательной системой: постоянное переписывание правил проведения выборов и подведения итогов, создающие преимущества для правящей партии или для кандидата от правящей партии. Хотя этот способ не слишком эффективен, избирательные реформы в авторитарных режимах проходят чаще, чем в демократиях.
Но случается, что авторитарные режимы проигрывают выборы. Есть даже такое понятие – «опрокидывающие выборы», когда в результате выборов авторитарный режим сменяется на демократию или на другой авторитарный режим. Почему так происходит? Если авторитарный режим проигрывает выборы, значит, он не был авторитарным режимом. «Цветные революции», связанные с выборами (другое название – «электорально индуцированные революции»), произошли в странах, где не было настоящего авторитаризма. А в настоящих авторитарных режимах «подвинуть» лидера, который перестал устраивать элиты, может только его окружение: политики, бизнесмены, но чаще – военные. Это механизмы «арабской весны». Они могут происходить во время выборов или вне выборов. Сами выборы можно легко вынуть из этой схемы.
Самые важные для многих слушателей слова профессор Голосов произнес в конце лекции: «Электоральная борьба не является эффективным способом смены авторитарных режимов. Нужно ли тогда участвовать в выборах? Нужно. Это единственная возможность систематической легальной оппозиционной деятельности в условиях электорального авторитаризма. Альтернатива – создание подпольных организаций для насильственного захвата власти. Но современные репрессивные аппараты настолько сильны, что подпольную организацию создать практически невозможно. Поэтому если оппозиция хочет, чтобы в ее распоряжении были какие-то организационные структуры, свободные от постоянных репрессий, она должна соглашаться на эти правила игры: принимать участие во всех действиях, которые допускаются властью. В том числе, в выборах. Но не нужно строить иллюзий по поводу того, к чему это может привести. Это не может привести к падению режима. Настоящий авторитарный режим может пасть, смениться на другой авторитарный режим или на демократию только вследствие серьезного конфликта среди правящей группы. Как правило, это конфликт между диктатором, если он гражданский, и военными или сотрудниками спецслужб. Этот сценарий является базовым. Но он никогда не реализуется, если в стране отсутствуют заметная оппозиция и заметное недовольство населения. Вот такая скромная функция у политической несистемной оппозиции. Если оппозиция допускается авторитарным режимом, она всегда несистемная. Как реализовывать возможности оппозиции – это детали. Но эти возможности не надо игнорировать и не надо преувеличивать. В том числе, не следует обманывать народ и говорить: сейчас пройдут выборы, мы победим, и всё переменится. Может быть и переменится, но на выборах вы не победите. Всё произойдет иначе».
Далее посыпались вопросы слушателей. Приведу лишь часть:
Когита!ру: «К вопросу об участии несистемной оппозиции в выборах. О тактике. Если социологи правы, и общество разделилось на 15% и 85%, то к кому оппозиция должна адресоваться: к «своим» 15% или к «чужим» 85%? Расширить электоральную базу, выйти за пределы 15% можно за счет нивелирования своей позиции, за счет ее размывания – «сглаживания углов». Насколько это перспективно?
Григорий Голосов ответил так: «Нужно понимать, что 15% людей, которые на вопросы социологов отвечают, что не поддерживают присоединение Крыма, это политизированная публика, которая уже находится в политическом поле. Это люди, которые читают много политизированных текстов, чтобы поддерживать в себе такое мнение. 15% - это очень много, на самом деле. 15% - это не потенциальный, а реальный политический актив. А в 85% есть лишь около 10%, сопоставимых по степени политической ангажированности. Остальные любят Путина, потому что кого им еще любить? Они больше никого не знают. Если выборы пройдут в тех же условиях, что и выборы прошлых лет, 85% проголосуют так, «как надо». Это создает дилемму: нужно ли сейчас оппозиционным политическим партиям ориентироваться на то, чтобы мобилизовать эти 15%, рассчитывая, что в реальном электорате они вырастут до 30%, как это произошло на мэрских выборах в Москве? Или нужно, наоборот, пытаться расширить свой электоральный призыв хотя бы на какие-то секторы из 85%? Я лично всегда в предыдущих ситуациях, когда возникали такие вопросы, склонялся ко второму варианту. Но в нынешней ситуации, если она каким-то образом не изменится к концу нынешнего – началу будущего года, вероятно, более разумно ориентироваться на первый вариант. То есть на то, чтобы консолидировать, еще больше политически ангажировать и привести на выборы то меньшинство, которое является политически активным, но не определилось с приемлемой формой политической активности. Потому что понятно, как только выборы станут ближе, будет много разговоров про бойкот. Будет очень много разговоров про то, что, когда вы приходите на фальшивые выборы, вы поддерживаете режим. Я боюсь, что, если сейчас даже в такой очень мягкой форме, как это делает Навальный, апеллировать к другим слоям, которые политически ангажированы, но несколько по-другому, это приведет к демобилизации политически активного собственного оппозиционного электората. Но повторю: это неимоверно сложный вопрос».
Физик и гражданский активист Витольд Залесский (на фото слева) спросил: «Известны ли Вам случаи, когда демократический режим превращается в авторитарный? По каким причинам это может быть?».
Григорий Голосов: «Мне известны такие случаи. В России, например, такое произошло. Россия до 2003 года была электоральной демократией. Авторитарная трансформация произошла позднее. Ключевым моментом было даже не дело Ходорковского, хотя оно было очень плохим сигналом. Но поворотом была отмена губернаторских выборов. А потом ряд последовавших изменений. К концу 2005 года мы уже имели авторитарный режим. Всё произошло достаточно быстро.
Витольд Залесский: «А какова причина? Отсутствие люстрации?»
Григорий Голосов: «Отсутствие люстрации – частность. Если бы была проведена такая люстрация в 90-х годах, когда все бывшие члены КПСС, все бывшие сотрудники КГБ, были бы подвергнуты запрету на профессию, мы жили бы сейчас в другой стране. Но сделать это тогда было невозможно. Тот правящий класс, который формировался в России в первой половине 90-х годов, не мог сформироваться иначе как из тех же бывших членов КПСС. Некоторые члены демократического движения и первого правительства были этим недовольны, но понимали, что придется работать с этими людьми. Сама идея люстрации была мертворожденной с самого начала. Она не могла реализоваться. Иначе страна погрузилась бы в полную неуправляемость. А почему такое произошло: почему демократический режим превратился в авторитарный? Для ответа на этот вопрос нужно пошагово проследить историю страны, начиная с 1991 года. Но это не частный, а общий случай. Вопрос о люстрации – сугубо политический вопрос. В общем виде (как идею) я люстрацию скорее не поддерживаю. Как правило, она приносит больше вреда, чем пользы. Однако бывает, что люстрация приносит пользу. Так было в Чешской республике и в Германии, после объединения. Мое возражение против люстрации тактического плана: сразу после дискредитации старого режима целесообразно допускать его деятелей к политике, чтобы они дискредитировали себя сами окончательно. А не дать им временной лаг для того, чтобы потом они вернулись (свежие люди с мороза), в то время как демократы, которые были у власти, уже себя отчасти дискредитировали, как все, у кого есть реальная власть. Но это тактический вопрос, который должен решаться в политическом контексте».
Галина (студентка): «Гражданское общество и его мобилизация играют в авторитарных режимах какую-то роль? Может ли это привести к демократизации? Или, наоборот, к консолидации режима?»
Григорий Голосов: «От гражданского общества исходит некоторая угроза авторитарным режимам. И они ее хорошо осознают. Хотя многим режимам прошлого удавалось сосуществовать с гражданским обществом бесконфликтно, но сейчас действия организаций гражданского общества стимулируют подозрительность авторитарных режимов. В связи с усилением авторитарного контроля, повышается готовность к репрессивным действиям в отношении гражданского общества. Гражданское общество не нужно рассматривать, как панацею, но давление на институты гражданского общества, на НКО ухудшают ситуацию. Однако для того, чтобы сменился политический режим, нужна политика. Гражданской активности недостаточно, хотя она нужна как альтернативная площадка. Гражданское общество – не решающее, но важное условие для демократизации».
Алексей Касаткин из Партии Прогресса: «Не кажется ли Вам, что власть уже приступила к выборам? Убийство Бориса Немцова – обезглавили одну партию, изгнание Дмитриевой из «Справедливой России», прекращение существования «Гражданской платформы», исключение из списков зарегистрированных партий «Партии Прогресса» - звенья одной цепи. Чего ждать дальше? Второй вопрос: как Вы расцениваете действия оппозиции? Создание единого блока РПР-ПАРНАСа, «Прогресса» и других партий, а затем действие Андрея Нечаева, который сначала примкнул к блоку, а потом решил развалить его изнутри. В чем Вы видите ошибки, и каковы перспективы оппозиции?»
Григорий Голосов: «Осенью начнется только активная фаза выборов. А вообще они постоянно готовятся к выборам. Как только закончились одни, начинается подготовка к следующим. На это работает целый аппарат. Это постоянно действующая функция в условиях авторитаризма. А что касается тактики (выдвижение кандидатов на выборы по единым спискам) РПР-ПАРНАС, я считаю, что это совершенно правильно. Так и надо действовать. Другое дело, что нужно готовить альтернативные механизмы. Если будет хоть какой-то успех у какого-то из этих списков, то и РПР-ПАРНАС тоже прикроют. Так, чтобы протестовать было уже поздно, и чтобы Запад уже никак не мог бы повлиять на ситуацию. План «Б» должен быть. Каков должен быть этот план – вопрос, требующий серьезной юридической проработки и учета организационных условий. В общем виде: авторитарные выборы – это не то, что может выиграть оппозиция. У авторитарного режима всегда есть стратегические возможности, чтобы блокировать такую альтернативу. А что касается господина Нечаева, то это, по-моему, не очень серьезная история. В таких ситуациях главное – «не собачиться» публично. Не надо вступать в публичную полемику. Публичная полемика внутри оппозиции – это то, что для авторитарного режима нужно. Одна из его главных целей проведения выборов: показать, что оппозиция ничтожная, слабая, раздробленная, ни о чем вообще не могут договориться, не готовы принять на себя ответственность, если они договариваются, то сразу ссорятся. Авторитарные режимы работают над тем, чтобы оппозиция выглядела именно так. Работают с помощью своей агентуры. Тем более, оппозиции не следует на это поддаваться. Надо избегать публичной полемики, особенно если она возникает по тактическим вопросам. Ну, пусть Нечаев выдвигает свои списки. Ну, черт с ним. Еще неизвестно, сможет ли он выдвинуть хоть один».
Кирилл (студент): «На прошедших муниципальных выборах многие мои знакомые говорили, что оппозиция зря участвует в выборах, так как это служит легитимации самих выборов и, соответственно, легитимации действующей власти. Они считали, что выборы нужно бойкотировать. Повлияет ли участие оппозиции в выборах на повышение легитимности действующей власти?»
Григорий Голосов: «Оперируя понятием «легитимность», мы вступаем на очень зыбкую почву. Хотелось бы знать: «легитимность» в понимании тех, кто произносит это слово, - что это значит? Интуитивно кажется, что всем всё понятно, а, на самом деле, ничего не понятно. В России люди доверяют Путину и считают, что он в праве быть президентом не потому, что он побеждает на выборах. Тут скорее обратный механизм. Если вообще какая-то связь существует. Затрудняюсь ответить на этот вопрос».
Евгения (студентка): «Какое значение на выборах в условиях электорального авторитаризма имеет явка? Сколько внимания режим уделяет этому вопросу?»
Григорий Голосов: «Авторитарные режимы во время выборов делают три вещи: кооптация, мобилизация поддержки и сигнальная функция. Если маленькая явка, то символически это означает, что значительная часть населения не поддерживает институциональный порядок. Это, конечно, недопустимо. Что касается сигнальной функции, низкая явка обесценивает результат. Применительно к России, где существует маленькое мобилизованное оппозиционное меньшинство и пассивное лояльное большинство, результаты могут оказаться, как на мэрских выборах в Москве. Неудивительно, что авторитарные режимы уделяют большое внимание явке. Иногда большее, чем собственному результату».
Надежда (член участковой избирательной комиссии): «На последних выборах было сложно даже попасть в список кандидатов. На моем участке не было ни одного альтернативного кандидата. Власть оказывается соблюдать закон в принципе. Нужно ли негласно договариваться с властью, чтобы хотя бы иметь возможность участвовать в выборах?»
Григорий Голосов: «Общих правил тут нет. Политика состоит из компромиссов. С политическими оппонентами договариваются. В основном – негласно. Но, когда это делаешь, нужно сохранять собственные политические ресурсы. Если ты жертвуешь всем, чтобы получить желаемое, в следующий раз ты не получишь ничего. Тебе нечего будет предложить. Когда политики говорят: «Мы абсолютно бескомпромиссны»,- это не значит, что они не понимают сути политики. Это значит, что они заботятся о сохранении тех ресурсов, которые у них есть, и хотят их нарастить. Бескомпромиссность – это ресурс. Но при этом абсолютно бескомпромиссные политики никуда и не проходят. Суть ремесла политика состоит в том, чтобы постоянно находить баланс между компромиссом и бескомпромиссностью. Политика – это профессия, это сложная деятельность, которую можно изучить только на практике. Политик, подходя к конкретной ситуации, заранее должен знать: эта ситуация допускает компромисс или нет? Что на этом выиграешь, что на этом потеряешь? Я не занимаюсь политикой, потому что как политолог знаю, насколько это адская работа».
Лекция транслировалась онлайн на канале НИЦ "Мемориал" на YouTube, полная видеозапись выложена здесь.
***
Следующая лекция цикла состоится в НИЦ "Мемориал" 4 июня 2015 (четверг). Профессор ЕУСПб, экономист, публицист Дмитрий Травин выступит с лекцией "Жизнь после протестов: 2011–2015".
В конце июня с лекцией о современных представлениях об этничности (Почему сегодня трудно определить этничность, где кончается один народ (и язык) и начинается другой?) выступит Николай Вахтин, доктор филологических наук, профессор и экс-ректор ЕУСПб. Дата уточняется.
15 июля 2015, среда. Мария Шклярук, Научный сотрудник Института проблем правоприменения ЕУСПб, кандидат экономических наук. Тема «Закономерности работы правоохранительной системы».
Состоявшиеся лекции:
Владимир Гельман. Авторитарная модернизация.
Игал Халфин. Между партийными автобиографиями и признаниями Большого террора.
